Читать книгу Цветок с ароматом магнолии. Детективный роман - Елена Борисовна Сперанская - Страница 3

У следователя Кирьянова сложилось отрицательное мнение о посещении женщины по улице Шевченко, подавшей заявление о пропаже племянницы. Он снова открыл папку с делом, где лежали свидетельские показания от жильцов соседних домов, заявление от гражданки Безбедновой, и прочитал:

«Когда я приехала на дачный участок по месту работы мужа – Безбедного Н.П, так как он не появлялся три дня дома. Там обнаружила его труп, который висел на доске потолка, а рядом лежал мертвый хозяин самой дачи. Моя племянница Галя пропала неделю назад. Я думала, что она поехала домой в Екатериновку. С работы приходила няня, хотела выяснить, где она. Прошу разобраться в смерти мужа и пропаже племянницы».

Ниже стояло число: 30 апреля и неразборчивая подпись. Следователь Кирьянов не хотел думать, что они манипулировали его вниманием, отвлекая от текущей срочной работы – охраны спокойствия. Лаконичность и стиль письма говорили о хорошем знании русского языка. Он всеми силами стремился упорядочить свои поиски. Сыщик надеялся, что у эксперта Игоря Семенюка найдутся любые версии по тому делу, поэтому он завернул на первый этаж в лабораторию, где был кабинет специалиста в криминалистике и отгадывании тайн по отпечаткам пальцев, спектральному анализу и синтезу разных материалов.

– Привет, сотрудникам милиции! – обратился к нему сыщик, когда эксперт что-то разглядывал в высокоточный микроскоп с Цейсовскими оптическими стеклами, обладающие надежностью и эргономичностью, чьи бинокли ценились во всем мире.

– Есть вещественные доказательства? – спросил эксперт, отодвинув прибор от края стола.

Сыщик присел на стул, стоящий у стеклянного медицинского шкафчика, задумался, разглядывая развешанные на стене плакаты, доказывающие качественную службу органов внутренних дел в определении преступных элементов и устранении их для блага народонаселения провинциального города, где изредка случались всякие правонарушения, расследовать которые приходилось с особой тщательностью

– К сожалению, пока нет. Но факты говорят о том, что имело место уголовное преступление, – доложил оперативник без энтузиазма.

– Помогу, чем смогу. Приноси предметы, мы изучим на предмет остатков пороха, потожировых пятен, волос. Кстати, обрывки одежды, бумаги, дерева, камней, металла тоже пригодятся, – эксперт перечислял те вещи и природные материалы, с чем он занимался ежедневно, чувствуя себя полезным обществу, как доктор Ватсон рядом с Шерлоком Холмсом.

В бога они не верили, поэтому считали своим долгом чаще общаться, чтобы обмениваться нужной информации в пределах районного отдела милиции, чтобы на законных основаниях арестовывать закоренелых преступников.

– Никаких следов не обнаружил, хотя обошел три дома, всматривался в каждую щель, разговаривал с жильцами, игнорируя собак. Просто исчезнуть девушка не могла, какие-то следы должны были остаться. Но есть подозрение, что ее одежда уже пошла в употребление самих заявителей, – сказал детектив в раздумье, облокотившись на спинку стула правой рукой.

Он сидел вполоборота к эксперту, глядя в окно, где ярко сияло солнце, не достигая стен кабинета, на окнах которого висела белая воланами верхняя занавеска на кольцах, создающая прохладу в любой жаркий день при открытой форточке, колышущаяся словно парус. Настроение у обоих сотрудников милиции было приподнятое. Следователь Кирьянов вспомнил, что было бы не плохо выпить по чашке чая или кофе, поэтому он предложил своему коллеге с энтузиазмом:

– У меня есть печенье, но с тебя причитается.

– Понял. Чайник с кипятком уже готов, а заварку мы положим в кофейник. Извини, кто-то выпил кофе до меня, – пошутил эксперт.

Он заварил чай, а Кирьянов достал из кармана пачку с печеньем. Они выпили по стакану чая, закусывая печеньем «Юбилейное», продолжая обсуждать плюсы и минусы своей работы.

– Однако есть три плюса в произведенном расследовании: первый – все отрицают наличии потожировых и следов крови у них в квартире, второй – никто не знает, куда девушка пошла в воскресенье после базара. Видели только, что она зашла домой. И третий – соседи об этом случае узнали лично от меня. Это тоже настораживает, – заверил следователь Кирьянов эксперта, рассуждая по избранной тематике.

– Испариться она не могла – прими от меня четвертый плюс для себя. Слишком большой атомный вес, – парировал, все знающий в медицине, специалист.

– Будем проводить расследование с собакой, обыщем чердак и подвал, если такой имеется в наличии. Возможно, придется раскопать курятник. У наших подозреваемых свидетелей могут возникнуть осложнения, но мы упредим их срочные действия нашими мерами безопасности, – оперативник подошел к медицинскому шкафчику, где были разложены всевозможные предметы с бирками и шифром дела.

На столе у эксперта красовались колбы с разными кислотами, заткнутые резиновыми пробками. На полке, прибитой к стене, стояли банки с надписями, какой препарат там находился. В реторте находились пробирки. Старинный автоклав и вытяжной шкаф отсутствовали, так как стояли в другой специальной комнате рядом с гардеробной. Все напоминало лабораторию алхимика.

Следователь Кирьянов постучал пальцем по стеклу стола, за которым сидел эксперт, спросив с пытливой улыбкой:

– Наверно что-то мы не доделали в расследовании?

– Надо завтра же или немедленно идти по адресу пропавшей девушки и вместе с заявительницей искать там, где она укажет. Не забудь захватить нашего Цербера. Он найдет то, о чем даже молчат камни, – поэтично выразился эксперт, придвинув в себе поближе микроскоп, дабы найти сходство в составе крови.

Он продолжал исследовать пятна крови на одежде трупа, найденного другим участковым следователем, ответственным за село Поливановка, по делу убийства в дачном поселке владельца участка. Труп пожилого мужчины, зарубленного топором, был найден в сарае с дровами, а рядом на веревке висел еще один покойник. Смерть обоих наступила примерно в одно и то же время, разница составляла считанные десять-пятнадцать минут. Были заметны следы драки на руках у обоих стариков.

– Вот смотри, – касаясь края рукава следователя Кирьянова локтем, одетым в белый халат, сказал эксперт Семенюк, у которого все удивление было нарисовано на лице. – Много сходства по форме и количеству эритроцитов.

– Возможно, это связано с делом, – предположил оперативник. – Жертвы имели внешнее сходство.

– Фамилии обоих трупов разные, а группа крови и состав эритроцитов – одинаковый. Значит, это подтверждает их родство и одинаковый генотип, – сделал предположение эксперт, с особой важностью исследуя доказательства вины убийцы, который сам повесился рядом со своей жертвой.

– Очень загадочный случай. Есть основания считать, что оба были братьями и умерли неестественной смертью. А может быть, они были двойняшками, то есть близнецами? Какая фамилия была у первого покойника или жертвы? Я правильно выражаюсь? – с загадочным выражением лица спросил следователь Кирьянов, который никогда не встречался в своей небольшой практике с подобной инсинуацией.

Эксперт Семенюк потер лоб тыльной стороной руки в белой резиновой перчатке, затем посмотрел на листы с направлениями из морга. Взяв в руки одну небольшую справку, прочитал, выстраивая свои версии случившегося:

– Шмюк Виктор Арнольдович, по всем признакам немец Поволжья, а вторая фамилия – Безбеднов Никифор Полуянович, это тот, кто повесился, не достигнув семидесяти лет на участке Шмюка, который нанял его на работу, чтобы построить дачу и засеять участок саженцами. Об этом нам сегодня говорили, когда мы встречались на совещании утром. Быть бдительными в выборе помощников по уборке мусора.

Эксперт доложил, положив вторую справку на место, чтобы потом вернуть результаты исследования в морг для идентификации и нахождения родственников покойников.

– Этой информацией я владею, но непонятна причина смерти. Почему им потребовалось драться и убивать друг друга, когда договор о сельхозработах был подписан в правлении сельсовета? – вслух стал рассуждать следователь Кирьянов, излагая свою версию на происшедшую трагедию, непосредственно связанную с исчезновением девушки с такой же фамилией – Безбеднова.

– Надо предполагать, что один из близнецов взял чужую фамилию, чтобы скрыть более тяжкие преступления. Например, побег из тюрьмы, где эсесовцы вербовали отъявленных нацистов и карателей для укрощения партизан, попавших в гитлеровские лагеря – Освенцим, Дахау, Бухенвальд… – ответил с чувством горечи на губах эксперт Семенюк.

Отца его расстреляли при подобных обстоятельствах, но сын не знал, что так случилось, тем более он не мог отвечать за все военные преступления. А у бабушки осталась похоронка, отправленная из военкомата гораздо позднее, когда война уже закончилась. Сами нацисты, выступающие в роли военных преступников на суде в Нюрнберге, стали искать пропавших без вести советских граждан среди пленных концентрационных лагерей, рассыпанных на территории Чехии, Польши, Германии, Венгрии и Румынии. Они отправляли ответы на запросы советского Министерства иностранных дел и Министерства обороны в Москву о жертвах на Катынском кладбище. Там, где были похоронены десятки тысяч военнопленных, с указанием паспортных данных для перезахоронения останков родственниками погибших на фронтах сражений, как было установлено после подписания пакта о разоружении и окончании войны 8 мая 1945 года.

Следователь Кирьянов в мыслях представлял, как могло произойти двойное убийство с нанесением тяжких телесных повреждений, с чем он сталкивался впервые в своей короткой практике за время работы в органах милиции.

– Думаю, что это именно то, о чем ты говоришь. Надо проверить по спискам, въехавших военнопленных, прописавшихся и зарегистрировавшихся на территории Саратовской области, чья фамилия была первой на месте разыгравшейся трагедии, так как наверно они похожи, как две капли воды? – спросил оперативник, надеясь отработать каждую версию происшедшего.

– Это и так понятно по сделанной экспертизе – Шмюк, – с украинским акцентом произнес слово эксперт.

– Будем рассуждать дальше. Братья-близнецы Шмюк вернулись на место своего прежнего обитания в село Марксовского района, где проживало основное немецкое население. Но, один из них поменял фамилию на Безбеднов или просто присвоил себе любую возможную, чтобы его не тормошили во время чистки местного населения от понаехавших бывших военнопленных иностранцев после окончания боевых действий. Его жена, сестры или мать помогли им завести хозяйство, но что-то опять здесь не складывается… – взгляд следователя Кирьянова остановился на медицинском стеклянном шкафчике, где хранились вещественные доказательства. – Что это за веревка? – спросил он, догадываясь, что именно на этой самой заурядной бечевке из конопли висел Никифор Безбеднов—Шмюк, сумевший во время войны избежать эвакуации в Сибирь и демобилизации на фронт в 1941 году.

– Это остаток. Мне разрешили положить сюда для дальнейшего изучения, – отрапортовал эксперт, вставая со стула и подходя к шкафчику, где хранились его препараты. – Изготовлена данная веревка собственными силами, из выращенной на садовом участке травы. Была приобщена к делу, – закончил эксперт строго.

– Пожалуй, я пойду. Загляну в архив и паспортный стол, чтобы уточнить эти фамильные неурядицы, кто чью фамилию и имя взял. Почему мы должны искать виновных среди военнопленных, когда война давно закончилась, – с чувством ответственности сказал оперативник, разрабатывая план действия.

Он скрылся из кабинета, захватив с собой папку с шифром, соответствующий тому, который был на всех материалах, приобщенных к делу, включая одежду, обувь, носовые платки и посуду, находящуюся на столе в дачном деревянном домике, где разыгралась трагедия с двойным убийством.

Оперативник спустился в архив, находящийся в другом корпусе в подвале. Он запросил все материалы, касающиеся фамилий Шмюк – Безбедновы, так он написал в заявке бланка.

– Вам принести все материалы от Б до Ш, – спросила с юмором следователя Кирьянова, недавно принятая на работу в качестве библиографа, выпускница Книготоргового колледжа

Милиционер задержал свой взгляд на спортивном виде девушки с правильными чертами лица, светлыми волнистыми волосами, зачесанными на пробор, заколотыми блестящей скрепкой с синими стразами. Она была в джинсах и майке, что ему сразу очень понравилась.

– Нет, только вот эти самые фамилии, – ответил старший лейтенант, чувствуя свои полные права сотрудника райотдела милиции в любой момент для расследования воспользоваться услугами архивариуса.

Симпатичная сотрудница, захватив с собой заявку, отправилась искать на полках стеллажей то, о чем просил неженатый молодой офицер, проявивший себя в учебе, изъявивший желание в конце рабочего дня снова надеть на себя маску делового человека, появиться там, куда он заходил почти каждый день. Следователь Кирьянов хотел найти исторические документы, связанные с криминальным миром того района, куда его направили от вуза, который он закончил всего лишь месяц назад. Так он окунулся в омут преступлений, расследуя самые подробности исчезновения девушки.

Обращать внимание на красивых дам бальзаковского возраста, ему было некогда, но общаться на работе с представительницами слабого пола он был просто вынужден, чтобы не выглядеть белой вороной среди стаи лебедей. Принимая меры безопасности по борьбе с организованной преступностью, следователь Кирьянов удивлялся боеспособности старших офицеров, умудрявшихся быть на передовой позиции в определении своего места среди коллег и умении руководить отрядами ОМОН для проведения сложных операций в деле обезвреживания рецидивистов.

– Вот, это все, что я нашла. Распишитесь вот здесь, – передавая три папки с разными шифрами, сказала миловидная сотрудница – Маша.

– Спасибо, а как вы смотрите на то, чтобы встретиться вне рабочего времени? – спросил офицер с желанием продолжить знакомство где-то в кафе или кинотеатре.

– Признаюсь, что вечером иду на занятия по фехтованию в спортивное общество «Спартак», – ответила архивариус, принимая оборонительную позицию.

– Могу вас сопровождать, если не назначили свидания кому-то еще, – сориентировался детектив, используя каждый шанс, чтобы внушить к себе доверие, так как изучать материалы ему сейчас было некогда, но сдавать их надо было немедленно, так как рабочий день подошел к своему завершению.

– Вы хотите сказать, чтобы я записала на вас эти дела? – пятясь назад от своеобразного прилавка с откидывающейся крышкой, ответила дисциплинированная сотрудница милиции.

Следователь Кирьянов посмотрел на часы, подсчитал, сколько времени пойдет на обед в ближайшем кафе и прогулку до спортзала, находящегося рядом с паспортным столом, куда идти уже было поздно. Поэтому он решил отложить данное мероприятие на завтра. Он хотел войти в доверие к Маше.

– Если не трудно, запиши, – признался он пунктуальной спортсменке, уязвленной его постоянными просьбами.

– Хорошо. Поставлю завтрашнее число и время, когда вы приходили. Но учтите, без опозданий, – пригрозила она, записывая себе на листке какие-то координаты, чтобы он мог прийти и вернуть завершенные дела.

Следователь Кирьянов был согласен на такой положительный ответ. Выяснять свои мотивы поведения у сотрудницы он решил по пути с работы, чтобы она сама видела его рвение сделать карьеру в правоохранительных органах. Он подождал, пока Маша закрыла архив на ключ, а потом вдвоем они поднялись на первый этаж, через переход вышли на проходную, не прощаясь, прошли через вертушку под пристальным взглядом дежурного по отделению. Следователь Кирьянов тоже был включен в список лиц, кто должен был периодически сдавать нормы ГТО, прыгать с парашюта, дежурить около автостанции, вносить свой посильный вклад в дело воспитания молодежи, посещая танцы, летние кафе и парки.

Они вдвоем вышли из цейтнота. По ходу движения трамвая миновали два квартала, оказались около спортивного комплекса, куда он ходил в детстве, посещая открытый каток, играя в хоккей с друзьями, кому не раз приходилось получать штрафные очки за грубое поведение на спортивной площадке.

Все принадлежности по фехтованию Маша хранила в шкафчике, запертом на ключ. Следователь Кирьянов остался наблюдать за своей пассией на трибуне, а она, переодевшись, вышла во всей красе – в шлеме и белой форме – тренироваться в зал для приобретения хорошего самочувствия и стимула в личной жизни, который сидел на трибуне, наблюдая за ее прыжками. Он одновременно без всякого профессионального интереса листал исписанные страницы потертых папок, в которых хранились фотографии и личные дела каждого члена семьи Шмюк—Безбедновых.

«Они приехали в СССР сразу после окончания гражданской войны из Западной Украины на границе с Польшей. Получили статус беженцев, а затем были отправлены на проживание в Марксовский район, в село Екатериновка», – выяснил сыщик.

«Как будто все ясно. Виктор Шмюк, которого убил Никифор Безбеднов, отбывал наказание в период Великой Отечественной войны за кражу картофеля, поэтому его не забрали в штрафной батальон, а отправили в Сибирь, подальше от встречи со своими соотечественниками. Там он не был замечен в правонарушениях, благодаря этому он избежал продолжения», – читая дело о составе преступления, выяснял следователь.

По ходу чтения новый поклонник рапиристки удивлялся изворотливости Маши, когда ей удавалось избежать укола противника по тренировке, отскакивая назад как белка.

«Вернулся он сразу после войны к себе в район, женился. У них родилась дочь Галя – племянница Безбеднова, которую надо отыскать. Жена, наверно или умерла, или разошлись. Ребенка оставила на попечение отца. Когда дочь подросла, он отправил ее в город к родному брату, чтобы она получила образование нянечки дошкольного учреждения, а потом устроилась на работу для продвижения по карьерной лестнице. Все логично. Как-то надо выживать в условиях послевоенной разрухи», – рассуждал милиционер, перекладывая одну папку и аккуратно открывая другую.

«Пока один пять лет, назло себе, находился в Сибири за кражу, другого забрали в Красную армию, где ему удалось перейти на сторону фашистов, чтобы не погибнуть под пулями, а вести подрывную деятельность предателя. После войны он сменил фамилию Шмюк на Безбеднов и успешно укоренился в городе».

«Однако сколько у них было детей? Это остается загадкой для размышления», – читая подписи юристов и адвокатов, поражался следователь Кирьянов.

«Думаю, что замена фамилии на Безбеднов стала главной причиной смерти одного из братьев, который не принял порядки государства, которое позволило ему выжить после военной разрухи. За то он же убил своего родственника, чтобы тот, вернувшийся из Сибири, не выдал тайну его участия в карательных операциях, предательство и расстрел мирного населения, проживавшего на приграничной территории с Белоруссией. Так как такая фамилия и те же инициалы упоминались в сводках Совинформбюро, приложенных к делу о реабилитации его брата-близнеца, кого он убил в хозяйском сарае. У брата Никифора Безбеднова было прежнее имя – Эдвард Шмюк, как указано в донесениях, а отчество одинаковое – Арнольдович, которое убийца сменил на Полуянович, скрываясь от правосудия. Кто-то специально не хотел рекламировать эти данные, чтобы шантажом жить спокойной жизнью, разводя кур. А вот, кстати, свидетельство о браке Безбеднова Н. с Осокиной Т., продавщицей мороженого. Этими сведениями они сбивали с толку поиск военного преступника. Надо посмотреть в паспортном столе, кто такая Осокина? Ну, это на завтра», – закончил читать следователь Кирьянов как раз в тот момент, когда к нему подошла подруга Маша, вернувшаяся из раздевалки после тренировки на рапирах.

– Я готова, мы можем идти, – сказала она, лучезарно улыбаясь своему поклоннику. – Как у тебя дела? Все прочитал?

– Отлично. И я ознакомился с архивными данными. Теперь у меня есть претензии к работникам Общепита. Не желаешь зайти в какое-нибудь сносное кафе и поужинать? – предложил дознаватель, надеясь на согласие милой девушки.

– Хорошо. Пойдем, – с иронией ответила Маша, изрядно уставшая после сорокапятиминутного расслабления на спортивной площадке. – Мне тоже хочется прогуляться и перекусить.

Вдвоем они прошли на выход. Маша кивком головы простилась со своей соперницей, которая нанесла ей только три укола. До предполагаемого кафе они быстрым шагом дошли за десять минут. Заняли столик у окна рядом с кашпо, стоящим на подоконнике. Выбрали то, что показалось им наиболее приемлемым по цене. Заплатив приличную сумму, они хорошо поужинали салатом из овощей и мясом, приготовленным на пару с гарниром. Выпили две чашечки кофе с пирожным. В отличном настроении, получив массу удовольствия от общения, продолжили прогулку.

Владимир Кирьянов проводил Машу до дома в надежде встретиться завтра, вернуть ей папки, выписки и копии которых он собирался сделать дома, а на работе в райотделе милиции поставить печать, заверив у своих коллег. Он возвращался домой, обдумывая один за другим план ликвидации преступности. Дело о пропаже девушке стояло у него на повестке дня.

Дома он сделал копии узаконивания Виктора Шмюка в своих правах, как доказательство его невиновности в террористических операциях нацистов, где принимал деятельностное участие его брат-близнец – Шмюк Э. А., сменивший имя и фамилию на Безбеднов Н. П. Гражданка Безбеднова, бывшая Осокина, оказалась у него под подозрением. Поэтому дознавателю надо было снова появиться у них в доме. Но предварительно зайти к соседям, чтобы они охарактеризовали кратко всех обитателей особняка с загадочной репутацией.

Следователь Кирьянов в первое посещение не заметил никаких предметов культа, украшений или сувениров в комнате-кухне. Все у них было крайне аскетично, без украшательств, о чем кричали модные журналы. Кружевные салфетки, так распространенные в Западной Европе, тоже отсутствовали. Утоптанный, как асфальт, двор без травы, деревьев и клумбы не видел лопаты или граблей в течение десятков лет. Видно было, что изредка там подметали, после удаления куриных перьев и пуха.

«Рачительные хозяева, настоящие бюргеры, которые при всей их занятости не поленятся, а приберут, чтобы гости не чувствовали неудобств. Но железная кровать племянницы напоминала тюремное ложе без простыней и подушки. Как будто белье сняли специально, чтобы скрыть следы преступления или кровавой драмы. Если представить, что с племянницей что-то случилось, а родственники стремятся ввести в заблуждение сотрудников яслей, которые первые хотели наложить на пропавшую девушку административное взыскание, а самой Таисии Безбедновой ничего не оставалось делать, как написать заявление под нажимом директора яслей – гражданки Петровой», – рассуждая, таким образом, следователь Кирьянов дошел до дома.

Вечером он сделал, что намеревался, снова углубившись в чтение дел Безбеднов – Шмюк.

«С вором картофеля я разобрался, а вот профессиональный нацист и убийца – Эдвард Шмюк, отсидевший срок за ограбление сберкассы, ставший Никифором Безбедновым, продолжил свою тайную деятельную подрывную политику по ликвидации каждого проявления демократизации общества», – с досадой думал оперативник. «Он мог испугаться, что его брат будет шантажировать, чем тот занимался, чтобы заполучить работника на своем дачном участке. Надо проверить, с кем он вернулся с войны, или кто менял фамилию в тот период по этому району. А нет ли у них еще каких-то родственников, кто мог быть заинтересованным в присвоении частной собственности? В селе Екатериновка они вчетвером проживали в доме пожилой пенсионерки, которая скончалась. Она завещала им свой дом из-за отсутствия наследников, которые погибли на фронтах Первой Мировой войны. Теперь понятна эта вынужденная эмиграция, чтобы принять пленных, доказав им свое добрососедское отношение», – засыпая, думал следователь Кирьянов, вспоминая изредка лицо архивариуса Маши, с кем он хорошо провел вечер, гуляя по городу, посещая спортивный зал и кафе.

На другой день на совещании, когда собрались все сотрудники милиции, генерал Кедров высказал дельное предложение:

– Надо всем сотрудникам пройти медкомиссию, так как участились случаи венерических заболеваний. Если будут вопросы, обращайтесь ко мне за пропуском в нашу ведомственную поликлинику.

Потом каждый милиционер доложил о проведенных оперативных мероприятиях. Когда подошла очередь следователя Кирьянова, он встал с видом человека, получившего ответственное задание, поправляя пуговицы на форме, сказал:

– Расследование по поиску исчезнувшей гражданки Безбедновой движется медленно, так как нет ни одной версии, а свидетели утверждают, что она никуда из дома не отлучалась.

– Сегодня мы знаем, что фамилия этой исчезнувшей гражданки фигурирует в другом деле по двойному убийству. Проверьте, нет ли у нее визитов к сотрудникам по работе, – предложил генерал Кедров следователю Кирьянову пообщаться с воспитателями и заведующей яслями.

Тем не менее, дознавателю надо было отнести документы в архив, зайти в паспортный стол, договориться с кинологом на обследование двора Безбедновых с собакой, пригласить сотрудников для разговора или самому зайти в ясли, чтобы они могли дать ниточку к поиску девушки.

«Кто-то должен знать», – вспомнил следователь Кирьянов высказывание пожилого пенсионера, когда он опрашивал соседей углового дома по той же улице.

Он отнес дела в архив, заметив, что у архивариуса Маши отличное настроение. В паспортном столе, находящемся в соседнем корпусе, он поискал в журнале записей актов гражданского обмена паспортов, тех, кто менял документы, получая новые взамен утерянных. Фамилии были записаны последовательно без алфавита. Но уделять много времени данному поиску ему не пришлось, так как он сразу обнаружил выдачу паспортов Безбеднову и Осокиной в один год по одному месту жительства.

«Однако сколько сразу появилось вопросов без ответов», – думал он, концентрируя внимание.

«Как они одновременно потеряли документы? Что-то за этим всем скрывалось?» – разглядывая даты подачи заявлений в один день, спрашивал себя оперативник.

«А вообще-то всякое могло случиться… Переезд из одного места жительства в другое вместе на попутной машине, знакомство, плохие погодные условия, преднамеренная забывчивость… Да мало ли? Объяснения отсутствуют. Это плохо. Наверно получение паспортов производилась в срочном порядке или по знакомству за один день. Вот как указано здесь», – милиционер прочитал ту же самую дату выдачи в день обращения – 2 июня 1945 года.

«Какая спешная работа! Подпись начальника органа внутренних дел неразборчивая без расшифровки. Все сработано очень грамотно. Не придерешься. Никто сюда не обращался ранее для поиска государственного преступника, о котором трубила вся зарубежная пресса. Списки печатались постоянно для всеобщего обозрения. У нас есть все фамилии этих лиц с инициалами в недавних разработках. Фамилия Шмюк фигурировала там, если мне не изменяет память, но с другими инициалами не того человека, который проживал круглый год на дачном участке, как будто прятался от правосудия. Вот этим делом занимался мой предшественник, который искал государственных преступников, но ушел на пенсию по инвалидности. Да, хороший был человек, но умер недавно по болезни или ему помогли? Вот это тоже загадка. Кто-то знал о его ранениях в госпитале, если рассуждать по той же схеме. Но и другой вариант тоже не исключен, как советовал генерал, предшественник нашего руководителя. Кому-то нравились все эти перестановки…» – размышления завели следователя Кирьянова в тупик, но он не успокаивался, а продолжал рассматривать Советский герб с колосьями, восходящим солнцем, лентами, перекрещенным серпом и молотом на фоне земного шара.

«Фотографии рядом стоящих лиц в списке, получивших паспорта в тот же счастливый для них день отсутствуют. Хотя надо обратиться в архив к Маше. Наверняка она сможет сказать что-то вразумительное по этому поводу. Хорошо. Отложим это свидание на вечер. Надо узнать, куда архивариус сегодня направится после работы. У нее всегда масса безотлагательных забот, но мы неплохо посидели с ней вчера в кафе. Если такая привычка привьется, то через месяц сделаю ей предложение руки и сердца по всем правилам, и мы поженимся. Устроить это можем в спешном порядке. Вот здесь и лежит ключ к раскрытию преступления, совершенного каким-то третьим лицом, чья вина прослеживается очень явно, кому не нужно было разглашать сведения о происхождении еще двух женщин, стоящих рядом по списку, приобретших паспорта с новой пропиской и фамилией: Мельниченко и Гузанова. Прямо сельхозпроизводители какие-то участвовали в восстановлении разрушенного хозяйства страны. А фамилия Осокина – тип сорняка среди орошаемого земледелия. О прежней фамилии женщины ничего не было сказано. Затем она, по-видимому, сменила свою фамилию на фамилию мужа.

Интересную загадку представил этот третий, у которого был отличный опыт в ведении дел юридического характера. Значит, его инициалы или подпись есть где-то у нас, как сотрудника милиции. Надо полистать журнал, чтобы уяснить, кто работал в тот период на месте начальника по оформлению паспортов. Возможно, эти люди связаны кровным родством, раз их оформили без юридических проблем. Подпись можно изменить, подделать, но графологическая экспертиза сможет определить характер или привычки человека по мелким штрихам. Криминальный характер преступления хорошо прослеживается, потому что сокрыты деяния некоторых лиц под фамилией Шмюк, кого мертвым под другим именем и отчеством нашли убитым в сарае, а рядом повесился сам убийца на потолочной балке.

Есть вероятность, что тот, кто оформлял документы, не знал о преступном прошлом Шмюка Э. А. или полагал, преступления не настолько тягостны, что могут рассматриваться как уголовно наказуемые. Но почему у пропавшей племянницы такая же фамилия?» – удивился дознаватель, перед которым разворачивалось преступное прошлое тех пяти фигурантов, кто сменил паспорта на новые.

«Возможно, она надеялась, что так ей легче будет устроиться на работу», – решил сыщик, вспоминая из уроков истории, каким гонениям подвергались дети мигрантов, переселившиеся из приграничных территорий с Турцией, Украиной, Молдовой, Прибалтикой, Китаем, но вскоре возвратившиеся на родину.

«В войну они могли быть заняты чем угодно, вплоть до работы в концентрационных лагерях смерти строителями, надзирателями, детскими воспитателями, врачами, уборщиками», – пренебрегая усталостью, неутомимый сыщик снова пришел к однозначному выводу.

Он поискал в журнале сведения за последние два года и действительно обнаружил, что такая гражданка со свидетельством о рождении на имя Шмюк Галины, получила паспорт РФ с другой фамилией – Безбеднова, а родственники удочерили свою племянницу, поручившись за нее. Пустили к себе в дом помощницей по хозяйству. Изобретательность хозяйки дома, жившей под одной крышей с государственным преступником, заставила снова задуматься сыщика.

«Наверняка их связывала давняя дружба, если они вернулись откуда-то одновременно с этими женщина, судя по записи актов гражданского состояния. Можно только догадываться, но прямые улики виновности их в каких-то отклонениях от нормы отсутствовали. Года рождения и даты появления на свет у трех женщин разные. Они потеряли документы в послевоенной суматохе. Что реально говорит об отсутствии связи по учебе, но отчества, как ни странно, совпадают – Викторовны – вполне русские.

Самая старшая, судя по годам, Таисия. Средняя – Елизавета, а младшая – Дарья. Если это три сестры, то имена их изменены до неузнаваемости, так же как произошло сказочное изменение имени нациста Эдварда Арнольдовича на законопослушного гражданина – Никифора Полуяновича, который умудрился поучаствовать в ограблении сберкассы, получив внушительный срок за убийство инкассатора. Тут уже не придерешься к происхождению. Но есть ли в русском языке имя Полуян? Об этом история умалчивает. Очень похоже на белорусские корни», – отмахнувшись от дальнейших поисков, следователь Кирьянов отдал журнал регистрации приезжих за 1945 год паспортистке.

Он, как намеревался, зашел к ветеринару, чтобы уяснить, когда можно пойти с собакой по месту бывшего проживания пропавшей Гали Безбедновой.

– Меня не надо торопить. Сегодня после обеда приходите, сейчас у нас все свободные собаки на тренировке. Их учат ходить по бревну, ловить убегающего преступника, – заявил кинолог, записывая новый вызов к себе в журнал с требованиями.

Получив отлуп, оперативник направился по месту бывшей работы девушки – в детские ясли. Заведующая комплексом ясли-сад Петрова Анна Васильевна, сидевшая прямо на полу с полуторагодовалыми младенцами, переодевала своего маленького принца в новый костюмчик. Она кокетливо улыбалась. Некоторые дети ходили около невысокого шкафчика, где лежали резиновые животные, деревянные кубики и пирамидки. Кто-то из малышей сидел за столиком, кое-кто рассматривал с интересом игрушку. У кого-то состоялся разговор по душам.

– Могу с вами поговорить, Анна Васильевна, по поводу вашей бывшей сотрудницы, уволенной с работы, – спросил дознаватель, заметив, что женщина уже готова с ним общаться, так как она предоставила ребенку двигаться самостоятельно.

Свое удостоверение следователь Кирьянов, как положено, предоставил заведующей в раскрытом виде.

– Я вас слушаю, – спросила Анна Васильевна, поднимаясь с пола.

– Не замечали вы чего-то особенного во внешнем облике вашей бывшей сотрудницы, о которой вы писали докладную нам в милицию и в Райздравотдел? – спросил сыщик, переложив кожаную папку с молнией в другую руку, открыл дело, развязав веревочки.

Он нашел лист с подписью Петровой.

– Нет. Все как обычно. Но ее поведение мне нравилось. Она никогда не спорила, была доброжелательной и спокойной. Работала первый месяц, как практикантка. Собиралась здесь остаться после выхода из декрета, – ответила женщина, охарактеризовав свою бывшую сотрудницу с самой лучшей стороны.

– Так. Понятно. Она собиралась рожать, – продолжил дознаватель выяснять детали своего расследования. – Обращалась ли она к врачу, вы не знаете? Кто был отец ребенка?

– Собиралась пойти и встать на учет по беременности. Говорила, что сходит в поликлинику в ближайшие дни. Но с тех пор прошло дней десять, поэтому мы нашли нужным написать во все инстанции, чтобы на нас не повесили, что мы будто притесняем практикантов, – сказала заведующая, наблюдая за своими питомцами.

– Любопытно, – удивился следователь Кирьянов.

– Там у нее проблемы были с медкнижкой. Она пришла к нам по направлению из дошкольно-педагогического училища. Получила медкнижку, заверив врачей, что сходит к гинекологу. Как она сама мне сказала «ее зафиксируют в роддоме». Вообще, вы сами понимаете, о чем идет речь. Для мужчин это бывает мало понятно, – пояснила женщина.

– Спасибо. Вот теперь хочу выяснить, нет ли у вас ее личных вещей? – снова спросил дознаватель, намереваясь выяснить все до конца, чтобы не возвращаться к этому вопросу.

– Никаких чужих вещей у нас нет. Примите это к сведению. Все здесь государственное: и мебель, и раскладушки, и белье, и кастрюли, и ложки, и горшки, – решила завершить разговор Анна Васильевна, останавливая руками бегущего карапуза.

– Она питалась вместе с вами? – спросил сыщик вежливо, не собираясь покидать такое уютное гнездышко.

– Конечно. Мы едим только компот и печенья. Но детям даем молоко, кефир с хлебом. По утрам варим манную кашу тем, кто умеет кушать ложкой. Ну, это наши проблемы. Дети у нас все ухоженные. Родители их не жалуются, но хотели бы, чтобы приняли новую сотрудницу на помощь нам. Так легче было бы справляться с обязанностями. Есть кандидатуры. Одна девушка уже оформляется, проходит медкомиссию. Ждем, не дождемся, – с оптимизмом заверила Анна Васильевна, принимая сторону следователя Кирьянова. – Свято место пусто не бывает…

– Верно, но если что-то случайно узнаете о пропавшей сотруднице, позвоните мне в райотдел, – дознаватель записал ей свой рабочий телефон в ежедневник. – Хотя думаю, что вряд ли. Мы сами сделаем все от нас зависящее.

– У меня ваш номер телефона есть. Спасибо, – заведующая показала перекидной календарь, где были записаны те же цифры.

Следователь ушел из детского учреждения. Он, как обещал, снова появился у кинолога рядом с загоном, где сидели две овчарки немецкой породы после тренировок с поимкой преступника.

– Теперь мы готовы пойти по вашему требованию. Эльба – отличная служебная овчарка найдет труп из-под земли, – похвалил ветеринар дрессированных животных.

Он надел намордник на Эльбу. Они решили дойти до дома Безбедновых пешком по скверу. Прогулка отняла максимум пятнадцать минут. Следователь Кирьянов постучался в дощатую калитку громко, но никто долго не открывал. Они толкнули дверь. Калитка распахнулась. Подошли к входному парадному, недавно ровно выкрашенному красной масляной краской без истертостей. Им навстречу появилась хозяйка дома в своем обычном виде – светлом ситцевом платке, такой же кофте и юбке.

– Здравствуйте, проходите, – хозяйка провела их во двор.

– Таисия Викторовна, мы хотим осмотреть, есть ли у вас вещи племянницы, чтобы собака взяла след? – спросил сыщик, наблюдая за недовольным выражением лица женщины, как будто ее кто-то не вовремя разбудил, вытащив на улицу без разрешения.

– Вот здесь она спала, – под нажимом призналась родственница пропавшей девушки, указывая на железную кровать, застеленную, как раньше, темным тонким одеялом.

Эльба подошла к кровати, обнюхивая место, где спала последние дни, как в воду канувшая, практикантка-воспитательница яслей. Повернувшись в противоположную сторону, дрессированное животное выбежало во двор к курятнику. Толкнуло носом дверь в систему птичника и отхожего места одновременно, где выгребная яма была устлана редкими досками. Эльба остановилось в нерешительности, присела на тщательно подметенную, но, не смотря на это, пыльную землю. Кинолог и следователь Кирьянов внимательно следили за передвижениями Эльбы.

– Эта дверь куда-то дальше ведет на другую улицу? – спросил сыщик, заметив, что животное зашло в тупик, повернувшись, отошло в сторону от курятника, где вся выгребная яма, судя по запаху, была засыпана дезинфицирующим белым порошком.

– Нет. Там стена, – четко отделяя слова, ответила собственница дома, двора и дощатого курятники, откуда высыпали птицы, кудахча и гогоча, когда она открыла нараспашку две двери.

– Ну, вот, как и в прошлый раз, – провозгласил кинолог, хватая Эльбу за кожаный ремешок, пристегивая длинный поводок. – Будем ждать, когда гашеная известь выветрится, чтобы найти следы вашей племянницы. А сейчас… – он сделал многозначительную паузу, – мы с вами распрощаемся.

– Что же, если следы отсутствуют, будем разрабатывать свою версию исчезновения, – сказал следователь Кирьянов, больше обращаясь к кинологу, чем к заявительнице, чье любопытство брало верх над разумом.

Она снова загнала молча кур в птичник, взяла из коробки пшено, насыпала в длинный желоб рядом с насестом, предназначенный для кормления домашней птицы. Там под насестом видны были места в пуху и перьях, куда куры откладывали яйца. Чистая вода была налита в ведре. Затем рачительная хозяйка закрыла входные двери в курятник на вертушку, не обращая внимания, что оба сотрудника милиции и собака вышли через калитку на улицу с удрученными выражениями лиц, собираясь вернуться.

– Мне понятно, что Эльба не ошиблась с направлением, но искать дальше пока рано. Надо вызывать специальных сотрудников автохозяйства, – признался сыщик Кирьянов кинологу, когда тот по шее похлопывал Эльбу, выдрессированную в питомнике.

– Она знает свое дело, никогда не ошибается. Но думаю в данном случае, второго визита с собакой не потребуется. Такая эта хозяйственная и гостеприимная жена, что ужасное впечатление оставляет их куриная дисциплина. Но с психологией людей я знаком в теории, а на практике все случается. Видимо, хозяйка беременная. Она передвигается ловко, сноровисто, – заключил кинолог, закуривая.

– Не заметил ничего особенного в ее поведении. Думаю, можно договориться с ней. Предложить проехать с нами, когда потребуется для опознания, если мы найдем тело пропавшей племянницы, – с тоской по окончанию следствия, сказал следователь Кирьянов.

Он зафиксировал у себя в тетради сделанный осмотр двора с собакой, чтобы отчитаться перед руководством за проведенную работу, поиск вещественных доказательств или отсутствие оных. Сотрудники милиции вернулись в отделение. Следователь Кирьянов распрощался с кинологом, а сам зашел к генералу Кедрову, чтобы доложить о следе, который собака взяла, но через пять минут потеряла.

– Знаю, что были по месту жительства заявительницы Безбедновой. Хорошо сделали. Наши собаководы никогда никого не подводили, – стал настаивать генерал, с одобрением глядя на своего подчиненного. – Наверняка в их дворе или доме есть зацепка. Нашли то, о чем я говорю?

– Эльба потеряла нюх около курятника, где рядом расположено отхожее место, усыпанное гашеной известью. След пропавшей гражданки Безбедновой исчез, поэтому нужны сотрудники автохозяйства, кто будет заниматься изучением содержимого всего сарая. Есть подозрения, что мы на правильном пути, – признался сыщик, но с некоторым отчуждением анализируя свои новые предстоящие расследования, когда одно дело еще не было завершено, а предстояло много доделать.

– Действуйте по вашему усмотрению. Но не забудьте доложить мне о результатах, – поддержал его генерал Кедров.

Следователь Кирьянов покинул кабинет вышестоящего руководителя с желанием привести в исполнение свои планы по изучению архивных фотографий за те года, когда получили паспорта, подозреваемые в деле о двойном убийстве. Кто был как-то связан с погибшими на дачном участке. Он появился в «библиотеке преступлений», как он сам для себя обозначил комнату со стеллажами, где в папках находились раскрытые дела. Архивариус Маша посмотрела на своего друга с участием.

– Маша, у вас есть фото граждан принятые в 1945 году для замены паспортов после потери? – хотел уяснить дознаватель некоторые факты по делу о двойном убийстве, чтобы в деле поставить жирную точку.

– Нет. Ничего такого у нас не имеется. Но лучше спросите у тех, кто работал до меня или в фотолаборатории, – ответила она, кокетливо глядя на своего жениха.

Следователь Кирьянов смутился ее голубых глаз с черными накрашенными ресницами.

– Идем сегодня вместе домой? – спросил он у девушки. – Буду ждать тебя на проходной.

– Могу дойти без провожатых, но посетить кафе буду рада, – ответила Маша, сочетая в себе сотрудника милиции и спортсменку.

– Договорились, – обрадовался старший лейтенант, добившись продвижения по служебной лестнице в глазах сотрудницы.

«Следовательно, вечером надо будет узнать, кто из нас двоих собирается принять участие в предстоящем кроссе по пересеченной местности», – подумал сыщик, снова направляясь в паспортный стол. «Обязан срочно позвонить в морг и автохозяйство, если найдем труп во владениях дома Безбедновой, чтобы выдали машину для вывоза оттуда мусора. Может быть, кто-то зарыл тело во дворе у порога или рядом с курятником, а потом утрамбовали землю. Не зря Эльба отошла к забору, показывая, что след потерян», – решил он, поднимаясь к себе в кабинет.

Там он, не присаживаясь за стол, только отложив папку с молнией на стеллаж с нераскрытыми делами, набрал номер телефона гаража городского автохозяйства:

– Вам звонят из райотдела милиции, – сыщик назвал свою фамилию и координаты. – Нам срочно надо записать наряд-заказ на две машины: труповозку и для очистки отхожих мест.

– Понятно. Вам смогут предоставить эти машины через час, сегодня они уже получили разнарядку. Записываю, транспорт для морга и ассенизаторскую машину для очистки выгребной ямы. После согласования всех нюансов с водителями, обе машины будут готовы выехать и произвести работы. Говорите адрес, – потребовал женский голос оператора гаража.

Следователь Кирьянов назвал номер дома по улице Шевченко, где проживала семья Безбедновых, откуда пропала их племянница Галя. Он тоже должен был прийти, чтобы вместе с сотрудниками автохозяйства написать протокол обследования, помогая одинокой женщине справиться с трудностями, когда ее родственников адресовали в морг. Он собирался затем вместе с гражданкой Таисией Безбедновой, подозреваемой сыщиком в соучастии в злодеяниях мужа в годы Великой Отечественной войны, направиться туда же для опознания трупов мужа и деверя.

«Можно сходить в паспортный стол, посмотреть фотографии послевоенных времен. Думаю, что у них сохранились копии с фамилиями и именами. Всегда оставались пять или две карточки, надо уточнить. Приклеивали только одну карточку размером три на четыре. Выясню, если что-то есть у них в закромах», – рассуждал оперативник, когда вышел из своего кабинета. Пройдя метров двадцать, оказался рядом с дверью, ведущей в кабинет паспортистки. Женщина в форме улыбнулась, заметив его вторичное появление в ее чертогах:

– Опять пришли по нашу душу? Сколько раз еще появитесь?

– Да. Хочу найти фото тех, кто получил новые паспорта в 1945 году в нашем районе, если копии снимков у вас сохранились, – сказал милиционер, облокачиваясь на подставку перед окошечком выдачи документа.

– Сейчас посмотрим, что найду, – сотрудница согласилась помочь следователю Кирьянову в деле о выявлении государственных преступников, проживающих на территории областного центра.

Она отвернулась от окошка, наклонилась, открыла дверцу письменного стола, где находились все карточки за те истекшие годы. Достала большой конверт, завернутый в газету, передала своему коллеге, чтобы он сам разобрался, сверяя с журналом, где были записаны фамилии заявителей. Заодно сыщик хотел выяснить, кто помог им получить новые документы, узнать его фамилию, адрес и место проживания, как прежнего начальника органа внутренних дел. Порывшись среди мелких снимков на документы, следователь не терял чувства времени. Он следил строго по часам, так как ему надо было явиться на улицу Шевченко, зафиксировать приезд двух машин из автохозяйства города, чтобы они там разобрались по своему усмотрению.

Заложив двадцать минут на поиск фотографий граждан Осокиной Т. В., Безбеднова Н. П., Мельниченко Е. В., Гузановой О. В., сыщик стал раскладывать скрепленные листы с заявлениями и объяснительными записками. Дел оказалось мало. Все четыре заявления лежали друг за другом на месте с прикрепленными фотографиями. Наконец удача улыбнулась сыщику. Он взял эти листы, чтобы показать эксперту Семенюку на предмет кровного родства женщин с разными фамилиями. Но требовалось соблюсти формальности. Написать заявление на временное изъятие документов из архивного фонда. Что следователь Кирьянов сделал неукоснительно. Когда он рассматривал фото женщин тех времен, то обнаружил несомненное сходство.

«Это три сестры», – понял милиционер окончательно. «В войну они тоже не теряли время даром, а зарабатывали. Думаю, что Таисия Безбеднова, которая подала заявку на поиск своей племянницы, с кем я встречался в особнячке, та самая Осокина была сообщницей нациста Шмюка Э. А.. Могла работать под его началом. Можно сделать запрос в Германию, чтобы выслали списки с копиями фотографий женщин, принимавших участие в расстреле мирных жителей в концлагерях на территории Украины, Белоруссии, Польши, Чехословакии. Несомненно, эти данные у них сохранились. Если такие сведения я получу, то смогу сравнить снимки с теми, которые уже у меня есть в наличии», – представил следователь Кирьянов свои дальнейшие шаги.

Он взглянул на часы, ускорив шаг, понимая, что опаздывает к месту событий. Новое направление расследования успокоило и воодушевило детектива.

«Машины наверняка уже стоят, дожидаются моего появления. В таких случаях они всегда успевают», – раздосадованный милиционер, применив дедуктивный метод расследования, заключил про себя как Эркюль Пуаро с серыми клеточками мозга.

Казалось, что земля горела у него под ногами, когда он повернул за угол улицы Шевченко, то увидел две заказанные машины, стоящие буквой «г» около подозрительного особняка, а у калитки он увидел двух разговаривающих женщин. В одной из них он узнал хозяйку дома Безбеднову в той же светлой косынке, такой же юбке и блузке. Вторая, подошедшая к ней подруга, немедленно исчезла. Выглядела она примерно также, но была чуть выше ростом, без платка. Одета была в темный летний цветной костюм, как будто казалась гораздо моложе, задорнее и разговорчивее.

«Прилетела ворона. Очень похоже, что еще одна сестра с новым паспортом появилась на горизонте. Если кого-то из них арестуют, то другая наследница останется жить в собственном доме. Вот они у меня обе на подозрении… Свято место пусто не бывает…», – вспомнил он слова Анны Васильевны – заведующей яслями.

Невдалеке выстроились все соседи углового дома с детьми, кого он даже не успел опросить, но надеялся сделать это в ближайшие дни. Когда он подошел к первой машине, чтобы выяснить их цель, то оба шофера с протянутыми ему путевками, стояли около него.

– Давно приехали? – спросил следователь Кирьянов, отмечая время своего появления в путевом листе водителей.

Они с усмешкой забрали тонкие желтые страницы.

– Нет. Минут пять стоим, наблюдаем со всеми свидетелями. Видно серьезное дело, раз столько народу мы собрали вокруг себя. Задержимся потом, чтобы перекусить. Нам приплюсуй эти пять минут на обед, – считая свой трудовой стаж, заметили шофера, предлагая сыщику начать обследовать нужный участок.

– Сделаем, что надо. Пойду, поздороваюсь с хозяйкой дома. А вы по моему кивку заезжайте во двор, когда ворота раскроются, – вслух сказал милиционер.

Следователь Кирьянов с папкой под мышкой постучался в калитку. Когда ему открыли, он подошел к Таисии Безбедновой, прошел во двор самостоятельно, так как женщина успела зайти на свою территорию.

– Откройте ворота. Нам нужно срочно очистить отхожее место рядом с курятником. А кур можете не тревожить, – приказал милиционер.

– Разрешение у вас есть? – спросила женщина, не показывая своих глаз из-под платка.

– Все есть. Я сам сейчас открою, – с этими словами милиционер, отодвинув засов забора, открыл ворота.

Он посмотрел налево. Никого из соседнего дома на улице уже не было, но справа в отдалении он увидел ту же самую подругу хозяйки, которая подходила к ней. Кивнув водителю ассенизатору, чья машина уже стояла в проходе между клумбами, так как машины поменялись местами, тот въехал во двор, а санитары из катафалка санэпидстанции с носилками вошли следом. Ворота прикрыли. Через пятнадцать минут соседи из углового дома заметили, что на носилках вынесли что-то большое, спрятанное в темно-синий мешок, втащили сзади, положили на пол. Туда же сел следователь Кирьянов, не забыв отметить в путевых листах шоферов, что производственное задание выполнено, прибавив им час на обед. К нему подсела хозяйка дома в растрепанных чувствах, охая и стеная, очевидно не ожидавшая такого поворота событий. Ворота закрыл шофер грузовика – ассенизатор, когда въехал на проезжую часть вслед за катафалком. Они двинулись по улице, пересекающей Шевченко по направлению к моргу. Следователь Кирьянов заметил, что две детские головы спрятались за парадной дверью углового дома, когда машины проезжали мимо с трупом жертвы.

Когда машины подъехали к цели, тело отправили на опознание в морг. А подозреваемую Таисию Безбеднову в укрывательстве государственного преступника посадили в КПЗ для дальнейшего расследования. Тут же дознаватель сообщил генералу Кедрову о найденном неопознанном трупе женщины в сарае рядом с курятником по адресу, где проживала пропавшая гражданка Галина Безбеднова, а главная подозреваемая в убийстве женщины сидит в камере.

– В паспортном столе получил все заявления исторического характера за сорок пятый год. Буду сравнивать фотографии лиц с реальными персонажами трагедии. Возможно, появится хоть одна зацепка, – добавил он под конец своего устного отчета.

– Хорошо. Держите меня в курсе. Я постараюсь вам помочь, чем смогу, но подозреваемую Безбеднову обязательно покажите врачам. Отведите, если потребуется, с сопровождающей нашей сотрудницей к парикмахеру и психологу. Нужно определить ее вменяемость, чтобы она опознала своих убитых родственников. Это без канители отнимет у вас весь завтрашний день. Ну, а сегодня продолжайте сличать фотографии с паспортов. Если что-то очень срочное, звоните мне прямо домой, – заявил генерал Кедров, в рабочем порядке поблагодарив дознавателя в правильно спланированной операции, произведенной с его разрешения.

– Так точно, – сказал сыщик, проверяя наличие у пояса сзади пистолета и наручников, пристегнутых к шлице брюк.

– Письменный отчет мне потом на стол. Будем отправлять в прокуратуру, придется нам попотеть с этим процессом. Опять, если найдут грамматические ошибки или неправильный перенос, всю вину взвалят на весь уголовный розыск области, но могут передать дело на доследование в столицу. Вообще-то хлопот не оберешься. Правильно, что не стали разглашать подробности в местной газете. Слишком торопиться тоже не стоит, – изрек генерал Кедров с уважением, оценивая старания своего подчиненного.

Следователь Кирьянов ушел от руководства с чувством исполненного долга. Обнаружив труп женщины в отхожем месте во дворе дома заявительницы по улице Шевченко, шофера разъехались на обед. Теперь эксперту Семенюку надо было провести судебно-медицинскую экспертизу, а свидетельнице Таисии Безбедновой и подозреваемой в одном лице опознать, является ли покойницы ее племянницей.

«Если наши догадки подтвердятся, то дело можно будет передавать в суд, как сказал генерал Кедров. Остается сверить между собой разные карточки женщин, которые я взял в паспортном столе, на предмет находятся ли они между собой в кровном родстве», – решил сыщик, заходя в кабинет эксперта Семенюка, занятого срочным делом.

Но его на месте не оказалось, так как он ушел в морг, чтобы сделать анализ крови всех трех жертв: племянницы и двух братьев-близнецов, для уточнения их родственных отношений.

«Нотариус должен будет предъявить документы на право наследства, чтобы из тех денег похоронить покойников, так как у Таисии Безбедновой все меньше оставалось шансов выйти на свободу. Эксперт напишет эпикриз. Тогда уже будут на основании этой справки делать дальнейшие выводы о произошедшем. Почему скончалась молодая, в полном расцвете сил девушка?» – снова дознаватель задавал вопрос.

Он позвонил надзирателю СИЗО по местному телефону, когда вернулся в свой кабинет, разложив документы на столе:

– Вызовите в КПЗ психолога для беседы с только что заключенной под арест женщиной, подозреваемой в убийстве.

– Психолога ждут еще другие заключенные, поэтому лучше отвезти новенькую в психиатрическую лечебницу, где ей займутся специалисты в этой области. У нас машина сейчас имеется в наличии, – отрапортовал надзиратель.

– Хорошо. Будьте начеку. Возможны непредвиденные обстоятельства, – предупредил следователь Кирьянов, радея за своих подчиненных. – Доложите мне, когда ее перевезут в поднадзорное учреждение. Если надо, все документы на ее задержание находятся у меня, – добавил он и повесил трубку.

– Так точно, – сказал дежурный сотрудник ведомственной охраны, ответственный за исполнение наказания в СИЗО.

Сыщик сел за стол. Он внимательно стал изучать карточки и личные дела, добытые им в паспортном столе.

«Черты лица очень похожи, но возраст с разницей в пять лет. Самая старшая – Таисия Безбеднова и две ее родные сестры, но с другими фамилиями. Та моложавая женщина в темном костюме, которая стояла у ворот рядом с подозреваемой, наверно, младшая из сестер – Дарья Гузанова. Средняя – Лиза Мельниченко, по-видимому, проживает в другом городе. А где? Вот вопрос», – следователь Кирьянов убрал в стол заявления.

К нему в кабинет с самой арестованной появился солдат с автоматом за спиной и доложил:

– Привел для снятия отпечатков пальцев и отправки в лечебницу.

– Хорошо, спасибо. Можете ожидать за дверью, – поблагодарил дознаватель, так как должен был произвести предварительный допрос задержанной, подозреваемой в убийстве с отягощающими обстоятельствами. – Сейчас принесут нужные приспособления.

Эксперт Семенюк, находясь в морге, взял кровь на анализ у жертвы, найденной менее часа тому назад, положил пробирки в реторту. За это время санитары произвели проветривание помещение морга, как было положено по правилам, записанным в режиме работы специфического учреждения, где находились химические препараты и хирургические инструменты. Оставалось ждать результатов, чтобы узнать степень родства девушки с братьями-близнецами и опознания троих покойников арестованной Таисией Безбедновой. К этому шагу ее хотели подготовить, чтобы она смогла ответить на некоторые вопросы следователя Кирьянова. Эксперт вернулся к себе в лабораторию, поставил на стол реторту с тремя пробирками, помеченными мягким красным грифелем. Захватив накат для снятия отпечатков пальцев, поднялся в кабинет дознавателя. Рассуждать на философские темы ему было некогда, но проявить инициативу для помощи в расследовании он был обязан по долгу службы.

– Что тебя толкнуло на такой опрометчивый шаг, как убийство своей родственницы, а потом сокрытие этого проступка от органов милиции? – спросил следователь Кирьянов, пока эксперт снимал отпечатки пальцев у женщины, чье прошлое вызывало у него недоверие и антипатию.

– Я не убивала ее. Она сама туда упала случайно. Я ничего не знала об этом. Вы мне не приписывайте того, что я не делала, – с сильным акцентом сказала женщина в свое оправдание, нервничая, заикаясь, теребя косынку, съехавшую набок.

– Откуда у нее на голове обнаружили вмятину от удара тяжелым тупым предметом, а на лице – кровоподтеки? – спросил дознаватель, не соглашаясь с принятой нормой поведения у преступницы – безответственностью и вседозволенностью.

Лицо вдовы приняло восковой цвет, но, несомненно, было надменным, а лицемерные слова нисколько не умаляли ее виновности, не смотря на то, что она была беременной с небольшим сроком. Примерно четыре-пять месяцев.

– Поскользнулась на досках, упала и ударилась, – продолжала она настаивать, чтобы ввести в заблуждение следователя Кирьянова и эксперта Семенюка.

– Нам бесполезно с тобой разговаривать, поэтому сейчас надо пройти на опознание трех родственников, находящихся в морге. Ты в состоянии это сделать? – спросил дознаватель, злясь, что у арестованной такая плохая биография.

«Куда не ткни, везде проявлялись отголоски тяжелых давних военных преступлений, исполнением которых она занималась наравне со своим мужем в концлагерях. Что хорошо заметно по ее грязным, но интеллигентным рукам, которые никогда не знали физического труда, а лишь могли стирать следы преступления с пыльного двора», – наблюдая за процессом снятия отпечатков пальцев, сообразил дознаватель.

«У них могли быть сообщники, что абсолютно точно: переводчики или старосты, кто держал в подчинении деревни, хутора, села, заставляя мирных граждан работать на фашистов, кормить их на оккупированной территории Белоруссии и Украины. Фрицы уничтожали все на своем пути, сжигали дома, насиловали женщин, угоняли в плен стариков и детей. Заставляли работать на себя ни в чем неповинных жителей, строить печи, где круглосуточно горели трупы, униженных, превратившихся в скелеты, подвергавшихся истязаниям, заключенных. Надо спросить отдельно ее про службу в гестапо. Кого она лично помнит по работе в концлагере. Сколько им платили, что они после войны сменив фамилии и паспорта, успели обзавестись красивыми добротными домами с живностью, купленными за те грязные деньги», – рассуждал по ходу дела дознаватель, складывая свои бумаги в папку, завязывая тесемки, чтобы потом снова развязать.

– Да. Мы дружили все, но жили по отдельности. Я их хорошо знала, поэтому смогу определить каждого из моих родных членов семьи, – ответила Безбеднова, поражая сыщика своим хладнокровием и фанатизмом по отношению к семейным вопросам.

Эксперт Семенюк закончил снимать отпечатки пальцев.

– Надо сопроводить гражданку Безбеднову для опознания трупа женщины, которую нашли сегодня, – сказал он, убирая свои приспособления в специальный мешок.

У него было, как обычно, большое количество анализов, результаты которых могли повлиять на решение суда при вынесении окончательного вердикта. Следователь Кирьянов вышел из кабинета на минуту, приказав конвоиру строго:

– Уведите арестованную в морг на опознания ее родственников. Я буду сопровождать вас.

Затем он вернулся назад. Конвоир, не надевая наручников на арестованную, вывел ее из кабинета, заставил встать лицом к стене, когда эксперт и дознаватель покидали корпус, направляясь к моргу. Там на столах уже лежали трупы семьи Безбедновых, с фиктивной фамилией, которую они присвоили, проживая в селе Екатериновка в доме одинокой старушки, чьи сыновья погибли на фронтах под Сталинградом, Курском, при взятии Брестской крепости, обороне Севастополя, в Кронштадте. Такой циничный результат доказывал кощунство и жестокость всех войн вместе взятых, несущих не научные открытия, как пытались для собственного оправдания доказать фашистские преступники, а физическое уничтожение народов, рас, этническое предназначение, культурное развитие и светское воспитание.

– Ты узнаешь этих людей? – спросил следователь Кирьянов, когда конвоир привел арестованную в подвал, отделанных кафельной плиткой со столами и шкафами, покрытыми оцинкованным железом.

На губах у арестованной появилась горькая складка.

– Да, это – мой муж. Второй мужчина – его родной брат, сомневаясь в собственной правоте, сказала арестованная.

Она сделала паузу, когда сама подошла к столу, где лежала ее мертвая племянница.

– Это – моя племянница. Вы разрешите мне ее похоронить? – спросила подозреваемая, надеясь на снисхождение.

– Похоронами займутся правоохранительные органы за деньги от продажи вашей собственности – дома, земли, дачного участка, пока ты находишься под арестом, – предупредил дознаватель.

– Могу дать из своих накоплений, чтобы не отдавать дом в чужие руки. У меня есть сестры, вы наверно знаете, кто-то доложил вам об этом. Одна не живет здесь, а вторая… – подозреваемая опустила глаза, как будто вспоминая свое давнее детство.

– Что вторая? – вопрос застрял в ушах арестованной.

– Она также как и я беременная. У нас есть деньги, чтобы похоронить всех наших родных. Сестра меня предупредила об этом, – заискивающе продолжила Таисия Безбеднова.

– Где живут сестры, ты знаешь? – спросил эксперт, кому предстояла большая работа по определению степени родства всех членов погибшей семьи.

– Средняя сестра давно уехала отсюда. Где живет, не знаю. Адрес младшей сестры у меня есть. Я вам напишу на бумаге, – с легким европейским акцентом сказала подозреваемая, обращаясь в его сторону.

– Хорошо, мы свяжемся с ней. Она сможет оформить все формальности и необходимые документы через нотариуса в кратчайшие сроки со справкой из милиции. Это ускорит процесс. Нам достаточно одного наследника, когда дело касается уголовного преступления. Она сама распорядится с похоронами, – пообещал дознаватель, обрадованный, что все оборачивалось лицевой стороной. – Но ей тоже надо явиться на опознание.

Следователь Кирьянов нашел чистый лист бумаги, перевернул и обнаружил повестку в суд на обратной стороне. Нашел строку, где было отпечатано слово «адрес» и вежливо спросил:

– Диктуй, я напишу сейчас, а завтра отправим по почте. Тогда определимся с ее показаниями и степенью вашей с ней вины. Если будешь врать, ухудшишь свое шаткое положение.

Пьяная от успеха своей затеи и долгосрочных планов, обводя вокруг пальца любого наивного обывателя, подозреваемая продиктовала адрес Гузановой Дарьи Викторовны – своей родной сестры, чего так долго добивался от нее дознаватель. Он убрал листок в карман и тут же жестко приказал:

– Отправить подозреваемую в следственный изолятор.

Конвоир вывел женщину в коридор и отвел в ту же камеру, где она находилась. Исключение составляло то, что вскоре ей принесли баланду, подушку, коневое одеяло, постельное белье с биркой из прачечной. Измученная видом своих мертвых родных, Таисия Безбеднова, привыкшая с детства к цветным с мелким рисунком простыням и большим пуховым подушкам, надела сине-серую однотонную простынь на матрас. Накинула наволочку сверху маленькой подушки. Преклонила голову, свернувшись калачиком, как затравленный зверь, вышедший из окружения, моментально уснула.

Следователь Кирьянов и эксперт Семенюк разговорились, так как в конце рабочего дня у каждого из них было желание провести остаток смены с друзьями или у телевизора, но не выслушивать надоевшие бредни подозреваемых. Те всеми силами хотели выпутаться, вынашивая слова оправдания своим поступкам перед милитаристскими заявлениями других заключенных, когда попадали в данную среду обитания.

– Отдам результаты исследования тебе на обозрение завтра, но кое-что будет готово только через неделю. Анализ ДНК предстоит проверить не раз, когда будет стопроцентное совпадение родства, – заявил эксперт спокойно, разглядывая клеенчатые бирки с номерами на ногах покойников.

Они поднялись в кабинет следователя Кирьянова. По привычке выпили по стакану чаю перед уходом домой, обсуждая текущие проблемы. Дознаватель переложил повестку с адресом, написанную в морге, в специальную папку, где хранилось дело с шифром, чтобы не исчезла важная информация, которая должна была понадобиться в ближайшие дни.

– А что, разве такое бывает? – спросил с юмором сыщик.

– Ну, это я так образно выразился, чтобы ты понял, не стоит верить ни одному ее слову. Она, может быть, замышляет что-то, – посоветовал эксперт, наливая себе в стакан кипятка и размешивая ложкой сахар. – Нам никто варенья не припас.

– Врать в такой ситуации ей не выгодно, но мы проверим степень ее участия в карательных операциях с сорок первого по сорок пятый годы. Сколько человек пали от руки фашистских надзирателей, а скольких она отправила в газовую камеру… Теперь с этим делом будут разбираться в Москве, куда по приказанию генерала надо будет отправить все документы для подтверждения моих догадок. Сама-то она не признается в виновности в смерти племянницы. Что в данном случае предпринять? – допивая чай с пряником, спросил молодой оперативник.

У опытного эксперта округлились глаза от недоумения. Подсказывать оперативникам он считал своим главным долгом.

– Надо сходить тебе к ней домой, осмотреть все закоулки. Найти предмет, чем была нанесена рана. Доказательств будет предостаточно, чтобы она получила высшую меру наказания. Хотя в таком положении, как у нее, положена отсрочка. Таким образом, родив ребенка, она сделает его своим наследником, а ребенок ее племянницы умер. Думаю, что это послужило основной причиной и мотивом преступления, – ответил эксперт, собираясь уходить.

Слова коллеги обнадежили следователя Кирьянова, в чьи планы входило сделать карьеру в юриспруденции.

– При таких делах не стоит торопиться. Собираюсь прогуляться с нашим новым архивариусом Машей сегодня после работы, – доложил сыщик с пафосом, когда они бодро выходили из дверей районного отдела милиции.

В тени под деревом следователь Кирьянов заметил стоящую Машу. Она дожидалась его появления. Сыщик подошел к ней.

– Тогда, до завтра, – помахав им рукой, сказал эксперт, улыбаясь.

Вместе с подругой милиционер отправился, как и хотел, в кафе, а потом сделал ей предложение руки и сердца. Об этом важном для них факте они решили никому пока не сообщать, а подать заявление в ЗАГС, сыграть свадьбу летом в том же скромном стиле, как было положено молодоженам.

* * *

На следующей неделе, когда майские праздники миновали, в угловой дом по улице Шевченко на первый этаж опять наведался следователь – старший лейтенант Кирьянов, когда детей не было в коммунальной квартире. Он снова стал задавать те же важные вопросы, выясняя обстоятельства криминального дела, в котором оставалось много белых пятен.

– Надеюсь, что никто больше не пропал, – пошутил Борис Павлович, когда так же, как в прошлый раз, встретил участкового милиционера в форме.

– Нет никто. У вас есть какие-то свои версии исчезновения женщины? – спросил следователь Кирьянов, понимая, что со временем события должны проясниться.

– Жена говорила, что слышала от соседей с другой стороны их дома, что у пропавшей Галины был аборт с сильным кровотечением. Будто тот факт она тщательно скрывала от посторонних глаз и ушей. Возможно, у нее был любовник на стороне, который не хотел на ней жениться. Из-за этого она могла покончить жизнь самоубийством, – предположил пенсионер, взвешивая в уме вероятное стечение роковых обстоятельств.

Следователь Кирьянов задумался. На его часах было начало одиннадцатого, поэтому он хотел успеть до обеда вернуться на работу и доложить генералу Кедрову о своих визитах.

– Вот нам нужны хотя бы такие факты. А то на работе и по месту жительства вообще ничего не хотят говорить. Думаю, что личная ориентация в этом деле сыграла решающую роль, – заумно выразился милиционер.

– Симпатия – это еще не все в жизни. Если она делала аборты, то психическое здоровье было подвергнуто риску. Надо, полагаю, выяснить у ее подруг или знакомых, с кем она делилась своими надеждами, и кто мог «помочь» совершить ей что-то страшное, – добавил Борис Павлович на основе своего жизненного опыта.

– Спасибо. Пройдусь до тех соседей, о ком вы говорили, чтобы уточнить кое-что, – поведал участковый милиционер о своих планах в расследовании степени вины арестованной, а затем он собирался найти орудие убийства в доме подозреваемой.

– Приходите, пожалуйста, если что-то надо будет выяснить. Мы живем открыто, – посоветовал Борис Павлович, дожидаясь, когда дочь вернется из школы.

Оперативник прошел мимо дома, где когда-то проживали люди, и где было совершено преступление непредсказуемого характера. Он оказался рядом с соседним домом справа около въездной арки без ворот. На первом этаже жила семья студентов-молодоженов. Открыть чужие двери не представляло возможным, так как они были закрыты. Там никто не проживал по решению о расселении из перенаселенных домов. Молодая пара встретила его. Они отдыхали и готовились к предстоящей сессии. Когда оперативник постучался к ним, ему открыли они оба в летних шортах и майках.

– Кто из вас может мне сказать о соседях, которые жили слева от вас? – спросил сыщик, когда показал им свое удостоверение в раскрытом виде.

– Проходите к нам, – пригласил его парень с черной шевелюрой.

Он пропустил оперативника в свое жилище.

– Мы их не знаем, но очень они подозрительные, – сходу ответила девушка, когда милиционер зашел внутрь комнатушки, где невозможно было развернуться троим взрослым людям.

Высокий парень, с удивлением посмотрев на сыщика, спросил, видимо не поняв смысл самого вопроса:

– Что вы сказали? Откуда нам знать?

– Может быть, вы покупали у них что-то? – переспросил следователь Кирьянов, понимая, что ему не хотят идти навстречу.

– Ах, да, хозяйка этого дома постоянно приносила нам яйца. У нее была своя клиентура, – вспомнила девушка.

– Хватит болтать. Покупали мы у нее еду, когда стипендию получали. У нас в деревне нет родственников, а на рынок бегать некогда, – вспылил парень, выставляя себя в роли главного свидетеля, чтобы понравиться своей жене.

– Помните о каких-то случаях, произошедших с ними раньше? – спросил дознаватель формально, так как его устроили все полученные сведения.

– Да, вы сами все наверно знаете. Мы там у них не ходили по дворам и комнатам, – напрягшись, изрек глава семьи.

Дознаватель ушел от них. Он поднялся по наружной лестнице на второй этаж, где проживал в трехкомнатной квартире со всеми удобствами школьный учитель литературы с женой и двумя детьми погодками. Когда оперативник постучался к ним, ему открыла худенькая блондинка. Рядом с ней «толклись» двое милых ребятишек – мальчик и девочка восьми-девяти лет.

– Я следователь из райотдела милиции, – он показал удостоверение в раскрытом виде.

– Что вы хотите от меня? – спросила женщина, отгоняя детей от себя. – Идите к себе поиграйте в игру, – настоятельно попросила она своих очаровательных ребятишек. – Проходите в зал, пожалуйста, пригласила она милиционера сесть за стол, обращая внимание на его профессиональную форму и погоны.

– Что вы знаете о людях, проживавших в соседнем доме слева от вас? – хотел уяснить себе милиционер, но садиться за стол не стал, а так и остался стоять в прихожей, когда мимо него протиснулись дети, направляясь в детскую комнату.

В зале была красивая современная мебель, телевизор и книжный шкаф, набитый сверху донизу художественной литературой от Шекспира до Вознесенского и Рождественского.

– Мы покупали у них продукты питания. Соседка сама нам приносила еду на выбор: яйца, свежих кур, уток и гусей, – ответила она без тени кокетства.

Женщина любезно улыбнулась, пытаясь скрыть от симпатичного молодого участкового милиционера свое скромное платье, бледный вид и отсутствие румянца на лице.

– О происшествиях в течение этого года на вашей улице знаете? – дознаватель не думал, что она в курсе последних событий, хотя полной уверенности у него не было.

– Мне хватает забот с детьми. Что-то есть у вас еще интересное спросить меня? – она нервно отвернулась и вскинула головой, показывая золотые сережки в ушах.

– Нет, спасибо, – поблагодарил ее следователь Кирьянов, понимая, что бизнес у Безбедновых процветал и шел полным ходом, набирая обороты после оптовой продажи яиц в Коопторг.

Визит сыщика к женщине с двумя детьми на второй этаж справа от домика Безбедновых оброс паутиной слухов и сплетен. Все соседи решили, что они стали любовниками, но реальных доказательств этого ни у кого не было. Хотя решили, кто пользовался услугами хозяйки курятника, что с учителем литературы она развелась давно. Никому не стоило сомневаться в благих намерениях юридического лица в налаживании семейной жизни брошенной одинокой матери. О чем та могла только мечтать. Следователь Кирьянов ушел от нее с воодушевлением, а по пути завернул в тот самый особняк с курятником, чтобы найти орудие убийства девушки Гали. Разрешение на обыск он взял у себя в сейфе, а ключ, он знал, лежал под лестницей около входной двери. С калиткой пришлось повозиться, так как она открывалась крючком через щель почтового ящика. Но с этой задачей оперативник справился успешно, когда нашел крючок, подвешенный с внутренней стороны сбоку.

Пройдя в коридор, он обследовал каждый метр жилого помещения, заглянул в платяной шкаф, набитый зимней одеждой. Увидел злополучное серое шерстяное платье, которое сразу навело его на мысль о преднамеренном убийстве. В ящике шкафа находилась стеклянная посуда, чайник и кастрюля. В диване лежала обувь и спальные принадлежности. Сверху шкафа и на столе было пусто и чисто. За диваном и шкафом – ни пылинки. Сыщик открыл маленькую прямоугольную чугунную дверцу, находящуюся внизу газовой печи, присел на корточки и заглянул внутрь. Там лежал обычный красный кирпич для обжига, чтобы жар не попадал в комнату, а распространялся внутри печи, согревая помещение. Однако была поздняя весна, напоминающая лето. Давно никто не топил печь. Единственным тяжелым предметом, которым мог быть нанесен удар, был этот предмет, используемый только зимой по назначению.

Аккуратно, чтобы не повредить, возможно, оставшиеся отпечатки пальцев, сыщик вытащил кирпич из печи, используя большой мужской носовой платок. Положил находку на кухонный стол, осмотрел, но ничего не заметил подозрительного. Потом он убрал в целлофановый пакет, прихваченный с собой, когда собирался идти по данному адресу. Надежда, что на кирпиче остались отпечатки пальцев, была. Новых улик у него не было.

«Жестокость тетки поражает. Мир вокруг племянницы обернулся своей самой неприглядной стороной. Измена, корысть, ревность, жадность, зависть, тайна – все эти качества окутывали смерть девушки темным саваном», – размышлял следователь Кирьянов, когда покинул чистое убежище, которое могло стать местом, где бы воспитывался ребенок племянницы, а стало приютом злости, лицемерия и надменности.

Сыщик вернулся в райотдел милиции. Он отнес свою находку эксперту Семенюку в лабораторию.

– Вот, пожалуйста, обрати внимание, что у меня есть, – доставая из мешка кирпич, сказал дознаватель, обращая внимание, что эксперт сидел в точно такой же позе, как и всегда, когда изучал под микроскопом срез ткани или кровь.

– Ну, вот. Хорошо. Это то, что нам надо, – сказал эксперт, заканчивая свои манипуляции.

– Сможешь изучить на наличие отпечатков пальцев? – спросил следователь Кирьянов, когда эксперт отнес изученные препараты и ткани в стеклянный шкаф.

– Сегодня нужный результат узнаем к концу рабочего дня… – обрадовал специалист, опытный в таких вопросах.

Он взял, как обычно, все препараты, кисточкой в тальке стал проводить по боковинам кирпича. Несколько отпечатков сразу проявились. Глядя на свои находки, он сообщил сыщику:

– Вот это то, что ты просил меня найти. Теперь надо сверить с отпечатками пальцев арестованной.

Эксперт нашел лист, на котором были отлично видны черные круги в квадратных ячейках.

– Напишу подробный отчет и принесу тебе в кабинет, – сказал эксперт Семенюк, приобщая к материалам дела, все найденные отпечатки пальцев на кирпиче.

– Хорошо. Я буду ждать, – обнадежил дознаватель своего коллегу, возвращаясь в свой кабинет.

Сыщику надо было доложить генералу Кедрову обо всех уликах, найденных им в доме у Безбедновых. А потом сделать запрос через военное Министерство в Германию о фамилиях и фото женщин, которые находились на службе у нацистов. Требовалось узнать их должность, карьерный рост, премии и надбавки, чтобы доказать причастность к нацистской группировке.

«Могу обнаружить неожиданные для себя факты. Все сестры как раз подходили по возрасту. Старшей было двадцать восемь лет, когда началась война, средней – двадцать три, а младшей – восемнадцать. С учетом их образования, они могли оказаться по собственной воле в рядах СС», – рассуждал дознаватель, когда снова перекладывал дела, найденные в паспортном столе.

«Хотя весной сорок пятого года в конце войны, они могли переметнуться на сторону союзников или сжечь свои старые аусвайс, а потом представить ситуацию, как будто они – мученики концлагерей, страдальцы – бывшие военнопленные, контуженные или беженцы. Нужна точная идентификация, чтобы не спутать с разведчицами и антифашистами», – к такому выводу пришел сыщик, убирая листы с заявлениями о замене паспортов, датированные сорок пятым годом, в стол.

Он достал совершенно чистый лист бумаги, чтобы написать запрос в Москву по истечении двадцати лет после победы над фашизмом, когда продолжали искать военных преступников в разных странах, куда могли те спрятаться от правосудия:

«Прошу выслать нам список и копии фотографий женщин, участвовавших в карательных операциях на оккупированной территории в период военных действий с 1941 по 1945 годы».

Следователь поставил свою подпись, число и печать райотдела милиции, заверенную у секретаря генерала Кедрова.

– Собираетесь заняться историческими расследованиями? – спросила его секретарша, с силой ударяя по листу печатью с подписью старшего лейтенанта.

– Надо раздобыть и уточнить некоторые сведения, в связи с недавним арестом подозреваемой, – признался сыщик, забирая официальный запрос.

– Можете оставить у меня. Я отправлю почту. До вас участковый занимался этим вопросом. Но он умер при невыясненных обстоятельствах. Был инвалидом, участником войны. Дело заглохло. На его место приняли вас, – посочувствовала секретарша.

– Будет возможность, постараюсь выяснить причину смерти, чтобы закрыть висяк, – добавил оперативник, у которого скопилось масса неотложных дел. – Фамилию и личные данные участкового можете мне написать на листке.

– Конечно. Его фамилия – Матросов, а досье все еще находится в отделе кадров нашего отдела, – пояснила она с апломбом.

– Хорошо. Я запомнил, – сказал дознаватель, оставляя свой запрос у секретарши на столе.

– Ну, это не срочно, – примиренчески изрекла она.

Следователь Кирьянов вернулся в свой кабинет, а там уже находился эксперт Семенюк. Он важно произнес, показывая на листы, где он написал отчет и ссылку на статью закона:

– Вот принес полную идентификацию отпечатков пальцев на кирпиче с теми, которые сняли у арестованной подозреваемой.

– Могу нести все это хозяйство на рассмотрение руководству. Чем скорее мы закончим, тем раньше займусь новым расследованием. Правда, надеюсь, что для суда всех этих доказательств будет достаточно. Тем более сделал запрос в Москву в Министерство обороны относительно военных преступлений гражданки Безбедновой, – сказал дознаватель с ударением на слове «суд», у которого руки чесались заняться своим личным делом.

– С этим проблем не будет. Дадут то, что заслужила. Будет что-то срочное, приноси, – сказал эксперт и ушел продолжать изучать вещественные доказательства в свою лабораторию.

Следователь Кирьянов направился к генералу Кедрову с докладом о сделанных экспертом выводах.

– Вот, товарищ генерал, что Семенюк мне сейчас принес, – сразу сообщил он, заметив занятость начальника милиции.

Тот разбирался у себя в столе в поисках нужных бумаг и газет.

– Спасибо. Сейчас же посмотрю. Только надо уточнить, как тебе в голову пришла такая идея – сделать запрос в Министерство обороны. У нас достаточно материалов относительно военных преступлений. Вот, наконец, нашел газету с именами, фамилиями, а фотографии военных преступников есть у меня в сейфе в особой папке. Ты наверно узнал у секретарши, что этим делом до тебя занимался участковый Матросов. Вот если будет время, навести его родственников. Узнай, в чем они нуждаются, – сказал генерал, стряхивая с себя пыль. – Однако могут быть новые сведения. Надо позвонить, если есть что-то похожее, они сами нам сообщат об этом, – сказал начальник милиции, а в обмен дал оперативнику то, о чем он просил в письме, где был подробный список подозреваемых рецидивистов военного времени, проживавших в области.

Среди них сыщик нашел фамилию Шмюк Э. А.. Он обратил внимание на английские окончания и немецкие корни представителей с русскими именами. Генерал Кедров сел за стол. Он стал читать отчет дознавателя и эксперта по произведенному предварительному расследованию преступления непредсказуемого характера.

«Сталинская чистка носила иллюзорный оттенок, однако многим репрессированным удалось избежать вербовки на фронт, а кто-то специально нажился на военных операциях, не потеряв ни капли крови», – рассуждал про себя оперативник, дожидаясь, пока начальник милиции знакомился с произведенным расследованием.

Быстро пробежав исписанные листы с опросом свидетелей и результаты дактилоскопической экспертизы, генерал с уважением к присутствующему старшему лейтенанту, сказал:

– Нашли соответствие отпечатков пальцев. Это очень хорошо. Можно дело отправлять в прокуратуру. Тянуть с этим не стоит. Двоих ее родственников похоронила младшая сестра, но есть задержка с племянницей. А теперь все определилось. Можно снова приглашать младшую сестру, чтобы у нас не было застоя в делах.

– Так точно, вещественные доказательства есть. Будем заниматься текущей работой, – согласился дознаватель.

Через месяц эксперт Семенюк доказал после проведения анализа ДНК, что все трое погибших – родственники. У племянницы Гали был срок беременности пять с половиной месяцев, примерно такой же, как у арестованной тетки – жестокой убийцы. Следователь Кирьянов присутствовал на суде. Там разбирали степень вины бывшей надзирательницы концлагеря, помогавшей мужу. Суд приговорил ее к высшей мере наказания, но, учитывая беременность, «заменил» на пожизненный срок заключения. В списках женщин, участвовавших в подобных делах, обнаружили тех, кто уже отбывал срок заключения. Дело об исчезновении Галины Безбедновой в милиции вскоре было закрыто. Его отложили в архивную папку за достаточностью выясненных обстоятельств криминального расследования.

В тот день после работы дознаватель сообщил своей невесте Маше, что не сможет проводить ее до дому. Он был вынужден лишний раз выяснить, есть ли какие-то вещественные доказательства вины участия соседки Матросовых по подъезду с фамилией Гарднер в диверсионных карательных операциях на оккупированной фашистами территории Белоруссии. На эту английскую фамилию он натолкнулся, когда изучал материалы дела.

– Привет, Маша, найди мне, что ты знаешь о наших бывших сотрудниках. Эти нераскрытые дела лежат на отдельной полке в алфавитном порядке под шифром «Секретно», – спросил следователь Кирьянов, когда спустился в архив, чтобы ознакомиться с начатым, но незаконченным расследованием.

– Полку знаю, но зубы туда класть опасно. Можно не вернуться, – предупредила его девушка с наигранной улыбкой.

Маша отошла от стойки, исчезнув между стеллажами.

– Смотрю, – крикнула она из глубины комнаты. – Только одно есть там нераскрытое дело. Принести?

– Неси, жду. Сейчас посмотрим, что там имеется, – ответил терпеливый посетитель с погонами старшего лейтенанта.

– Но там только одни картонные корочки. Ах, вот еще выпала фотография, – Маша наклонилась и подняла с пола черно-белую карточку ярко накрашенной женщины в немецкой военной форме, сидящей за столом.

Она тут же вложила фото внутрь папки без белых тесемок и передала следователю Кирьянову со словами:

– Извини, поторопилась. Как у тебя настроение? Все раскрыли?

– Надо срочно заняться внутренними проблемами, – ответил в духе Пинкертона симпатичный посетитель, на которого он был чем-то похож, разглядывая фото. – Есть наводка. Надо удостовериться в моих предположениях. Сегодня кафе и совместная тренировка на право участвовать в городских соревнованиях отменяются.

Неугомонный сыщик немедленно записался в ту же секцию по фехтованию в клуб «Юность». Они вдвоем с Машей стали регулярно посещать занятия, чтобы постоянно находиться в спортивной форме и пересдать нормы ГТО.

– Значит, боишься сильного противника, – изрекла девушка с вздернутым носиком и веселым нравом.

– В другой раз получу корочки Мастера спорта. Пока не готов, – продолжил разговор сыщик и с грустью поднялся к себе в кабинет.

– Ладно, не обижайся, – сказала ему вслед Маша.

Следователь зашел в отдел кадров милиции, находящийся напротив бухгалтерии. Он обратился к двум сотрудницам в милицейской форме, сидящими за столами, в чьей власти было принять на работу или отказать:

– У вас есть адрес бывшего сотрудника майора Матросова?

– Да. Личное дело у нас сохранилось, – ответила та, что постарше, но молодая инспектор изъявила желание помочь недавно принятому сотруднику. – Мы сейчас вам все найдем.

Она встала, подошла к прямоугольному деревянному ящику и стала искать по алфавиту, перебирая картонки с личными данными руками с красным ярким маникюром.

– Вот пожалуйста, – быстро произнесла она, положив на стол анкету, где значился адрес, семейное положение, образование и карьерный рост майора до Второй Мировой войны, в течении, после демобилизации и путь его дивизии.

В кадрах следователь Кирьянов задержался, увлекшись чтением. Он присел за свободный стол, выписал себе в записную книжку то, о чем его просил генерал Кедров, то есть адрес. Оказалось, что майор был женат, холост или вдовец об этом ничего не было сказано, но помечены карандашом внизу страницы его правительственные награды и Почетные грамоты от руководства МВД.

– Можете сделать любезность, – стал рассыпаться в благодарностях оперативник, – дать мне это личное дело для ознакомления на один день?

– Нет. Такое правило в нашем уставе отсутствует. Там и так все понятно сказано. Выписывайте, что вам надо здесь, да мы уберем на место, – вежливо отказали оперативнику в его просьбе.

Сыщик вернул личный листок инспектору, когда внимательно изучил фотографию красивого военного в милицейской форме. Распрощавшись моментально с ними, он поднялся в свою обжитую комнату, которая была прежде кабинетом майора Матросова. Задетый за живое отсутствием помощников и элементарных сведений, объединяющих воедино всю историю этого криминала, сыщик принялся с яростью разбираться во всех папках незавершенных дел, стоящих на полках. Все это богатство ему надо было быстро проверить, превратив в короткую отписку, путем концентрации сведений. Отправить в архив, как завершенные дела. Чем он занялся немедленно, доставая по очереди то одну папку, то другую. Складывая раскрытые преступления отдельно, нераскрытые, подлежащие изучению и отправке на экспертизу, в другую. Рутинная работа заняла у него весь остаток рабочего дня. Оставалось изучить почти столько же, сколько он сделал, поэтому, чтобы не помять форму, следователь Кирьянов закончил рабочий день точно по распорядку.

Вечером после работы Владимир Кирьянов встретился с Игорем Семенюком. Они собирались выпить по стакану крепкого чая с печеньем. Следовательно, им предстоял серьезный разговор, о котором никто из их окружения не должен был знать. Предстоящее дело носило сугубо органичный характер, не связанный с реально существующими фактами. Как бы из разряда потустороннего. Все события имели фантасмагорические корни. Когда женщину подозревали в нанесении тяжких телесных повреждений и смерти кадрового военного, прошедшего Великую Отечественную войну, вернувшего с орденами и медалями за взятие Кенигсберга и Берлина.

Чтобы найти хорошего сыщика, для этого генералу Кедрову пришлось обратиться на кафедру сыска и криминалистики Юридического института, где в числе аспирантов значился подающий надежды студент – Владимир Кирьянов, чей отец тоже прошел фронт, но не вернулся, а погиб в конце войны при освобождении Восточной Пруссии от фашистских диверсантов.

– Надо сделать запрос в архив морга относительно эпикриза моего предшественника – оперативника майора Матросова, – сказал следователь Кирьянов с иронией, глядя в глаза эксперту Семенюку.

– Сделаем, – согласился эксперт.

– Есть у тебя эти документы? – спросил сыщик, когда его коллега открывал квадратный железный сейф, стоящий на полу, где хранились материалы подобных нераскрытых дел.

– Будет тебе и белка, и свисток, – ответил с юмором эксперт, отдавая сыщику прямо в руки то, о чем тот спрашивал. – Читай, что непонятно, можешь спросить, – садясь за стол, сказал коллега.

Следователь Кирьянов с любопытством стал читать выписку из истории болезни. Заинтересовавшись содержанием, он забыл, что чай давно остыл, а разогревать ему уже не хотелось.

– Все понятно. Вопросов нет. Буду отталкиваться от твоих выводов. Но виновного, безусловно, требуется наказать, – сказал, еле сдерживаясь, чтобы не выразиться нецензурно, старший лейтенант, перелопатив медицинскую карточку вдоль и поперек.

В окончательном диагнозе, написанном в конце листа, ясно значилось: удушение от прикосновения женских рук без маникюра.

– Да, вот представь себе, – с напряжением заключил эксперт.

– Наверно такое не часто встречается в криминальной литературе. Конечно, если не брать во внимание Соньку-Золотую ручку, Лукрецию Боржда или Мата Хари. Но там всегда имело место отравление и предательство, – следователь стал перечислять известных авантюристок, прославившихся в уголовном мире своими «подвигами» по части кражи драгоценностей.

– Сейчас такое не актуально, но имело место быть, – съязвил эксперт Семенюк, когда оперативник стал разглядывать отпечатки пальцев, найденные на трупе майора Матросова.

– Будем рассуждать логически. Зачем убивать законопослушного гражданина? По всей видимости, у нее были веские причины. Она натренирована была не в спортзале, а где-то в спецподразделениях СС. Так как до войны у нас в стране девушек не принимали в клубы боевых искусств. Конечно, были чемпионки мира по лыжам и конькам, но чтобы владеть приемами джиу-джитсу или карате… Это из ряда вон, – возмутился сыщик.

– Кроме того, заметь, майор преподавал астрономию и гражданскую оборону в средней школе у семиклассников. Показывал, как владеть противогазом. И все такое прочее… Директор его очень хвалил, как знающего специалиста, – добавил масла в огонь эксперт Семенюк, зная твердый характер и сильную волю сыщика.

– Бесспорно, хороший был человек и ответственный сотрудник. Воспитывал молодое поколение в боевых традициях. Надо искать, чем он занимался здесь. Какие мероприятия проводил, ты помнишь? – спросил сыщик, вздохнув, отрешившись от своих личных дел.

Мысленно он даже не мог себе такое представить, чтобы опытный военный был задушен светской львицей на улице, что было как раз в духе тридцатых годов в период разгула реакции и НЭПа.

– Вот он занимался тем же, чем и ты. Проверял списки лиц, занятых предательской террористической деятельностью, завербованных нацистами, отправленных на работу в концентрационные лагеря в качестве надзирателей. Будто хотел найти свою смерть, – предположил эксперт Семенюк.

– Ну, это ты брось… Упадническое настроение не годится. Нам надо искать среди его прежних подопечных, – упорствовал следователь Кирьянов, намереваясь перекопать носом всю округу, но разыскать ту самую причину преждевременной кончины своего коллеги, даже если на это уйдут годы.

– Никто еще не брался за это дело, поэтому действуй так, как бы тебе выпал счастливый билет, – советовал эксперт.

Поэтому сыщик наметил себе обойти всех подозреваемых из списка, представленного генералом Кедровым ему на обозрение, включая даже тех, кто уже находился в местах лишения свободы на территории области. Дело и смерть прежнего участкового майора Матросова легли на плечи следователю Кирьянову тяжелым грузом, когда он посетил семью своего погибшего коллеги, увидев, в каких условиях они жили. Милицейский дом находился в самом центре города, на тихой, мало проезжей улице. Двухкомнатную квартиру Матросовы снимали на первом этаже.

Сыщика встретили в коридоре взрослый сын и его жена с внуком майора на руках. Младенец что-то гулил, запинаясь, а женщина старалась приложить его к груди. Старший лейтенант представился, показывая свое удостоверение в раскрытом виде.

– Нам нужно поговорить о последних днях жизни вашего отца. Мне поручено расследовать уголовное преступление заведомо продуманное, выполненное в условиях мирного времени, – следователь Кирьянов сказал тихо, чтобы не разбудить уснувшего на руках матери младенца.

– Проходите. Мы можем показать вам фото военных лет, – предложил сын – студент университета, – если вам это интересно.

Оперативник расположился за столом, а женщина с ребенком ушла в соседнюю комнату укачивать малыша. Когда он погрузился в боевой путь погибшего милиционера, то обратил внимание, что имелись снимки даже его службы добровольцем в освободительных отрядах республиканской интербригады в гражданской войне Испании на танке Т-26. Затем было показано передвижение дивизии, в которой служил отец парня, по Германии. Фото под Сталинградом, на Украинской земле, Белоруссии и на Курской дуге отсутствовали из-за ранений и боевых действий при наступлении в этих районах.

Следователь Кирьянов не выдержал:

– Воинская книжка у вас наверно есть? – спросил он сурово.

– Да. Военный билет сохранился, – ответил сын спокойно.

Девушка налила им два стакана чая, поставив рядом с разложенными фотографиями военных лет и семейными снимками мирного времени. Альбом со свадебными фото, отдыхом на море с женой и ребенком, спуск на байдарке с горной реки в Домбае, сдача норм ГТО в лесу, песни у костра под гитару, Майская демонстрация. Маленькие фото на паспорт, комсомольский, партийный билет лежали в конверте. Справка о получении инвалидности затесалась среди других ветхих снимков отца, матери, старших братьев, двоюродных родственников, маленьких детей, общих школьных друзей и выпускников Высшего военного училища, кого тут же отправили за пределы СССР тушить пожары и присоединиться к партизанам в Толедо и Валенсии.

Просмотрев все фотографии, у сыщика сложилось впечатление о сильном характере и твердой воле профессионального военного, чья жизнь без остатка была посвящена защите Отечества. Следователь с удовольствием выпил чай с кексом. Он предложил семье Матросова помочь ему в расследовании:

– Не помните, случайно, чем конкретно занимался в последние дни жизни ваш отец, – спросил он перед уходом.

– Насколько я знаю, у него был список предателей, принимавших участие в отрядах СС. Он хотел уделить внимание, как они отбывали наказание в исправительных учреждениях. Точно не знаю, но он что-то намекал на тюрьмы в пределах области, – сказал парень, изменившись в лице.

– Эти документы остались у него где-то, а может быть есть черновики, куда он записывал адреса расположения тех исправительных учреждений? – спросил оперативник то, о чем говорил генерал Кедров.

Сыщик надеялся на быстрый положительный результат, так как за последнее время интуиция его ни разу не подводила. Даже в деле с пропавшей девушкой, он не отступился от своей цели.

– Сейчас давайте поищем вместе. Вот его стол, где у него хранились все деловые бумаги, – парень подвел оперативника к обычному коричневому полированному столу без тумб. – Он даже списки школьников хранил здесь в отдельной тетради. Мы ничего не выбрасывали после похорон, думали, что все его изыскания должны пригодится в милиции.

– Вот это спасибо, – поблагодарил следователь Кирьянов сына майора за его длинную речь.

Они вдвоем стали рассматривать старые газетные вырезки десятилетней давности, когда проходила чистка населения от спрятавшихся нацистов, кому удалось избежать наказания сразу после окончания войны в 1945 году.

– Вот все тетради за время его работы в милиции, куда он вносил раскрытые преступления и наверно фамилии уголовников, – сказал парень резко, усадив оперативника в низкое кресло. – Садитесь сюда. Так вам будет удобнее.

Он пододвинул к креслу журнальный столик, куда перенес все то, о чем просил его сыщик. Это занятие отняло у следователя Кирьянова почти час, но он выделил по датам дела, отмеченные в тетради в последнюю неделю жизни майора Матросова.

«Посещение ЛТП Шарикоподшипникового завода, СИЗО, ИУ в Заводском районе», – была последняя запись.

Список женщин-предательниц, отправленных в тюрьмы за участие в работе гестапо в качестве актрис, переводчиц, уборщиц, секретарш-делопроизводителей, официанток, поварих, чтобы заработать коврижку с маслом, когда каждый день отправляли в газовые камеры 5 тысяч человек, был небольшим. Они не представляли угрозы для населения, так как уже отбывали наказание. В свое время эти профессионалки были любовницами фашистских извергов, поэтому тогда получили направление на работу, проживая в благоустроенных общежитиях в качестве сотрудниц. Они получали довольствие, форму и аусвайс немецкого образца.

– Могу я взять на время эту последнюю тетрадь? Здесь находятся сведения, которые нам нужны, – пояснил следователь Кирьянов, обращаясь к сыну майора Матросова.

– Пожалуйста, берите. Мы тоже хотим с женой узнать подробности. Кто на него напал и задушил прямо около входа в подъезд? Так, кажется, заключил эксперт, когда я читал его заключение. Что же произошло в реальности с моим отцом? – спросил парень, стирая слезы с лица.

– Мне поручили это дело довести до конца. Проведу расследование и доложу вам обязательно о моих результатах поиска. Есть подозрение, что нападала тренированная женщина из бывших репатриированных арестанток, которая сумела спрятаться, но ее все-таки нашли и заключили под стражу. Но как она оттуда сумела исчезнуть? Это даже не поддается никакому логическому мышлению, – предположил сыщик, пытаясь раскрутить тугой узел, который требовалось просто разрубить на части.

Следователь Кирьянов ушел от сына майора Матросова с желанием тут же отправиться по тем местам, куда успел сходить бывший участковый. Но, посмотрев на часы, он обнаружил, что было начало девятого. Из этого вытекало, что надо было позвонить Маше и генералу Кедрову, чтобы сообщить о своих находках и попросить о снисхождении на один день. Он собирался закончить свое либеральное расследование без собачьего лая дрессированных овчарок и избиения свидетелей, подозреваемых в убийстве сотрудника милиции, за что давали наибольший срок наказания.

Первой на очереди стояла его невеста Маша. Оперативник, когда вернулся домой, спешно набрал номер подруги. Он настойчиво сказал с чувством ответственности за свои слова:

– Завтра буду ждать после работы на проходной. Надеюсь, что у тебя найдется для меня пара слов? Можем посетить кафе.

– Договорились, – ответила девушка. – Не скучай без меня.

Она уже вернулась с тренировки, готовила вкусный ужин для себя и родителей, стоя на кухне в фартуке перед плитой.

Генерал Кедров, услышав о сделанных значительных шагах в направлении раскручивания убийства майора Матросова, сказал:

– Завтра пройдись по тем адресам, что записаны в тетради нашего бывшего ветерана войны. Даю тебе разрешение явиться на работу, когда освободишься. С машиной тоже дело решено. Возьмешь утром в гараже. Путевку я подпишу всем сотрудникам.

Сидя вечером перед телевизором, оглядываясь назад в свое прошлое, генерал Кедров признал справедливость своего выбора, когда ему требовалось найти наиболее гибкого и трудолюбивого сотрудника. Работа в райотделе милиции была настолько ответственной и подчас неразрешимой, что надо было расследовать сразу несколько дел, избегая трений с населением.

* * *

На другой день следователь Кирьянов на машине отправился на окраину города, где находилась женская тюрьма. Он со списком женщин-репатрианток явился в исправительное учреждение, показал свое удостоверение старшего лейтенанта милиции в раскрытом виде, представив имеющийся у него список заключенных на проходной, чтобы ему разрешили поговорить с начальником. Стрелок позвонил, куда требовалось. Дал трубку сыщику, а тот подтвердил свое решение встретиться по очень важному вопросу, чтобы решить все текущие проблемы.

– Разрешаю вам пересечь проходную нашей зоны. Пусть вам выпишут пропуск, – сказал начальник хриплым голосом.

Получив маленький клочок бумаги с указанием часа и минут, оперативник поднялся на второй этаж, выкрашенного голубой краской административного здания. Он нашел комнату с номером начальника тюрьмы. Вошел в большой просторный кабинет с двумя окнами, полированной стенкой, диваном, стульями, массивным письменным столом, уставленным книгами в стойке и флажками. Официальная обстановка требовала соблюдать этикет между сотрудниками и гостями. Начальник в серой форме сидел за столом, листая журнал, рекламирующий строительные материалы.

– Что хотите узнать у нас? – спросил подполковник, здороваясь за руку с оперативником.

– Мы расследуем дело о спланированном убийстве нашего ветерана войны, майора Матросова. В списке его последних записей значилось ваше учреждение. Приходил ли он к вам для проверки? – спросил следователь Кирьянов, вдыхая свежий утренний воздух, врывающийся в раскрытое окно.

– Да. Он периодически наведывался к нам по настоятельной просьбе вашего руководства, чтобы быть в курсе, кого из наших заключенных готовят к освобождению, – сказал начальник тюрьмы воинственным тоном.

– У меня есть список женщин, отбывающих наказание у вас в колонии. Вот, пожалуйста, посмотрите. Мне хотелось бы выяснить, кого вы освободили за последний месяц? – осведомился оперативник, чтобы положить конец своим внутренним стыковкам и разногласиям. – Это очень важная деталь.

– Вот Гарднер, – начальник показал в списке на фамилию английского происхождения. – У нас имеется справка о ее нормальном психологическом здоровье. Весь срок она уже отсидела. Находилась здесь по нескольким статьям. Но главная ее вина заключалась в пособничестве фашистам в нацистских лагерях смерти, – доставая досье из шкафа-стенки, стал объяснять начальник исправительного учреждения. – Она была переводчицей-перебежчицей. Переводила с английского или с немецкого языка на русский. Когда, как надо было, по ее словам. Требовалось пройти обследование по месту жительства и встать на учет. Адрес ее у нас есть. Она сожительствовала с мужчиной, с кем скрывалась в Китае от правосудия. У нее есть несовершеннолетняя дочь. Вот их данные, – рассматривая свою коричневую папку с выпиской из тюрьмы заключенной Гарднер, сказал начальник женской тюрьмы, отдавая картонные корочки в руки следователю Кирьянову.

– Вот это мне и требовалось узнать. Оказывается, она владела приемами рукопашного боя, не разрешенными в нашей стране. Место прописки в том же доме, что у майора Матросова. Думаю, она является главной подозреваемой в его смерти, так как, судя по записям, он препроводил гражданку Гарднер в места лишения свободы, когда она приехала из Китая и зарегистрировалась со своим сожителем по тому адресу, – развил логическую цепочку дознаватель. – Нам нужны ее отпечатки пальцев, чтобы сверить с оставшимися отпечатками на теле нашего сотрудника.

– Предполагаете, что это месть? – спросил начальник, наливая минеральной воды из бутылки себе и следователю Кирьянова.

– Такое чувство, что ваша бывшая подопечная избрала свой путь вне всякого закона, – согласился сыщик, который продолжал стоять перед столом начальника тюрьмы, читая досье заключенной.

– Она обычная рецидивистка, – констатировал начальник тюрьмы. – Вне всякого сомнения, она очень опасная.

– Могу я взять отпечатки пальцев с собой? – спросил сыщик, когда, наконец, выпил воду, поставив стакан на место. – Верну по почте.

– Да, возьмите, – согласился начальник женской тюрьмы, понимая такое поведение заключенной, что горбатого могила исправит. – Отзвонитесь, когда закончите расследование. Желаю удачи!

Следователь Кирьянов ушел, чтобы показать отпечатки пальцев эксперту Семенюку. В райотделе он тут же отнес свои вещественные доказательства в лабораторию. Дождался, пока эксперт подтвердит их идентичность. Тут же на машине с ордером на арест он поехал к гражданке Гарднер по тому же адресу, где он был вчера, но на пятый этаж. Сыщик позвонил в расшатанную дверь. Девочка-подросток лет двенадцати в мятом платье открыла ему.

– Вы к кому? – спросила она с испугом, отстраняясь от двери.

Следом в прихожей показалась сама хозяйка квартиры в грязном заношенном одеянии с претензией на шик. Показав свое удостоверение в раскрытом виде, оперативник прошел в квартиру. Он знал по личному делу, с кем она проживала, кроме ее дочери.

– Здесь проживает гражданка Гарднер? – спросил следователь Кирьянов, преграждая выход из квартиры.

– Да, это я, – чуть слышно сказала рецидивистка. – Отойди отсюда, – скомандовала она дочери, которая с любопытством наблюдала за происходящим. – Иди в свою комнату и сиди там.

Девочка шмыгнула в боковую комнату, закрылась на обе распашные двери.

– Вы арестованы по подозрению в убийстве нашего оперативного сотрудника. Вот ордер на арест, – оперативник предъявил ей документ. – Пройдемте со мной.

Он надел ей наручники, препроводил в специальную, предназначенную для такого случая, машину-фургон. В кабине их дожидался шофер. Как и предыдущую, арестованную, подозреваемую отправили сначала в КПЗ. Оперативник написал отчет генералу Кедрову, отнес сам лично к нему в кабинет.

– Хорошо. Пусть пока там посидит, подумает, напишет признательные показания. Отправим дело на рассмотрение в суд, – сказал генерал, не теряя времени даром. – Можно допросить и устроить следственный эксперимент.

Следователь Кирьянов ломал голову над тем, почему земля носила таких осквернителей мира – хищников в образе и подобии богоматери. Тревожные мысли не давали ему покоя: «Фашизм проник в их душу и тело. Как паутина, опутал мозги. Ни перед чем не останавливаясь, обе пожинали плоды на ниве Дахау, Освенцима, Бухенвальда. Одна препровождала детей в газовые камеры, а другая – через громкоговоритель объявляла об этом. Так они считали, что воспитывали свою волю и умение зарабатывать. Послушаем, что другая фифа скажет в свое оправдание. Себя и их главаря-фюрера они любили, наверно, больше, чем несчастных, обездоленных детей».

– Приведите заключенную Гарднер из КПЗ, – сказал оперативник дежурному по этажу, чтобы тот позвонил коридорному в спецприемник.

Через пять минут Гарднер уже стояла около кабинета следователя Кирьянова. Конвоир пропустил ее вперед и закрыл дверь. Она прошла и остановилась. Следователь Кирьянов, сделав вид, что видит ее впервые, спросил, глядя на ее руки, закованные в наручники:

– Как фамилия?

– Гарднер Лидия, – ответила она, встав в привычную позу «вольно», расслабившись, чуть ли не плача от переутомления.

– Можете садиться, – предложил оперативник, доставая сигареты, закуривая, при этом, стряхивая пепел в блюдце, которое он держал в верхнем ящике старого письменного стола, пропахшего табаком и леденцами, хранимыми его предшественником в старой железной коробке из-под Монпансье с выраженным ароматом пряностей: малины, груши, яблока, выпускаемые Московской конфетной фабрикой.

Подозреваемая в смерти милиционера села около стола. Короткое шелковое серое платье без рукавов с вышитым воротником оголило ее округлые колени. От нее шел запах кухни и больничного холода. Выглядела она свежо для своих сорока пяти лет, ни тени измождения на лице.

«Отсидела и опять за старое», – подумал милиционер, стараясь сосредоточиться на главном своем вопросе: «Зачем?». Он затушил сигарету. Убрал блюдце в стол. Пододвинул к себе лист со стандартными вопросами, чтобы оформить задержание по всем правилам закона и правопорядка.

Следователь Кирьянов заполнил те графы требуемого листа опроса, где не требовалось задавать вопросы. Затем выписал данные из предыдущего дела, которое он по своему усмотрению забрал из места ее лишения свободы, чтобы потом отослать по почте, а себе оставить копию. Он не был уверен, что у них в архиве есть такое дело – с ее фотографией по пояс в синей армейской форме Абвера, но без погон, с нашивками на карманах и лацканах, изображающих фашистскую свастику. Он сформулировал вопрос по-другому, чтобы не казаться тривиальным и навязчивым:

– Ваше семейное положение?

– Есть муж и ребенок. Мы с ним проживаем в гражданском браке пятнадцать лет, но я прописана на общей с ним жилой площади, – сказала она, кокетливо скашивая глаза на руки следователя Кирьянова занятого делом.

Он написал адрес тот самый, где он уже успел побывать в гостях.

– Ваше прежнее место жительства? – спросил старший лейтенант, поглядывая на циферблат своих часов.

Стрелки достигли без четверти пять. Надо было закругляться.

– Там все указано. По прошлому ко мне нет претензий. Отсидела срок, как положено, от звонка до звонка, – ответила она, теряя игривость и выученные приемы завладеть вниманием мужчины.

– Расскажи все порядку, – приказал оперативник.

– Меня завербовали в Германию, когда окончила в Саратове Педагогический институт в 1941 году по ускоренной программе, факультет – учитель иностранного языка – английский, немецкий. Поехала работать разведчицей-связисткой по назначению – в лагерь беженцев, преобразованный в концентрационный особого типа из-за скопления людей. У нас там была группировка, которая вела подрывную партизанскую деятельность. Все сведения передавала нашему руководителю. Он отправлял информацию в Москву. Мы помогали бежать из лагеря нашим товарищам, захваченным в плен, в мусорном баке. Когда в 1945 году вернулась оттуда, познакомилась со своим мужем. Мы с ним уехали в Китай в русскую провинцию – Харбин по трудовой путевке. Пробыли там пять лет. Он был главным инженером по строительству домов, а я была домохозяйкой, воспитывала дочь, – рецидивистка Гарднер говорила, чувствуя свою безнаказанность и разнузданность, но боролась с желанием встать и уйти, чтобы закончить надоевшую ей за многие годы процедуру дознания, за что ей пришлось бы отсидеть в карцере без кровати на каменном полу.

– Нам надо провести следственный эксперимент. Вы согласны сотрудничать с нами? – спросил сыщик, записывая под диктовку сведения, интерес к которым то угасал, то возникал вновь.

– Да, согласна, – матерая разведчица преобразилась и расцвела.

– Хорошо. Завтра надо показать, как вы убили нашего сотрудника у самого подъезда, – отрезал оперативник.

Если бы появился эксперт Семенюк, то сыщику было бы проще общаться с надоевшей посетительницей. Хотя надо было привыкнуть к рабочему распорядку. Ничего не оставалось делать, как позвонить ему, чтобы он пришел и провел дактилоскопическую экспертизу, чтобы новые пальчики хранились у них в деле. Вторичная процедура была обязательной для суда. К этому у сыщика еще не выработалась привычка быть адвокатом, прокурором и милиционером при своей занятости.

Эта женщина с привычками диверсантки напоминала ему известную американскую актрису по своему стилю поведения, вспомнить фамилию которой он никак не мог. Он терпеливо перебирал в голове фамилии популярных кинозвезд: «Сара Бернар, Софи Лорен, Джульетта Мазина, Грета Гарбо, Мэрилин Монро, Дина Дурбин… Но скорее не блондинка. Что-то среднее между Софи Лорен и Диной Дурбин. Вот вспомнил однофамилица. Жемчужина – Ава Гарднер – чистой воды», – воображение следователя разыгралось, но он не показывал вида перед распускающей хвост авантюристкой.

– Поднимись к нам со своими инструментами. Надо снять отпечатки у нашей подопечной, – сыщик пригласил своего коллегу из лаборатории для формального знакомства с арестованной.

– Иду. Уже собирался звонить тебе, – сказал эксперт Семенюк второпях.

В кабинете вместе с экспертом появился конвоир. Видимо, так было суждено всем присутствующим в кабинете, что пятиминутная процедура не помешала им расслабиться, пока солдат снимал и надевал арестованной наручники после прохождения жалкого доказательства ее вины в пределах райотдела милиции.

– Увести, – приказал следователь Кирьянов конвоиру, когда эксперт Семенюк закончил свое дело, вернулся к себе в лабораторию с нужными дактилоскопическими отпечатками.

Лидия Гарднер неохотно встала со стула. На ногах у нее были домашние тапочки, как раз те, в которых она ходила по квартире.

– Прошлого не вернешь, – обернувшись в дверях, она сказала.

Тут оперативник, раздосадованный, что предыдущая подозреваемая была полной противоположностью этой, но вершила дела такого же порядка, оставшись один, сложил все бумаги вместе, убрал в сейф до следующего допроса.

«Какая предусмотрительная эта Немезида. Просто попрала все законы вселенной», – мелькнула у него идея, чтобы завершить дело. «Завтра после следственного эксперимента, не смотря на погоду, найду нужным, сам подпишу дело у генерала Кедрова. Пусть немедленно отправляют в суд на рассмотрение. Никаких новых версий не предвидится».

Он спустился в лабораторию. Они вместе с экспертом выпили, как обычно, два стакана чая с сахаром. Но обсуждать женские привычки не стали из-за отсутствия своей вины в данных трагических обстоятельствах.

– Забыл тебя спросить, ты собираешься сегодня домой или пойдем втроем в кафе? – сыщик хотел узнать у эксперта Семенюка его ориентацию на остаток вечера.

Их дружба приобрела форму привычки с уголовным уклоном.

– Могу прогуляться с вами, если не возражаешь, – согласился тот, убирая посуду в стол и собираясь уходить.

– Красота красотой, а закон соблюдать надо, – изрек сыщик, когда они вышли на улицу вместе с архивариусом Машей по очереди из входных дверей корпуса милиции с яркой вывеской наверху и стендом с правой стороны подъезда с блеклыми фотографиями: «Их разыскивает милиция».

– Предлагаю зайти ко мне в гости. Познакомимся с родителями, – весело проговорила девушка.

– В такой чудесный вечер мы будем сидеть дома? Нет. Есть предложение посетить набережную, искупаться в Волге или съесть мороженое. А к тебе мы зайдем в воскресенье, когда все будут в сборе, – жизнерадостно сказал оперативник, посмотрев на своего коллегу – эксперта Семенюка.

– Я согласен. Но уговор, по пути купить цветы девушке, – у эксперта были серьезные намерения, но он знал, что Владимир Кирьянов не отступится, а будет продолжать расследовать преступления на всех почвах, даже на ревности.

– Идемте. Не буду с вами спорить. Так мне сегодня повезло, что за мной ухаживают двое милиционеров, как будто я правонарушительница, – смеясь, согласилась девушка.

Выглядела она чудесно в синей форменной юбке, белой блузке в крапинку с рюшами. Они вышли на проспект, заметив несколько продавщиц цветами, подошли ближе. Парни в гражданской одежде, но с удостоверениями из органов правопорядка в кармане, сложились по рублю, купили Маше букет белых ромашек, который так гармонировал с ее замечательным носиком.

Компания прогулялась по городу. Заглянули в кафе. Там съели по порции мороженого, выпили из трубочки прохладный коктейль с ломтиком апельсина и спустились к набережной Волги. Нырять они передумали, но с удовольствием наблюдали, как дети прыгали в реку, проплыв немного, выныривали, смеясь, бежали снова к воде.

– Дети – настоящие моржи, – восхитилась Маша, укоризненно поглядев на своих друзей. – Может быть, вы тоже попробуете доплыть до островов? – спросила она в шутку.

– Нет, в другой раз, разбежимся и нырнем, – отказался Игорь Семенюк, – сушиться неохота…

Они подошли ближе к берегу. Температура воды была градусов шестнадцать. Но горячий ветер и солнце обжигали спины загоравших купальщиков. Они осторожно спускались по лесенке и плыли, вызывая зависть окружающих своим атлетическим торсом.

– Ну, а я сплаваю ради девушки, – сказал Владимир Кирьянов, разделся, отдал одежду на сохранение Маше, нырнув, проплыл еще метров двадцать в пресной голубовато-зеленоватой воде.

Сняв стресс, оперативник присоединился к своим сотрудникам.

– Будем чтить уголовный кодекс, – пошутил он, когда они поднялись вверх по набережной, прошлись по парку «Липки», где гуляющая публика покупала газировку, минеральную воду, детям сахарную вату и эскимо.

На следующий день утром следователь Кирьянов стоял у кабинета генерала Кедрова с документами, дожидаясь, пока все собирались на срочную летучку. Секретарь в форме капитана милиции с такой же кипой документов ждал своей очереди для индивидуального доклада. Так у них было принято: сначала отчитывались генералу, а затем обсуждали пути выхода из создавшейся ситуации.

– Наша новая подозреваемая, мне кажется, находится в родстве с американской актрисой Авой Гарднер, «одной из ярчайших звёзд Голливуда 40-х и 50-х годов, номинанткой на премию „Оскар“. Она вошла в список величайших кинозвезд в истории Голливуда. Обладательницу „лица ангела и тела богини“ часто называли одной из самых красивых актрис XX века», – прочитал оперативник вслух сноску из книги по зарубежному киноискусству. – Тот же год и число рождения в американском городке…

– Ну, и что. Значит она обычная диверсантка, заброшенная к нам из США, которая избрала военную карьеру, чтобы больше заработать в лагерях смерти, а не быть копией сестры, а продвигаться самостоятельно. Так часто поступают с сестрами близнецами. Предлагают им встать на торный путь ради денег. Это нам еще ни о чем не говорит, – удивляясь наивности и таланту начинающего сыщика, сказал начальник отделения – генерал Кедров, когда тот зашел к нему с докладом.

– Подобная ситуация произошла с биографией братьев Шмюк, которых мы нашли мертвыми у них же на даче, – противопоставил следователь Кирьянов людей одного круга, но предположительно разных наклонностей.

– Они сами подозревали себя… – сделал вывод начальник уголовной милиции. – У надзирателей так принято. Что собираетесь делать с ней сегодня? Она написала признательные показания? – спросил генерал Кедров, начиная нервничать.

– Нет, но согласилась сотрудничать. Сегодня мы проведем следственный эксперимент. Были взяты новые отпечатки пальцев… – сказал сыщик, удовлетворенный разговором с вышестоящим лицом. – Оформлю дело, а потом отправим в суд для проверки.

– Хорошо, – услышал старший лейтенант долгожданное одобрение генерала Кедрова. – Действуйте по вашему усмотрению. Машина будет в вашем распоряжении. Теперь знаете, что эта особа – не нашего круга, а с далеко идущими планами подрыва устоев цивилизации и прогресса. Можете идти, – провозгласил генерал.

Когда доклад у руководства был закончен, снова привели подозреваемую Гарднер, но в тюремный двор, где уже стояла наготове машина. Следователь Кирьянов успел позвонить в гараж, чтобы водитель приготовился к экскурсии по городу к месту убийства майора Матросова. К ним присоединился эксперт Семенюк, чтобы подозреваемая не чувствовала себя обиженной вниманием мужчин, у которых было к ней дело.

«Вывод напрашивается однозначный – боялась, что ее посадят в тюрьму, так как списки военный преступников были официально представлены в прессе. А майор Матросов выявил свою соседку быстро. Она старалась замести следы, но не рассчитывала, что все произойдет так скоропалительно. Наверно надеялась еще сбежать заграницу», – размышлял сыщик, наблюдая, как подозреваемая запрыгнула в зарешеченный отсек.

Они подъехали к пятиэтажному дому, где жили по соседству майор Матросов и Лидия Гарднер. Въехали через ворота в обширный квадратный двор с двумя лавочками и песочницей для детей, закрытый с трех сторон самим угловым домом, а с четвертой стороны был забор, отделяющий НИИ. Посередине двора были натянуты веревки для сушки белья. Машина заградила выход из широкого въезда. Большие железные ворота закрыли в целях предосторожности. Следователь в сопровождении эксперта вывели участницу трагедии на место преступления. Подвели ее без наручников к тому месту, где нашли тело их коллеги и остановились. Следователь Кирьянов закрыл парадную ближайшую дверь, ведущую на улицу. Никто из жителей не показывался во дворе, так как было самое раннее утро. Следственный эксперимент должен быть без срывов.

– Покажите место, где вы напали на майора Матросова, как набросили на него веревку и задушили? – спросил следователь Кирьянов, заведомо изучив фото с места преступления.

Подозреваемая, одетая в то же самое платье и тапочки, подошла к сквозному ближайшему выходу из подъезда, наверно в тайне надеясь, что кто-то сможет помешать их инсценировке.

– Майор вышел из дверей подъезда в семь часов вечера. Двери были распахнуты. Я стояла за дверью. Когда он подходил к нашему подъезду, куда ближайший путь составляет из сквозного соседнего подъезда, – говорила она медленно и лениво, без жестикуляций, – я накинула ему на шею петлю, быстро затянула узел, положила тело на асфальт и пошла домой.

– Вы следили за ним с улицы или со двора? – спросил следователь Кирьянов, а эксперт Семенюк записывал признательные показания на диктофон.

– Знала, когда он обычно возвращался с работы, – сказала она без эмоций, не проронив ни слезинки, как будто рассказывала не о себе, а о постороннем человеке.

– Значит, следили за ним? – спросил оперативник, озадаченный жестокостью поступка и ее сходством с кинозвездой мирового класса. – Сколько потребовалось дней на такое кощунство?

– Мне хватило одного вечера высидеть вот здесь на лавочке в отдалении, чтобы заметить его появление в парадных дверях. Он меня предупреждал, когда заходил к нам, чтобы я сходила после колонии в милицию отметилась и устроилась на работу. Если не пойду, то он вынужден будет сам меня туда отвезти, – этих слов следователь Кирьянов долго добивался от подозреваемой в кровавой драме.

– Достаточно. Нам понятно, что ваш страх за свою жизнь, заставил совершить преднамеренное убийство. Но на работу вы устроились, я так понял? – под конец спросил следователь Кирьянов, соблюдая наименьшее расстояние от рецидивистки.

– Да. Проработала неделю в школе. Сейчас вот меня оттуда уже уволили, – ответила она с циничным выражением лица, понимая под словом «работа» – оформление на временное замещение вакантной должности. – Добровольно сдаюсь вам.

Следователь Кирьянов, эксперт Семенюк сопроводили убийцу в машину и закрыли дверь на засов. Вся процедура отняла максимум десять минут, но убийство произошло в считанные секунды.

Заседание суда, запланированное на рассмотрение этого дела, прошло через неделю. Седой пожилой судья вынес правильное решение: десять лет исправительной колонии, не смотря на то, что у диверсантки и рецидивистки Гарднер, что было доказано в ходе обсуждения, была несовершеннолетняя дочь и сестра-близнец, покорившая киноэкраны США и Европы. Из мест заключения подопечная не вернулась. Подросшей дочери и мужу разрешили похоронить их родственницу, которая отбывала свой срок в той же колонии строгого режима, где и Безбеднова Таисия, она же Эмма Шмюк, за убийство своей племянницы Гали, забеременевшей от хозяина дома, по словам его жены. О девичьей фамилии – Глюк – Эмма никому не говорила, но следователя Кирьянова это не интересовало. Ему достаточно было выяснить после получения ответа из Министерства обороны, что надзирательница Шмюк и ее муж вместе работали в концентрационном лагере в течение трех лет до победы над фашизмом. Потом спешно поменяли свои документы и фамилию на Безбедновы.

Карьера Эммы Шмюк – Безбедновой Таисии – на театральной сцене в стенах исправительного учреждения могла бы восхитить любого неискушенного зрителя. Когда была написана и поставлена в Драматическом театре пьеса на основе биографии одной из таких диверсанток, работавших в гестапо, то главную роль – Нилы Снежно – поручали иногда сыграть Безбедновой, с чем она с успехом справилась. Когда режим за спокойное поведение немного ослабили, привозили на милицейской машине в театр. Она шла вместе с конвоиром в гримерную и выходила на сцену. Надо было принять во внимание, что эксцентричность актрисы была сродни фетишизму, граничащим с желанием любой ценой прославиться.

Первые две премьеры прошли без сучка и задоринки, если не считать, что пистолет Макарова у молодых актеров был настоящий. Нила Снежко была сильно ранена в живот, но потом ее увезли в тюремный лазарет. Она долго лечилась. Спектакль отменили. Так как ни одна из актрис театра не хотела участвовать в смертоубийстве даже при всех званиях.

– Может быть снова будет постановка, но не скоро, – отвечали театральные кассиры докучливым зрителям, когда они спрашивали билет. – Пока билетов в кассе театра нет. Когда-то напечатают.

Как всему составу труппы театра, так и самой Безбедновой Таисии понравилась сыгранная роль. Она была убийцей племянницы, будто претендовавшей завладеть ее имуществом путем наследования дома и курятника будущим ребенком. Такую слезливую историю Эмма Шмюк рассказывала в письмах, посылаемых в Верховный суд для облегчения наказания.

Через пол года пьесу возобновили. В конце спектакля зрители аплодировали игре талантливых актеров и актрис. Они не подозревали, что смерть барабанщицы на этот раз была натуральной. Больше она на театральные подмостки не выходила, так как была застрелена из оружия мальчишками в шутку по ходу действия, как было написано в сценарии и разработано режиссером. Это обстоятельство долго приводило в замешательство ее дочь, выросшую в детском доме. Она также стала разводить птицу с течением времени. Зарабатывала, приторговывая тушками и яйцами через свою тетку – самую младшую из сестер Глюк – Дарью. О чем эти три самоуверенные особы мечтали с детства, играя в принцесс в маленьком домике, расположенном в Северной Лотарингии, а затем переехали в село Екатериновку, дабы осуществить заветную мечту каждой – стать, как минимум, царицей Екатериной III.

Быстро пролетела весна. Из маленького белого домика на улице Шевченко, где снимала комнату пропавшая женщина, никто больше не обращался в милицию. Случай утратил свою новизну, но оставался на рассмотрении у следователя Кирьянова в течение долгого времени. Он не приходил опрашивать свидетелей, так как в ходе судебного слушания свидетелем выступил он сам и эксперт Семенюк, демонстрируя свои неопровержимые доказательства виновности подсудимой.

Соседи пришли к заключению, что дело находится в ожидании новых свидетелей, но интересоваться результатами и сделанными выводами никто из них не стал.

– Без нас всех найдут, – говорил Борис Павлович, уравновешивая свои детей, чтобы они не совали нос в чужие дела.

* * *

«Если вы пришли в ресторан не один, а с женщиной, то (если это зимний или осенне-весенний сезон) у раздевалки помогите своей даме снять пальто и только после этого можете раздеться сами. Причем при входе в вестибюль ресторана вам следует снять головной убор, отдать зонт швейцару. Так обычно поступают в ресторане, в театре, концерте и др.» – Коля-финка – жилец полуподвального помещения углового дома по улице Шевченко, где проживал этажом выше Борис Павлович Вежин с семьей, читал правила поведения в общественных местах, зевая и перелистывая взятую на прокат у них книгу. Фолиант был в блестящей синей обложке и большого формата, что ему особенно нравилось.

Отбыв срок за непреднамеренное убийство чугунной кувалдой своего напарника во время смены на заводе, он откинулся с зоны. Пришел домой с видом хозяина комнаты, где проживала его сожительница, родившая мальчиков-двойню, похожих друг на друга, как две капли воды.

Дети постоянно находились в детском доме, так как гражданская жена Коли – Валя работала на местной трикотажной фабрике. Звеньевая Тося угодливо разговаривала с ней, глядя снизу вверх, потому что ростом Валя удалась. Свою работу женщина знала отлично и пользовалась уважением в коллективе. Она надеялась после детдома в первый класс отдать близнецов в ближайший интернат, как сделали все ее единомышленницы по работе. Постоянно рассказывала об этом каждому встречному-поперечному, надоедая своими слащаво-слезливыми историями соседям по верхним этажам коммунального дома, бывшей аптеки, но переделанного под жилье.

О таких каменных строениях прекрасно сказал Гоголь, как о Собакевиче, «нескладно скроен, да крепко сшит». На втором этаже стандартного строения с коммунальными комнатами со двора был большой деревянный балкон из коридора и кухни. Над балконом слышалась воркотня голубей. В надстроенных сараях, где раньше была голубятня, во дворе проживал, вернувшийся недавно из армии, солдат-срочник, устроившийся работать на рынок мясником, обустроивший себе в постройке притон из трех клетушек. Собак в доме не водилось.

Правда один раз появилась маленькая шавка у тюремного надзирателя – Егора Васильевича и работницы Молкомбината – Анны Ивановны по соседству с интеллигентными, тихими, провинциальными служащими – семьей Бориса Павловича, которые сменили мебель, снабдив ею Валю. Собака как-то выбежала на общую кухню, заливисто лая. С разгона стукнула носом в ногу пятиклассницу Настю – дочку служащих – в первый день сентября, когда ребенок явился из школы с радостным видом и сообщил о начале учебного года. Девочка испугалась и вскрикнула. Тут же все домочадцы высыпали на общую кухню. Они стали обсуждать непредвиденный случай.

Собаку отвели, куда следует, а ребенку пригрозили сделать сорок уколов в живот. Других неожиданных событий не происходило, за исключением найденной случайно в углу кухни первого этажа мертвую, разложившуюся крысу за столом продавщицы овощного магазина – Тамары.

Немедленно вызвали санэпидстанцию. Провели дезинфекцию помещения с кафельным потрескавшимся полом – бывший зал для посетителей аптеки, где можно было танцевать, что они иногда делали, справляя свадьбы двоих совершеннолетних детей тюремного надзирателя и работницы Молкомбината. Однажды продавщица овощного магазина – Тамара потеряла золотую серьгу с большим рубином. Следом за этим у соседки из маленькой семиметровой комнатки, недавно вселившейся туда со своим молодым мужем, случился приступ эпилепсии прямо на кухне, когда она готовила обед.

– Немедленно надо вызвать скорую помощь, – посоветовала одна из жиличек – жена служащего – Нина Афанасьевна.

Телефон находился только в военном госпитале через дорогу. Туда послали саму говорящую об этом. Всех детей удалили из кухни, своими силами справились с упавшей на пол женщиной, получившей небольшие травмы. Скорая помощь отвезла ее в больницу. А соседи стали говорить, что это произошло из-за того, что она нашла золотую серьгу, потерянную Тамарой, отнесла в скупку, получив небольшие деньги. Вместо того чтобы честно вернуть владелице и мирно сосуществовать. Квитанцию молодой супруг нашел, показав всем взрослым соседям на общей кухне в развернутом виде, как доказательство вины своей припадочной супруги. Пока та лежала в больнице, он, вместо того, чтобы посещать больную, не теряя время даром, сошелся с женщиной с противоположной стороны улицы. После чего она забеременела. Затем в семиметровку въехала пенсионерка с внучкой. Вскоре появилась другая жиличка с вредными привычками: полоскать белье с хлоркой, развешивая на кухне, что никому не нравилось, но приходилось терпеть присутствие сырости. Из кухни дверь вела в обширный дворик с мусорным ящиком, аккуратно побеленным и с разложенными листами клейкой бумаги для мух.

Комната Вали, проживающей в полуподвале, по случаю предоставления ей руководством фабрики жилплощади за перевыполнение плана по пошиву спортивных костюмов, представляла собой обычное складское помещение, дверь открывалась без скрипа. Одна кровать и стол стояли по углам. Два стула и антикварный, продавленный, бархатный, черный диван с вензелями были принесены из двора с большими трудностями. Кто-то из соседей решил заменить мебель на удобную и современную.

Коля-финка был очень высокий, упирался головой в притолоку. Он имел спортивные достижения на стадионе, чем понравился Вале, где они познакомились. Он едва ль помнил тот праздничный майский вечер, когда за деньги он поспорил на улице с девушкой, что поставит мировой рекорд по бегу. Они с компанией пришли на стадион, сели на трибуны, распили бутылку пива. Коля снял, купленную приемным отцом, майку. Отдал друзьям. Он попросил считать вслух и побежал стометровку. На самом деле результат оказался лучше, поэтому у Вали загорелись глаза от изумления.

Первый проступок – стал сожительствовать с девушкой – работницей трикотажной фабрики, он совершил на другой день после окончания интерната, когда его направили на завод учеником слесаря и подсобным рабочим. Вскоре, буквально через неделю, когда при разговоре другого рабочего с мастером-наставником, тот хвалился, что если работать без прогулов, можно отлично заработать, Коля специально замешкался. Он краем уха услышал, что у опытного мастера-наставника есть в кошельке хорошие деньги за работу в предыдущем месяце. Коля наглядно увидел, как мастер расплачивался в столовой за обед и задал себе первый в жизни вопрос: «Почему у меня нет сейчас таких денег?»

– Коля, а ты что будешь заказывать? – спросил опытный рабочий у него, когда они пришли в заводскую столовую в перерыв на обед.

– Вот котлеты и щи, – ответил, вступавший в жизнь, ученик.

– Платить есть чем? – иронично спросил его мастер, завидел, что ученик растерялся.

– Нет, но могу завтра отдать, – ответил ученик. – У меня денег сегодня нет, – пояснил он.

– Завтра-то, завтра, – передразнил наставник, – а надо сегодня! – хрипло процедил следом. – Заработаешь, будешь, как все мы питаться в столовой…

«Убил бы такого наставника», – пронеслось у Коли в голове. «Имею право питаться хорошо и сейчас. Только улучу момент!» – созрел у ученика коварный план.

«На мастера у меня пока руки коротки, да и схватят сразу. Вот сменщик, видать по характеру даже зарабатывает больше мастера, а хлюпик-хлюпиком», – вспомнил ученик своего сменщика – крепкого парня, чуть старше ученика.

«Свалю с завода с хорошими деньгами», – мелькнула у Коли криминальная мыслишка, не задумываясь о последствиях.

Имея взрывной характер и высокий рост, он не стал дожидаться зарплаты. Решил отметить свою свадьбу, но, чтобы бесплатно. Он хотел потешить свое честолюбие и желание процветать за счет обычного среднего обывателя. После смены в коридоре он подкараулил своего сменщика, который проработал уже пять лет в стенах завода, явившегося в цех вовремя, на полчаса раньше, чтобы подготовиться к смене: переодеться, разложить вещи.

Они вместе зашли в раздевалку. Коля принес кувалду заранее и спрятал под скамейку. Он нехотя переодевался в будничную одежду, сложил в шкафчик, посматривая, как сменщик располагался, раскладывал по-хозяйски вещи по полочкам. Выждал, когда тот отвернулся и готовый приступить к работе вышел из раздевалки. Первый шаг, сделанный сменщиком в коридоре, оказался последним. Ученик размахнулся и со всего маху ударил сменщика сзади чугунной кувалдой, предназначенной для забивания штырей в рельсы. Тело затащил, оставив в подсобке. Он порылся в вещах убитого, нашел кошелек. Деньги из кошелька на бутылку водки и закуску он взял себе. Потом выбежал из проходной завода с радостным выражением лица. На улице он отряхнулся и вразвалочку отправился на рынок. По ходу заглянул в пивную и выпил кружку пиво.

«Ну, теперь я богатый», – подумал, совершивший наглое убийство, молодой человек, чья судьба только начинала разворачиваться.

Когда пришли его цеховые товарищи в тот же день, они немедленно вызвали милицию. Тело сменщика отправили в морг. Нашли в подсобке под деревянной лавкой орудие преступления со следами крови на тыльной стороне.

Колю арестовали поздно вечером на глазах у испуганной Вали, когда сожитель допивал водку, налитую в граненый стакан, сидя на стуле в общежитии для работниц швейной фабрики, закусывая соленым огурцом, купленным им на базаре, чтобы угодить сожительнице.

Она навещала из любопытства своего «хахаля» на суде. И потом бегала к нему, так как добивалась снисхождения у судьи, чтобы ее уголовника не отправляли далеко. Чего, к всеобщему удовлетворению, не произошло. Несколько раз она ездила к нему на свидания в места лишения свободы и забеременела двойней.

Куда съехала Валя сначала из общежития в подвал, а из подвала в однокомнатную квартиру, казенный или частный дом со всеми своими нажитыми вещами без детей, никто из соседей коммуналки, где она проживала прежде, не знал. Все оставалось у нее в кромешной тайне, кроме того, что, когда Коля появился в «комфортабельном» подвале после зоны, она горячо делилась с соседями своими пожеланиями и хвалилась, какой у нее сожитель стал плохой:

– Нигде не работает, денег не дает, ругается. Испортился.

Двумя рюмками водки Валин сожитель – Коля-финка —опохмелился после вчерашнего загула, сидя во дворе.

«Устраиваться надо на работу, а потом пойду с друзьями отмечу свое появление в свете», – рассуждал он трезво. «Милиция на постоянку препроводит. Можно не волноваться».

Вышедший из запоя Коля-финка (кличку ему прилепили в тюрьме за высокий рост и силу) туманно соображал, что книгу о правилах хорошего тона придется возвращать.

Под вечер он протрезвел, поднялся с продавленного дивана, набросил на себя синюю трикотажную кофту, подаренную сожительницей в честь его появления. Он взял, изученный с большим трудом, фолиант недочитанной книги. Вышел из подвала, где раньше хранились лекарства, по лестнице на первый этаж. Прошел небольшим коридорчиком мимо двух комнат тюремного надзирателя и работницы Молкомбината с детьми. Постучался в дверь служащих.

– Вот ваша книга, – сказал он главе семьи. – Извиняюсь, что не успел дочитать, – мямля на свой лад, закончил тираду.

– Дочитывай и тогда принесешь, – ответил глава семьи вежливо.

– Ну, зачем? – спросил Коля-финка, надеясь еще взять взаймы денег на бутылку водки, чтобы почувствовать себя благородным аристократом, таким как описывалось в правилах поведения в талмуде, о котором у него вообще не было ни малейшего полного представления.

– Читай, читай! Не волнуйся! – разрешил сосед твердо.

Наступила пауза. Отклика в душе Бориса Павловича – соседа по первому этажу Коля-финка не нашел

– Могу отдать и сейчас. Мне понравилось все в ней, – сказал Коля-финка, разглядывая, как дочь-подросток служащего лежит на диване, с интересом наблюдая за вечерним визитером.

Любопытному гостю не хотелось уходить, и он тянул время, как обычно на суде при допросе свидетелей.

– Приходи, когда прочтешь, – хозяин квартиры слегка подтолкнул Колю-финку в коридор, закрыв за ним дверь.

Волей случая книга так и осталась у бывшего зэка. Он никак не решался вернуть, так как продал за бутылку водки в гастрономе продавщице винными товарами. Наконец в один из последующих месяцев, праздно слоняясь по рынку, увидел подобную книгу на лотке, аккуратно накрыв полой пиджака, найденного во дворе дома, снял с прилавка. Книга была в точности такая же, но обложка на пол тона светлее, так как лежала на прилавке на солнце и выгорела. Коля-финка пришел домой, показал новый экземпляр бывшему владельцу предыдущей книги, радостно сообщив:

– Вот ваша книга на замену, а ту я где-то забыл… – чувствуя себя оправданным, сказал он в двери, но не стал возвращать.

«Я вернул», – так он подумал, оставив книгу себе, испугавшись того, что он сделал, тут же взял назад, чтобы продать при удобных обстоятельствах.

Соседи по первому этажу давно в мыслях распрощались с Колей-финкой и его наглыми манерами воровать все у всех подряд на виду: картошку со двора, разложенную для просушки, деньги у жены, овощи с базара. Воруя и перепродавая любую потерянную гражданами вещь, уголовник пил, пробиваясь временными заработками грузчика на рынке. Иногда он таскал на себе туши, помогая соседу со второго этажа, который гордо считал себя мясником, торгуя всеми категориями мяса и фарша. Запои случались довольно часто. В следующий раз он угодил за решетку именно за эти самые проступки. Особенно он не находил себе места, когда вспоминал, что его бывшая сожительница завела себе любовником постового, чтобы оградить себя от грубостей бывшего отца их совместно нажитых детей.

Стоял теплый сентябрьский день. На вокзале толпы отъезжающих торопились с вещами к вагонам поездов. Происходило движение в разные направления. Около вагонов провожающие отдавали последние наставления. Продавцы цветов предлагали небольшие букеты роз.

Придя в ресторан при вокзале один в обычной гражданской одежде, Коля-финка сел за стол, наблюдая через стекло за бывшей сожительницей – матерью его двоих детей, стоящей на перроне. За ней он следил с самой остановки троллейбуса.

Она ждала появления электрички, чтобы отправиться в сторону дач, навести на участке порядок, срезать созревшие овощи, выкопать картошку, засыпать виноград землей, переложить яблоки в маленьком фанерном домике, а затем перевезти кое-что домой. Изворотливая Валя хотела снабдить продуктами, заканчивающих колледж, проживающих в общежитии, детей, также своего нового любовника-милиционера, который придерживался строгих правил и никогда, кроме праздников, не прикладывался к рюмке водки или вина.

Когда заштатный оркестр в ресторане только собирался начать исполнять популярную мелодию о любви, улучив момент, Коля-финка вышел украдкой из ресторана, не расплатившись, так как официант еще не успел подойти к нему, а только положил приборы: нож и вилку. Он срочно выскочил на перрон, заметив, что Валя пошла в сторону подземного перехода и выхода на следующий путь, туда, куда должна была прийти электричка.

Коля-финка, прихватив с собой нож из ресторана, спрятал его в карман брюк. Он без эмоций подошел к своей бывшей сожительнице. Он молча вонзил ей нож в самое сердце. Она вскрикнула от сильной боли, взмахнула руками, как подстреленная птица, уронив сумку и сетку на тротуар, повалилась на своего бывшего сожителя.

Дежурные по вокзалу двое милиционеров, заметив происшествие, подбежали сзади. Они схватили убийцу женщины за руки и отвели в привокзальный участок, надев на него наручники. Врачи из санчасти отправили убитую жертву на опознание в морг.

– Что же ты, дядя, такой прыткий? – спросил его молодой старший лейтенант – следователь Кирьянов.

– Хотел отомстить за себя. Пусть не путается с вами! – ответил бывший сожитель, оцепенело водя воспаленными от выпивки глазами по стенам чистой комнаты участкового.

– Вот и получишь по полной программе! – спокойно сказал милиционер.

– Она мне много должна. Я с ней долго жил, из-за нее в тюрьму первый раз сел, а теперь уже навечно расстался с Валей, – заверил Коля-финка дежурного. – Да она мне… – хотел повторить задержанный подозреваемый только что сказанное признание.

У участкового милиционера было еще много текущих дел, разговаривать, с заключенным под стражу рецидивистом, ему было некогда. Он составил протокол задержания в присутствии двоих свидетелей и отправил убийцу надолго в камеру. Такой жестокий криминальный случай вызвал у местных журналистов и корреспондентов телевидения непримиримый отпор. Маленькая заметка появилась в газете внизу страницы на следующий день. Все прежние жители коммуналки, кто помнил Валю – работницу швейной фабрики, прочитали прискорбное сообщение в газете и осудили ее бывшего сожителя.

– Зря она с ним встречалась, ничего путного из этого брака не вышло. Перевоспитать не сумела, а надеялась… – возмущались соседи.

* * *

Подросток – Настя – дочь Бориса Павловича, проживавшая на первом этаже углового дома, часто посещала спортивные секции по плаванию и фигурному катанию с подругами. Искусственный лед весной и осенью был для платных групп. В их группе тренер большое внимание уделяла хореографии. Все молодые спортсменки стремилась сдать на разряд и придумать спортивный танец под музыку, но тренер сразу всех предупредила, что надо сначала откатать школу, то есть научиться рисовать на льду восьмерки и параграфы. Усиленные тренировки укрепили характер девушек.

Мама перешила Насте из зеленой шерстяной юбки короткое платье для фигурного катания на катке зимой.

– В воскресенье у нас дополнительные занятия утром на льду, – сказала она как-то, обращаясь к отцу. – Кататься надо до двенадцати, пока лед будет свободный, а потом придут хоккеисты. Пойдешь со мной посмотреть? – спросила она, чтобы доказать, что у нее есть положительные успехи в данном виде спорта, так как отец однажды похвастался перед родственниками, что у дочери прекрасные способности. – У меня программа, – похвасталась она.

– Пойду, – ответил отец девушки, заметив неизгладимую тягу дочери к спорту. – Тогда быстрей собирайся. Идем.

Зимним воскресным утром они не долго собирались. Наконец к одиннадцати добрались на трамвае до катка, огороженного металлической сеткой. На морозе было трудно затягивать коньки. Да еще платье сильно тянуло, так как она надела его поверх кофты. Она отдала искусственную каракулевую шубку отцу в руки, а белые сапожки поставила рядом.

– Разгонюсь и согреюсь, – сказала она, поправляя вязанную белую шапочку и варежки. – Отличная погодка!

Вид у нее на фоне сверкающего белого льда и огромных сугробов по периметру катка был очаровательный. Вскоре на этом месте выстроили высотную гостиницу с рестораном и спа салоном. Рядом появился дворец «Кристалл» с искусственным льдом, где готовили прославленных Мастеров спорта.

– Не торопись, а то поскользнешься, – пошутил отец. – Показывай, что ты умеешь.

– Буду кататься без музыки. У меня нет с собой магнитофона для воспроизведения сопровождения танца, – предупредила она важно отца, настроение у которого заметно повысилось, глядя на детей.

– Ты потом любую мелодию подберешь к своему выступлению, – посоветовал отец серьезно.

– Надеюсь, – сказала Настя, с энтузиазмом начиная свой крутой вираж по кругу. – С музыкой у меня есть проблемы.

Она сделала несколько оборотов, повторила изученные движения. Затем дорожкой перешла к небольшим прыжкам, названия которых ей еще были мало известны. Снова повторила вращение, волчок и все па, изученные на хореографии, закончив свое выступление шпагатом на льду.

Солнце, едва появившись из-за облаков, исчезло. Морозец выдался сильный. Холодный ветерок развеял все надежды на потепление. Начался снегопад, припорошив каток.

– Надо повторить все, что нам показывали, – потребовала она внимания со стороны публики, которая появилась внезапно, тоже желая покататься и получить удовольствие от спортивной тренировки. – Дети здесь разбегались, весь лед засыпали снегом.

Дети врассыпную бегали по льду, мешая исполнять нужные фигуры. Они баловались, кидаясь снежками, смеясь, уселись на снежные сугробы отдохнуть.

– Вот видишь, и первая публика появилась, – обрадовано сказал отец, притоптывая на месте от холода, – покажи всем, на что ты способна. У тебя есть характер и воля к победе. Тренируйся!

Разогревшись от быстрого виража, Настя откатала свою произвольную программу еще раз. Запыхавшись, подъехала к отцу после исполнения шпагата на белом пространстве льда, изрезанного коньками, с рытвинами и ухабами. Платье для фигурного катания напоминало ей о зеленой листве лета. Она получила огромное удовольствие от тренировки под руководством опытного наставника, но снова завьюжило, и пошел сильный снег.

– Вижу, что у тебя хорошие успехи. Ты доказала, что умеешь кататься, – похвалил отец дочь-спортсменку. – Молодец.

– Пойдем домой, а то ты совсем замерзнешь, – посочувствовала она отцу, заметив, что стоять около часа на морозе не слишком приятно. – Думаю, надо возвращаться. Погода портится.

Она снова переоделась, накинула каракулевую искусственную шубку, схватила коньки в руки, побежала вперед. Теперь у нее появилась надежда, что спортивный разряд ей обеспечен. Хотя до Мастера спорта ей было еще далеко, тем более принимать участие в международных выездных олимпиадах, о чем она иногда мечтала.

– Хорошо научишься кататься на коньках, будешь участвовать в соревнованиях, – сказал отец по дороге домой. – Старайся.

– Надеюсь освоить главные элементы, а затем перейти к второстепенным пируэтам, – заметила она, как опытная фигуристка. – Но, – она грустно вздохнула, – лед с буграми.

– Какие у тебя отношения с подругами? – спросил отец настойчиво. – Ты общаешься с ними в школе на уроках?

– Конечно. Мы дружим нормально, – ответила Настя радостно, понимая, о чем шла речь. – А что? Есть о них какие-то сплетни?

– Всегда нужен хороший тренер и отличная спортивная форма, – продолжил он. – А с подругами надо разговаривать об учебе.

– У нас разные интересы в школе, а на фигурном катании – постоянно менялся состав группы, – доложила она.

– Это, верно, так всегда бывает, – философски заметил отец. – Ты можешь привлечь своих школьных подруг и научить кататься так же, как ты сама. Они тебе спасибо скажут

– Да они сами не хотят, – сказала Настя в ответ, довольная, что тренировка прошла успешно. – Они странные бывают…

– Ну, это ты зря, они, видно, заняты чем-то более важным, – сказал он, когда они зашли в трамвай и заняли места.

Настя добросовестно заплатила за свой билет, так как у отца был бесплатный проезд, как у ветерана труда. Он достал из кармана и развернул местную газету, где он в свое время трудился. Он всегда читал политические, местные, сельскохозяйственные новости, ежедневно дочитывая до точки каждую статью, а затем обсуждал с соседями. А его дочь не любила делиться своими школьными делами с родителями. Ее вполне устраивала ситуация: быть среди отличников класса и заниматься регулярно спортом.

– Говорят, что у нас в городе нет хороших тренеров. Все лучшие спортсмены уехали в Москву, – проговорила она, желая перейти на другую тему – ближе к спортивным достижениям мастеров.

– Это возможно, – ответил он, убирая местную прессу в карман пальто. – О чем ты хочешь рассказать?

– Ты же смотрел мировые чемпионаты и состязания по фигурному катанию. Какие там замечательные пары! А среди женского одиночного катания почему-то нет чемпионов, – подосадовала девушка. – Конечно, будут, но не скоро.

– У тебя будет еще время потренироваться в этом году, – успокоил ее отец, когда они уже вернулись домой. – Дерзай.

– Если хочет заниматься среди чемпионов, пусть едет и живет в Москве одна, – продолжил старший брат – Петр – развивать спортивную тему, когда узнал, что сестра вырабатывала волю, стремилась достичь результатов в соревнованиях, посещая секцию и преодолевая жизненные трудности. – Ей все по плечу!

Сестра с отчаянием поняла, что поездка в столицу и занятия с именитыми тренерами ей не грозят в ближайшее время, но если не торопиться, как говорил ей отец, то можно получить отличные спортивные навыки, даже не уезжая далеко от дома.

– Куда я поеду одна? – спросила Настя наиграно разочарованно. – Где я буду жить? Среднюю школу надо будет бросать здесь… Переходить в другую… Много дорог впереди…

Она села на большой старинный диван со светло-коричневой гобеленовой обивкой. Положила ноги на сиденье, а сама оперлась об округлую спинку с деревянной полочкой, покрытой длинной вышитой салфеткой, на которой стояла мамина алюминиевая пудреница с голубой цветочной вставкой из скани, розовая пластиковая шкатулка для писем с розой в крышке, а в середине красовалось старинное детское фото отца, сидящего на деревянной лошадке. Эта картинка была вставлена в светлое матовое обрамление и установлена на маленьком пьедестале.

Настя периодически, в зависимости от настроения, перекладывала мелкие вещи с места на место, восхищаясь в душе, сделанной мамой, яркой вышивкой. Подобная вышивка, но чуть больше, лежала на пианино. На четырех стульях, стоящих вокруг стола, обитых черным дерматином, в свое время были надеты белые чехлы, на спинках которых красовались вышитые букеты незабудок. Эти чехлы просуществовали ровно один сезон и быстро порвались. Потом были выброшены самой мамой в огромный деревянный ящик во дворе, в назидание больше никогда не притрагиваться к иголке и нитке. Лежали чехлы где-то, или кто-то взял и зашил их для использования? Никто не знал. Однако Настя сохранила в тайне от всех один экземпляр вышивки для себя на память.

Сидя на массивном диване, она всегда старалась расположиться прямо под газетницей с полуметровым изображением восточной красавицы в белом высоком тюрбане, синих шароварах, зеленых чувяках, белых, переплетенных шнурком, чулках, желтой атласной с красной каймой и широкими рукавами кофте поверх шелковой розовой сорочки. Узбечка, стоящая на терракотовом фоне, вышитой картинки, в руках над головой держала плетеную светло-желтую корзину полную изысканных фруктов: дыню, виноград, гранаты, яблоки, груши. Это оригинальное изображение состояло из маленьких кусочков ткани, плотно сшитых воедино в виде детской аппликации.

«Это просто поднос изобилия», – думала Настя, глядя на вышивку.

В дни болезни, девочка, глядя в потолок, рассматривала эту картинку. Она вспоминала о рукоделии, разных видах вышивок, вязании крючком, спицами, штопанье, шитье, все то, чем можно было заполнить ей досуг, когда температура спадала, и чему научила ее мама.

– Да, конечно. Всегда появляются преграды, но с ними можно и даже нужно бороться, – сказала мама строго, заметив плохое настроение у дочери. – Надо добиваться цели, поставленной впереди себя, – она решила по-дружески подбодрить ее не падать духом. – Ты не одна в своих стремлениях к победе!

Настя вспомнила девиз из книги «Два капитана» Каверина, которую прочитала в летние каникулы: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». Она понимала, что мама для нее может быть единственным человеком для подражания.

– Пусть едет, куда хочет, – посоветовал брат, льстиво выискивая способ договориться с сестрой, никогда больше не встречаться по пустякам, чтобы не было жалоб родителям на грубое поведение другой стороны, дабы избежать недомолвок, глупых придирок и внезапных обид. – Раз решила расстаться с домом, езжай!

– Почему ты сам не поедешь в Москву? – спросила Настя, негодуя. – У тебя, как у парня, все проще. Ты очень способный.

– Слишком хлопотное это дело. Да и затраты большие, – ответил Петр глубокомысленно. – Надо конечно подумать…

В стенах коммунальной квартиры он старался занять посредническую позицию вместо того, чтобы заняться своими скрипичными музыкальными упражнениями для подготовки к вступительным экзаменам в Консерваторию или найти место, где можно применить свои таланты.

– Там у нас есть родственники. У них нет маленьких детей. Можно остановиться жить в их квартире на первых порах, – предложил отец здраво, а мама с грустью посмотрела на своих родственников, которых она видела не слишком часто из-за своей ответственной работы в больнице. – Жалко расставаться.

– Но меня они не приглашали в гости, – парировала дочь.

– А ты возьми и напиши им письмо, – снова возник голос брата из глубины комнаты. – Писать ты умеешь наверно.

Он перебирал большую кипу нот, напевая себе под нос турецкий марш Моцарта. Откладывая в сторону те ноты, которые они уже изучили, сравнивая пачки, он понимал, что все еще впереди.

Настя с усталостью оглядела родные пенаты, засыпая, ругала себя за нерасторопность и за отсутствие такта по отношению к родным: «Как я брошу родителей? У меня не хватит ни сил, ни денег на дорогу. Чтобы жить в незнакомом городе, нужны связи. Этих столичных родственников я совсем не знаю. Ну и что, если у них нет детей? Они не понесут ответственности за меня. Вообще, правильно сказал брат, что „это слишком хлопотное дело“. А как было бы здорово и весело познакомиться с москвичами!» – осенило ее под конец. «Все равно когда-нибудь познакомлюсь со столицей».