Читать книгу На стыке ойкумен. Глоссарий хоротопа - Елена Коро - Страница 8

Список Мнемосины

Имена афинян, локрийцев,

ахейцев, микенцев, фокийцев

тают в летейском списке

кораблей. Иэпиан Стиксу!

Нет ни эллина, ни беотийца,

ни афиняна, ни фессалийца,

в дар Мнемосине принесших

перечень кораблей.

От Афиняна – Стагириту —

в первом чтении глоссами Леты —

глоссарием Мнемосины —

поименно – в каталог кораблей.

То ли Эллада, а то ли Порта

На берегу ночного тихого Понта,

где «Арго» у причала на привязи

и свет маяка прорезью

циклопьего ока порта.

Здесь пристанище джиннов,

фееричные гонки

под звуки старинного саза, Порта

на оттоманке в кофейне,

кальянясь ежевечерне,

перебирая гезлевские чётки,

абрисы Османской империи

в свете огней старого города

различает по муэдзиновой песне

с минарета древней мечети,

чье имя в нетленных списках.

Скажите, какого чёрта в сумерках,

змеящихся кривизнами улочек,

исчезает время?

Скажите мне, где я?

Арабское имя Фаэзия

Елену сдает в нетленку

в протяжной муэдзиновой песне.

Моя госпожа

На вершине горы, на скале крутой

мне мосты мостить с моей госпожой.

Нам мосты мостить парой быстрых крыл,

ты ли дива, душа моя, Гамаюн,

ты ли дэва Сома, мой быстрый ум

к дэве Уме влечет, голос к Вач – и в речь,

нам мосты мостить, госпожа Лилит,

мне с женой багряной Эоном течь.

Я запомню имя ночное моей госпожи,

Гамаюн все знает, не молчит.

Уфа

Белой реки Агидель священна речь,

молоком кобылиц небесных течь,

и, свиваясь с черным крылом Караидель,

ворковать волшбой-ворожбой

о городе, дремлющим Дёмой,

о городе, наречённым речами рек,

наречённым навек,

перекрестком рек – Уфа – имярек.

Суфийское

Когда захочешь поговорить,

в городе мудрецов, убивших время,

вспомни, что в душах их

прах братьев твоих,

Мевляна Руми и Шамсаддина.

Ничего не сказав мудрецам в лицо,

не чревовещатели, фарисеи, иже с ними,

оставь прах мертвецам, призови того,

кто летающим солнцем откроет имя

сокровенного любимца, с уст его —

тайну мира, доселе не виданного

ни арабом, ни парсом, ни бедуином,

познай великую тайну сию —

поцелуем.

Госпожа Стикс

На окраине города словно в раю,

рай в этой местности,

пропахшей болотами стикса,

старое русское кладбище.

Кущами кизила и жимолости,

зарослями в половину роста,

тишиной, цикад робким цо,

черно-белыми и рыжими кошками

проявляется райский день.

Серебро паутины росной,

серебро госпожи Стикс,

в окраинном тихом раю,

в местности, пропахшей стиксом,

серебро единственной близкой,

на встречу с которой влеком

родства странным анахронизмом.

Зеленая рыба

Вот вплываешь в мир духов зеленой рыбой,

в мир что мозаичный иконостас,

рыбьим оком Христос в окоем, в глубины

увлекает твой взор, в глубинный транс.

И как будто нечем дышать в прозрачном

этом мире, как будто бы нечем жить,

но ты знаешь, что вот рождаешься рыбой,

так легко в этом воздухе плыть и пить,

пить пространство и этим быть.

***

Путешествуй по дальним окраинам, по островам,

отправляйся в Японию, если влюблен в Восток,

в Новой Зеландии найди свой дальний приют,

созерцай океан, в четырехбалльных трясись,

крымским блэкаутом от вёсен отгородись,

особенно от арабской весны.

Как бы ни был близок тебе восток,

под боком и через

Эвксинский Понт,

забудь в этой близости восточный кейф,

кальянясь в кофейнях Стамбула вдруг

вспомни, если друг-муэдзин призовет

с минарета на вне

очередной намаз,

знай, что мусульманская улица

не сдержит накал арабской весны.

Сегодня здесь выпорот, завтра будет казнен

турецкой армии высший свет, вспомни совет:

держись от тиранов подальше, лучше беги,

от марионеточного блеска глаз,

здесь не простят тебе чужие долги,

а если твой голос пошел с торгов,

ты приобрел тени врагов,

теперь ваши тени не различить,

сегодня ты с ними куришь кальян,

сегодня ты в них влюблен,

беги пока длится восточный сон,

по островам Греции, спаси тебя Понт.

Турецкий калейдоскоп

Мусульманская улица

тасует маски:

серые волки русским туристам

кивают по-братски,

ваххабиты с преемниками Ататюрка

стоят в обнимку,

лицедействуя честно,

чествуя от всего сердца

Эрдогана.

Турецкие полковники

в узком кругу на бетонном полу

на коленях, утратив свое,

сутками созерцают Лицо,

одно на всех,

Эрдогана.

На лекциях на глазах студентов

профессоров берут за шиворот,

выбрасывают на

мусульманскую улицу

без выходного пособия.

Не оттого ли печальны их лица

на фоне карнавальных улыбок?

Так складывается потихоньку

в турецком калейдоскопе

мозаичное лицо

марионеточного диктатора

Эрдогана.

20 лик Мая – Я.

Лицом, распахнутым в лето,

расхристанной маем речью,

глоссами, тропами, течь ей

хоралами междометий

из междуречья, из млечья,

дабы облечь в обличье

возгласом майского дня:

Я

Застонут сизифовы птицы,

распавшись не клином высоких,

зовущих курлыканьем,

криком осеннего ястреба,

лики, как льдинки, бросая в ладони,

талой водой на страницы

книги, в которой лица

распахнуты в льдистое лето,

или в летейские воды.