Читать книгу Городской роман или Школа Карабаса - Елена Овчинникова - Страница 2

– Надюха! Стерва! Открывай, – требовал хорошо поддатый мужчина, трезвоня в звонок и колотя ногами дверь; а когда эту самую дверь открыла девочка-подросток, он просто упал ей на плечи, едва не опрокинув.

– Папка! Что ж ты опять такой, папка, – только и сказала девочка, втаскивая его в прихожую, где усадила на стул и принялась снимать с него драповое пальто, а потом и ботинки с носками. В их маленькой двухкомнатной квартирке панельной хрущевки на деревянном крашеном полу везде лежали ковровые дорожки, по которым принято было ходить босиком.

– Что значит «опять»? Ты меня еще критиковать будешь? Я тебе кто: отец или не отец?

– Отец, отец, папка, – постаралась успокоить пьяного родителя девочка, заметив, что тот приступил к неловкому расстегиванию своего ремня. – Пойдем лучше на кухню. Там ужин уже готов.

И Надя помогла отцу пройти по узкому коридору на крохотную кухоньку, где с трудом размещались плита, мойка, холодильник и маленький столик. Усадив мужчину на табурет у стенки, девочка выложила со сковородки на тарелку жареную картошку с магазинной котлетой и поставила их перед ним. Попробовав угощение, отец мрачно заметил:

– Холодное.

– Я сейчас подогрею, – пообещала девочка. Но мужчина уже вытянул из петель брюк свой длинный ремень и, сложив его пополам, потребовал:

– Дай руку!

– Папка, не надо, – взмолилась Надя, пряча обе руки за спину. – Я не виновата. Ужин просто успел остыть. Я подогрею.

На что мужчина, как всегда, возразил:

– Ну да. Была б жива мамка, она б научила тебя, как надо встречать мужчину, а сейчас должен учить я! – Но учить он умел только так, как учили его самого когда-то родители, а потому опять повторил: – Дай руку, стерва!

Девочка не стала напоминать отцу о том, что когда была жива ее мать – он дочку и пальцем не трогал. Раньше, когда Надя была маленькой, жизнь их семьи была довольно спокойной и размеренной, как у большинства москвичей; пока не наступила так называемая «перестройка», которая слизнула товары с полок магазинов. Еще совсем недавно люди приезжали в Москву за колбасой; а теперь – зайдя в большой гастроном – на прилавках можно было видеть только горы консервов под названием «Завтрак туриста». И чтобы хоть как-то вырваться из этой ситуации – мама уволилась с завода, где работала контролером, и устроилась продавщицей на рынке. С продуктами в их семье стало немного лучше; но два года назад мама зимой сильно простудилась. Тогда началось все с пневмонии, а закончилось похоронами. И отец с дочерью остались одни, ибо у них на этом свете не было больше родни.

Однако этими напоминаниями – как показывал небольшой жизненный опыт девочки – можно было только расстроить отца и увеличить наказание. Поэтому Надя покорно протянула отцу левую руку; а тот тут же ухватил ее за запястье. И если в данный момент ноги у мужчины из-за выпитой водки были, как ватные; то руки – силы рабочего не теряли.

Получив по ногам первый удар, Надя чересчур громко вскрикнула, чем вызвала новое замечание:

– Не привлекай внимание соседей!

И отец продолжил лупить дочь ремнем по голеням и бедрам, всерьез опасаясь приметы – бить девочку по заднице, значит лишать ее будущего замужества. А та тихо охала, топчась на месте. Только после пятого удара мужчина позволил дочери подогреть ему ужин, а затем отвести в комнату и уложить на диван; где уже через минуту крепко заснул – издавая громкий храп. А Надя, наконец, смогла вытереть слезы обиды, перемыть посуду и продолжить выполнение школьных домашних заданий – время от времени растирая руками горящие следы от отцовского ремня, кидая взгляды на фотографию мамы, стоящую в рамке на письменном столе.

На следующий день в школу девочка, как всегда, надела плотные колготки, чтобы не было видно следов побоев. Она уже давно – на удивление окружающих – не снимала колготки даже в летнюю жару, объявляя всем, что ей совсем не жарко. И больше никогда не ходила с подружками на пляж. А школьного учителя по физкультуре смогла убедить дать ей разрешение заниматься в длиных трениках. Может быть, учитель и догадывался – в чем тут дело; но вмешиваться в их семейную жизнь не стал, тем более что девочка на отца нисколько не жаловалась.

Но, несмотря на всё это, отец и дочь продолжали по-своему любить друг друга. Девочка терпеливо переносила невзгоды жизни – следя за домашним порядком, бегая в школу и встречая отца-пьяницу. Ей только надо было дождаться, когда отец бывал трезвым, чтобы попросить его о чем-нибудь; и тогда он обязательно исполнял просьбу, испытывая чувство вины перед дочкой. Но если раньше девочка просила лишь сладости, то сейчас ей нужна была новая одежда, потому что старая просто-напросто стала мала.

* * *

И уже через три дня, когда отец в выходной не успел еще поправить свое здоровье, а только обдумывал – где раздобыть водку; девочка, погладив его по плечу, ласково попросила:

– Папка, а пап! Купи мне новую блузку! А то надо мной все в школе смеются…

– Это еще почему?

– Ну, посмотри на меня.

Мужчина тупо уставился на собственную дочь, стоящую перед ним в той самой одежде, которую она второй год надевала каждый день в школу.

– Ну и что? – недоуменно спросил отец.

– Как что? Мне Галка лифчик своей мамы принесла в школу.

– У тебя лифчик? – изумился мужчина; ибо до его сознания никак не могла дойти мысль, что у тринадцатилетней девочки могла вырасти пышная грудь.

– Хочешь убедиться? – и Надя быстро стала расстегивать пуговицы белой блузки сверху вниз до тех пор, пока не освободилась грудная клетка; а в образовавшейся щели можно было увидеть лифчик телесного цвета. Ткань блузки при этом явно не сходилась сантиметров на пять.

Отец только сейчас соизволил внимательно посмотреть на свою взрослеющую дочь. «Как она стала похожа на мать», – с тоской отметил он про себя, разглядывая ее белокурые, коротко постриженные волосы, покатые, как у взрослой женщины, плечи и пышные груди. Девочка выглядела явно старше своих лет; и только выражение наивных голубых глаз выдавало в ней ребенка.

– У нас остались тряпки от матери? – поинтересовался мужчина.

– Ты же сам велел мне все выкинуть, чтобы ничего о ней не напоминало, – тихо заметила девочка. – Я только фотографии оставила.

– Ну да, ну да, – забормотал мужчина. – Ладно. Где-нибудь деньги раздобуду. Купим тебе новую кофту.

– Ой, папка! – и благодарная дочь кинулась отцу на шею, целуя его в небритую щеку. – Ты у меня самый лучший папка в мире!

– Ну, ну, хватит, – снимая дочь с шеи, проговорил отец. – Голова и так трещит. Сбегай лучше к Марусе за чекушкой.

– А деньги? Без денег она нам больше не даст, – заметила девочка. – Мы и так ей должны сто десять рублей.

– Ну да, ну да! – забормотал мужчина, после чего решительно заявил: – А может предложить ей жить у нас? За жратву ее пустим. А где ей спать – место найдем!

Надя тяжело вздохнула, застегивая свою блузку. Она была уже не такая маленькая, чтобы не понять данную ситуацию – когда женщина с Украины вот уж полгода напрашивалась к ним на проживание; и ей уже пару раз удавалось ночевать в их квартире под предлогом различных праздников. Девочке было очень обидно, что ее папка ради выпивки был готов забыть их маму, но тот продолжал нажимать:

– Ну, что стоишь? Живей! И без бутылки не возвращайся!

Ослушаться отца Надя не смела; и потому, накинув курточку, выскочила из дома, направившись в сторону вагончика без колес, стоявшего на углу.

А на улице апрель 1990 года уверенно менял Москву.

Еще совсем недавно снег лежал на газонах, где теперь появилась новая трава. Нежный ветерок пробегал мимо веток с набухшими почками, готовыми взорваться и выпустить на свободу чистую молодую листву. А если встать на тротуаре и кинуть взор по ряду берез и осин, высаженных вдоль дороги, то можно было видеть – как голые ветки в свете солнечных лучей покрывает зеленая дымка. К тому же – те же лучи озорно били по оконным стеклам ближайших домов, отражаясь в них ярким блеском.

И эта красота городской весны несколько повысила настроение девочки.

Кто-то из местной детворы успел нарисовать на тротуаре мелками классики; и девочка не удержалась, начав прыгать по ним на одной ножке. Но тут перед ней вдруг запрыгал круглый солнечный зайчик. Подняв голову, Надя поискала того, кто запустил этого зайчика, и почти сразу в окне соседнего дома заметила одноклассника с зеркальцем в руке. Мальчик по имени Изя был из еврейской семьи. Он уже давно симпатизировал ей – робко и неловко ухаживая. Неделю назад ему стукнуло тринадцать лет. И, демонстрируя на следующий день Наде подаренный ему родителями престижный и дорогой плеер; Изя торжественно объявил, что – по обычаям их народа – он стал взрослым мужчиной. А уже сегодня мальчик стремился обратить на себя ее внимание при помощи солнечного зайчика. И девочка согласилась продолжить прыгать, подчиняясь его указаниям. Допрыгав до конца, Надя приветливо помахала однокласснику рукой и продолжила свой путь, выполняя поручение отца.

Уже издали она увидела, как полная продавщица высунула свою голову из окошечка, подставив лицо под теплые весенние лучи солнца. Подойдя к вагончику без колес, Надя даже смогла с улыбкой приветствовать ненавистную ей женщину:

– Здравствуйте, тетя Маруся!

– Привет! – небрежно взглянув в сторону девочки, ответила та. – Что надо?

– Папка просит чекушку.

– А деньги принесла? Больше в долг не записываю, – строго заметила продавщица.

– У нас нет денег, но папа сказал, – девочка немного замялась, но потом одним духом выпалила: – Вы можете поселиться у нас.

– Ну, наконец-то! – всплеснула на радостях руками толстая женщина.

– Так чекушку дадите?

– Да, конечно! Який казак без горилки! Скажи папке, вечером еще бутылку принесу. Отпразднуем новосельице! Да еще хлеба возьми с нарезочкой. У меня тут гарная нарезка имеется, а дома у вас, поди, жрать нечего, – расщедрилась хохлушка, укладывая продукты с чекушкой в целлофановый пакет.

А вечером, за кухонным столиком, на котором разместилась миска с вареным картофелем и тарелка с нарезкой из двух видов колбасы, теснились уже три человека.

– Хорошо сидим! – заметил мужчина, с удовольствием разливая водку по двум рюмкам для себя и пышной женщины, которая по случаю торжественного момента успела накрутить на голове локоны, из-за чего стала выглядеть еще крупнее.

– А ты чего нахохлилась? – обратился отец к дочери. – Разливай по стаканам газировку. И себе не забудь!

И подняв указательный палец кверху, он радостно объявил:

– Новую жизнь начинаем, дочка! Голодать больше не будем, – после чего заискивающе уточнил у женщины: – Ведь не будем?

– Да боже ж сохрани! – ответила Маруся.

– Ну, будь! – произнес свой коронный тост мужчина, поднимая рюмку; и никого не дожидаясь – опрокинул ее в рот. Затем со словами: «После первой не закусываем!» вторая рюмка опрокинулась следом. На некоторое время за столом наступило затишье. Маруся отпила из своей рюмки половину и стала заботливо накладывать закуску для начала в тарелку мужчины; а затем она сделала попытку положить картошку и Наде – но та возразила:

– Я сама, не маленькая!

– Яка малэнька? Он яка невеста статная вирости, – переходя на украинский говор, согласилась с девочкой Маруся. Ее замечание заставило мужчину вспомнить о своем обещании, и он объявил:

– Как деньги достану, накуплю обнов этой невесте!

– И то верно, – согласилась Маруся. – А то дивчина красоту свою казать не может! А деньги, касатик, я научу, как достать.

– Воровать что ли? – встревожился мужчина.

– Да боже ж сохрани! Ни! В банке можно кредит взять. Только этот кредит москвичам дают, ну тем, что с пропиской. Я сама узнавала. Мне не дали. А у тебя, коханый мой, прописка есть. Значит, дадут! Мы денежки возьмем, палатку выкупим, свое дело откроем и заживем припеваючи. Не то, что на обновки, на все денег хватит!

– Видала, Надюха? Какую я тебе новую мамку нашел! Припеваючи жить будем! Слышь? А сейчас пойди – постели нам с молодухой на диване!

Девочка покорно отправилась стелить постель «молодоженам», хоть и не расписанным пока в загсе. После того, как с этим было покончено, она вернулась на кухню, где папка с тетей Марусей заканчивали распитие бутылки. Когда бутылка опустела – парочка удалилась в большую комнату на диван; а Надя принялась шумно мыть посуду, стараясь не слышать доносившиеся до ее ушей стоны и хихиканья. Завершив уборку, девочка ушла в свою маленькую восьмиметровую комнатку. Там, взяв со стола фотографию умершей мамы, она покрыла ее слезами и поцелуями; а затем, спрятав фото под подушку, забылась в тяжелом сне.

Но жизнь их семьи отныне, в самом деле, несколько изменилась. И спустя некоторое время Надя не могла не отметить, что получилось не так уж и плохо. Папка стал меньше пить, а потому больше уделял внимания молодой жене – гораздо реже учя дочь ремнем. Но когда – по пьяному делу – обучения все же случались, то у Маруси всегда находился предлог, чтобы не мешать им.