Читать книгу Океан - Елена Крюкова - Страница 5
ОКЕАН
Елена Крюкова: Ксения идет по России
Оглавление«Культура – это та атмосфера,
которую создает вокруг себя человечество,
чтобы существовать дальше;
чтобы выжить»
Юрий Лотман. «Беседы о русской культуре»
Ксения – по России: идет, плачет, страдает?
Это книга не просто о юродивой Ксении (тезки знаменитой Ксении Блаженной), но о России, о её роли в мировой истории, и эта душа, эти времена увидены глазами музыканта и поэта. Россию и её исторический путь Елена Крюкова сравнивает с юродством Христа ради – отказом от рациональных устоев и принятием жизни до предела чувственной, эмоциональной, почти безумной – да и вправду безумной – и трагически (и – парадокс – одновременно и радостно!) обреченной, не умеющей себя защитить.
Для создания сюжета стихотворной фрески «Юродивая» Елена Крюкова извлекает из тайного сундука своего консерваторского образования возможности большой музыкальной формы – симфонии, сонаты, сюиты, а в отдельных частях поэмы повторяет народные песенные интонации, такие близкие и родные.
Семь песен Ксении на площади
Мы знакомимся с главной героиней книги Ксенией на площади, где она подхватывает из чужих рук только что сваренную картошку и наблюдает самоубийство незнакомки. Эта отчаявшаяся нарядная девушка – символ упущенных возможностей каждого человека, тех самых возможностей, которые быстро могли привести погибающую судьбу в другую, благодатную реальность. Иногда мы успеваем заметить лишь «край одежды» такой ускользающей возможности, «острый носок туфельки», а наша героиня рассмотрела её всю, на снегу, умирающую, – предвестник будущих событий в жизни самой Ксении-России, случайно найденный ключ к пониманию судьбы.
Вы все прозевали
Царство, Год и Час.
С мякиной прожевали
великих нас.
Вы скалили нам
саблезубую пасть.
Вот только лишь картошку
разрешили украсть —
Горячую лаву: сверху перец и лук,
И серп и молот, и красный круг,
И масло и грибочки… – торговка – визжи!
Вон, по снегу рассыпаны монеты и ножи!
Вон, рынок бежит, весь рынок визжит!
А вон на снегу синем девочка лежит —
В шапке мерлушковой, в мочке – жемчуга,
Балетно подвернута в сапожке нога…
И я над ней – голодная – кол в рот вам всем —
Стою в клубах мороза, из горсти картошку ем!
Мы обе украли: она – судьбу, я – еду.
Украсьте нас орехами на пьяном холоду!
Венчайте нас на Царство, шелупонь-лузга-казань:
Царевну-лебедь-мертвую, княжну-голодрань!
Стреляют… хлещут… свищут…
идут нас вязать…
Вареною картошкой…
мне пальцы… унизать…
О клубеньки-топазы…
о перец-изумруд…
Кровь на снегу… все в шапочках… мерлушковых… помрут…
И тот, кто ломал мне руки, бил, не жалея сил,
Носком сапога на красный снег
картошку закатил
Глаза детей голодные
Неудивительно, что, после картин толпы, войны, общего безумия, социальных потрясений мысль поэта обращается к детской теме.
Вот же они, рядом с Ксенией – русские мальчишки! Глаза голодные, испуганные, губы в странной недетской усмешке – дрожат. Лохмотья обвивают тела ледяными лентами с острыми краями. О ком же ещё волноваться, кого кормить, кого оберегать от бед? У автора достаточно внимания и сил для главного – материнства, заботы о живом, пока ещё крохотном ростке будущего – веселого, земного и правильного, пережившего с заботой матери, женщины боль революций и войн, стужу всех наших русских зим, что не пережили Марина Цветаева, Осип Мандельштам, Николай Гумилёв, их современники…
Щербатые, пацанята,
Что жметесь, – поближе, ну…
Я в дольнем мире треклятом
Ломоть вам в зубы втолкну.
Огрызок тощего мяса:
Живое – вживе дотле!.. —
Чтоб вы своего часа
Не знали на голой земле.
На тебе, Федя, кусок,
и тебе, Коля, кусок;
А я сама привяжу за живый в помощи поясок
То, что вы не догрызли:
Кость воли,
Ребро жизни…
То значимое, что остается детям после скромной трапезы, самое главное, самое дорогое, мысленно протягивает поэт и нам: «кость воли, ребро жизни». Без капли сомнения принимаю такой судьбоносный подарок. Сохраню. Благодарю!
Дорога художника
Елена Крюкова более двадцати лет жизни посвятила изучению и подробному отражению -выражению в своих стихах и своей прозе главных, веками складывавшихся символов-знаков русской и мировой культуры. Таинственные и величественные образы Иисуса, Богородицы, Марии Магдалины, других православных святых тревожат воображение художника, но тут дело даже не только и не столько в христианской мифологии. Сакрален для Крюковой сам русский народ, и его мрачное символическое, через все времена, шествие в «Юродивой» передано как нельзя более мощно, неуклонно, неотвратимо:
Они шли прямо на меня, и я видала их —
В шинелях серого сукна, в онучах записных,
И в зимних формах – песий мех! –
и зрячи, и без глаз —
На сотни газовых атак – всего один приказ! —
Крестьяне с вилами; петух,
ты красный мой петух,
На сто спаленных деревень – один горящий Дух!
На сто растоптанных усадьб –
один мальчонка, что
В окладе Спаса – хлещет дождь!.. –
ховает под пальто… —
Матросы – тельник и бушлат, и ледовитый звон
Зубов о кружку: кончен бал, и кончен бой времен,
И торпедирован корабль, на коем боцман – Бог,
А штурман – нежный Серафим
с огнями вместо ног… <…>
Это такой русский «Ночной дозор», – и правда, рембрандтовские краски провсечивают в этой подробной и вместе цельной словесной живописи.
Память крови и предков, весь жизненный опыт русского человека, пылающая совесть – равноправные соавторы писателя, так и было задумано изначально. Они дополняют всё то, о чем говорит поэт между строк, новыми штрихами, звуками родной речи, неожиданными оттенками эмоций; делают стихотворную картину в воображении читателя кинематографически подробной, придают ей неповторимые черты.
– Эй, возьмитесь за руки, красные люди!.. —
Не взялись.
Горкой красного винограда
на грязном зимнем блюде
Запеклись.
– Эй, что ж вы не пляшете, скоморохи?!..
Ноги отсохли, ну?!.. —
На морозе распахнуты шинели, ватники, дохи.
Всех обниму: огляну.
– Эй, что молчите…
на меня колко глядите…
как… елка в Новый Год?!..
И с гармонью инвалид
харкнул из глотки холодный болид:
– Дура. Война-то… идет.
В книге стихов «Юродивая» Елены Крюковой – наши идеалы, святые имена. Юродство героини этой своеобразной стиховой оратории совсем не ортодоксальное, не «приличное», не каноническое. Эта владычица юродивых говорит и делает что хочет, ориентируясь лишь на любовь и видя перед собой лишь одну ее, которая, по апостолу Павлу, и есть Бог.
Возможно, эта спорная этическая позиция, но ведь искусство – эстетика, а в корнях любой эстетики все равно прорастает народная могучая этика, как ни крути.
Удивительное сплетение исторических событий и отдельно взятой жизни юродивой Ксении, чистой души, человека светлого, сердечного и мужественного, словно бы говорит нам о том, что и мы можем отвлечься от быта и заглянуть в Бытие – далеко в прошлое и далеко в будущее. Зачем? Возможно, чтобы знать, к чему на самом деле мы идём.
Ольга Таир
