Читать книгу Граница дождя (сборник) - Елена Холмогорова - Страница 4

Граница дождя
Повесть
4. Родительская суббота

Оглавление

Девятый день не отмечали, Владик улетел в Киев по делам. Лина сходила в церковь и почему-то взялась за уборку. Мама до последних дней красила губы яркой помадой и пила крепкий чай. Поэтому внутри чашек всегда был коричневый налет, а на краях – малиновые отпечатки губ, но не ровные, а в мелких штришках от морщин. Лина долго оттирала чашки порошком и жесткой тряпочкой, перебрала банки с крупой и выбросила манку и пшено – эти каши она варила для мамы, сама в рот не брала. Дома было чисто, а разбирать мамины вещи она не стала – вроде бы так рано нельзя. Целый месяц она промаялась без дела и без мыслей о будущем, а на сороковой день Владик позвал ее к себе. Она вяло возражала, что поминать в гостях не полагается, но Владик оборвал ее, призвав не быть рабой предрассудков. В новой квартире у брата Лина никогда не была и оказалась сражена наповал. Кухня-столовая, спальня, кабинет – все скромных размеров, но какое-то неуловимо другое, из глянцевых журналов. При этом очень уютно, тепло, настоящее жилье, настоящий дом, домашний очаг.

– Как у вас хорошо! – восхитилась она.

Владик довольно улыбнулся:

– Да, берлога что надо. Кстати, хотел дать тебе совет. Будут тебя соблазнять, цифры называть оглушительные с нулями, но ты квартиру мамину не продавай – сдай. Эта курочка Ряба снесет еще много золотых яичек.

Лина, конечно же, понимала, что должна переехать обратно к себе, а все решения и хлопоты с этой квартирой, была уверена, возьмет на себя Владик и ее не обидит. Но к такому повороту не была готова:

– Владик, почему ты мне совет даешь? Эта квартира и твоя тоже. Ты лучше меня понимаешь, вот и делай как знаешь.

– Забудь! Но мне откат ежемесячно – бутылку хорошего виски. Ладно, давай серьезно. У меня, слава богу, все есть. Кроме детей. Нам с Томой хватит. А квартира тебе и внукам. Они ведь и мои будут. Я так рад, что Милочка наконец начинает размножаться. А евро – они и в Европе евро! – и захохотал над собственным каламбуром.

Милочка не прилетела на похороны. Спокойно, как об обыденном сказала Лине, что беременна, у нее токсикоз, бабушка простила бы ради правнука или правнучки.

– Я принимала специальный комплекс для женщин, готовящихся к беременности, так обещали, среди прочего, что токсикоза не будет. Все врут.

Лина тогда ответила: «Надо же, в мое время таких таблеток не было», – и поймала себя на том, как раздражали ее эти слова, так часто повторяемые мамой. А ведь по жизненному опыту они были с ней ближе, чем с Милой. И дело не только в том, что та живет в Европе. И здесь все так переменилось, что между поколениями пропасть разверзлась. Лина теперь совсем не знала дочери. Уехала она в девятнадцать лет, а сейчас ей тридцать пять. И что можно было понять в ее эпизодические гостевания? Но после похорон она звонила чаще, чем обычно, позвонила и сегодня. Лине было приятно, что она точно высчитала поминальный день.

– Мама, ты выясни, что там и как в посольстве. Ленарт тебе комнату на втором этаже хочет приготовить. Ты не против? Лестница у нас удобная. Хорошо бы ты пораньше прилетела, а то я буду бояться одна целый день – вдруг рожать вздумаю.

А Владик продолжал:

– Квартира на Патриках – не фунт изюма, один балкон с видом на пруд можно неплохо сдать.

Лина еще не готова была поддержать этот разговор:

– Интересно, что всю нашу жизнь и пруд, и переулки называли Патриаршими, не привились бодрые пионерские имена, хотя обратно переименовали не так давно. Но, Владик, внуки внуками, я не понимаю, почему ты должен отказываться от своей доли.

– Я давно это решил.

– У тебя жена есть.

– Мы с Тамарой решили, правда, Тома?

Тамара колдовала с жужжащим миксером и переспросила:

– Что решили?

– Что мамина квартира Лине и внукам.

– Да, конечно.

Тамару нельзя было назвать красивой, черты лица грубоваты, крупный нос, да и размерчик пятьдесят четыре, не меньше, по-нынешнему потянет на XXL. Но она так правильно была одета, так стильно причесана, так свеж был маникюр, а главное – все время улыбалась и двигалась уверенно, плавно и спокойно, что Лина почувствовала себя зажатой замарашкой.

– Тамара, это, конечно, благородно, но несправедливо.

– Очень даже справедливо, а главное – нечего обсуждать, соус готов.

Стол был накрыт изысканно, все в сиреневатых тонах, еда домашняя, но какая-то не просто вкусная, а легкая, воздушная, и вино пилось необыкновенно приятно. Лина хотела сказать благодарственные слова, но не смогла их найти. Только и выговорила:

– Спасибо, ближе вас у меня никого нет.

Откуда что взялось! За три месяца Лина продала квартиру на нелюбимой улице Ращупкина и купила однокомнатную с балконом во двор в соседнем доме с метро «Молодежная» («Здесь удобно доживать»). Переезд был легким: она раздала и выбросила не только мебель, но и посуду, и постельное белье («Все будет новое и наконец-то, впервые в жизни по моему вкусу!»).

Но прежде – новую машину. Без малейших колебаний она заняла денег у Владика и купила маленькую изящную ярко-синюю «пежо», выбрав ее за цвет и ласковое народное прозвище «пыжик».

Иногда по вечерам эйфория отступала, и Лина с изумлением и некоторым ужасом обозревала достижения. Собственная активность в такие минуты пугала ее, и она начинала задумываться о неизбежной расплате.

Владик вывез все вещи из маминой квартиры, организовал быстрый ремонт, и курочка снесла первые золотые яички.

В очередной раз жизнь устраивалась заново. Именно заново, все было по-иному. Лина упивалась свободой, дружбой с Тамарой, которая открыла ей глаза на возможности, о которых она не подозревала, наслаждалась магазинами… Одним словом, существовала в странном, иллюзорном, нереальном мире.

Милочка теперь звонила каждый вечер, но и это было чем-то далеким, не имеющим к ней прямого отношения. Дочь подробно рассказывала о течении своей беременности, радостно сообщила, что ожидается мальчик («Ленарт так мечтал о сыне!»), иногда пыталась советоваться, но оказалось, что Лина все забыла, даже сколько недель длится беременность. Устыдившись, она отправилась в книжный магазин и была поражена количеством книг и журналов, где с обложки неизменно улыбался щекастый карапуз и подробно объяснялось, как нынче производят на свет и растят детей. По пути к кассе Лина остановилась у столика с бестселлерами и взяла книгу Оксаны Робски – почитаю, о чем все говорят.

Вечером она удобно устроилась на диване, собираясь заняться самообразованием. Но от всех этих «Волшебных начал новой жизни» ее стало клонить в сон, и она, отложив оптимистическое сочинение «Не бойтесь стать мамой», открыла Оксану Робски. Сюжет увлек Лину, а потом она прочитала строки, от которых и вовсе сон как рукой сняло. Вот она, разгадка всего, что с ней происходит! «Мы будем первым поколением счастливых старушек в Москве, как были первым поколением богатых девчонок». Вот за что она бьется: за счастливую старость! И хотя до нее еще надо дожить, пора готовиться. Лина вскочила и заходила по комнате: «Не вы, а я буду такой первой старушкой, пусть и одной из поколения. Я не буду зашивать колготки и мыть пластиковые пакеты. Я буду делать педикюр и носить белое, как велела тетя Таня!»

Сердце у нее колотилось, руки вспотели. Она вышла на балкон. Во дворе было тихо. Ясени и тополя еще не распустились, и голые ветки чернели на фоне темнеющего неба. Лина наконец-то призналась себе: ей вовсе не хочется ехать к будущему внуку, жить в другой стране, в незнакомом доме по чужому уставу. И помощь ее в известной степени иллюзия. Они состоятельные люди, возьмут няню. Да и она вот-вот сможет посылать деньги. Лина чувствовала, что это стыдно: ровесницы с ума сходят по внукам, только и вытаскивают из сумочек толстенные пачки фотографий и всех мучают, заставляя выслушивать бесконечные комментарии к почти неотличимым одна от другой картинкам, которые потом, спустя годы, загромоздят антресоли с тем, чтобы быть выброшенными на помойку следующими поколениями. Она вдруг поняла, что все эти годы думала и говорила о том, как хочет внуков, абстрактно, чтобы было как положено, а на самом деле теперь так устала от матери, что по-настоящему жаждет только одного – покоя.

Но ведь это стыдно, стыдно! И Лина уговаривала себя, представляя, как прижмет к груди крошечное существо, так еще мало похожее на будущего человека, пересчитает пальчики на ручках и ножках, поцелует нежное мягонькое ушко. Как гордо покатит красивую коляску, иногда останавливаясь и наклоняясь, чтобы поправить чепчик или одеяльце…

Не помогало. Как она ни растравляла воображение, ничего, кроме чувства долга и желания быть как все, не посещало ее.


Даже в субботу на Ленинградке пробка! И хоть есть надежда, что после реконструкции на какое-то время станет легче, спокойно терпеть это трудно. Лина ехала в плотном потоке, то и дело вставая намертво. Преследуют ее ремонты: церковь на кладбище перестраивают, возводят колокольню и внутри навалены доски и мешки с цементом. А ей хотелось, чтобы все было торжественно и красиво… Как всякая неофитка, Лина считала, что в храме надо делать скорбное лицо, надевала не просто одеяние до полу, а непременно черное, а сегодня тем более, как-никак Троицкая родительская суббота. Что вера – это прежде всего радость, узнают не сразу. После службы она была в гранитной мастерской, выбирала шрифт на мамином камне, обещали быстро сделать и установить до ее отъезда в Таллин. Она уже считала дни, билет и паспорт с визой лежали на столе, подарки были куплены. Вместе с Тамарой она прошлась по магазинам, и та ее убедила, что вещей не должно быть много, научила, как сочетать их, чтобы из нескольких предметов получался целый гардероб. В новых вещах Лина чувствовала себя стройной и неотразимой, да еще Тамара прическу уговорила сменить. Одним словом, как шутил Владик, она серьезно подготовилась к роли бабушки.

Лина посмотрела на себя в зеркало заднего вида. «Но вот без косметики нельзя, – вздохнула она и открыла сумку. – В такой пробке не то что ресницы накрасить, обед можно успеть сварить». В машине, в этой иллюзорно замкнутой коробочке, она чувствовала себя полностью защищенной, отгороженной от внешнего мира. Тем не менее, водя щеточкой по ресницам, она воровато скосила глаза. И надо же – справа от нее в черном шикарном джипе мужчина брился! Их взгляды пересеклись, и он жестом показал ей, мол, извините, а она ему – все нормально. В этот момент ее ряд чуть двинулся вперед, она, едва не мазнув тушью по глазу, включила передачу. Через какое-то время они с джипом опять оказались рядом. Он показал на мобильник и изобразил, как сейчас напишет ей свой телефон. Лина покачала головой. Тут пробка рассосалась, и джип резким рывком, как в детективах, обогнал ее, перестроился и неожиданно стал прижимать к бордюру. Лина в ярости выскочила из машины. Он вышел спокойно и аккуратно закрыл дверцу. Лина закипела еще больше, когда увидела, что он молод, мальчишка, она ему в матери годится!

– Вы с ума сошли! Своей громилой чуть новую машину мне не побили!

Он молча улыбался.

– А сейчас будете мне «скорую» вызывать, меня едва инфаркт не хватил.

– Не буду вызывать, я врач.

Лина уже пришла в себя и осознала комизм ситуации:

– Я полагаю, геронтолог?

– Почему же?

– А зачем за старушкой погнались?

– Это вы-то старушка? Но на самом деле простите меня, ради Бога, за дурацкое поведение. Мне просто надо было разрядиться. Видите ли, я только что был в ресторане с бывшей женой и ее новым мужем.

Лина застыла:

– Вы шутите! Представьте себе, у меня в жизни, правда, много лет назад, тоже такое было.

– Надо же, а я думал, что уникален. И как это было?

Она подняла брови:

– Вам не кажется, что у нас разговор несколько странный?

– Сегодня день такой, наверное. Знаете, у меня вон в том доме встреча деловая через час, а что если я, дабы загладить свою вину, приглашу вас на чашку кофе под теми тентами. Если вы не торопитесь, окажите мне такую честь…

Лина уже успокоилась, ей стало смешно и страшно захотелось даже не кофе, а что-нибудь съесть. Но сдаваться сразу было бы неприлично:

– В моей молодости, это, конечно же, в прошлом веке было, в его середине, был такой поэт Роберт Рождественский, не слыхали?

– Вы что думаете, я только вчера с ветки слез?

– По вашему поведению похоже. И вообще, пока вы меня к бордюру не прижали, я о вашем существовании знать не знала. Но, короче, были у него такие строки:

Девчонка ждет любви, ей очень боязно.

А на девчонку смотрит старшина,

И у него есть целый час до поезда… —


Как мы этой недосказанностью тогда упивались. А вы, может, поэзию любите?

– Хороший вопрос. Кушать – да, а так – нет.

– Вот она, современная молодежь.

– Да ладно, подруливаем.

Не без труда они припарковываются у открытого кафе. Он знаками показывает Лине, куда поворачивать руль, и ворчит, что запретил бы женщинам водить машину. Они находят свободный столик.

– Кофе, мороженое?

Лина уже развеселилась не на шутку:

– Нет, у меня нервное расстройство – орторексия.

– Это что такое? Не смущайте и не пугайте доктора, пожалуйста.

– Сдвинутость на здоровом питании.

– М-м. Тогда вам подойдет салат из свежих огурцов, да?

– Отлично.

– А откуда вы такие слова знаете, не коллега?

– Не из сериала «Скорая помощь», но и не вполне коллега. Недоучка, средний медперсонал.

Принесли салат. Они поговорили о пробках, о машинах.

– На вашей громиле в Москве плохо ездить, то ли дело на моей малютке. Знаете, я видела у такой на заднем стекле приклеено: «Я тоже джип, только в детстве болел».

– Вы из области едете, с дачи, наверное.

– Почему? Я с кладбища, мамину могилу навещала, сегодня, между прочим, Троицкая родительская суббота.

– Ясно. А я вот отвозил столовое серебро, которое ее родители нам на свадьбу подарили, а она забыла взять при дележе.

Лина не выдержала:

– А брились-то почему?

– Стыдно, но скажу. Щетину трехдневную, модную, с отвращением соскребал. Противно стало – выпендриваюсь. Хотелось на нее впечатление произвести, мол, пожалеет, что ушла. В итоге сам в растрепанных чувствах. А бритва у холостяка в машине всегда быть должна, мало ли где придется ночевать, извините за пошлость.

Он посмотрел на часы. Подозвал официанта, попросил счет.

– Как время летит. Мне минут через десять пора.

Протянул Лине визитку:

– Весьма вероятно, я вам пригожусь.

Лина скосила глаза: «Врач-стоматолог высшей категории».

– Спасибо, а вот я вам вряд ли.

– Так вы не рассказали про встречу с бывшим мужем.

– Бог с ним. А вот про нашу странную встречу кому рассказать – не поверит.

Он улыбнулся:

– Я вам на прощание скажу, может быть, никогда не увидимся. Вы очень красивая, а про себя этого не знаете.

– Спасибо, но раз так, я последние две минуты потрачу на семейную историю. У меня была любимая тетя. И у нее была маленькая собачка. И вот однажды собралась она с ней гулять. Посмотрела на себя в прихожей в зеркало и очень себе понравилась, знаете, у женщин иногда так бывает. И подумав: «А я еще вполне ничего себе», она гордо отправилась с собачкой не во двор, как всегда, а пройтись по улице. Идет, несет себя торжественно… И тут рядом с ней тормозит машина, и молодой человек из окна к ней вежливо так обращается: «Простите, – говорит, – бабуля, не подскажете, как найти магазин электротовары?» Показав дорогу, она уныло поплелась догуливать во двор. Так что спасибо на добром слове, но обольщаться не стоит.

Он встал. Лина протянула руку. Он ее поцеловал.

Большой черный джип потерялся в потоке машин. Солнце ушло за тучку, и стало не так знойно. Лина достала пудреницу и посмотрелась в зеркальце: один глаз был накрашен сильнее другого. «Ничего, бабуля, еще поживем», – сказала она себе и вздохнула, потому что очень уж была непохожа на девочку, которой впору были Золушкины туфельки и которая звалась модным именем Сталина.

Первые капли настигли ее уже у самой машины. Через минуту обрушился ливень. Лина влетела в тоннель у «Сокола», разбрызгивая воду, а вынырнула вверх на сухой асфальт.

Где-то над ее головой пролегла так и не увиденная граница дождя.

Граница дождя (сборник)

Подняться наверх