Читать книгу Девочка, которая спит. Девочка, которая ждет. Девочка, которая любит - Елена Булганова - Страница 18

– Да ладно, не дрожи! – совсем развеселился парень. – Никаких чудищ там нет. Но всегда приятно пугануть новичка.

Я немного расслабился.

– А за дверью – просто шахта лифта. К нам на этом лифте всякие гости приезжают.

Я снова запаниковал: что ж это за гости, которые приходят из-под земли?

– Какие гости? – спросил я. – Хорош трепаться, скажи толком, кто живет под нами?!

– Древние, – с какой-то особой интонацией произнес Васильев. – Тебе же Соболь наверняка исполнил любимую песню о том, как прекрасен был мир в стародавние времена, когда его населяли всякие невообразимые создания. Было?

– Было, – кивнул я.

– Ну вот, только он-то думал, будто они давным-давно уничтожены. И что уцелели только мы, потому что похожи на обычных людей. У Древних, конечно, тоже есть такие, кого можно принять за людей, но только на пару секунд и издалека. Так что у них не было шансов. И вдруг оказалось, что некоторые все-таки сумели выжить. Они построили здесь свои подземные города, думали, в этих местах никогда не возникнет цивилизация. Потом, конечно, у них начались проблемы. Но пока ничего, держатся.

– А к нам они как относятся? – не утерпел я.

– К нам – нормально. Мы же их братья по разуму, забыл? Это они дали нам искусственное небо и еще много чего. Правда, вначале они решили, что мы встанем на их сторону, когда начнется решающая битва.

– Битва… с кем? – поперхнулся я воздухом.

– С людьми, естественно, – как ни в чем не бывало заявил Васильев. – Им же неохота вечно сидеть под землей. Только мы им популярно объяснили, что выросли среди людей и воевать против них не станем. А главное, даже если бы нам охота была повоевать, мы все равно не можем этого сделать. Ну, ты знаешь почему…

– Не знаю, – честно признался я, сгорая от любопытства. – Почему?

Тут Дима глянул на меня искоса и некоторое время словно бы боролся с собой. Потом с сожалением произнес:

– Нет, если тебе Ильич об этом еще не сказал, то и я не стану. Он же у нас босс, верно? Узнаешь в свое время.

Потом резко развернулся на пятках и воскликнул:

– Ладно, пошли тебе комнату выбирать!

Выбор пещеры для проживания не занял много времени, потому что я остановился на первой же, какую показал мне Дима.

Она была раза в два больше моей комнаты в родительском доме, и в ней оказалось все необходимое для жизни. Отсутствие окон компенсировал мягкий и теплый свет особых ламп. Здесь и намека не было на сырость или затхлость. Да хоть бы они и были – за последнее время я ко всему притерпелся. Не это сейчас меня волновало.

– Слушай, – спросил я, когда мы сели за стол пить чай (в пещерке был небольшой закуток со всем кухонным оборудованием). – Тут вообще как с режимом? Могу я отсюда уйти, когда нужно, или должен кого-то ставить в известность?

Дима поперхнулся чаем и уставился на меня, как на идиота. Потом спросил:

– Я не понял, зачем тебе отсюда уходить? Тут отлично!

– Ну, понимаешь, я ведь живу в этом городе, – сказал я. – До зарезу нужно кое-кого повидать.

Но Дима продолжал таращиться на меня, и мне стало очень-очень не по себе. А вдруг отсюда вообще нельзя уйти, никогда? Я же теперь вроде как посвященный, может, дальнейшая жизнь будет протекать в этом подземелье?

– Не, уйти ты можешь в любой момент, тут не тюрьма, – утешил меня Васильев. – Только я все не врубаюсь, зачем тебе это нужно.

– Да как зачем?! Родителей повидать, друзей! – вскричал я, пораженный его тупостью в этом вопросе.

Дима с сожалением покачал головой:

– Ну, это ты зря, брат! Тебе надо с ними рвать, а с родителями так в первую очередь. Здесь у всех ребят есть родители, только все уже от них отошли понемножку. Я, например, сообщил своим, что поступил в Питере в Суворовское училище, потом писал все реже и реже, а после совсем прекратил. Может, они до сих пор думают, что я в училище парюсь.

– Зачем?! Почему нужно рвать с родителями?

– Да как ты не понимаешь? – разозлился парень, даже губы у него побелели. – Само наше существование – это угроза для них. Тебе что, плевать на предков? Конечно, они здорово огорчатся и все такое. Но зато будут живы и здоровы. Ты будь доволен, что до сих пор все обошлось… И не тяни с разрывом.

– Не знаю, обошлось ли, – прошептал я. – У меня сестра пропала.

– Блин! – Парень выразительным жестом хлопнул себя по лбу. – У тебя еще и сестра есть?! Вообще абзац! Сочувствую. Они наверняка до нее уже добрались.

– Да кто до нее добрался?!

– Не знаю, – вздохнул Дима. – Инквизиция, к примеру. Или еще кто похуже.

Слушая его, я, сам того не замечая, уцепился в волнении за край стола. Громкий хруст – и в моих руках остался солидный кусок дерева, а по столешнице побежали трещины. Дима успел подхватить свою чашку и невозмутимо заметил:

– О, похоже, твою половинку уже привезли. Пойдешь к ней?

– Нет! – Я вскочил на ноги. – Мне срочно нужно в город! Вечером вернусь, расскажешь, что ты знаешь об этих… которые мою сестру украли!

И я бросился к лестничной шахте. С подъемом никаких проблем не возникло: я просто взлетел по лесенке, едва касаясь перекладин. Оказавшись наверху, позвонил Тасе – и только тогда, кажется, перевел дух, когда услышал в трубке ее тихий голос. Мы договорились встретиться через пятнадцать минут у моей школы. Мне необходимо было своими глазами убедиться, что с ней все в порядке.

Забор я перепрыгнул с ходу. Я бежал и думал о том, что если бы моя сестра не находилась неизвестно где, я бы сейчас чувствовал себя довольным. Да что там – был бы счастлив по уши! Новый, удивительный мир открывался передо мной, и я больше не был больным придурком с задатками монстра.

– Ну и что ты об этом думаешь? – на ходу спросил я Иоланту.

«Думаю, что ты – безответственный идиот!» – тут же ответила она.

Да кто бы сомневался! Я, конечно, совсем не огорчился, но уточнил:

– И почему на этот раз?

«Когда ты начнешь слушать, что говорят тебе другие люди?! – тут же набросилась она на меня. – Разве тот мальчик, Дмитрий, не сказал тебе, что не стоит больше встречаться с друзьями? Почему бы не послушать его?»

– Да потому что он ничего толком не объяснил! – огрызнулся я.

Иола просто зашипела на меня от злости:

«Не объяснил?! Да ты убежал, чтобы ничего не слышать! Думаешь, проблемы не существует, пока ты о ней не знаешь? Соболь приехал в лагерь, тебе всего-то нужно было подойти к нему или к мадам и спросить, можно или нельзя тебе встречаться с друзьями. Я бы на твоем месте именно так и поступила!»

– Да? А по-моему, тебе просто это не нужно, – сказал я, чувствуя, как раздражение волнами расходится по телу. – Мои друзья для тебя – пройденный этап, теперь тебе интересно в том мире, и ты злишься, что я тебе мешаю!

Иола несколько минут молчала. Неужели впервые в жизни задумалась над моими словами? Значит, я попал в точку. Я уже выбежал из леса, когда она сказала:

«Все-таки ты мог просто пообщаться с Тасей по телефону. А мы бы тем временем еще что-нибудь узнали о нашем новом доме. И перейди на шаг, придурок, на тебя люди смотрят!»

Тася меня уже ждала. Она переступала с ноги на ногу и выглядела такой грустной, замерзшей и одинокой, что у меня сердце оборвалось. А вдруг с Ванькой неладное? Я приблизился к ней в два больших прыжка, и она вздрогнула от моего такого эффектного появления. Потом улыбнулась – не слишком-то весело.

– Что-то еще плохое случилось? – спросил я. – Ване хуже?

Тася покачала головой:

– Нет, с ним все хорошо. Даже перевели в общую палату. Врачи сказали, что у него необыкновенно сильный организм.

– Ну, здорово! – обрадовался я. – Жалко, мне нельзя его навестить. А… чего ты грустишь?

Тася подняла на меня глаза, и они показались мне озерами с прозрачной водой. Мгновение спустя я понял, что они полны слез.

– Что? – перепугался я. – Что-то узнала о Кире?!

Она поспешно затрясла головой:

– Нет-нет, ничего! Я надеюсь, что твою сестру скоро найдут!

– Так почему ревешь?

– Из-за Иолы. Мне было так грустно и тяжело, когда те люди забирали ее. А я даже не могла спросить, хочет ли она, чтобы ее увозили, не страшно ли ей…

– Вот уж насчет этого не беспокойся! – Я даже засмеялся от такого предположения. – Она совершенно счастлива!

– А еще я очень огорчаюсь из-за Вани, – продолжала Тася. – Пока меня к нему не пускают, и я даже рада этому. Ну как я ему скажу, что Иолу увезли? Даже думать об этом страшно. Знаешь, мне кажется, Ванька влюбился в нее. По-настоящему.

– Чего?! – Я чуть не сел в сугроб от такого предположения. – Чтобы Ванька влюбился?! Да он же ненавидит девчонок!

– Всех остальных, – уточнила Тася. – А Иолой он всегда восхищался. И потом, он очень изменился в последнее время. Я что-то такое заподозрила еще до того, как увидела Иолу.

– Как ты могла заподозрить? – резко произнес я. – Сама, что ли, была влюблена?

Тася вскинула на меня глаза, наверное, пораженная моим тоном. Я видел, что она уже жалеет об этом разговоре.

– Нет, я никогда еще не влюблялась, – просто ответила она. – Но знаю, что люди сильно меняются, когда с ними это случается.

Я почувствовал себя последним идиотом. А еще – разочарованным идиотом. И пробормотал:

– Прости меня, Тася. Сам не знаю, чего я на тебя набросился. Ты такие странные вещи говоришь…

– Если бы я знала, что мы хоть иногда будем встречаться с Иолой… – начала она, но вдруг ужасно покраснела и прошептала: – Ой, ведь она нас сейчас слышит, да?

Я кивнул и со злорадством в голосе предложил:

– Можешь сама ее спросить, будете вы видеться или нет. Это ведь не от меня зависит, правда?

Тася смотрела на меня остановившимся взглядом и то краснела, то бледнела попеременно. Я понимал, что она просто не может обратиться вот так, в пустоту.

«Прекрати над ней издеваться, садист проклятый! – рявкнула Иола. – И быстро скажи, что я обязательно встречусь с ней и Ванькой, если будет такая возможность. Особенно если мне удастся освободиться от тебя…»

– Она говорит, что будет рада встретиться с вами, – сказал я.

– Спасибо, Иолочка, – опуская глаза, пробормотала Тася.

Больше говорить нам вроде было не о чем. Хотя, что я вру – я бы хоть вечность еще болтал с Тасей. Но только если б нам удалось остаться наедине, а это, похоже, случится еще не скоро. Я подумал, что сегодня же вечером обсужу с Соболем план действий по разрыву нашей с Иолой чудовищной связи.

Думая об этом, я довольно холодно простился и отправился в мой новый дом под землей.

Однако поговорить с Эриком Ильичом в этот день мне не удалось: его просто не оказалось в подземном лагере. Я спросил о нем Диму, но тот только развел руками:

– Ну, Соболь не сидит на месте. У него ведь еще работа, больница, всякие разъезды.

– Куда это он все время ездит? – спросил я.

– Как – куда? – изумился Васильев. – Ищет таких терпил, как мы. Потому и работу не бросает, чтобы иметь возможность к ним подбираться.

– В смысле подбираться?

– Да ты напряги мозги! – скомандовал Дима. – Как, по-твоему, обычный человек может узнать о том, что какой-то ребенок почти все время дрыхнет и его невозможно разбудить? Или что кто-то видит странные сны, которые сносят ему башку? Только психиатр. Так он находит хотя бы одного из пары, а потом уже тянет ниточку к другому. Вот и со мной это было…

– Он тебя нашел? – заинтересовался я.

– Не меня. К тому времени мне уже не психиатр нужен был, а нарколог. Я видел Чан Тхи Хонг каждую ночь и понимал, что со мной все очень плохо. Однажды пацаны предложили кое-что, я попробовал – и впервые в жизни спал спокойно. Вот и вообразил, что смогу таким способом излечить себя от шизы. И вместо этого чуть не сделался конченым наркошей. А Соболь с женой в это время были во Вьетнаме на какой-то конференции, и там ему рассказали про Хонг. Он поговорил с ней, узнал про меня, отыскал, привел в чувство. А потом и ее сумел сюда привезти, вроде как на лечение. Не будь Ильича, я бы давно уже отдыхал на кладбище, – закончил свой рассказ Дима.

– Значит, они опять за кем-то поехали? – спросил я. – А мы как же?

– А что мы? Элементарно! Уроки старшие ребята проводят, все необходимое для жизни тут есть. Не дрейфь, не заскучаешь! – ободрил меня Васильев.

На следующий день с утра начались уроки. И поначалу они меня ужасно удивили.

Первым шел русский язык. Пещера, где мы занимались, была небольшой и очень походила на обычный класс с доской и четырьмя партами. А вот ребят было мало, и все разновозрастные, даже тот малыш, которого я вчера видел на поляне, присутствовал.

Пришел один из старших парней и начал по очереди вызывать нас к доске. Он просил написать какую-то заковыристую фразу, и все срезались. Малыша и девочку в очках, которая сидела рядом со мной, Борис даже приглашать не стал. Зато последнему мальчику, который вышел к доске, вручил справочник по русскому языку и велел читать вслух все подряд. А сам слинял.

Я просто обалдел. По-моему, в таком обучении не было ни малейшего смысла. И я сказал шепотом той самой темненькой девочке в очках, своей соседке:

– Здесь что, нет нормального ксерокса, чтобы хоть не на слух учить?

Девочка в ответ робко улыбнулась и прошептала:

– I don’t understand, sorry.

Тут я окончательно перестал что-либо понимать, просто сидел и тупо ждал конца урока. Он длился около часа – за это время была прочитана четверть учебника – и закончился с возвращением Бориса, который велел нам идти в спортивный зал.

Зал оказался огромный, со множеством спортивных снарядов и просто вещей, вроде как не имеющих отношения к спорту. Например, шкаф со всякими стеклянными штучками. Пока мы осматривались, девочка, которая сидела рядом со мной на уроке, вдруг коснулась моего плеча и произнесла, смущаясь:

– Я теперь немного могу говорить по-русски. Ты имел какой-то вопрос ко мне?

Я даже отпрыгнул от нее, так поразился. И налетел на Диму Васильева, который на русском не был.

– Слушай, почему уроки такие тупые? – спросил я, поворачиваясь спиной к девочке, которая смотрела на меня с недоумением. – Зачем нужно было читать какой-то учебник? Так ведь ничего не выучишь.

Дима жизнерадостно заржал на весь зал, а следом заорал:

– Ну ты даешь! Да ведь ты теперь каждую букву помнишь из этого учебника! Так уж у нас мозги устроены – все запоминаем с одного раза! Конечно, когда наши половинки рядом.

И тут я осознал, что действительно могу воспроизвести по памяти любую фразу из услышанного на уроке. Это было что-то невероятное! Мне даже захотелось еще раз оказаться в моей прошлой школе. Вот бы поразились учителя и одноклассники! Еще и на медаль не поздно выйти!

Но тут пришлось переключиться на урок физкультуры, если можно было его так назвать. Я быстро сообразил, что нашей задачей было не развить себя физически – куда ж еще развиваться! – а научиться скрывать свою силищу. Сначала мы занимались с настоящими спортивными снарядами, гирями и штангами, которые, наверное, ни один самый прославленный на земле спортсмен не сумел бы оторвать от земли. Я же, честно сказать, даже не ощущал их веса, словно они были резиновые.

А задание было сложное: нужно было угадать, сколько примерно эта штуковина весит, и повести себя согласно ситуации. То есть или не поднять вообще, или изобразить такие усилия, чтобы все поверили, будто ты надрываешься.

Вела урок старшая девочка, Милена, половинка Бориса. Сначала она подробно нам все объяснила, даже показала таблицу, в каком возрасте и при каком уровне подготовки какую тяжесть возможно поднять. Теорию я, конечно, усвоил, но в остальном не очень преуспел. Мне так и не удалось почувствовать реальный вес гирь, которыми раз за разом пуляла в меня Милена.

Наконец, по полету снаряда я смог угадать, сколько примерно он может весить. Схватил гирю на лету и вроде очень правдоподобно изобразил, как у меня подкашиваются ноги, переламывается поясница, и сам я вслед за гирей обрушиваюсь на пол.

Десятилетний Вовчик залился счастливым смехом, а Милена закричала:

– Не верю! Зачем так кривляться, неужели непонятно, что от такого веса первыми разжались бы пальцы и гиря упала?

Без тебя. А главное – зачем вообще ее ловить? Нужно было просто отпрыгнуть в сторону!

Я почувствовал себя полным придурком. Следующее задание на первый взгляд показалось куда проще, я даже обрадовался, что смогу немного реабилитироваться. Меня поставили в пару с очкастой девочкой (выяснилось, что ее зовут Бриджит и она прибыла в лагерь всего на день раньше меня) и велели перебрасывать друг дружке всякие хрупкие предметы вроде стеклянных вазочек, деревянных коробочек и старых мобилок. Боюсь, через полчаса запас таких предметов сильно уменьшился, и в этом не было никакой вины Бридж. Хорошо еще, что, когда я раскокал последнюю вазу, в дверях возник Соболь и бодро объявил:

– Так, господа атланты, поднимаемся наверх и в течение получаса очень правдиво изображаем слабых и несчастных подростков. Очередная комиссия.

Все ломанулись к выходу. Я хотел присоединиться, но Эрик Ильич поймал меня за плечо и сказал:

– Ты как раз останься, поскольку пока на нелегальном положении. И вообще старайся в ближайшее время поменьше мелькать наверху, особенно в городе.

– Но моя сестра… – начал я.

– Я делаю все, чтобы узнать, что с ней случилось, – отрезал Соболь. – Ты все равно ничего для нее сделать не можешь. Так что зря не рискуй.

Через час уроки возобновились. Следующим в этот день был английский, и на этот раз учебник читала Бриджит. К концу занятия я обнаружил, что могу вполне прилично изъясняться на языке, урок которого в обычной школе всегда был моим худшим кошмаром. Последним же было потрясающее занятие, на котором Эрик Ильич рассказывал нам об артефактах и древних рукописях, которые никто не смог расшифровать. Никто, кроме Соболя, разумеется.

В конце дня мы собрались в большой столовой, немного побалдели, пока дежурный по кухне не начал разносить стаканы с каким-то напитком. Странно, ведь мы уже пили чай. Когда я получил свой стакан, то прежде всего понюхал густой темный отвар. Он пах травами. Что-то похожее готовила для меня мама – от нервов, как она говорила.

– Зачем это? – спросил я Васильева, который уже опустошил свой стакан. – Лично мне и чая хватило.

– Нет, ты должен это выпить, – с нажимом произнес он.

И я подумал: ну вот, начинаются сюрпризы.

– А если не хочу?!

Васильев пожал плечами:

– Тогда тебе придется разбираться со своей половинкой. На некоторые занятия ее просто не допустят.

– Почему?

– Ну, прикинь, будет она швырять гири в зале, а тут ты – бац! – и проснешься. А она – наоборот. Что может произойти? Мы, конечно, ребята крепкие, но не бессмертные, и травму получить вполне можем.

– А эта гадость при чем?

– При том, что когда ты ее выпьешь, то будешь спокойно спать до подъема без риска проснуться. Никакой химии там нет, так что связь не прервется. Этот рецепт Соболь отыскал в одном древнем свитке, его еще наши предки использовали. Кстати, если выпьешь двойную дозу, то поменяешься сменами со своей половинкой. Так иногда делается, чтобы ребята в лагере могли перезнакомиться друг с другом. Но надо с Ильичом согласовывать…

После такого внушения я, конечно, выпил настой и сразу ощутил во всем теле приятную усталость, так что едва успел раздеться и нырнуть в постель.

Прошла неделя моей жизни в лесном лагере «Подросток в беде». Конечно, сам я себя в беде больше не ощущал. Хотя все еще оставались вещи, которые тревожили меня и наяву, и во сне. Во-первых, моя сестра так и не нашлась, и голоса родителей с каждым днем звучали в трубке все отчаяннее. Во-вторых, меня, как и в детстве, всякий раз пугала перспектива отхода ко сну. Хорошо хоть, настой из трав не оставлял никакого выбора.

Нет, я не боялся снова услышать угрозы Иолы или увидеть ее слезы. Теперь-то у нее все было просто замечательно. Только она сама с каждым днем все сильнее раздражала меня.

Я был поражен, как быстро Иоланта сумела стать лидером в своей смене. Все остальные ребята просто бегали за ней хвостиками и прислушивались к каждому ее слову. Ну, вполне понятно, почему к ней так липла робкая Хонг, половинка Васильева. Но даже грубоватый и насмешливый Саня Афанасенко, половинка Бриджит, явно оставался в тени Иолы.

Со всеми занятиями она справлялась блестяще, в спортивном зале была первой. А в свободное время без конца возилась с маленькой Лейлой – половинкой Вовочки. Девочка отчаянно скучала по своей семье и выглядела счастливой только тогда, когда Иола читала с ней книжки или просто болтала.

Мне от всего этого было тошно. Попробуйте смотреть бесконечный сериал про самую успешную девочку на земле – озвереете через день.

Вдобавок ко всему я крепко запомнил слова Эрика Ильича: у каждой половинки есть то, чего не хватает другому. И всякий раз думал: если мне не хватает всего, что есть в Иоле, то как это меня еще хоть кто-то воспринимает всерьез.