Читать книгу Заметь меня в толпе - Елена Гусарева - Страница 4

В зале библиотеки пахло пылью. Воздух был абсолютно неподвижен, как будто время в этом огромном помещении остановилось так давно, что никто уже и не вспомнит, когда. Потемневшие корешки фолиантов слились в монолит. Книги растворились сами в себе. Старая библиотека напоминала богато украшенный, вызолоченный изнутри склеп, где вечным сном спят книги.

Нашу сбитую группу провели в глубь помещения, шагов на двадцать-тридцать. Дальше идти не разрешалось. Лучи света из редких окон прорезали мутное пространство. Чудилось, стоит их задеть, сработает сигнализация.

Матеаш торжественно пробормотал задание. Мы расселись на раскладные стулья и принялись рисовать, кто сводчатый потолок, кто старинную лестницу ко второму ярусу стеллажей, кто длинную перспективу полок с деревянными спиральными колоннами.

– Нади, дай мне точилку, я свою потеряла, – попросила Софи.

Вечно она все теряла, а к вещам относилась, «как к вещам». Вчера, выронив мою любимую ручку из окна, она заявила: «А, забей! Это ж не твой друг, а всего лишь ручка.»

А если они и вправду мои друзья?.. Ну как ей объяснишь?

Я нехотя порылась в пенале.

– Держи. Только верни потом, у меня больше нет.

– Зануда.

Софи старательно крутила карандаш в точилке.

– Ты соришь, – зашептала я.

– Да и ладно, – отмахнулась Софи.

– Ты знаешь, сколько этому полу лет?

– Не знаю и знать не хочу!

Она взялась за новый карандаш. Стружка опять полетела на пол.

– А я тебе сейчас скажу.

Я отложила альбом, нашла в сумке рекламную брошюрку.

– Клементинум – комплекс барочных зданий… бла-бла-бла… Где это было? А вот: Библиотека в барочном стиле создана в 1722 году. То есть ты мусоришь на пол, которому почти триста лет! Этот пол даже туристы не топчут.

– Зануда, – повторила Софи, но все-таки начала собирать очистки. – И куда их теперь?

– Давай сюда, я все равно в туалет собиралась.

Софи высыпала мусор мне на ладонь. Я встала и тихонько направилась к выходу.

– Нади, – я оглянулась. – Принеси чего-нибудь попить.

– Здесь пить нельзя!

Вдруг я наткнулась на что-то спиной. Я резко повернулась и увидела огромный глобус. Тот пошатнулся, накренился и начал падать. Я схватилась за раму и попыталась его удержать, но он был слишком тяжелый. На счастье подоспел Зигги. Вдвоем мы кое-как водрузили глобус на место.

– Спасибо, Зигги! – выдохнула я.

У нас обоих дрожали руки.

– А знаешь, сколько ему лет? – послышался издевательский голос Софи. – А я тебе скажу. Небесный Глобус 1725 года… бла-бла-бла.

– Ты так оригинальна!

– Мусор подбери!

Я только махнула рукой.

Надо же было чуть не раздолбать старинный глобус!

Сердце разогналось так, что в ушах забарабанило. Щеки горели, руки, холодные и липкие, все еще дрожали, а в туалет резко расхотелось.

Из мрака библиотеки я вышла в небольшой светлый холл и только там перевела дух. Здесь, в украшенной фресками комнатке, около часа назад наша группа ждала позволения войти в старинную библиотеку, чтобы порисовать интерьер. Матеаш сто раз повторил, чтобы мы ничего не трогали. А провожатый прочитал целую лекцию о дорогущем Вышеградском Кодексе – большой потертой книге, застрахованной аж на целый миллиард крон.

Я подошла к стенду и взглянула на реплику книженции ценой в пару моих почек.

Талмуд уставился на меня разворотом с изображением судного дня.

Ничего так… Картинки веселенькие, хотя готику никогда не любила.

Сейчас в маленькой зале никого не было. В луче света плясали пылинки. Хотелось вдохнуть свежего воздуха. Я направилась к окну в стенной нише, с силой нажала ручку резной проржавевшей щеколды. Та скрипнула, но поддалась.

Наверняка это запрещено. Ведь здесь все древнее и застрахованное. Может даже эта щеколда.

Какой смысл во всех этих вещах и книгах, если нельзя потрогать, разглядеть, прочесть?..

Я чуть приоткрыла окно и вдохнула прохладный уличный воздух.

Внизу, во дворе люди в форменных футболках возили на тележках телевизионное оборудование. Это из-за них все перегородили. Документалку снимают про свою реликвию.

Вдруг послышались шаги. Я поежилась. Сейчас придется извиняться за открытое окно. Я выглянула из своего укрытия и увидела мужчину в белом халате и матерчатых перчатках. Он привез на тележке продолговатую серую коробку и остановился спиной ко мне.

Мужчина раскрыл коробку, достал большой талмуд в красно-зеленом переплете и отложил в сторону. Потом подошел к ограждению, снял с подставки копию Вишеградского Кодекса, вернулся к тележке и начал укладывать книгу в освободившуюся коробку.

Я решила, что прятаться и наблюдать исподтишка некрасиво. Пора было как-то проявить себя. Все равно он заметит.

– Извините, – сказала я по-английски и сделала шаг вперед, – я тут окно открыла.

Библиотекарь, только что упаковавший копию чудо-рукописи в коробку, успел взять второй талмуд. Услышав меня, он вздрогнул и обернулся.

– Извините пожалуйста, я вас пугать не хотела. Я тут просто решила подышать…

Неожиданно мужчина уронил книгу. Та глухо шваркнулась об пол и раскрылась на живописной картинке с ангелами.

Странный библиотекарь дико пялился на меня, словно я была восставшим мертвецом.

– Извините… – еще раз пролепетала я и невольно начала отряхиваться.

Да что не так-то?

Вдруг черты лица мужчины смягчились, потеряли выразительность и начали оплывать, словно были сделаны из воска. Я видела такое лишь однажды…

– Как… Ты? – услышала я свой дрожащий голос.

Его лицо вмиг стало нормальным. Ультрамариновые глаза посветлели. Он поднял книгу, бережно положил ее на постамент, схватил свою тележку и покатил в сторону лифта.

– Это ты, я знаю, – прошептала я.

Он остановился.

– Встретимся в шесть под конем в Луцерне, – сказал он, не оборачиваясь.

Зашумел лифт, и его не стало.

Я опустилась на пол.