Читать книгу Не все птицы вьют гнезда - Елена Карплюк - Страница 7

Восемнадцать лет спустя.

Месяц назад Саше исполнилось тридцать шесть лет. Она жила в городе Ветров и работала в одном из психологических центров. Часто они с коллегами размышляли о том, что современный человек желает изменить свое существование и пытается найти истинные причины проблем, хоть как-то изменить, облегчить свою жизнь, в отличие от далекого времени ее юности.

Близких людей у Саши почти не осталось. Ее родители умерли один за другим от менингококковой инфекции. Когда похоронили мать, Саша приехать не смогла, а вот на похороны отца выбраться получилось. Приехав в город «вечной мерзлоты», сразу пришлось направиться на кладбище, где уже проходило отпевание. Высокий священник с ровными пальцами, как у пианиста, приложил на лоб умершего венчик, трижды перекрестился и начал читать молитву. Кто-то из пришедших тихонько всхлипывал. Народу пришло немного, только друзья и несколько человек с работы отца. Он долго работал на пилораме. Поставив венок с надписью на ленте: «С любовью от друзей Матвеевых», женщина с припухшим лицом, в черном платке, раскрыла сумку и достала пироги. Присутствующие произносили про отца и родителей теплые слова. После поминок, со всеми попрощавшись, Саша осталась стоять возле могил одна. Потом обняла деревянные кресты и повернула к выходу.

С кладбища она шла торопливым шагом, под каблуками ритмично хрустел снег. Неожиданно раздался колокольный звон, женщина вздрогнула и замерла. Она увидела людей, медленно выходивших из недалеко стоящей церкви. В башне, под самым небом, пара звонарей, со знанием дела, били в колокола. Саша вспомнила, как они с матерью мчались на воскресную службу, а отец, оставаясь дома на постели, ворчал и скрывался с головой под одеялом. Мать часто повторяла, что опаздывать не хорошо, и что к Богу надо приходить вовремя. Саша не понимала, о чем говорят эти слова, да и сомневалась, что их понимала мать. Тем не менее, раньше она бежала заодно со всеми туда, где ничего кроме свечей и икон ей не было изведано.

На выходе с кладбища Саша сдернула с головы черный ажурный платок. Уткнувшись в него, она еле слышно застонала. Холодный, северный ветер трепал ее волосы и обжигал уши. Плечи вздрагивали, а руки все сильнее и сильнее сжимали траурную ткань. Никогда при жизни родителей, Саша не скучала по ним так, как сейчас.

К вечеру после похорон женщина, несмотря на уговоры друзей родителей остаться погостить, все же уехала. Она приехала на вокзал и одиноко стояла, выглядывая уже загудевший поезд. Острые снежинки колко летели ей в лицо, Саша куталась в широкий, клетчатый шарф и, стоя на высоких каблуках, переминалась с ноги на ногу от холода.

Войдя в поезд, она разложила свои вещи, развернулась к окну и погрузилась в раздумья. Желания с кем-то познакомиться до конца поездки не появилось. Хотя на соседних полках люди постоянно переговаривались и иногда громко смеялись. Саша смотрела в след уходящей чужой природе и вспоминала детство, проведенное в деревне. Это был один из редких случаев ее воспоминаний о прошлом.

Наконец, поездка близилась к завершению. Очнувшись от размышлений, Саша посмотрела по сторонам. У бокового окна сидела молодая женщина двадцати пяти лет, с высокой лакированной прической и ярко накрашенными губами. «По всей видимости, это от нее пахло сладкими духами», – подумала Саша. Молодая женщина часто прикасалась к бижутерии на шее, в виде широкой цепочки. На соседней полке от Саши копошился старик и долго не мог открыть армейский рюкзак. Рядом стоял мужчина средних лет, крепко держа длинную ручку чемодана, всматривался в окно.

На столике в телефонном блестящем футляре резко зазвучало: «Пошлю его на небо за звездочкой». Молодая женщина безучастно посмотрела на экран и зевнула. Телефон продолжал петь: «И захочется, жить захочется». Спустя еще десять секунд, она ответила.

– Але. Привет, зая, – почти детским голосом произнесла она. – Еду, еду. Такой жаркий вагон. И именно мне, как обычно, посчастливилось в нем ехать. Это сущий ад!

Наклонившись, она поправила ботинок, каблук которого был покрыт серебряными блестками.

– Днем в вагоне были все сорок градусов жары. Топят и топят, представляешь, как мы сейчас едем?! Это сплошной ужас! Как я спаслась? Поливала себя водой несколько раз за ночь. Ох, тяжело жить.

Она скривила рот и сдвинула брови к переносице. Старик пристально посмотрел на нее.

– Спаслась? – решил вмешаться старик. – Рано еще об этом говорить. Спасение нам только снилось. Что же ты будешь делать, девка, когда изнутри от болезни гнить будешь?

Молодая женщина ему не ответила, только быстро замахала искусственными ресницами, промычав что-то в трубку, отключилась и отвернулась к окну. Саша достала из сумочки зеркало и блеск для губ. Она повернула крышку и прикоснулась мягкой щеточкой к пухлым губам. Затем она посмотрела в свои глаза в зеркале и, хлопнув крышкой, убрала его обратно.

Наконец, поезд остановился. Саша, завернувшись в шубку и взяв небольшой чемодан, вышла вслед за уходящими соседями, размышляя о словах старика. «И вправду, – думала она, – что мы будем делать, если будем гнить изнутри?» На лестнице, что вела в вокзал, уже собралась очередь. Саша встала у стеклянных дверей. Рядом, с борсеткой в руках, остановился коренастый мужчина.

– Так, – строго произнес он. – Приветствую. Так она в камере сейчас?

Он сдвинул брови, и лицо его как будто потемнело.

– И что? – сдержанно ответил мужчина. – Ничего не удалось сделать? Так, полковник не стер с видеокамер запись? Не стер. Ясно.

Он достал из кармана носовой платок и вытер лицо.

– Так запретили этим нюхачам снимать? – шумно вздохнув, продолжил мужчина. – Уже не плохо. Под ИВЛ? Дай денег врачам, главному врачу больше, чтобы выходили. Да, дела. Будем думать Санек, будем думать. Да и мне это ни к чему. Не дрейфь. Прорвемся.

Он отключил телефон и положил его во внутренний карман пальто. Почесал переносицу и широким шагом, пробиваясь вне очереди, пытался подняться по лестнице. Его остановила невысокая полная женщина с большой дорожной сумкой. Она схватила его за локоть и почти оттолкнула назад.

– Куда прешь? – возмутилась женщина. – Не видишь народ в очереди? Все туда же, куда и ты!

Мужчина покраснел и оглянулся. Понял, что обратно уже не пройти.

– Простите, – смиренно произнес он, – задумался видно.

Он, опустив голову, встал за строгой женщиной. Очередь двигалась, и Саше удалось зайти в вокзал. Она поставила чемодан и выдохнула. Дойдя до столика, что пустовал в вокзальном кафе, женщина поставила чемодан рядом со стулом и присела на край. Она ощутила тянущую боль в пояснице, поэтому придвинулась к спинке. Расстегнув шубку и сняв шарф, Саша на несколько секунд закрыла глаза. Затем ее внимание привлекли две сидевшие молодые женщины за соседним столиком. Они держали по большому бокалу, на котором было написано: «Балтика».

– Ну, так слушай дальше, – возбужденно сказала женщина с крашенными светлыми волосами. – Так ты помнишь ее, Лариску Беляеву? Она же на этих, как его, на перилах прыгала.

Собеседница – полноватая женщина с множеством колец на пальцах, большим глотком отпила налитое так, что щеки ее раздулись, согласно кивнула.

– Ей же двадцать пять лет еще, – восклицала женщина. – Он тренером ее был. Старик же, лет семидесяти, уже песок сыпется, а туда же. Она даже замуж за него вышла, представляешь? Говорят, везде об этом пишут. Говорят, что она беременная даже. Прикинь. Беременная!

Последнее слово она растянула и скривила рот. Собеседница оперлась на ладонь лбом, прикрывая часть лица, и захихикала.

– Как это возможно? – не унималась женщина. – Он же старик. Ее Вовка, бывший-то, офигел вообще. Я, говорит он, еще замуж хотел ее взять. А она со стариком спит. Чо там у него? А помнишь, что она гордостью школы была, вроде? На доске почета висела же, да?

– Ага, – пробурчала собеседница, – мы еще ходили к ней на выступление. Так этот тренер уже ее тогда тренировал?

Они громко засмеялись. На них оценивающе посмотрела продавщица кафе. К их столику подошел мужчина лет шестидесяти, в спортивных штанах и старой замшевой куртке на пуговицах. Он что-то прошептал светловолосой женщине на ухо. Она недовольно хмыкнула и достала из сумки кошелек.

– Вить, купи хлеба и конфет каких ни будь Ромке, я подойду часа через два.

Тот, устремившись к лестницам, кивнул. Его глубокая лысина замелькала среди других голов и скрылась.

– Марин, – спросила собеседница, опустив уголки рта от удивления, – это чо твой муж?

– Ну да, – ответила женщина, словно попыталась отодвинуться, откинулась на спинку стула.

Саша улыбнулась и, взяв чемодан, вышла на улицу, где завывала настоящая метель. Ей как никогда хотелось забежать на второй этаж, и открыть дверь своей маленькой двухкомнатной, теплой квартиры. Уже у подъезда девятиэтажного панельного дома, она обратила внимание на заледеневшие деревья. «Совсем, как там», – подумала Саша и судорожно вздохнула.