Читать книгу Колизей - Елена Крюкова - Страница 22

Доски плохо струганы. Столешница пуста.

Лишь бутыль – в виде купола.

Две селедки – в виде креста.

Глаза рыбьи – грязные рубины.

Они давно мертвы.

Сидит пьяный за столом. Не вздернет головы.

Сидит старик за столом. Космы – белый мед —

Льются с медной лысины за шиворот и в рот.

Эй, Исайка, что ль, оглох?!.. Усом не повел.

Локти булыжные взгромоздил, бухнул об стол.

Что сюда повадился?.. Водка дешева?!..

Выверни карманишки – вместо серебра —

Рыболовные крючки, блесна, лески… эх!..

Твоя рыбка уплыла в позабытый смех…

Чьи ты проживаешь тут денежки, дедок?..

Ночь на денет на голову вороной мешок…

Подавальщица грядет. С подноса – гора:

Рыбьим серебром – бутыли: не выпить до утра!..

Отошли ее, старик, волею своей.

Ты один сидеть привык. Навроде царей.

Бормочи себе под нос. Рюмку – в кулак – лови.

Солоней селедки – слез нету у любви.

………………………………………………………………

А ты разве пьяный?!.. А ты разве грязный?!.. Исаия – ты!..

На плечах – дорогой изарбат…

И на правом твоем кулаке —

птица ибис чудной красоты,

И на левом – зимородковы крылья горят.

В кабаке родился, в вине крестился?!..

То наглец изблюет,

Изглумится над чистым тобой…

Там, под обмазанной сажей Луной,

в пустынном просторе,

горит твой родимый народ,

и звезда пророчья горит над заячьей, воздетою твоею губой!

Напророчь, что там будет!.. Встань – набосо и наголо.

Руку выбрось – на мах скакуна.

Обесплотятся все. Тяжко жить. Умирать тяжело.

Вся в кунжутном поту, бугрится спина.

Ах, Исайя, жестокие, бронзой, очи твои —

Зрак обезьяны, высверк кошки, зверя когтистого взгляд… —

На тюфяках хотим познать силу Божьей любви?!.. —

Кричи мне, что видишь. Пей из белой бутыли яд.

Пихай в рот селедку. Ее батюшка – Левиафан.

Рви руками на части жареного каплуна.

И здесь, в кабаке кургузом, покуда пребудешь пьян,

Возлюблю твой парчовый, златом прошитый бред, —

дура, лишь я одна.

……………………………………………………………………

Зима возденет свой живот и Ужас породит.

И выбьет Ужас иней искр из-под стальных копыт.

И выпьет извинь кабалы всяк, женщиной рожден.

Какая пьяная метель, мой друже Вавилон.

Горит тоскливый каганец лавчонки. В ней – меха,

В ней – ожерелья продавец трясет:

«Для Жениха

Небеснаго – купи за грош!..» А лепень – щеки жжет,

Восточной сладостью с небес, забьет лукумом рот.

Последний Вавилонский снег. Провижу я – гляди —

Как друг у друга чернь рванет сорочки на груди.

С макушек сдернут малахай. Затылком кинут в грязь!

Мамону лобызает голь. Царицу лижет мразь.

Все, что награблено, – на снег из трещины в стене

Посыплется: стада мехов, брильянтов кость в огне,

И, Боже, – девочки!.. живьем!.. распялив ног клешни

И стрекозиных ручек блеск!.. – их, Боже, сохрани!.. —

Но поздно! Лица – в кровь – об лед!.. Летят ступни, власы!..

Добычу живу не щадят. Не кинут на весы.

И, будь ты царь или кавсяк, зола иль маргарит —

Ты грабил?!.. – грабили тебя?!.. – пусть все в дыму сгорит.

Кабаньи хари богачей. Опорки бедняка.

И будешь ты обарку жрать заместо каймака.

И будет из воды горох, дрожа, ловить черпак, —

А Вавилон трещит по швам!.. Так радуйся, бедняк!..

Ты в нем по свалкам век шнырял. В авоськах – кости нес.

Под землю ты его нырял, слеп от огней и слез.

Платил ты судоргой телес за ржавой пищи шмат.

Язык молитвою небес пек Вавилонский мат.

Билет на зрелища – в зубах тащил и целовал.

На рынках Вавилонских ты соль, мыло продавал.

Наг золота не копит, так!.. Над бедностью твоей

Глумился подпитой дурак, в шелку, в венце, халдей.

Так радуйся! Ты гибнешь с ним. Жжет поросячий визг.

Упал он головою в кадь – видать, напился вдрызг.

И в медных шлемах тьма солдат валит, как снег былой,

И ночь их шьет рогожною, трехгранною иглой.

Сшивает шлема блеск – и мрак. Шьет серебро – и мглу.

Стряхни последний хмель, червяк.

Застынь, как нож, в углу.

Мир в потроха вглотал тебя, пожрал, Ионин Кит.

А нынче гибнет Вавилон, вся Иордань горит.

Та прорубь на широком льду.

Вода черным-черна.

Черней сожженных площадей.

Черней того вина,

Что ты дешевкой – заливал – в луженой глотки жар.

Глянь, парень, – Вавилон горит: от калиты до нар.

Горят дворец и каземат и царский иакинф.

Портянки, сапоги солдат. Бутыли красных вин.

А водка снега льет и льет, хоть глотки подставляй,

Марой, соблазном, пьяным сном, льет в чашу, через край,

На шлемы медной солдатни, на синь колючих щек,

На ледовицу под пятой, на весь в крови Восток,

На звезд и фонарей виссон, на нищих у чепка, —

Пророк, я вижу этот сон!.. навзрячь!.. на дне зрачка!.. —

Ах, водка снежья, все залей, всех в гибель опьяни —

На тризне свергнутых царей, чьи во дерьме ступни,

Чьи руки пыткой сожжены, чьи губы как луфарь

Печеный, а скула что хлеб, – кусай, Небесный Царь!

Ешь!.. Насыщайся!.. Водка, брызнь!.. С нездешней высоты

Струей сорвись!.. Залей свинцом разинутые рты!

Бей, водка, в сталь, железо, медь!.. Бей в заберег!.. в бетон!..

Последний раз напьется всмерть голодный Вавилон.

Попойка обескудрит нас. Пирушка ослепит.

Без языка, без рук, без глаз – лей, ливень!.. – пьяный спит

Лицом в оглодьях, чешуе, осколках кабака, —

А Колесницу в небе зрит, что режет облака!

Что крестит стогны колесом!..

В ней – Ангелы стоят

И водку жгучим снегом льют в мир, проклят и проклят,

Льют из бутылей, из чанов, бараньих бурдюков, —

Пируй, народ, еще ты жив!.. Лей, зелье, меж зубов!..

Меж пальцев лей,

бей спиртом в грудь,

бей под ребро копьем, —

Мы доползем, мы… как-нибудь… еще чуть… поживем…

……………………………………………………………………

Ты упал лицом, мой милый,

В ковш тяжелых рук.

В грязь стола,

как в чернь могилы,

Да щекою – в лук.

Пахнет ржавая селедка

Пищею царей.

Для тебя ловили кротко

Сети рыбарей.

Что за бред ты напророчил?..

На весь мир – орал?!..

Будто сумасшедший кочет,

В крике – умирал?!..

Поцелую и поглажу

Череп лысый – медь.

Все равно с тобой не слажу,

Ты, старуха Смерть.

Все равно тебя не сдюжу,

Девка ты Любовь.

Водки ртутной злую стужу

Ставлю меж гробов.

Все сказал пророк Исайя,

Пьяненький старик.

Омочу ему слезами

Я затылок, лик.

Мы пьяны с тобою оба…

Яблоками – лбы…

Буду я тебе до гроба,

Будто дрожь губы…

Будут вместе нас на фреске,

Милый, узнавать:

Ты – с волосьями, как лески,

Нищих плошек рать, —

И, губами чуть касаясь

Шрама на виске, —

Я, от счастия косая,

Водка в кулаке.