Читать книгу Волчица советника - Елена Литвиненко - Страница 11

Его Сиятельство, сама пунктуальность, появился ровно в девять. Как обычно, вошел без стука, по-хозяйски обнял меня за талию, притягивая ближе.

– Я скучал.

И поцелуй – долгий, страстный, до подкашивающихся ног и сбившегося дыхания.

– Готова?

– Да, почти.

Осторожно, чтобы граф не подумал, будто я снова отталкиваю его, вывернулась из мужских рук, запихнула в сумку склянки с эликсирами – оставлять их нельзя, если Тим найдет, то обязательно выльет. Мой братец-ретроград почему-то считал все усиленные настойки жутко вредными, угрожал мне язвой желудка и ремнем, и даже из-за буристы меньше переживал. Не спорю, эффекты от вытяжек волшебных трав порой были странными, иногда интересными, но иллюзорная реальность меня совсем не прельщала, а один-единственный откат раз и навсегда отбил желание экспериментировать.

Что еще мне понадобится? Смена одежды, зубная щетка и расческа. И книжка – чтобы не скучно было в течение дня.

– Все.

Я крепко вцепилась в ремень Йарры, зажмурилась, а когда открыла глаза, мы уже были в его шатре. Уф-ф… Ненавижу телепорты! Эта щекотка, этот подкожный зуд просто с ума сводят!

Йарра отобрал мою сумку, бросил ее в кресло – я лишь порадовалась, что склянки небьющиеся. Его губы были твердыми, настойчивыми, требовательными, руки жадными, а нетерпение болезненным. Поморщившись, я уткнулась ему в плечо, вытянула руки вдоль тела и едва не засмеялась, сообразив, что в точности выполняю рекомендации Настоятельницы монастыря Анары, любившей пугать послушниц рассказами о супружеском долге. Для полного соответствия осталось только гимн запеть. Представила реакцию графа на мое «Славься, Светлая Алексия, покровительница дев, защитница от похоти и низких помыслов» и, не сдержавшись, фыркнула. Эдакий истерический смешок получился.

– Больно?

– Нет…

Руки Йарры обвились вокруг меня, прижимая теснее, и щетина на подбородке уколола грудь. Наверняка следы останутся…

Как там дальше было? «…Да пребудь со мной, и не оставь меня ни в девичестве, ни в замужестве…» Брыг, а я ведь не замужем…

«…Ни в девичестве, ни в… незамужестве, и покрой меня благодатью своей, дабы исполнила я обеты, и ниспошли мне сил, чтобы с честью претерпеть испытания…»

Гимн кончился. Надо было что-то подлиннее выбрать – граф, он… выносливый. Очень.

– Хорошо, Лира… – простонал Йарра. – Как же хорошо…

Я осторожно положила кончики пальцев на его бугрящиеся мышцами плечи, открыла глаза – графу нравилось, когда я смотрела на него. И когда обнимала. И когда приоткрывала губы навстречу поцелую. А вот притворства он не терпел – однажды я попыталась изобразить удовольствие, понадеявшись, что граф успокоится, но только разозлила его.

– Не смей, – зарычал он, наматывая мои отросшие волосы на кулак, заставляя больно вывернуть шею. – Никогда так больше не делай, Лира! – И глаза – светлые, страшные…

– Устала? – тихо спросил Йарра между поцелуями.

Я смущенно кивнула. Он погладил меня по щеке, убрал прилипшую ко лбу прядь, криво улыбнулся, укрывая одеялами – всеми тремя.

– Отдыхай.

Сам встал, оделся, но этого я уже не видела – меня убаюкали выкрики солдат, звон оружия, запах костров и тонкий аромат шипра от подушки.

Раду вышел из шатра, шумно вдохнул весенний воздух, напоенный влагой недавно пролившегося дождя. Свежий ветер хлопал парусиной палаток, нес солому и огненные искры, холодил спину, прикрытую лишь полотняной рубашкой.

Граф стиснул зубы, борясь с желанием вернуться к Лире, тряхнул засмотревшегося на пламя оруженосца:

– Койлин, вынеси плащ.

Мальчишка с удивлением взглянул на него, но без промедления выполнил приказ.

– Еще что-нибудь, господин?

– Присматривай за госпожой, внутрь никого не пускай. Если меня будут искать – я на обходе, – велел Раду, запрыгивая на коня. Сжал коленями лоснящиеся бока Стриги: – Пошел!

Несмотря на близость полуночи, лагерь не спал – отовсюду доносились возгласы, смех, лошадиное ржание, песни, звон клинков, ругань и женский визг. Восемьдесят семь тысяч человек. Альери, к пригородам которой они подошли, защищают сорок тысяч… И три десятка обученных магов.

…Возьму! выгрызу!

Граф пришпорил коня, направляясь к периметру. Часовых он проверял лично, и, с тех пор как вздернул десяток, от которых несло вином, больше пить на посту никто не рисковал. Равно как и дремать, опираясь на древко копья.

– Все спокойно, Ваш-Сия-ство! – бодро отрапортовал начальник караулов.

Еще бы. По приказу Йарры каждую стоянку, даже для одной ночевки, укрепляли так, что лагерь мог пережить пару магических атак, не говоря уже о партизанских налетах лизарийцев: частокол, ров, вал, волчьи ямы и взрывающиеся амулеты создавали практически непреодолимую преграду.

Поначалу шептались – эти слизни, не вылезавшие из своих замков последние пятнадцать лет, откупавшиеся взятками от службы в островных гарнизонах. В чистеньких костюмчиках с белыми брыжами и манжетами, в плетенных из серебряной проволоки кольчугах, с обозами, ненамного меньшими войскового. Спорили – для чего, зачем, от кого? От лизарийцев?

– Нам, райанам, – брызгал слюной лорд Стен, – зарываться в землю?! Зачем?!

Право называться райаном он потерял, когда купил армейскую должность. Ку-пил.

– Чтобы пережить ночь! – прошипел Раду, подняв плешивого, несмотря на неполные тридцать, мужчину за воротник. – И вы, барон, сейчас заткнетесь и велите своим людям работать… Или я сам вас заткну.

– Мой отец…

– Далеко. А я прямо перед вами. И Темными клянусь, я вышвырну вас ночевать за ограду, вам ясно?.. Кивните. Отлично. – Раду разжал руки, и лордик кулем свалился на землю, растирая горло.

В ту же ночь на лагерь напали умертвия – брыгова стая умертвий, которыми управлял маг. Часть из них преодолела частокол, но изо рва не выбралась ни одна тварь. Это было в самом начале войны, через тридцать лиг от Каринны. С тех пор вопросов «зачем» не возникало.

…Насколько же проще все было во флоте! Там, где ему верили, где его приказы выполнялись беспрекословно! Здесь же… Сволочи. Сколько времени он потерял из-за них в самом начале войны! Проволочки, нарочитые задержки, манкирование и перекладывание обязанностей друг на друга…

За подобный бардак Дойера следовало не обезглавить, а, по меньшей мере, четвертовать. Или колесовать. Прилюдно.

Стрига остановился на вершине холма, с которого Альери была как на ладони. Старая, видевшая еще драконов и пережившая их атаку. Хищная, как морда огненного змея. Считающаяся неприступной, она стояла на склоне высот, покатых к Астэе. Крепостная ограда бастионного начертания имела форму треугольника с основанием вдоль берега реки и прямым углом, направленным на север. Главный вал достигал высоты четырех человеческих ростов, а ров, по донесениям шпионов, шести. Днем с холма были видны красные крыши домов и складов Альери, сейчас, ночью, на стенах горели сотни огней. Время от времени окрестности освещали вспышки амулетов.

«Скорее небо упадет на землю, и Астэя повернется в своем течении, чем капитулирует Альери», – ответил на предложение сдаться начальник крепости.

Читая письмо, Раду криво улыбался – будет тебе и небо на земле, и повернувшаяся река. Последние три дня солдаты возводили вал, ров и стену – точные копии крепостных. Неделя тренировок – и штурм. Сибилл, чистокровный борг, оттянет на себя лизарийских магов, войска, разделенные на три колонны, возьмут приступом стены, и путь на юго-восток будет открыт.

Йарра заранее предвкушал бешенство боя; приподнимавшаяся в волчьем оскале верхняя губа обнажала клыки, а по телу пробегала дрожь, предшествующая трансу, ярости берсерка, выпивающей силы до дна, но дарующей эйфорию, за которую не жаль и умереть.

Эта драка была нужна ему. Необходима – ради возможности выпустить скопившееся раздражение, злость, ярость неудовлетворенности. Ради того, чтобы испытать восторг победы – ПОБЕДЫ, а не бледную тень удовольствия обладания Лирой.

– Вы должны идти в бой с холодным сердцем, – прохаживался вдоль ряда учеников Рох. – Есть только небо над головой, и солнце, дарующее вам свет, льдистая прохлада воды и, над всем этим, незамутненный рассудок. … Раду, ты понимаешь меня? – Островитянин ткнул палкой высокого костлявого юношу с белыми волосами снежного волка и искрящейся татуировкой на груди.

– Да, Учитель. – Глаза у юноши бледно-голубые, похожие на льдинки. Невозможно разглядеть, что они скрывают – прочный наст или стремнину.

– Разбейтесь на пары.

Граф вернулся под утро. Я слышала сквозь сон, как он вполголоса говорит, что-то диктуя, как переодевается – хлопнула крышка сундука с хранящейся в нем одеждой, как пьет кофе – жуткое варево, горькое до невозможности, еще худшее, чем зеленый чай Роха.

Единственным достоинством этого самого кофе был довольно приятный запах. Помню, я все принюхивалась, впервые увидев, как оруженосец Йарры варит напиток в медной джезве.

– Хочешь? – протянул свою кружку граф. – Осторожно, горячий.

Я, конечно, хотела. Отхлебнула, стараясь не касаться того места, где секунду назад были губы Йарры. А потом сидела, вытаращив глаза и зажав рот ладонью, убеждая себя, что не такая уж это и гадость, что воробейник был хуже, и вообще, плеваться некрасиво. Особенно при графе.

Йарра смеялся.

– Как вы это пьете? – жалобно спросила я.

– Так же, как и ты усиленные настойки. Кстати, прекращай глотать их прилюдно – не стоит подчеркивать свое отличие от окружающих. Ты и так у них как бельмо на глазу.

– Я больше не буду.

– Надеюсь.

Он всегда говорил мне «надеюсь», и очень редко «я приказываю». Смысл, правда, от этого не менялся.

Тормошить меня Йарра не стал – коротко поцеловал, оставив вкус кофе на губах, надел на палец перстень, держащий на мне иллюзию, положил на соседнюю подушку записку и снова ушел. Честно говоря, я не очень понимала, зачем он привозит меня в лагерь, если большую часть времени все равно проводит с солдатами. Да что там большую – почти все, оставаясь со мной лишь на пару-тройку часов и иногда на ночь.

С другой стороны, я была совсем не против дожидаться его в шатре. Спать в свое удовольствие, читать, растягиваться – и точно знать, что никто не откинет полог, закрывающий вход, не влетит с безумным лицом:

– Госпожа, раненых привезли!

«Вернусь вечером. В шкатулке на столе – свитки ассаши. Не скучай. Р.В.»

Прочитав записку, я несколько раз зевнула и снова провалилась в сон – двое суток на ногах давали о себе знать. Мне даже есть не хотелось, лишь лежать в тепле и чувствовать прикосновение пушистого одеяла к телу.

Второй раз я проснулась, когда уже начало темнеть. Вывернулась из беличьего гнезда одеял, умылась, даже обтерлась влажным полотенцем – умница Койлин все приготовил.

– Ярче! – велела я магическому светильнику, плавающему над столом.

Это был, конечно, не танец с лучами, скорее, с дымками от пяти жаровен – но как здорово расправить затекшие мышцы, зависнуть каплей ртути над точкой равновесия, подхватить созданный тобой же ветер и пустить его по шатру, наблюдая, как он бугрит парусину! К слову, со временем мой вихрь, мой воздушный толчок, становился все сильнее. И хотя я не могла отшвырнуть человека одним лишь движением руки, как это делали маги и истинные Искусники, но свеча, находящаяся на расстоянии в несколько локтей, уже гасла, а на ее оплавившемся воске оставались выемки, похожие на следы оспы.

…или крупного песка.

То, как я тушу свечи, видела только Уголек. Пантера выгнула спину, зашипела на меня и сбежала к Тимару, брат еще спрашивал, чем я кошку так напугала, что она из-за софы вылезать отказывается.

Наскоро перекусив, я переоделась – Его Сиятельство крайне не одобрял моей привычки расхаживать в брэ и с полоской замши, перетягивающей грудь. Он вообще не любил, когда я грудь перетягивала. Признавал эту необходимость при верховой езде, например, или для тренировок, но…

– А в остальное время будь добра носить то, что приличествует леди.

Судя по тому, что он мне дарил, леди приличествует носить фривольные, совершенно ничего не скрывающие сорочки, чулки с кружевными подвязками и строгие благообразные платья с белыми воротничками под горло.

Само собой, ничего подобного я не надевала, обходясь брюками и рубашками. А в качестве компромисса – вместо нормальных, извините за подробности, брэ – шелковые тряпочки, в которых мерзла попа.

Йарра ворчал.

Решив, что выгляжу достаточно прилично, на случай, если граф придет не один, я взялась за запертую шкатулку. Тяжелая, овальная, выточенная из черепахового панциря, мерцающая темными вкраплениями драконьих камней, она решительно не желала открываться. Я крутила ее, вертела, ощупывала, обнюхивала, чуть ли не облизывала! И – ничего.

Лярвин дол!

Но, раз граф сказал, что там свитки, значит, он открывал ее? Как?

И ведь не скажет, если спросить… «Думай, Лира, думай…»

Йарра часто подбрасывал мне задачи – логические, инженерные, тактические. Некоторые, например транспортные, я решала быстро – Тим отлично натаскал меня в логистике. С инженерными было сложнее, но в замковой библиотеке хранилось много справочников и пособий, а тактические… Тактические я решала однобоко – перетравить всех к лешему. И сразу же выдавала два десятка способов, как это сделать.

Помню, на третьей или четвертой гипотетической крепости, для захвата которой я поочередно предложила отравить реку, снабжающую защитников водой, рассеять над окрестностями магически усиленный толченый дурман и пустить по ветру ядовитую пыльцу вой-травы, Йарра пообещал посадить меня на хлеб и воду, если не перестану валять дурака и не начну думать, как захватить эту брыгову цитадель без побочного уничтожения всего живого вокруг.

– Кто будет работать, если ты всех перетравишь? Во что превратятся земли? В конце концов, кто будет убирать трупы на зараженной территории?

Пришлось снова лезть в книги – на этот раз в жизнеописания и мемуары полководцев.

…А шкатулку я уже огладила так, как никогда не гладила не то что Ворону, но даже Уголька. Отшлифованная, отполированная – ни зазора, ни малейшей выемки, ни скрытых пружин – ни-че-го!

Зараза лакированная.

Я уселась в кресло графа, положила локти на стол, уперлась подбородком в кулаки, гипнотизируя взглядом черепаховую крышку.

– Hashiash! Отопрись! – велела я на ассаши.

Насмешливо мигнули драконовы камни инкрустации, издевательски заблестели сглаженные, как у крупной ракушки, боковые панели.

– Чтоб тебя!

Не помогли ни руна Као, ни простукивание, ни даже пемза, которой я, пытаясь найти крапление, чуть не до крови натерла указательный палец.

Может, сломать ее, и сказать, что случайно уронила? А вдруг свитки поврежу? Жалко…

И Тимара не спросить…Правда, я и так знаю, что он бы мне посоветовал:

– Отвлекись, Лира. Расслабься. Подумай о чем-нибудь другом.

Все-таки стукнув по неподдающейся шкатулке, я расставила жаровни полукругом и, как жрица огнепоклонников, села в центре, радуясь теплу. Несмотря на апрель, в Лизарии было сыро и промозгло. Как только воины металлические доспехи носят и не болеют? На таком ветру даже поддетая стеганка ведь не спасет…

Из-за горящих внутри углей жаровни напоминали огненных драконов, готовых выдохнуть пламя. Эти маленькие бронзовые обогреватели появились в шатре Йарры из-за меня. Равно как и шкуры на полу, и теплые одеяла, и небольшое возвышение, на котором теперь стояла кровать. В первый мой, так сказать, визит, походное жилище графа практически ничем не отличалось от палатки простого пехотинца, и большую часть ночи я, завернутая в плащ, просидела у Йарры на руках, дожидаясь, пока шатер прогреется. Впрочем, холод совсем не мешал графу целовать меня.

Он понимал, что пугает ее – несдержанностью, желанием, силой объятий, в которых девушка не могла шевельнуться, в конце концов, тем, что перенес ее за сотни лиг от дома, – но остановиться не мог, наслаждаясь нежностью припухших от его поцелуев губ, шелковистостью рта, заигрыванием с ее острым язычком. Ее вкус, ее запах, прерывистый вздох, когда его рука пробралась сквозь слои одежды, влага на пальцах сводили с ума:

– Лир-ра…

– Демонов вызываешь?

– Ой… Добрый вечер! – вскочила я.

– Здравствуй, Лира.

Бросив дублет на спинку кресла, Йарра шагнул ко мне. Обнял, желая поцеловать, и недовольно нахмурился, когда я отвернулась.

– Что не так?

– От вас лошадьми пахнет… Очень. Простите…

– Хочешь сказать, мне нужно помыться? – скупо улыбнулся граф. Сжал мой подбородок, заставляя поднять голову, и все-таки поцеловал – жадно, крепко, сминая губы и ловя дыхание. Чуть отстранился, забавляясь моим смущением:

– Ты краснеешь, как пансионерка на первом свидании.

Потом заметил след, оставшийся от щетины:

– Пожалуй, побриться тоже не помешает.

Я сидела спиной к раздевающемуся графу и, светя кончиками алеющих ушей, представляла, как он снимает рубашку, сапоги, брюки… Несмотря на то что мы спали вместе, я по-прежнему ужасно стеснялась его и своей наготы. Нет, я спокойно стояла неглиже перед зеркалом, пересчитывая свеженабитые и старые синяки, но раздеваться перед Йаррой по-прежнему было стыдно. Тем более что он почти никогда не разрешал гасить свечи…

– Лира, – окликнул меня граф, – ты умеешь брить?

– Умею, господин, – повернулась я и зажмурилась, закрыв глаза ладонями. – Вы не одеты!

– Знаешь, твое избыточное целомудрие раздражает, – проворчал Йарра, оборачивая бедра полотенцем. – Ты уже давно не в монастыре. – Сел на табурет. – Ну? Мне тебя долго ждать?

Мыло для бритья пахло еловой хвоей и лавром. Помазок я не нашла, и пену пришлось наносить руками, осторожно касаясь мужских щек, подбородка, места над верхней губой.

– Я не кусаюсь.

– Иногда кусаетесь…

Йарра пристально смотрел на меня, а я изо всех сил старалась не встречаться с ним взглядом. Воспоминания о тех минутах – как детская мозаика: металлический блеск бритвы, смуглая кожа под чуть желтоватой пеной, короткие и густые ресницы графа, его странно-темные брови, разительно контрастирующие с белоснежными волосами, запахи хвои, лавра и кожаного шипра. Помню еще, я жутко боялась его порезать – до дрожащих рук, до повлажневших ладоней.

Я выбрила правую щеку и подбородок, когда граф отобрал у меня лезвие.

– Подай зеркало.

Несколькими точными движениями Йарра закончил то, с чем я возилась бы еще не менее получаса.

– Так лучше? – спросил он, прижав мою ладонь к своей щеке.

Я кивнула, упорно избегая его взгляда, – там темнота, там страсть, там жажда и волчий голод. И насмешливый вызов.

…и тревожный рокот тамтамов в ушах, и пересохшее горло, и покалывание в кончиках пальцев, которыми я наносила пену на мужское лицо, и жидкий огонь, разливающийся по венам, при одной мысли о…

Рассматривать шрамы на теле Его Сиятельства было безопаснее.

– Бронебойная стрела, – заметил Йарра мой интерес к своему плечу.

– О… А этот? – указала я на рваный рубец под начавшей проступать татуировкой.

– Шипованный цеп.

Граф поцеловал мою ладонь и накрыл ею бугристую звезду в солнечном сплетении:

– Арбалетный болт…А это от метательного ножа, – показал он тонкую и аккуратную полоску. Насколько я помню анатомию, рана должна была стать смертельной.

– Вы не увернулись?

– Мне было девять.

Я потрясенно уставилась на Йарру.

– Это было давно, – криво улыбнулся граф. – Продолжим экскурсию?.. – прижал он мою ладонь к длинному косому шраму, пересекающему темную дорожку внизу живота. – Меч.

Шрам спускался к паху и заканчивался на бедре.

Я попыталась отобрать руку, но Йарра не позволил, довел ей до самого края полотенца и только тогда ослабил хватку.

– Трусиха…

Притянул меня ближе, медленно, снизу вверх, расстегнул пуговицы рубашки, покрывая поцелуями живот и грудь.

– Так и будешь стоять столбом?

– Почему вы не свели шрамы? – спросила я, положив руки ему на плечи. Потом, подумав, погрузила пальцы в его мокрые волосы, погладила затылок.

– Они не мешают, – пробормотал Йарра, ущипнув губами мой сосок. Один раз, другой… Вобрал его в рот, перекатывая между зубами.

– Но вы же граф, – выдохнула я, прижимаясь теснее. О, Его Сиятельство отлично знал, что заставляет меня терять голову…

– В первую очередь я солдат, Лира.

Я взвизгнула, когда Йарра подхватил меня под колени и, перекинув через плечо, понес за ширму, скрывающую наше ложе. Опустил на матрас, поймал запястья:

– Не закрывайся. Хочу видеть тебя… Всю…И не терпи, слышишь? Будет больно – скажи.

Больно не было.

Было хорошо.

Очень, очень хорошо…

Проснувшись на рассвете, Койлин выполз из-под отсыревшего одеяла, с хрустом потянулся, потер лицо, попрыгал на месте, разгоняя кровь. Напоил и накормил Стригу, принес воды для умывания графа и госпожи, сбегал к повару лорда Файлена – в дни, когда гостила леди Лаура, Его Сиятельство столовался не в солдатской кухне, а у виконта.

Завтрак был еще не готов, и Койлин присел у очага, отогреваясь. С благодарностью принял чашку горячего чиара и сыр. Проглотил немудреную еду и поджал губы, с сожалением думая, что до неприхотливости отца ему далеко – граф запросто мог обходиться без еды в течение дня. А то и двух.

– Снова приехала? – спросил Хастер, оруженосец Файлена. Мальчишки не то чтобы дружили, но общались – одногодки, бастарды, оба большую часть жизни проведшие в военных школах.

– Угу, – кивнул Койлин.

– А она правда такая красивая, как говорят?

– Ты уже спрашивал.

– А ты не сказал! Ну Койлин! – Хастер подсел ближе, толкнул приятеля плечом. – Интересно же! Днем она не выходит, а вечером под капюшоном ничего не рассмотреть!

– Она… красивая, да.

Трепаться о госпоже не хотелось. Во-первых, отец не одобрит, а во‑вторых…

Во-вторых, Койлин ее побаивался, втихомолку считая ведьмой. Он слышал, как госпожа читала заклинания на каком-то странном шипящем языке, видел, как летала, зависая в воздухе над жаровнями, видел, как, повинуясь движению ее тонких пальцев, лагерная крыса бросила украденную корку и начала отплясывать ригодон, поводя усами и размахивая длинным облезлым хвостом. Это было бы смешно, если бы не было так жутко.

А еще… Еще… Еще у госпожи было странное лицо. Оно текло, менялось, и из-под смазливой девичьей мордашки проступали черты зрелой женщины – брови вразлет, острые скулы, яркие карминовые губы, тонкий, с хищными ноздрями нос.

Юноша пытался намекнуть отцу, что госпожа Лаура выглядит несколько иначе, чем показывает зеркало, но граф оборвал его:

– Я знаю, кто она. А вот откуда это знаешь ты?

Дальше была встреча с Сибиллом, множество проверок, жуткая боль в висках и глазах, и вердикт мага:

– Он видящий, причем не самый слабый. Даже удивительно, – пожевал губами маг. – Думаю, кровь вашей бабки отозвалась.

– …И легла на кровь его матери, – задумчиво протянул граф.

– Может быть, – согласился Сибилл. – Мальчик может видеть охранки, защитные плетения, чары и несложные иллюзии. Ну, или намеренно упрощенные, – сощурился маг, явно на что-то намекая. – Я бы рекомендовал убрать его из княжества, хотя бы до тех пор, пока он не научится отличать свои желания от зова Леса.

– Да, госпожа Лаура красива, – повторил юноша приятелю.

– Худая? Полная? Правда, что стриженая? – не унимался Хастер. – А с этим, – красноречиво поднял ладони горстями, – как?

– Отлично, – покраснел Койлин, вспомнив маленькие камушки сосков под изумрудным шелком рубашки. – Худая, волосы чуть ниже плеч.

– В лагере говорят, она наложением рук лечит, как Светлая. Правда?

– Понятия не имею. Слышал пару раз, как отец с ее братом обсуждали работу госпожи в госпитале, больше ничего не знаю. Все, Хастер, я пошел, – вскочил Койлин, прежде чем приятель спросит еще что-нибудь.

Быстро составил тарелки с едой на поднос, накрыл блюда крышками и поверх полотенцем – чтобы не остыло, поблагодарил повара и зашагал к шатру графа, благо тот стоял недалеко.

У входа прислушался, но внутри было тихо. Прижав поднос к груди, юноша откинул полог, вошел и смущенно замер.

– Простите, госпожа, я думал, вы еще спите.

Девушка сидела в кресле графа и сосредоточенно водила пальцем по крышке черепаховой шкатулки, медленно, будто на ощупь, составляя рисунок из ясно видимых Койлину разрозненных кусочков, изображающих поющего в черемухе соловья.

Госпожа коротко взглянула на него и прижала палец к губам. Койлин понятливо кивнул.

– Я оставлю завтрак? Или позже зайти? – прошептал он.

– Оставляй, – прошелестела девушка. – Занимайся своими делами, не обращай на меня внимания.

Легко сказать, не обращай, насупился Койлин. Лицо госпожи снова растеклось, пошло рябью, явив вместо нежно-розовых губ алый рот. Юноша встряхнул головой и отвернулся – пока что взор приносил ему одну головную боль, и в прямом, и в переносном смысле.

…а еще отец сказал, что по окончании войны оставит его в Лизарии, при одном из гарнизонов.

Койлин аккуратно поставил поднос на два табурета, добавил угля в жаровни, собрал грязную одежду графа, чтобы позже отнести ее прачкам, положил на место, к другим бритвенным принадлежностям, выкатившийся из кармана брюк Йарры помазок.

– Наконец-то! – вдруг услышал он ликующий шепот госпожи – девушка закончила собирать картинку на крышке шкатулки, и та с легким шипением поднялась. – О-о… О-о… – восторженно застонала Лаура, вынимая свитки из змеиной кожи. – О боги, какая редкость… Таких даже у Сорела не было… Hasti shi orie v’en… Что за бред?

И через мгновение убитое:

– Песья кровь, оно еще и зашифровано!.. К лярвам!

Лаура заглянула за ширму, убедилась, что граф спит, вытащила из сумки несколько склянок и быстро осушила одну за другой – Койлин ойкнул про себя при виде исходящего от настоек золотистого сияния магии.

Точно, ведьма.

В военном лагере я прожила неделю. Отсыпалась, как ни удивительно, но отъедалась – дома, из-за раненых мне редко удавалось поесть вовремя, корпела над свитками ассаши, решив если не прочесть, то хотя бы в общих чертах понять, что в них. С шифром я была знакома – древний змеиный код считался классикой криптографии, но, учитывая уровень моих познаний в мертвом языке… Если уж совсем честно, понимала я его с пятого на десятое и без словаря могла лишь пафосно зачитывать отрывки, напуская на себя невозможно важный вид и представляя, что говорю не с жаровней, а с драконом. Так что единственное полезное, что я сделала, это расшифровала пару свитков – те, где, судя по цифрам, были рецепты. Дома переведу.

Надеюсь только, что это не рекомендации по приготовлению супа…

Пару раз граф вывозил меня на прогулку – на холм, с которого была видна Альери. При виде крепости у меня перехватило дыхание – ров, насыпь, бастионы и, судя по размытым границам осветительных амулетов, защитный купол. На высоких стенах непрерывно горели факелы, сновали дозорные, стояли снаряженные требушеты, а если прищуриться, можно было разглядеть котлы – наверняка с кипятком или смолой, и баллисты между зубцами.

Стало страшно. За Йарру, за себя – что станет со мной и Тимом, если Его брыгово Сиятельство погибнет?! Он же не будет просто руководить войсками, такие шрамы, как у графа, наблюдая за боем, не заработаешь!

…а наследник Орейо слишком лакомый кусок, чтобы позволить ему просто уйти.

– Ты затихла. Что-то случилось?

– Нет, ничего… – Потом решилась. – А вы… Вы тоже примете участие в штурме?

– Да. – Йарра наклонился ко мне, обдал ухо теплым дыханием. – Я поведу колонну к южным воротам, – указал он на правую сторону цитадели.

– Но вы же граф! Ваше дело командовать, а не лезть в драку!

Его Сиятельство усмехнулся и положил подбородок мне на плечо.

– Я солдат, Лира, – сказал он так, будто это все объясняло. – Мне приятно, что ты за меня волнуешься, – добавил он.

И губы – теплые, твердые…

– На нас смотрят!

– Никто нас не видит, успокойся. Темно…

Граф вернул меня домой накануне штурма.

– Орейо, Лира с тобой?

– Нет, господин, – отложил счета Тимар.

– Где она?

– В лаборатории. Ваше Сиятельство, я бы хотел…

– Потом, Орейо, – оборвал граф. – Прими документы.

Хлопок, и на столе материализовался плотный конверт.

– Я могу посмотреть, что внутри?

– Обязательно посмотри и ближайшие двое-трое суток имей при себе. Там документы на имя Тимара Гране́т, винодела, его сестры, Рэйлиры Гранет, дарственная на имение в Льесской провинции Империи Ара́ас, реквизиты банковского счета и транспортник, способный унести троих. Если я погибну во время штурма, сразу же, немедленно хватаешь Лиру и переходишь в Араас. Туда же прибудет мой сын Койлин, отправишь его к матери.

– А кто его мать? – запустил руки в волосы, взлохмачивая косу, Тимар. Он знал, что штурм Альери будет опасным, но чтоб настолько…

– В письме сказано. И еще… Если Лира беременна, ты усыновишь ребенка, или я тебя из Подвалов Темных достану, – плюнул злыми искрами амулет связи.

– Я бы сделал это и без вашего… кхм… указания, – тихо сказал Тим. – Я люблю ее.

Граф замолчал.

На той стороне что-то звякнуло, стукнуло, забулькало.

– Вопросы, Орейо?

– Кого еще взять? Вы сказали, что транспортник на троих.

– Пантеру.