Читать книгу Сон златоглазки - Елена Лапшина - Страница 17

Елена Исаева

С тугой осанкой кипариса, —

богов бессмертных не спросив, —

любить не Гектора – Париса

за то, что молод и красив.

Покуда дремлют колесницы

и не подрублена лоза, —

за эти длинные ресницы,

за эти карие глаза.

Не жребий выпал, – почему же,

среди героев и богов —

любить мальчишку, а не мужа,

любить за то, что он таков?..

И зная, что с ним приключится,

на время краткое посметь —

любить за детские ключицы,

за эту юность, эту смерть.

Книга Песни песней Соломона 2:1

День пройдёт – никакого с него спроса,

никакой вины – принимай сице.

До чего ты красива, роза моя, роза.

Почему от тебя так свербит в сердце?..

Вроде всё хорошо, размеренно, без надсада.

Разве холод внутри стоит, – так не боль же.

Всё-то есть, ничего больше мне не надо.

А взгляну на тебя и пойму – ничего больше…

Ни коснуться тебя нельзя, ни обнять мне.

Старость – это будто бы от мороза

умирают голуби в голубятне…

До чего ты красива, роза моя, роза.

Гесиод

Сплошное сияние! – якобы свято,

потом, – угасая, – усилия тела, —

когда он слетает с высот Монсальвата,

я просто бы из-под ладони глядела —

неузнанной Ледой – на первенца стаи:

на дерзкую шею, на крылья в изломе.

Осмелиться если б, устать и истаять,

застыть в запредельной безвылазной коме.

И больше уже никогда не проснуться,

не сбыться дряхлеющей девой в сединах.

Замедлить дыхание, лбом прикоснуться

и спать меж лопаток его лебединых.

Потаённое, здешнее – вот оно, вот оно, вот…

Воскресенье, окно, подоконник с процветшей драценой.

Мимолетная сладость, мальчишеский нежный живот

[эта ранняя старость внутри… этот стыд драгоценный…

эта дрожь… эта жажда…] и руки ещё сплетены,

но уже в монохромную память пошла раскадровка:

как красивы запястья… и оторопь влажной спины

под моими ладонями… вот оно… принц-полукровка.

То ли стаю вспугнули – швырнули пшено голубям

[трепетание крыльев, не тщись, облекая в слова ты!..]

Утихает дыханье, ключица припала к губам,

словно краешек чаши изогнутый, солоноватый.

Там на реке, плескаясь и хохоча,

шумной ватагою, – только один не в счёт.

Будто река другая с его плеча

жилкою голубой по руке течёт.

Если бы я не думала о таком —

тонком и нежном с шёлковым животом…

Мальчики пахнут потом и молоком,

а молоком и мёдом – уже потом.

Там по реке вдоль берега – рыбаки, —

тянут песок и тину их невода.

А у него ключицы так глубоки, —

если бы дождь – стояла бы в них вода.

Я бы купила серого соловья,

чтобы купать в ключице, да неспроста:

я бы хотела – этого – в сыновья,

чтобы глаза не застила красота.

Полдень стоит в Эдеме, сладкое бродит брашно —

позднею луговою ягодой угости.

Только в глазах темнеет и наклониться страшно.

Юный Адам смеётся, ягоду мнёт в горсти.

Дудочку и кувшинчик дай ему – он моложе,

он преклоняет травы, и устилают путь

розовые соцветья, венчики, цветоложа.

Господи, искушенье – запах его вдохнуть.

Ешь у меня с ладони – радость моя, проруха, —

смуглым плечом касайся будто бы невзначай.

Мне ничего не надо – Господи, я старуха, —

только бы это лето, ласточки, иван-чай…

и не на что пенять

[всё всуе на авось]

хотевшая обнять

коснувшаяся вскользь

прошедшая насквозь

молчащая как мать

гремящая как медь

пророчившая рай

[ломавшая комедь]

раздразнивая страсть

растравливая сплин

[и преломляя трость

и угашая лён]

утраты торопя

[нетерпеливый зверь]

сгубившая тебя

твоя Иезавель

сумевшая любить

[до боли не щадя]

посмевшая забыть

что ты ещё дитя