Читать книгу Остальные – лишние - Елена Булучевская - Страница 7

День был как день. С утра, ну как с утра, часов двенадцать уже было, мама с опухшим лицом выползла из спальни, долго пила воду из-под крана. Потом неприкаянно бродила по комнатам, как грустное одинокое привидение. Немного погремела на кухне посудой, пытаясь прибрать вчерашнее застолье. Потом снова закрылась в спальне. Позавтракал я сам, что нашел. Даже ничего не разбил и не пролил, пока накрывал. И коляской не гремел. В кухне царил такой беспорядок – видимо, ничего у мамы с уборкой не получилось, воняло так противно, что я укатил есть в свою комнату. Потом долго сидел у окна, разглядывая хмурое небо и редких прохожих. Днем во дворе не очень людно. Повез грязную посуду в кухню, решив заодно что-нибудь на обед придумать. Так, на всякий случай. И чуть из коляски не выпал. Мама сидела возле кухонного окна и курила. КУРИЛА! Я никогда раньше этого не видел и не знал, что моя мама курит. Она подняла на меня глаза, лицо жалкое такое, покрыто какими-то красными пятнами, в глазах – мука:

– Что ты хотел? Поел? Ставь тарелки и займись чем-нибудь.

– Мама!! Ты никогда же не курила?!

– Теперь курю. И что?

– Ты же сама говорила, что это плохо, что нельзя курить!! – я так разволновался, что даже начал заикаться.

– Сейчас мне уже можно. Мне теперь все можно.

И отвернулась.

Я еще немного постоял, потом тихонько развернул кресло и уехал в свою комнату. Я научился очень тихо передвигаться по квартире, чтобы не мешать никому. Меня все время преследовала мысль, что однажды маме надоест заботиться обо мне, и она отдаст меня в детский дом. И там будут чужие тетки, которые меня не знают, которые не захотят меня узнать – кому нужен чужой мальчик, от которого даже родная мама отказалась? Значит, этот мальчик совсем никчемный, пусть себе сидит в уголке и смотрит, как паук плетет сеть среди пыльных гардин. Раньше, до того, как этот противный дядька поселился у нас, мне такие мысли и в голову не приходили. Да, нам порой было трудновато, но мы были счастливы. А сейчас… мама, хоть и говорит, что нам очень повезло с дядей Жорой, но в это почему-то не верится, как-то неубедительно это звучит. Да я и сам все вижу. Нет у нас этого счастья, даже того маленького, что было у нас раньше. И заметно, что маме все хуже и хуже от такого «счастья». Она оживляется и становится почти прежней лишь тогда, когда приходит дядя Жора и приносит выпивку.

И вот, в давящей тишине едва слышно щелкнула открывающимся замком входная дверь. Пришел «кормилец», так сказать. Мама прошмыгнула навстречу, послышалось шуршание пакетов, звякнуло стекло о стекло. Я вздохнул: сегодняшний вечер, похоже не будет отличаться от предыдущих. Дядя Жора зашумел душем в ванной – мылся дотошно, как минимум два раза в день, подолгу, после него из ванной комнаты прям клубы пара стелились по коридору. Я пробрался в кухню – пока можно, а то на обед раздобыть ничего же не получилось, а потом я и подзабыл про еду, когда маму с сигаретой увидал. Если же сейчас не побеспокоиться о еде, можно остаться голодным и до утра – столкнуться с пьяными не хочется. Прикатил, значит, а там мама стол накрывает. Дернул ее за рукав, она аж вздрогнула. Вот так да! Раньше такого не было. Повернулась, нахмурила брови:

– Чего тебе?

– Я кушать хочу.

Молча приготовила мне еду, составила на поднос, поставила его мне на колени, развернула коляску и вывезла в коридор. И все это тоже молча. У меня комок подступил к горлу, я повернулся, хотел спросить ее. Но в этот момент стихла вода в ванной, и я передумал. Сейчас не время. Укатил быстренько в свою комнату. Только переставил поднос на стол, как двери открылись и вошел дядя Жора.

– Привет, малой. Как поживаешь?

– Здравствуйте. Хорошо поживаю, – буркнул я.

– Это хорошо, что хорошо. Ладно, бывай пока, я позже зайду.

У меня от такого заявления аж дыхание перехватило. Это зачем он зайдет? Может, он сейчас маму напоит и спать уложит, а потом меня на улицу вывезет, и скажет, что я из дому убежал? Подумал, подумал и решил, что это бред, мама не поверит, что я смог сам коляску на улицу выкатить. Еще она знает, что я ее не брошу никогда. Мы об это не говорили, но она и так знает. Так что я маленько успокоился и решил перекусить.

Вскоре послышались шаркающие шаги. Все, мама «наужиналась», спать бредет. Почему-то одна. Скрипнула кровать, вот она и улеглась. Я как можно бесшумнее выкатился в коридор, посмотрел, укрылась ли мама и покатился в кухню, тарелки грязные взял – на случай, если нужно будет объяснять, почему это я вечером из комнаты отлучился. Но мои шпионские задумки оказались лишними. Как мама раньше говорила: «Слишком много детективов!» Дядя Жора куда-то ушел, да так тихо, что я и не услышал. Он что-то сделал с дверями, они теперь открываются и закрываются почти совсем бесшумно.

Я поставил грязную посуду на стол, набрал себе немного фруктов – а вдруг проголодаюсь, до утра времени еще ох как много. Темнеет рано. На самом деле еще и восьми нет. Я покатил обратно к себе. Включил компьютер, решив посмотреть фильм, который давно дожидался своей очереди. Фильм был интересным, затянул в сюжет почти с самого начала. В квартире так тихо, соседей не слышно. И в этой тишине внезапно раздался леденящий душу крик. Кричала мама. С выпрыгивающим из горла сердцем я поспешил в ее спальню. Она сидела на кровати среди смятых одеял, закрыв глаза. Вытянутыми, судорожно трясущимися руками отталкивала от себя что-то невидимое, и монотонно кричала. Она не могла проснуться. Я подобрался поближе и ласково погладил ее по руке, прошептав: «Мама, мама, проснись, тебе это просто снится». Она стихла, открыла мутные глаза. В комнате воздух теперь всегда был пропитан запахом вчерашнего перегара и сегодняшним «благоуханием» алкоголя. Она схватила меня за руку:

– Рикат, Рикат, Рикааат! Беги, беги, пока он не поймал и тебя!

Я понял, что она так и не проснулась, водка сводит ее с ума, она явь и сон путает. Тряхнул ее за плечи, но она уже и сама сникла, замолчала, и снова закрыв глаза, опустилась на серую наволочку подушки. Я огляделся – ее спальня ничем не отличалась от нашей теперешней квартиры, так же пыльно, пахнет алкоголем и затхлостью, и даже на прикроватном столике пустые бутылки и банки из-под выпивки, на подоконнике – пепельница, битком набитая окурками. Постельное белье серое, пахнет кислятиной какой-то. Но сделать с этим я ничего не мог. Поэтому – укрыл маму, послушал, как она вновь проваливается в сон, вернулся в свою комнату. И вовремя. Мой обостренный слух услышал-таки, несмотря на все ухищрения дядь Жоры, шорох открывающейся входной двери. Я постарался сделать вид, что очень увлечен фильмом, хотя даже не видел, что творится на экране.

Наш «благодетель» вошел, судя по доносящимся звукам, в кухню, пробыл там какое-то время. А потом рраз и распахнул дверь в мою комнату:

– Не спишь? Очень хорошо. У нас с тобой будет сейчас разговор, как у двух настоящих мужчин, согласен?

Я смог лишь кивнуть. Такие разговоры очень подозрительны для меня. Так мне мог бы сказать только один человек: мой настоящий папа. Но он погиб, погиб еще до моего рождения в какой-то дурацкой автокатастрофе, унесшей не только его, но и бабушку с дедушкой. Вот этот же дядька не может мне стать никаким отцом никогда. Ни при каких обстоятельствах. Ну-ну, послушаем, что мне скажет этот «настоящий мужчина».

– Ты маму любишь?

Что за глупость:

– Конечно, люблю.

– Огорчать ее ты бы не хотел?

Я отрицательно покачал головой, какой-то странный разговор. Он продолжал:

– Мы с тобой, ее два единственных в жизни мужчины, должны беречь ее покой.

Я кивнул. Только он как-то чудно беспокоится о ее покое, если она спит, совершенно пьяная, значит она совершенно спокойна, так, что ли?

– Поэтому все, что происходит, когда она спит, должно остаться для нее тайной.

Я вопросительно поднял брови, это еще что за заявление. То, что он уходит и шляется где-то по ночам – да, пожалуйста, пожалуйста. Я не огорчусь, даже если этот наш «благодетель» не вернется однажды.

– Хочу тебе сказать, что я – как эти твои супергерои. Ты же смотришь все эти фильмы про всяких тайных героев. Так вот – я помогаю мальчикам, попавшим в беду.

Я озадаченно что-то промычал и тупо пялился на дядю Жору. Как-то не связывалось: все его привычки, все его словечки дурацкие, выпивка и все такое со спасательной деятельностью. Но на всякий случай я кивнул, мол понимаю, а как же!

– Вот сегодня, например, я спас мальчика, который повредил себе ногу в Развалинах, а потом еще и головой ударился. Я не успел его подхватить, когда он падал. Поэтому принес сюда. Ты мне поможешь? Ему нужно голову обмыть и перевязать. Я принесу его к тебе?

Я кивнул, а что мне оставалось делать?

Пацану и вправду было очень плохо. Ногу ему дядь Жора худо-бедно забинтовал, но голова… волосы всклокочены, судя по всему и до падения чистотой не отличались, а сейчас были почти полностью слипшимися, пропитались кровью, сочащейся из раны на затылке. Да уж, зрелище то еще. Пока я разглядывал мальчика, дядь Жора притащил тазик с водой – мой тазик, в котором я мылся – бинты, вату, перекись и ножницы. Я сказал, что еще надо мыло или шампунь, а то грязи очень много в волосах. Дядь Жора безоговорочно принес и это. Я даже вроде его как-то зауважал за это. Подумал, может, я в нем и вправду ошибаюсь?

Мальчика мы отмывали долго, воду пришлось менять трижды. Одежда на нем была вся старая и рваная. Я отдал свои штаны, рубашку и белье для этого мальчика, потом еще носки достал, ноги-то босые у него и холодные. Мальчик во время всего этого процесса мытья-переодевания даже не шелохнулся. Дядя Жора сказал, что дал ему сильное обезболивающее – а вот откуда оно у него? И еще сказал, что боится мальчика в больницу нести – могут обвинить, что пацана этого он сам побил и все такое, тут он доверительно положил мне руку на плечо. У меня глаза подозрительно защипало, после всего этого равнодушия, после того, как даже мама практически перестала со мной общаться – из-за него. Я чуть было не разревелся от нахлынувших чувств. А мальчик взял и застонал, тихонько и жалобно-жалобно. Сердце у меня так и екнуло, ох, что-то все-таки тут нечисто. Не зря дядька этот так ко мне набивается в друзья. Тоже мне Бэтмен, а меня в Робины (персонажи комиксов DC) рядит, что ли? Не верю! Дядя Жора вновь склонился надо мной, пришлось напрячься, чтобы глаза не опустить, так мне противно стало на него смотреть. Он и мной манипулировать хотел, вот это что было. Мамой он рулит при помощи водки, а меня на чувства купить хотел. Фиг тебе, не выйдет.

– Рикат, я все-таки попробую мальчика в больницу унести, если мама вдруг проснется, ты ей ничего не говори. Пожалуйста.

Я кивнул.

Подумал только, что проще же «скорую» вызвать. Увезут мальчика за милу душеньку, и никуда тащить никого не надо. Решив для себя очень пристально присматривать за дядькой, и еще раз внимательно оглядел раненого мальчика, запоминая его. Предложил свою куртку. Дядька Жора отказался, мол, одна у тебя куртка, мама расстроится, мол, в свою его закутаю, а потом обратно заберу. Сгреб пацана в охапку, тот снова застонал, на этот раз чуть громче и протяжнее. Дядька кивнул мне и ушел. В квартире вновь стало очень тихо. Было почти двенадцать ночи. Я пробрался к маме в спальню, некоторое время посмотрел, как она спит – беспокойно, бормоча что-то невнятное. Но больше она не садилась и не кричала. Я решил умыться, переодеться в пижаму и притвориться, что сплю, чтобы дядь Жора, когда вернется, не приставал со своими «мужскими» разговорами. Перед уходом он унес и тазик и все, что прежде стащил в мою комнату для мытья и помощи. Все было тщательно – слишком уж тщательно – протерто и расставлено по местам.

После этого случая дядя Жора начал приводить мне гостей – мальчиков, примерно моего возраста. Он их приводил очень редко, вечером, иногда ночью, говорил, что он нашел их на улице, что их надо будет вернуть домой. Говорил, что они беглецы, из дома сбежали или потерялись, а он им помогает. Предлагал мне с ними поиграть, пока они не ушли. Мама в это время уже спала – дядя Жора перед этим приносил много водки и пил с мамой, пока она не отключалась. Он уносил ее в спальню. Мама не выходила до самого утра. Мне было страшно за нее, но войти в спальню я не смел, да и толку от этот, что я зайду. Чужие сны, да и свои контролировать не сможешь же.

Мальчики были странными – вялые какие-то, сидели, уставившись в одну точку. А некоторые сворачивались калачиком на полу и спали. Я как-то пытался с мамой поговорить, рассказать про ночных гостей – она мне не поверила! Рассмеялась в лицо, сказала, что дядя Жора очень хороший, что он нам помогает. Ага, помогает… Наш дом стал неуютным и каким-то страшным, что ли. Пропах водкой, несвежей едой, грязными вещами, и мне еще казалось, что пахнет хлоркой и кровью – как в больницах.

Однажды я все-таки услышал, как мама спросила у дядь Жоры про ночных гостей – с утра, конечно, вечером-то ей не до расспросов будет. Он хрипло хохотнул, сказал, что это я выдумываю себе развлечения и друзей воображаемых Терпеливо объяснял, что он уходит на работу и остается там до утра, потому как сторожить приходиться. Что он же кормилец и добытчик, пытается для нас денег заработать, а вот какая благодарность… Мне надо ремня за такие наговоры всыпать или к доктору сводить, пусть даже к платному – какой богатей щедрый – голову проверить. Мол, вдруг болезнь моя осложнения какие дала… Мама помолчала, потом сказала, что ремня не надо, и доктора не надо. Фантазия, мол, разыгралась, но она со мной поговорит и все исправит. Мама потом мне сказала, чтобы я не выдумывал, не наговаривал на человека, и занялся своими делами. Эх, прямо вот у меня много так дел, что не переделать! И все эти странности, гости ночные, вранье дядькино, как-то напрягает – вот и все мои дела. Получается, дело главное у меня – следить за дядькой Жорой. Вот так да. Прям супершпион я, главное, чтобы дядька про это не узнал.

…Умывшись и переодевшись, я перебрался в постель, и уже было совсем собрался тушить свет, как увидел под стулом грязную тряпку, покрытую бурыми пятнами свернувшейся крови. Ага, надо бы это припрятать, на всякий случай. Если вдруг Бэтмен не Бэтмен вовсе, а Джокер или еще кто похуже (персонажи комиксов DC). Под окном у меня было самое секретное местечко, когда окна меняли, пеной монтажной залили все, а один участок пропустили. Мама посетовала, потом просто сверху обои приклеила. Я обои аккуратно отклеил, так, что только один знал, и сделал там маленький тайничок. Не то, чтобы я часто его использовал – особенно раньше, когда мы с мамой вдвоем жили. Конфеты разве что иногда там прятал, да и то от себя в основном. Вот теперь и для серьезного дела пригодится. Я слез с кровати и, подтягивая ноги, сползал за тряпкой, потом спрятал ее в тайник и вернулся обратно. Забрался в постель, отдышался. Хорошо все-таки, что дядя Жора и полы протер, а то пыльно у меня было, и сейчас такой человечье-змеиный след тянулся бы до самого окна. Выдохнул и выключил свет. Решив дождаться прихода дядь Жоры, лежал и глазел в темноту. Она не была прямо уж чернильной – на улице горели фонари, изредка проезжали машины, освещая потолок призрачным светом, шелестели листья, еще не полностью опавшие. Листья-то меня и убаюкали, их шелест постепенно стихал, и, наконец, совсем замолк. Я уснул. И приснился самый первый «красный сон», как я потом начал такие сны называть.