Читать книгу Под знаком OST. Книга 4 - Елена Немых - Страница 5

В квартире мадам Веры Франковской, русской эмигрантки, прозвенел будильник. Жан встал, зашел с утра в душ и, съев яйцо на завтрак, стал одеваться. Мадам Франковская проснулась в своей кровати, открыла занавеску, увидела Монмартр и вышла на кухню. Статная, седовласая женщина с породистым лицом оставалась даже в возрасте привлекательной. Глаза неопределённого цвета всегда искрились, особенно кода она видела своего арендатора и ученика. Увидев Жана Мишо за столом, она и в этот раз приветливо махнула рукой. Юный корреспондент газеты «Париж» изучал русский язык и платил ей не только за аренду комнаты, но и за уроки.

Она пошла в ванну, когда в коридоре зазвонил телефон. Жан подошел и снял трубку.

– Мадам Франковская, вам звонят.

Трубка что-то пробурчала по-французски, он услышал короткие гудки. Франковская зашла к себе в спальню:

– Жан. Кто звонил?

– Спрашивали вас! Кажется вы заказывали цветы в лавке и они просили забрать.

Он замолчал, подошел к двери, приоткрыл, посмотрел на Веру Франковскую. Мадам приводила себя в порядок, закалывая вверх свои волосы. В ее руках был черепаховый гребень, и вскоре она создала некое подобие высокой аристократической прически.

– Ах, да… Я совсем забыла. Жан, мон шери! Вы меня слышите?

Я хотела поговорить с вами.

– Да… Иду варить нам кофе.

Жан варил кофе на кухне мадам Франковской. Через минуту он с двумя фарфоровыми чашечками, блюдцами и кофейником на серебряном подносе зашел в спальню.

– Мадам, вот ваш кофе. Я спешу в редакцию газеты «Париж». У меня встреча с главным редактором, месье Лебланом.

Он держал в руках папку с тесемками, в которой были вырезки из газет и один листок, исписанный карандашом. Говорили они по-русски, Жан сказал:

– Я хочу попроситься в Советский Союз, чтобы написать статью о смерти диктатора.

Мадам Франковская вздохнула, взяла в руки эмигрантскую газету с известием о смерти Сталина, развернула ее:

– Ах, так не верится, что он мертв. Сколько раз, я мечтала об этой минуте. И когда арестовывали брата Николая в 37-м. И когда завели дела на близких друзей. Все винили Ежова… Но при чем тут он? Я не смогла вытащить Николя из лап Советского Союза. Он устроился на кафедру, преподавать историю. Но какую историю можно преподавать там, где она была уничтожена выстрелом в царя?! Мы страшно поругались с братом и я уехала во Францию. Вовремя… И до сих пор не жалею! Страшному палачу и убийце не будет прощения на земле. В общем, я желаю вам удачной поездки в СССР, (она выдержала паузу), но хотела сообщить, что с завтрашнего дня подымаю арендную плату за комнату. Мне надо ехать в Ниццу лечиться и нужны деньги.

– Договоримся… И я счастлив, что знаком с русским языком благодаря вам. Занятия не прошли даром.

Жан поцеловал руку мадам и вышел из квартиры. Франковская вздохнула, открыла дверь на балкон, вытащила туда цветок в горшке и через пять минут села в кресло-качалку с кофе. В низу она увидела Жана с маленьким черным портфелем в руках. Мишо оглянулся, а мадам Франковская помахала ему рукой, прощаясь. Юный журналист спешил в редакционное бюро своей газеты «Париж». Когда-то он пришел туда стажером после окончания университета, но потом ему стали поручать одно за другим ответственные задание. Главный редактор, месье Леблан, верил в его талант. Жан задумался, отпустят ли его в Советский Союз? Улицы еще пустовали, однако местные лавочники уже открыли свои лотки. В одном из цветочных киосков он купил букетик ландышей. Каждый день он проходил мимо этого цветочного киоска и мимо костела. На нем ударил колокол. На ступеньках костела сидел нищий с черной шляпой в руках для мелочи.

Рядом с ним на аккордеоне играл музыкант, а также скрипач. Скрипка издала фальшивый звук, аккордеон заскрипел мехами, а нищий, увидев блеснувшую в воздухе монету, поклонился Жану, который кинул в шляпу два франка:

– Мерси! Спасибо!

Жан махнул рукой и очень скоро подошел к издательству газеты «Париж», держа в руках букет ландышей. При входе в редакцию он увидел парня, продающего свежие газеты, он кричал вслух то, что Жан уже знал: «Сталина больше нет. Кто встречался в Ялте в 45-м?». Жан купил газету, пролистал, и увидел на третей странице фотографии Африки с подписью: фотограф Арни Тевье. Он быстро прошел внутрь здания газеты «Париж» и увидел самого фотографа. Жан протянул руку, тот ответил рукопожатием. Мишо произнес:

– Отличные фотографии, Арни, поздравляю!

– Спасибо! (через паузу) У месье Леблана какое-то поручение к тебе. Готов помогать юному дарованию!

– Сталин умер… Возможно, он хочет мне поручить что-то написать на этот счет. Но… Как можно писать, не увидев все своими глазами?

– Седьмого-восьмого марта – прощание в Кремле. Говорят тело Сталина выставят в Колонном зале для народа. Там будут уникальные фотографии. Я то же хочу поехать в СССР. Может быть со мной?

– Ну, я был бы рад, если бы месье Леблан отправил меня с вами.

Арни Тевье вышел из коридора в свою комнату, а вот Жан Мишо прошел насквозь пустынную редакцию. Время было ранним, девять утра. В такое время коллеги – обычно на заданиях редакции, летучка начиналась не раньше часа. Он решительно шел к кабинету главного редактора. На двери главного редактора висела бронзовая табличка: «Месье Леблан, главный редактор газеты «Париж». Месье Жорж Леблан руководил газетой «Париж» лет двадцать, об этом свидетельствовал большой диплом, который он самолично прикрепил к стене в приемной своего кабинета. Вторая мировая война застала его в Париже, он руководил военными корреспондентами, отправляя их лично на линию фронта.

На стенах кабинета висели и фото военных действий, фотографии самих корреспондентов, а также фотографии французских генералов, в том числе Шарля де Голля. Среди них выделялась фотография Антуана де Сент-Экзюпери в военной форме, который тоже коротко сотрудничал с газетой «Париж». Этой фотографией месье Леблан очень гордился. Мадам Эндрю, секретарь месье Леблана, сняла со стены эту фотографию ровно в тот момент, когда зашел Жан Мишо. Она махнула рукой на молодого корреспондента, который протянул ей цветы. Мадам, дородная женщина с пухлыми руками неровно «дышала» к начинающим журналистам, всегда привечала Жана, который старался отвечать ей взаимностью:

– Спасибо, Жан! Вы к месье Леблану? Что-то рановато. (она поставила ландыши в вазу) Кстати, читала вашу статью о летчиках. Поздравляю с публикацией!

– О, спасибо! И да… Я – к месье Леблану!

Мадам Эндрю легко поднялась со стула, открыла скрипучую дверь и крикнула:

– Месье Леблан, к вам пришли! (Жану) Подождете?

Жан кивнул, сел на диванчик рядом с кабинетом. Мадам Эндрю подошла к окну и подняла жалюзи. Верстка сегодняшней газеты «Париж» практически закончилась, но оставались кое-какие дела. Высокий голос месье Леблана звучал громко в кабинете. Жан зевнул, ему мучительно хотелось спать, и через минуту он задремал. Проснулся он только тогда, когда мадам Эндрю начала трясти его за руку:

– Жан, заходите!

Журналист встал, зашел в кабинет, сжимая в руках свой портфель. Главный редактор с сидел в высоком черном кресле с газетой в руках. Это т вальяжного типа седовласый мужчина, в пенсне, в хорошем твидовом костюме и в начищенных ботинках никогда не вставал, когда кто-то входил. Его глаза-буравчики сверлили Жана, от этого взгляда становилось не по себе. Он набрал воздуха и стал говорить быстро, чтобы успеть все сказать.

– Здравствуйте, месье Леблан! Я только что узнал о дате похорон Сталина, Анри собирается делать большой фоторепортаж об этом… Хотел бы ехать с ним в Советский Союз!

– Мы уже сделали материал о смерти Сталина.

– Да, но я хочу писать не о смерти, а о прощании со Сталиным, которые будут устроены седьмого-восьмого марта в Советском Союзе. Это будет зрелищное событие..Лететь надо сегодня ночью, чтобы все застать.

Зазвонил телефон, и пока месье Леблан разговаривал, Жан Мишо сел в мягкое кожаное кресло напротив главного редактора.

– Да… Я приеду на верстку, вы сомневались? Было когда-нибудь иначе? Да… Да… Тем более мы полностью меняем последнюю полосу, к нам приезжает с гастролями театр Ла Скала. Меня лично пригласили, и я намерен поместить три новых статьи о них. Они как раз к четырем будут готовы (кладет трубку) Жан, я готов отправить вас с Тевье! Но… Ваша статья о военных летчиках наделала много шума, мне звонили из резиденции президента Франции. Просили экземпляр нашей газеты.

Месье Леблан подошел к бару, достал стаканы, открыл виски, подумал, налил себе и Жану по 100 грамм:

– Жан, выпейте со мной! Отличный, солодовый.

Возникла неловкая пауза. Жан взял стакан, пригубил, а потом решительно поставил стакан на место:

. – Месье Леблан, хотел вас кое о чем попросить.

Жан закашлялся, потом быстро достал из портфеля белый платок, в который высморкался, а потом черную папку с газетными вырезками. Месье Леблан смотрел на него с интересом. А юный Мишо достал из папки желтый листочек с рассказом «Самолет». Он протянул его главному редактору, тот взял и стал рассматривать напечатанные на листке буквы:

– Я хотел бы, чтобы вы прочли рассказ летчика, который служил с теми, о ком я писал, но пропал без вести в СССР. Я хотел бы найти его. Его зовут Поль Анджи. Рассказ передал мне один наш ветеран. Сам Поль пропал без вести.

Мы не всегда поддерживали хорошие отношения с СССР, я так понял он попал в лагерь военнопленных вместе с немцами. Советский лагерь. Я хотел бы навести справки о нем, если Вы пустите меня в Советский Союз. Месье Леблан с интересом посмотрел на листочек:

– Может быть дождаться Арни? Нашего фотокорреспондента?

Он выдержал паузу, посмотрел на часы, набрал номер секретаря.

– Пригласите месье Тевье! Срочно (положил трубку телефона) Он будет через десять минут.

Жан помотал головой:

– Читайте! Рассказ называется «Самолет».

Леблан погрузился в чтение, быстро пробежал название на титульном листе: «Рассказ „Самолет“, автор: Поль Анджи. 1943 год».

Неровные строчки заполняли лист, печатная машинка сбоила, и где-то буквы пропечатались повторно, но смысл угадывался, а слова складывались в фразы: «Когда я зашел первый раз внутрь „железной птицы“ и взял в руки штурвал, мне показалось, что я немедленно взлечу вверх. Перед глазами была длинная взлетная полоса. Но когда я закрыл глаза, вся моя новая летная жизнь пролетела перед моими глазами. В армию я попал в 1940 году. Сначала меня отправили в Великобританию, позже меня эвакуировали из Норвегии. Во французском местечке под Марселем меня всегда ждала моя мать: мадам Анджи. Однако судьба моего брата-близнеца Зигфрида Анджи была мне долго неизвестна. Он поехал в августе 1941-го в Марсель за новой рыбацкой сетью, когда его схватила местная полицией Виши, зарегистрировав на немецкой бирже труда. Потом его отправили на завод KDF-ваген в Германию. Возвращаться домой в Марсель мне не хотелось и мне предложили пополнить ряды летной школы. Так началась моя новая летная жизнь. Нас тренировали летчики Люфтваффе, и однажды я открыл глаза, когда штурвал военного самолета Air France был в моих руках. Я перекрестился, поцеловал свой крест, через час мы взлетели».

Месье Леблан посмотрел на Жана. Жан продолжил:

– Рукопись этого рассказа была передана мне военным летчиком, который служил в одной с ним эскадрильи. Он знаком с автором, летчиком Полем Анджи. (вздыхает) Я хотел бы разыскать автора этого рассказа.

Месье Леблан перевернул листок с рассказом:

– Как его зовут, повторите имя?

– Поль Анджи. В 1945-м следы этого писателя потеряны в СССР, его сбила советская авиация, и он пропал в советских лагерях.

– Вы знаете, Жан, я наверное дам себя уговорить. У вас, конечно, совсем нет опыта зарубежных командировок, но если отправить вас с опытным корреспондентом? В общем, я хочу отправить Арни Тевье вместе с вами в СССР. Как вам идея?

– Отличная идея!

– А что вы намерены делать с автором этого текста? Где искать?

– В советские лагеря вас не пустят…

– Я хочу навести справки об этом французском гражданине в Советском архиве. (он залез опять в папку) В Париже я уже сделал это. Получил данные об этом гражданине Франции. Вернее о двух гражданах (достает бумагу с печатью) Вот архивная справка о: Поле и Зигфриде Анджи, братьях-близнецах из Марселя. Зигфрид был освобожден британскими войсками и лично офицером Иваном Хирстом и работает сейчас под его началом на заводе Рено! Поль Анджи до сих пор в СССР!

Месье Леблан пожал плечами, выпил еще виски, потом поставил стакан на стол. Жан молчал и следил за каждым его движением. Вдруг главный редактор передумает его отправлять, но месье Леблан вздохнул и вдруг задал неожиданный вопрос:

– Кстати, у тебя в семье есть пострадавшие из-за немецкой оккупации Франции?

– Да, есть. Мой отец Стефан Мишо попал в Третий рейх в 1940-м. Был отправлен туда немецкой биржей труда.

Месье Леблан махнул рукой:

– Он воевал?

– Он угнан в Третий рейх в 1940-м. Работал на оборонном заводе, потом у бауэра! А почему вы спросили?

Главный редактор не успел ответить, в его кабинет вошел Арни Тевье

с любимым фотоаппаратом Leyka в руках. Он пожал руки месье Леблану и Мишо, вынул свой портсигар, аккуратно отрезал кусочек сигары специальным секатором, достал из кармана металлическую зажигалку. Его утонченное лицо, бородка клинышком, карие глаза с прищуром, все вызывало симпатию и почему-то моментально разряжало любую напряженную обстановку. Жан почему-то облегченно вздохнул, он давно симпатизировал Тевье. Анри сделал приглашающий жест:

– Чертовски хочется курить!

Он предложил сигару главному редактору, и уже через минуту табачный дым дорогих сигар наполнил кабинет месье Леблана. Месье Леблан откашлялся и, махнув в сторону юного корреспондента, произнес:

– Хочу отправить его с вами делать репортаж о похоронах Сталина.

Арни пожал плечами.

– Готов ехать в СССР! Тем более в хорошей компании.

– Тогда идите получать деньги для поездки. Срочно!

В этот момент опять зазвонил телефон, на другом конце провода послышался хриплый голос месье Девон, старейшего работника газеты «Париж». Главный редактор, морщась, отодвинул от своего уха трубку телефона, так как месье Девон буквально орал, не стесняясь в выражениях. Голос Девона хрипел узнаваемо ему в ухо, но главный редактор не разозлился, а засмеялся:

– Что вы хотели, Девон?

– Черт побери… Скажите, когда верстка газеты?!!!Я сделал несколько правок в своей статье.

Месье Леблан замолчал, месье Девон как всегда мешал выйти в тираж очередному номеру газеты «Париж», поэтому месье Леблан коротко выслушал его, а затем ответил:

– Верстка газеты к утру закончена, мы вносим правки до 17, однако, боюсь, что в этот раз вы не успеете, месье Девон (допивая виски). Я поставлю другой очерк. Переделывайте спокойно.

Трубка опять возмущенно захрипела, но месье Леблан положил ее на место и посмотрел на Жана, кивнув на Тевье:

– Итак, повторюсь, с вами в СССР едет опытный фотокорреспондент месье Тевье.

– Спасибо! Мне дали в парижском архиве весь список французских военнопленных, а мне нужно найти следы Анджи в архиве комиссии генерала Голикова.

– Что это за комиссия?

– Это комиссия по делам иностранных репатриантов. Она находится в Москве.

– Официальное письмо от газеты «Парижа» я вам дам, но собственно это все! Если будут трудности, звоните в посольство, мы восстановили дипломатические отношения с СССР и наш посол, его зовут Дежан, он еще не вступил в свою должность официально, мы только налаживаем дипломатические отношения с СССР, но он есть в их столице.

Месье Леблан вынул из своего стола бумагу, быстро начал на ней писать, а потом отдал Жану Мишо:

– Поставьте нашу печать на это прошение. Милый Жан! Вы вовсе не знаете страны, в которую едете, вы по счастью владеете русским языком, но опыта у вас маловато! Месье Тевье будет вам проводником и помощником в Советском Союзе. (через паузу) Я жду горячего репортажа с места прощания со Сталиным. А по поводу вашего пленника (он посмотрел в бумагу с рассказом «Самолет», а потом переда его Жану) Я готов подписать бумагу о вашей первой заграничной командировке от газеты «Париж», но с одним условием, что у вас будет сопровождение в виде серьезного и опытного корреспондента.

Жан улыбнулся, настроение улучшилось, он едет в СССР!

Уже через час начинающий журналист ехал в такси к отцу и матери. Поездка ожидалась непростой, и он почувствовал, что их просто необходимо увидеть перед отъездом. Поля с золотой рожью мелькали в окошке, на них гуляли барашки на тоненьких черных ножках и черно-белые коровы. Таксист смотрел вперед, пытаясь обогнать справа и слева водителей других машин. Через какое-то время он включил радиолу, настроил волну, и неожиданно Мишо услышал песню Пиаф. Пронзительный голос французской певицы отлично сочетался

с мелькающими пейзажами за окном такси, с ветряными мельницами и французскими домиками. Когда он подъехал, то мадам Мишо как раз подвязывала лозу, а месье Мишо рвал первую траву в саду для кролика. Белый и ушастый сидел у него на руках, когда Жан подошел к отцу. Они обнялись, а через полчаса уже сидели под виноградной лозой и пили прошлогоднее белое вино, сделанное руками самого старшего Мишо: Стефана Мишо. Новый виноград еще не завязался, весеннее солнце еле пригревало, но уже чувствовался приход весны. Жан зажмурился от солнечного зайчика, который заскакал по воде в бочке рядом со столом. Он встал и наклонился. На него взглянуло отражение: черные, кудрявые, непослушные волосы, густые брови, глаза-черные оливки. Он отметил, что становится похожим на отца все больше. Только у того – все больше седины в волосах, морщин на лбу и щеках. От матери младший Мишо отличался сильно, сухопарая, сероглазая, она суетилась по хозяйству и периодически подбегала к столу, ставила то сырную тарелку, то хлебные лепешки. Жан вздохнул. Походить на отцу ему совсем не хотелось, он помнил дни его отсутствия в семье, помнил свою отчаянную боль внутри, его переживания, что он -,десятилетний, безотцовщина. Он долго не верил, что отец вообще вернется, но мать однажды при нем порвала газету с портретом Гитлера, грязно выругалась, и твердо сказала: «Он вернется, сын. Он жив и вернется». Отменное семейное шардоне пилось легко. Старший Мишо взял в руки последний выпуск газеты «Париж», в которой работал сын. На первой полосе- статья о смерти Иосифа Виссарионовича Сталина.

Казалось, далекая весть из загадочного и закрытого СССР никак не касалась этих французов, но Стефан выдержал паузу и неожиданно сказал:

– Представляешь, сын! Я чуть не изменил твоей маме. Со мной на ферме, у фрау Якобс в Германии, трудилась девушка. Из Советского Союза, русскаяя. Очень красивая. Звали… Муся.

Воспоминания нахлынули на Мишо:

«…1944. Солнечный свет, яблоки, которые плавают в озере, песочный берег располагали к радостному настрою. Через пять минут появилось желание просто поплавать, но он боялся ее вспугнуть. Он знал, что встретит здесь эту русскую. Муся ходила сюда купаться каждое воскресение. Стефан купил ей вчера в местном магазине красивое желтое платье и мечтал подарить его и рассказать ей о своих чувствах. О повесил платье на ветки и стал смотреть из-под веток на плавающую Мусю. Она вышла из реки через полчаса, мокрая и прекрасная. Голая фигура эффектно выделялась на фоне озерных бликов, Стефан просто залюбовался. Он спрятался в кустах так, чтобы она его не заметила, повесив купленное платье на ветки. Он приподнялся и тут же себя обнаружил. Муся охнула, быстро прижала к себе свое платье. Стефан пытаясь ее успокоить, отвернулся и даже закрыл глаза руками. Муся прошептала:

– Стефан! Ты меня напугал!

– Я купил тебе платье… Надень его…

– Это мне?… Стефан, спасибо, но… Зачем?

– Я хочу тебе сделать подарок… Жёлтый тебе к лицу…

Муся думала с минуту, а потом решилась все же примерить платье. Стефан смотрел на нее из-под своих пальцев, и невольно зацокал языком, увидев Мусю в желтом, шелковом, нежном платье. Оно ей очень шло…»

Стефан вздохнул, воспоминания о плене дались ему нелегко. Стефана Мишо увезли в Германию в 1940-м, после регистрации на местной трудовой бирже. Он долго трудился на химическом заводе, а потом он заболел, и когда выздоровел, его забрала к себе бауэрша, фрау Якобс помогать по хозяйству. Там на ферме он и познакомился с девушкой из Советского Союза.

С сыном фрау Якобс случилось несчастье, Карл Якобс покончил собой. Арестованный гестапо в 1944-м, Стефан Мишо освободился лишь из-за капитуляции Германии в 1945-ом. Его освобождали американские солдаты, которые ворвались в здание полиции. Он вернулся в немецкую деревушку, пытаясь разыскать свою русскую любовь, но его встретила лишь немецкая бауэрша Якобс. Он вспоминал: «Она стояла рядом со стогом сена. Все такая же: небольшого роста с жилистыми руками. В руках – вилы, на голове – платок, подол платья фрау Якобс заткнула за пояс. Увидев Стефана, она бросила вилы подальше и крикнула:

– Эй, француз! Ты чего? Вздумал вернуться?

Стефан смотрел на нее из-под ладони, улыбнулся. Очевидно, что фрау Якобс вовсе не простила ему смерть своего сына Карла. Француз почувствовал себя неловко:

– Фрау Якобс, я хотел спросить про Мусю. Меня выпустили совсем, оправдали в общем, я хотел забрать свои вещи и уехать. Так где ваша русская?

Фрау Якобс помолчала с минуту, а потом вдруг бросилась на Стефана с кулаками. Тот еле ее остановил, перехватив руку:

– Ах ты гад! Сволочь! Смел явиться в мой дом! Убирайся, убийца, из моего дома к своей шлюхе в СССР.

– Она не шлюха. (через паузу) Могу я забрать свой чемодан? Я не убивал вашего сына. Он сам себя убил на старой мельнице, фрау… Бедный несчастный гитлер-югенд, узнавший, что его дед был евреем…

Фрау Якобс в сердцах плюнула, побежала внутрь дома, залезла в шкаф, достала чемодан Стефана, выбежала на улицу, бросила его на землю, убежала внутрь дома, хлопнув дверью. Чемодан раскрылся, вещи: рубашка, брюки, мыло, зубной порошок – все вывалилось на землю. Стефан собрал вещи в чемодан, а затем, перед тем как его закрыть, достал из-под обшивки фотографию Муси. На Мусе Растопчиной – клетчатое платье со знаком OST.

Фотография – черно-белая, и он только по памяти вспомнил цвет ее ярко-голубых глаз, темно-русых волос. Когда они выгорали на солнце, то становились чуть золотистыми. Когда-то Муся подарила это фото Мишо»

Солнце уходило за горизонт: Стефан замолчал, махнул на сына Жана рукой. Воспоминания о Мусе Растопчиной в желтом платье мучили его невероятно: «…Муся надела желтое платье, которое ей невероятно шло. Она все еще дрожала после озера, волосы ее спутались и кудрявились от влажности. Стефана охватило невероятное желание обнять ее. Но как это сделать? Ведь их могли найти и сдать местной полиции.

– Пойдем… в какое-нибудь укромное место.

Стефан обнял Мусю, она подхватила свое синее старое платье с нашивкой OST в руку, и они медленно, обнимая друг друга, двинулись в сторону мельницы…»

Стефан встряхнул головой, сын сидел с ним рядом:

– Я поссорился с твоей матерью из-за этой девчонки, она долго меня к ней ревновала. (помолчал) Их Сталин умер. Возможно, тебе удастся найти Мусю в СССР.

Жан задумался, а потом, выдержав паузу, сказал:

– Расскажи мне свою историю, отец.

– Я попал в Германию на работу в 1940-м. Когда фашисты оккупировали Францию, в каждом городе создали контору, которая вербовала рабочую силу в Третий Рейх. Не думай, что это было добровольно, тех, кто скрывался, находили и отправляли. Тебе повезло, что мать спрятала тебя в подвале, хотя возраст у тебя был неподходящим, но могли и с ней отправить работать. Я решил спасти семью и пришел сам. Освободился лишь в 1945-м. Меня американские войска освободили… Я вернулся в немецкую деревушку. Пытался разыскать свою знакомую Мусю Растопчину, остовку, однако фрау, у которой я работал, рассказала мне, что Муся уехала в СССР

– А как ее звали? Баэршу?

– Ее звали фрау Якобс (через паузу, он решил поменять тему, слишком болезненные воспоминания одолевали его) Я рад, что восстановил виноградники. Хорошее вино, ведь правда? Думаю будет хороший урожай в этом году. Пришлю тебе ящик в Париж (махнул рукой на газету «Париж»)

– Хорошо!

Стефан встал, оглянулся и увидел жену, которая вешала белье на заднем дворе. Он посмотрел на сына, а тот отпил вина и повторил:

– Я еду в командировку… Первую! Представляешь?

– Ты на сколько едешь? На месяц?

– Нет, максимум на неделю. Это первая моя загранкомандировка, отец, и первая в СССР!

Старший Мишо двинулся к дому, оставив сына одного за столом. На столе стоял старенький радиоприемник, который мадам Мишо купила на какой-то барахолке, рядом сидел кролик и ел траву. Жан стал гладить за ухом и смотреть, как ушастый быстро поглощает еду. Мать подошла к нему и обняла сзади, прижавшись. Жану стало неловко, он взялся за ручку громкости радио:

– Слушал вчера новости по радио. Говорят, Сталина будут хоронить с почестями.

– Как работает радиоприемник? Я купила его в Париже на распродаже.

Мать смотрела на сына с тревогой, ей совсем не хотелось его никуда отпускать, но Жан вырос, стал мужчиной, и сам принимал решения.

Весь в отца! Жан с интересом крутанул ручку радиоприемника, выдвинул длинные металлические рога, подкрутил стрелку на нужную волну, зазвучал французский шансон и почему-то стало веселей.

– Неплохо.

– Так ты едешь в Советский Союз? Я правильно услышала? Я горжусь тобой, сын.

– Это моя первая командировка, мама. И я хочу (он сделал ударение на этом слове), чтобы ты мной гордилась.

Жан гладил белого кролика, но тот дрожал от страха. Его белые длинные уши смешно топорщились, розовые прожилки в черных заячьих глазах налились кровью, и от этого казалось, что заяц сейчас заплачет кровавыми слезами. Мать погладила его по голове и пошла в дом. А у стола появился отец Жана.

– Я просил тебя найти в Советском Союзе Мусю, Марию Растопчину, остовку, которая была со мной в Германии. Обещаешь? – Марию Растопчину? Хорошо…

Месье Мишо залез в карман своей жилетки и достал фотографию Муси в клетчатом платье с нашивкой OST, ту самую:

– Вот, держи… Только матери не говори, а то она меня ревновать будет. Жан положил кролика на землю и тот радостно ускакал в кусты. Он осторожно взял фото из рук отца. Внимательно рассмотрел надпись на фотографии: «Стефану Мишо от Муси». 1943». Старший Мишо вздохнул, потом сказал быстро, тщательно подбирая слова:

– Передай ей это фото, если увидишь… Я хранил его все эти годы.

– Я понял… (он посмотрел на часы) Мне надо ехать… Прощай, отец!

Жан положил фото в карман своего пиджака, а Стефан махнул рукой на сына и обнял его. Он встал, зашел в дом, обнял мать, но время подгоняло его, по этому очень скоро скрипнула калитка, Жан сел на велосипед и поехал к ближайшей железнодорожной станции. Его одинокая фигура в белой рубашке и брюках выделялась в желтом пшеничном поле.

Когда Жан опять появился в издательстве газеты «Париж» с чемоданом, его встретила встревоженная мадам Эндрю. Главный редактор газеты «Париж», месье Леблан, бледный и с заострившимся носом лежал на полу в приемной своего кабинета. Секретарша держала его за запястье, но пульс еле угадывался. Она махнула рукой на Жана, и он закрыл дверь. Она вновь пыталась заговорить с лежащим без движения месье:

– Месье? (через паузу) Месье Леблан!

После этого мадам Эндрю встала, подбежала к телефону, быстро набрала номер скорой медицинской помощи, а затем, услышав короткие гудки на другом конце провода, быстро произнесла:

– Девушка, простите, это – личный секретарь главного редактора газеты «Париж», месье Леблана. Срочно нужна госпитализация, месье Леблан лежит без сознания у себя в кабинете. (пауза) Что? Да, пульс есть! (пауза) Быстрее приезжайте.

Мадам Эндрю с яростью бросила трубку на рычаги телефона. Ленивый голос девушки из скорой помощи вывел ее из равновесия.

Она еще раз нащупала пульс на руке главного редактора газеты «Париж», затем смочила водой из графина салфетку и положила на лоб своего патрона. Тот на минутку ожил, дотронулся рукой до лба:

– Скажите, мадам Эндрю. Вы могли бы попросить Жана, проследить сегодня за версткой «Парижа»? И дозвониться месье Девону, чтобы он не ехал

в типографию? Его статьи завтра не будет. Да… И скажите месье Тевье, что я снял с верстки его вторую статью об Африке.

– Да, я поняла вас. Месье Тевье готовится к командировке с Мишо, я уже все подписала.

Мадам Эндрю кивнула, затем, посмотрев в телефонную книгу, набрала номер месье Девона.

– Месье Девон, я хотела бы вам сообщить, что месье Леблан госпитализирован. Перед отправкой в госпиталь он успел сообщить, что ваша статья будет в газете только через день, а вы сами должны явиться в бухгалтерию за гонораром.

Секретарь быстро положила трубку, и, услышав сирену за окном, подошла к подоконнику и посмотрела вниз. У входа в подъезд старинного особняка газеты «Париж» стояла карета скорой помощи. Фотограф Арни Тевье подошел к редакции в тот самый момент, когда два санитара достали из скорой помощи носилки, а из кабины водителя выскочил доктор в белом халате и шапочке. Они быстро заскочили в подъезд, вслед за ними вошел сам месье Тевье. Уже через десять минут носилки с месье Лебланом появилась в коридоре редакции. Редкие сотрудники газеты «Париж» испуганно смотрели на эту суету, Арни Тевье шел за санитарами, но, увидев Жана, спросил удивленно:

– Что случилось с месье Лебланом?

– Месье Леблану по-моему плохо с сердцем.

– Ох, ты. Ничего себе! А в чем дело?

– У него наверное инфаркт.

Санитары успели добежать до кабинета и вскоре пронесли месье Леблана мимо Арни и Жана.

– Посторонитесь!

Мадам Эндрю показывала жестами, куда им идти, а Тевье быстро подскочил к секретарше месье Леблана и быстро спросил.

– Скажите, что все же случилось, мадам Эндрю? Инфаркт?

– Да, и по моему обширный! Месье Леблану плохо! С сердцем плохо. Вам придется ехать в типографию вместе с Жаном и помогать ему с версткой газетой. Месье Перье, начальник нашей типографии, вам поможет!

– Да, мы знакомы…

К мадам Эндрю подскочил и Жан:

– Но почему я? Я ни разу не был на верстке… Ночью я улетаю в СССР вместе

с Арни! Может еще кого-то попросить?

– Больше некому… Все едут по своим делам…

Она протянула Жану папку со статьями для завтрашней газеты. Тот пожал плечами, он смутился. Анри твердо взял его за руку и сказал, обращаясь

к секретарю своего патрона:

– Не волнуйтесь, мадам Эндрю! Мы все сделаем…

Мадам Эндрю быстро кивнула, она увлеклась отправкой месье Леблана в госпиталь и вовсе не хотела разговаривать. Она закрыла кабинет главного редактора и покинула здание. Тевье подошел к окну. Жан отдернул штору и увидел мадам Эндрю, которая шла рядом с носилками месье Леблана. Его поднесли к санитарной машине и стали грузить внутрь. Жан вздохнул и услышал скрип дверцы, а Тевье уже вынимал из шкафа ватман. Мишо раскрыл папку, которую ему передала секретарь главного редактора, и увидел огромное количество статей внутри. Но как с этим справиться? Его отвлек Анри:

– Скажите, мой юный друг?! Вы готовы ехать в типографию?

– Я вызову такси!

– Ну уж нет. Позвоните водителю месье Леблана. Его зовут Андре Мирей. Он нас довезет по нужному адресу.

Тевье написал на бумажке телефон водителя, и уже через минуту Жан ему позвонил:

– Андре, приезжайте к парадному подъезду через полчаса. Месье Леблан попал в больницу, а мне нужно ехать срочно в типографию. Мне и Анри Тевье, нашему фотокорреспонденту.

Услышав короткое «да» на другом конце провода, Жан тут же прервал связь. Тевье налил ему воды из графина, но тот лишь лениво махнул рукой. Анри выпил сам и задумчиво произнес:

– Юноша! Руководить газетой «Париж» в одиночку очень сложно, наш босс попал в больницу, боюсь, почти на месяц. Верстка в 17, печать в 20.

– Нам лететь в Москву ночью, когда я полечу во второй раз, непонятно, и я бы не хотел опоздать из-за всего этого на самолет!

– Тогда едем в типографию с вещами, а оттуда в аэропорт. Я в вашем распоряжении! Письмо от газеты «Париж» с автографом Леблана у вас с собой?

Анри Тевье внимательно посмотрел на Жана. Он кивнул.

– А вы собираетесь в СССР и во вторую поездку? Один? Самонадеянно, мой друг!

Жан пожал плечами, а Тевье решился сказать прямо:

– Вряд ли главный редактор отпустил бы вас одного!

Жан задумался, поездка в СССР казалась ему подарком судьбы. Он мечтал написать новую статью о пропавшем летчике Анджи. Да и просьбу отца хотелось выполнить. Однако все зависело от того, как они съездят с Тевье в первый раз. Жан Мишо нервно налил себе воды из графина и быстро выпил. Он посмотрел на большие часы с золотым циферблатом, стоящие в углу редакции. На часах было уже почти пять.

– По-моему, нам пора!

Тевье не успел ответить, закашлялся, высморкался, коротко посмотрел на свои часы и именно в этот момент зазвонил телефон в редакции. Водитель Андре Мирей ждал их у входа. Жан выглянул в окно, машина месье Леблана стояла прямо у подъезда. Жан ещ раз уточнил у опытного Тевье:

– Скажите, а как быть? Нужно взять верстку газеты с собой?

Жан кивнул на ватман с окошечками для газет.

– Нам нужно успеть все сделать за час в типографии. Не волнуйтесь, Жан! Я как-то был на верстке и даже на печати. Мы справимся!

Тевье был профессиональным фотографом, работал в «Париже» более 15 лет и объездил весь мир, фотографируя разные памятники архитектуры. С опытным корреспондентом Жану стало легче. Тевье открыл шкаф еще раз и вынул оттуда две папки своих фотографий.

– Ну вот. (Жану) Смотри, какой отличный фотоотчет. Рекомендую! Полный комплект! Мы можем найти новые фотографии из моей Африки и разместить их в газете, если будут белые полосы. Уверен, тебе нужна будет помощь! А я, когда доедем, отправлю, Андре за моим чемоданам к себе домой. Твой багаж здесь?

– Да, я оставил его у входа… Как чувствовал, собрался еще вчера.

– Поехали…

Жан посмотрел на него внимательно, кивнул, и пошел вниз по лестнице вслед за Анри Тевье, и уже через пять минут молодой журналист и опытный фотокорреспондент сидели в машине месье Леблана, а через час вошли в типографию издательства газеты «Париж», где его встретил месье Марсель Перье. Он стоял в нарукавниках, руки испачканы в черной краске, черноглазый, чернобровый, в белой рубашке с черной бабочкой и в черном берете. Марсель походил чем-то на негатив черно-белой пленки. Он держал белые листы газеты в своих руках:

– Анри, какими судьбами?

Анри Тевье сухо кивнул:

– Месье Леблан попал в больницу, Марсель! Мне поможет наш новый корреспондент, Жан Мишо. Вы знакомы?

– Вот этот? (Жану) Вы в газете недавно?

– Да! Наверное с полгода, пришел после стажировки в институте, скажите, а когда начнется сегодняшняя печать газеты?

– Не раньше шести-восьми! (Тевье) Месье Тевье, давайте утвердим верстку!

Они подошли к столу, где Жан Мишо увидел россыпь черных типографских букв, из которых наборщицы, а их было целых три, набирали тексты строго по ватману. Они все были из пригорода Парижа, небольшого роста, такие же как Марсель, черноволосые, черноглазые, скуластые. Говорили они быстро и с заметным акцентом. Месье Перье строго на них посмотрел, и они затихли. Тевье озадачил его:

– Скажите, а как вы видите заголовок на первой странице?

– Я хотела спросить Вас или Жана?

Жан покраснел, положил ватман на стол, положил статьи, фотографии, поменяв их местами, а потом, кивнув месье Тевье, быстро сказал, обращаясь к Перье:

– Сталин умер, кто будет следующим?

– Это слишком радикально! Очень радикально! Мы поссоримся с СССР.

– А как же первая полоса газеты?

– Еще раз разместим вчерашнюю статью с тем же названием. (пауза) Хотя…

Месье Тевье вздохнул, увидев, как нахмурился месье Перье:

– Я предлагаю более мягкое название: «Смерть Сталина сменила политические полюса».

– Ну, это очень длинно. Предлагаю так: «Смерть Сталина!» И мелкими буквами: «Дневники последних дней».

Жан улыбнулся, такое название ему нравилось, однако ему не приходило в голову, что слово «дневник» имеет двойственное значение, «дневник жизни» и «дневник похорон» совсем не означал знак равенства. Жан подошел к своему чемоданчику и вытащил газеты «Париж» от 5 марта и от 6 марта 1953 года, положил на стол. Бегло просмотрел статью, наборщик месье Перье смотрел на Жана холодно:

– Весь материал вчера не влез. Так что сегодня разместим оставшийся за скобками.

Месье Марсель Перье взял в руки железные скобки, которые скрепляли литеры газетного набора, и похлопал ими, аплодируя самому себе, скобки издали характерный жестяной звук, а наборщицы тяжело вздохнули, посмотрев на часы. Тевье, как обычно, разрядил обстановку:

– Месье Перье! Давайте торопиться! А то не успеем. Нам еще в аэропорт! Едем в СССР, освещать похороны Сталина! Вот!

Но Жан неожиданно решил настоять на своем мнении: – Нет, лучше так: «Хроника последних дней Сталина».

Месье Марсель Перье всплеснул руками и улыбнулся, юный журналист неожиданно стал ему нравиться: вот это интуиция, вот это образование, вот это журналистское чутье! Но начальник типографии вовсе не хотел, чтобы Жан почувствовал себя зазнайкой, поэтому он сдержался и не стал хвалить его:

– Я бы прислушался к вашему более опытному коллеге, милый юноша.

– Но я согласен полностью с Жаном! (Марселю) Хроника – это правильно! (Жану) Мы скоро зафиксируем хронику 7—8 марта 1953 года! И эта шапка нам пригодится! Будем публиковать новые материалы под одним названием! Перье смотрел на них с интересом:

– Связываться будете по телефону? Оперативно… Желаю вам удачи!

Он пожал плечами, верстка газеты «Париж» началась не в двадцать, а ровно в восемнадцать часов по парижскому времени. Закрутился печатный станок, а еще через час в руки к Жану попала свежая газета «Париж» от 7 марта 1953 года с первой полосой: «Смерть Сталина: Хроника последних дней диктатора». Жан понюхал свежую типографскую краску газеты «Париж»:

– Ух ты! Какая красота!

Тевье заглянул ему за плечо, посмотрел на газету, похлопал стажера по плечу:

– Молодец, Жан! Поздравляю с первой версткой. Надеюсь выпить с тобой шабли в аэропорту! Нам и правда надо ехать. Андре уже привез мой багаж. Но Жан не мог оторваться от газеты, он вдыхал и вдыхал запах типографской краски.

Тевье неожиданно замолчал, потом откашлялся и спросил:

– Скажите, Жан! А что за рассказ «Самолет» вы дали Леблану? Он рассказал о нем коротко, но показать не успел. Это интересно!

– Это одного пленного француза, которого я хочу разыскать в Советском Союзе. Мне надо еще перевести его на русский язык. Я говорю о рассказе «Самолет». Вся надежда на мою хозяйку- Веру Франковскую, мою учительницу по русскому. Мне хотелось бы напечатать его в русской эмигрантской газете, вдруг найдутся очевидцы или знакомые в СССР.

– А что сами? Не можете?

– Я не владею русским столь блестяще, а моя знакомая Вера Франковская-русская эмигрантка, живет в Париже давно. И отличный литературный переводчик.

– Интересно. Потом дадите прочесть? Я был дружен с Экзюпери, он мне рассказывал массу историй из жизни летчиков. Это ваша тема, Жан! (он глянул на часы) Нам надо торопиться, стажер!

Юный корреспондент подхватил чемодан, раскрыл его, сунул туда два экземпляра завтрашней газеты «Париж» и поспешил за Тевье к выходу. Через два часа они были уже в самолете Air France и вылетели в СССР.