Читать книгу Часы Цубриггена. Безликий - Елена Граменицкая - Страница 15

«Она была похожа на бутон пробуждающейся розы, сорта Комтесс де Прованс, кремово-розовый, с нежными коралловыми прожилками, идущими от сердца к кончикам лепестков. Она стояла у лавочки с деревянными часами, что привозят к нам ремесленники из Шварцвальда (знаете, такие грубые поделки из мореного дуба с кукушками и гирьками в виде еловых шишек) и дула на озябшие пальчики. Конец ноября 1849 года выдался студеным и по-зимнему снежным. Нойшотельское озеро замерзло впервые за несколько лет. И хотя незнакомка одета была по погоде, в шерстяное, украшенное мехом куницы пальто, на голове капор, а на ножках теплые войлочные сапожки, она все равно дрожала от холода, потому что забыла дома рукавички.

Я осмелился спросить ее имя.

– Роза Мария Морель, – пролепетало небесное создание.

Сердце мое дрогнуло.

– Не дочь ли вы месье Флориана Мореля?

Этот достойный господин был моим заказчиком, партнёром и благодетелем.

– Все так, месье Флориан мой отец, – ответила она и попросила представиться.

Я, подавив сердечное волнение, назвал свое имя и осмелился предложить ей рукавицы из собачьей шерсти, вязанные моей покойной матушкой. Бедняжка приняла их с благодарностью.

В тот день она искала часы в подарок кузине. Скоро Адвент и народу на рыночной площади будет не протолкнуться, поэтому она пришла заранее.

Я влюбился в Розу Марию с первого взгляда, лет мне было уже более тридцати, но я вел себя как неразумный и недальновидный мальчишка.

Дом Флориана Мореля стоял в самом центре Нойшотеля, недалеко от замка короля Рудольфа и коллегиальной церкви, имел три этажа и был удивительного желтого цвета, похожего на ломоть зрелого сливочного масла. Таких «масляных» домов было несколько в городе, их возводили из местного, удобного в обработке известняка для зажиточных буржуа – купцов, банкиров, домовладельцев.

Жил я тогда на окраине деревушки Сент Имье, в двух часах езды от города, имел небольшую семейную мастерскую и грандиозные планы на будущее. Родители мои умерли один за другим, пока я служил наемником в Италии. Отец, тоже часовых дел мастер, оставил в наследство своих клиентов и хорошую репутацию. Доход мастерская приносила небольшой, но спрос на часы и барометры был постоянный.

Встреча с Розой перевернула мою жизнь, в душе запылал огонь, руки спешили творить чудеса. Я решил придумать замысловатый механизм, часы или автоматон, который никто и никогда не повторит, подарить его своей возлюбленной и просить руки и сердца. Я был уверен, ее отец, владелец крупной фактории, мой постоянный заказчик, будет рад союзу дочери с одним из лучших мастеров Часовой долины. Флориан Морель не только опытный «коммерциаль» и член часовой гильдии, но и меценат, человек с христианским сердцем, он не раз жертвовал на нужды нашей протестантской церкви и сиротского дома.

Поэтому работал я денно и нощно и постепенно скопил приличную сумму, ее хватило бы и на свадьбу и на безбедную жизнь, тем более что круг моих клиентов постоянно рос, слухи об удивительном часовом мастере из Сент Имье быстро распространялись, месье Морель тому всемерно содействовал.

Создать для Розы «те самые» часы я решился не сразу, первое время задаривал ее занятными безделицами. Перед Святым воскресеньем собрал музыкальную шкатулку с танцующими балеринами и играющим на скрипке фавном. Все детали той шкатулки я вылил из чистого серебра, украсил перламутром, механизм заводился крошечным ключом и был уникальным, танцовщицы выводили гранд батман и арабеск, а репертуар фавна радовал слух венгерским чардашем. Во время чардаша балерины так уморительно дергали ножками, что Роза хохотала до слез.

На день рождения я подарил ей говорящую куклу. Кукла размером с годовалого ребенка была точной копией Розы Марии (что приятно удивило ее), двигалась плавно и изящно. Внутри корпуса крутился звуковой цилиндр, поэтому кукла умела плакать, отвечала целыми фразами и пела романс, особые шарниры позволяли игрушке ходить и кланяться. Во время путешествия по Италии я зарисовывал механизмы заводных автоматонов и с лёгкостью их повторил.

Будучи в городе я всегда останавливался в гостевом доме «Дю Марш», недалеко от рыночной площади, где впервые увидел свою озябшую Розу, от отеля до места наших тайных свиданий – у фонтана Грифон, было рукой подать. Я жаждал случая поговорить с месье Морелем, попросить руки его дочери, но Роза только отшучивалась, умоляла повременить.

Не буду злоупотреблять вашим терпением, господа. Вы, наверное, догадались, что Роза забавлялась моими чувствами, хвалилась подарками и не помышляла о замужестве с простым часовщиком. Она состояла в тайной переписке с банкиром, с которым познакомилась на водах. Банкир был не молод, страдал подагрой, имел роскошный дом неподалеку от Ивердона, не менее богатое поместье на берегу Лемана и завидные банковские вклады.

Стоило мне заикнуться о женитьбе, как честный месье Морель поведал об эпистолярном романе своей дочери и месье Анри Броссара. Я был потрясен, унижен и уничтожен. Надежды на счастье рухнули.

Именно тогда я решил доказать обманщице своё превосходство – создать «живые часы», такие часы могли бы награждать невинных людей и карать грешных, а самое главное, не время управляло бы ими, а сами часы управляли бы временем, останавливали его для благого деяния и ускоряли для непристойного.

Я по-прежнему любил свою Розу и желал ей счастья. Если она отдала свое сердце пожилому и увечному банкиру, то наверняка готова поделиться с ним своей молодостью и силой. Часовому механизму потребуется определенная фаза, полнолуние, человеческая кровь для фиксации намерения (достаточно одной капли), искреннее желание, чтобы начать трансформацию, перевод стрелок на нужное число лет, и абсолютная вера в чудо.

Только одно дело задумать управляющий временем механизм, другое дело его создать.

Спасти болящего с помощью механической магии – дело гуманное, но не богоугодное, ибо никто кроме Господа и святых апостолов не способен исцелять неизлечимые недуги. А значит, мне придётся искать помощи на тёмной стороне.

Стоя на пороге безумия, я не задумывался о душе, да и зачем мне душа, если Роза никогда не станет моей?

Стоило появиться такой мысли – зачем мне душа? как помощник нашёл меня сам.

В дверь мастерской простучал полуслепой сгорбленный старик, он притащил напольные часы из эбенового, черного как смоль дерева, огромные, похожие на гроб (я еще подумал, откуда в его тщедушном теле столько сил).

Получив их назад с новым ходом, он щедро заплатил и присел за моим рабочим столом.

Он не проронил ни слова, лишь слёзы лились из его выжженных бельм и слюни из щербатого рта, склизкие ручьи стекали по щетине на морщинистую шею, падали на пол и шипели, испаряясь. Отвратительное богопротивное зрелище.

Я хотел прогнать его к черту, но понял – слюнявый старик и есть сам Черт.

И пока я собирал простейший механизм, ничего занятного в новых часах кроме лунного календаря и гравировки – восьми символов бесконечности не было, старик сидел по мою правую руку, молчал, лил слеза и глотал слюни.

Вы уже знаете, кому я заложил свою душу, кто находился рядом и поддерживал огонь в плавильной печи, кто подавал инструмент и вытирал с моего лба пот. Старик заговорил лишь, когда часы были готовы, он пообещал, если они сделают хоть одного человека счастливым, он вернет мою душу, если же меня проклянет хоть один владелец, то гнить моей душе в болотной трясине.

Таково было условие, которое я принял, лишь бы осчастливить Комтесс де Прованс.

Помню как сейчас тот злополучный понедельник, была середина мая 1851, город готовился к Троице, Духову дню. Мы встретились последний раз у Грифона, Роза расплакалась, надеюсь, она хоть немного сожалела о нашем расставании, и ей будет не хватать моих чудесных подарков.

Смеркалось, с озера дул студёный ветер, она опять мерзла, дрожала. А я еще подумал – встретил ее замерзающей и прощаюсь, так и не согрев. Она с любопытством разглядывала серебряные часы, улыбнулась памятной гравировке «Die Majestat meines Herzens und meiner Seele» (да, она навеки останется владычицей моей души и сердца), растрогалась и снизошла поцеловать меня, но я ничего не почувствовал кроме сердечной боли. Обещала следовать правилам и молить Бога о выздоровлении своего жениха.

Больше я Розу не видел и не пытался найти. Месье Морель рассказал, что дочь тем же летом вышла замуж за банкира и переехала в его поместье.

Чтобы загасить сердечную боль я примкнул к анархистам, семейная жизнь меня более не прельщала, женщин я возненавидел. Создал много автоматических шедевров, заработал еще больше денег, но все мои часы, шкатулки, куклы подчинялись законам механики. Дьявол и его слуги более не посещали меня и не одаряли темным волшебством.

Спустя двадцать шесть лет я участвовал в анархическом походе в кантональную столицу, был выслежен жандармами и избит. Много ли надо шестидесятилетнему старику, чтобы скончаться от побоев?

Лишь после смерти мне открылась полная картина случившегося.

Прованская Роза забыла о моем подарке и не стала счастливой женой, через пару лет она овдовела, родственники мужа оставили ее с жалким куском наследства, через десять лет обманщица наткнулась на часы и вспомнила мои слова, вот только не все. Она расковыряла палец, перевела стрелки ровно на десять лет назад, мечтая помолодеть и найти достойного жениха, и превратилась в морщинистую ведьму.

Проклиная меня на чем свет стоит, она выбежала из дома.

Конец ноября 1879 года выдался студеным и по-зимнему снежным. Нойшотельское озеро замерзло впервые за несколько лет. Сильный порыв ветра подхватил бегущую вдоль берега Розу и бросил на лед. В ненастье люди не гуляли у воды и не видели замерзающую женщину. Лишь на следующий день, когда распогодилось, ее нашли дети, испугались и побежали в полицию. Только никто из горожан не признал Комтесс де Прованс в оледеневшей старухе.

Дочь Флориана Мореля посчитали бесследно пропавшей»

Ганс-Христиан закончил рассказ.

Сидящий в кресле старичок молчал, посверкивал кошачьими глазами из-под надвинутого капюшона. Седая женщина с молодым лицом и пронзительно ясными глазами смотрела на Ганса Христиана с искренним сочувствием. Она не проронила ни слова, пока тот говорил, лишь один раз удивленно вздернула бровь, в тот самый момент, когда Ганс Христиан рассказывал об уговоре с Чертом.

Кто они, эти люди? Зачем призвали его? Да и люди они вообще?

– Мы не люди, Ганс-Христиан. Вот он – домовой дух по имени Аристарх, от него особого участия не жди, меня зовут Серафима, я хранитель городской лечебницы, спасаю души от смертного греха. И могу похлопотать за твою.

Серафима по-прежнему держала часы в ладонях, словно еще не все их тайны разгадала.

Видя вопрошающий взгляд часовщика, пояснила.

– Тот слюнявый черт тебя надул, без малого сто лет как твоя душа свободна и не должна гнить в болоте. Часы сделали счастливым не одного, а двоих людей. Женщина по имени Роза, признай иронию, спасла от смерти своего больного мужа. Часы подарили им обоим долгую жизнь. Только я до сих пор не понимаю, как работает механизм. Влияют ли на старение людей зеркала? Посмотрелась ли твоя возлюбленная в зеркало, перед тем как стать старухой?

– Создавая часы, я размышлял лишь о добре и зле. Все гениальное просто. Если человек бескорыстно делится своим временем, готов сделать шаг в вечность, состариться или даже умереть ради любимого, красота и жизнь с ним остается, а любимый исцеляется. Если же человек жаждет повернуть свое время вспять, то жестоко обманывается, часы съедают годы его жизни. Зеркала не играют никакой роли в трансформации.

– А лунная фаза? Обязательно ли поворачивать стрелки при полной Луне?

– Желательно. Полнолуние очищает от страха, плохих воспоминаний, от всего, что тяготит. Идеальная декорация для добрых метаморфоз. При черной Луне результат непредсказуем. Забыл добавить – лишь восемь раз можно повернуть стрелки назад, потом часы становятся обыкновенными, – ответил часовщик.