Читать книгу Семья de arche. Архетипическая изнанка семьи - Елена Прудиус - Страница 7

Приемные дети

Оглавление

Есть множество страшных рассказов о силе генетического наследия биологических родителей (имеем в виду родителей, переставших заботиться о детях в силу своей социальной деградации, в основном, алкоголизма и наркомании). Факты, действительно, говорят о том, что нередко приемные дети уже в раннем детстве обнаруживают черты характера бросивших их родителей – моральную неустойчивость, легкую подверженность внешним влияниям, отсутствие собственного характера, волевых побуждений, склонность к легкому достижению желаний, бродяжничеству, игре с огнем.

И все же современная психогенетика доказала на огромном количестве детско-родительских и близнецовых исследований, что в формировании фенотипа (совокупности всех внешних проявлений организма, включая характер) 50% принадлежит, безусловно, наследственному фактору, но остальные 50% зависят от среды, в которой проявляется формирующийся характер. Поддерживаются и экспрессируются (развиваются) те из пенетрировавших (пробившихся) признаков, которые могут реализоваться в данной среде. Так, правильное воспитание может максимально оптимизировать развитие любого почти ребенка. Однако труда это требует огромного, и всегда нужно иметь в виду крайние варианты – синдром Преображенского-Шарикова (тупо сковано – не наточишь, глупо рожено – не научишь). Больная эта тема и еще долго будет открытой для дискуссий и открытий. Однако нас в контексте книги интересует другой аспект приемного родительства – архетипический.

Выбор детей приемными родителями нередко ассортативен, по принципу интуитивно улавливаемого подобия. Некоторые женщины, взявшие брошенного ребенка на воспитание, описывают свои чувства от первой встречи с ним примерно так: «Как только увидела ее, у меня что-то замерло внутри, насторожилось – это она!». И даже встречая их вместе, другие люди часто невольно бросают фразу о том, как они похожи. Таких детей очень легко принимает родня женщины, и такой ребенок со временем усваивает их родовые ценности не хуже кровных детей. Т.е. они становятся культурными преемниками рода, воспитавшего их. Что же в данном случае срабатывает, если не кровь?

Обратимся еще раз к повседневности. Младшие дети из приютов и детских домов (дошкольного возраста) имеют характерную особенность – они ищут маму чуть ли не в каждой новой тете, прижимаются к ней, искательно заглядывают в глаза и даже спрашивают: «Ты будешь моей мамой?».

А одна из моих подруг в юности рассказывала о том, что ее вырастила бабушка Вера, которую она до сих пор завет мама Вера. Т.е. свою маму просто «мама», а бабушку – «мама Вера».


Опыт гибридизации

(из дневника Squaira, тэг «Витя»)


Дети очень хитрые. Они могут притвориться, что совершенно не понимают по-русски, а прочие языки совершенно неизвестны тебе, так что ты можешь сколько угодно талдычить свои просьбы, увещевания, приказы и даже нечленораздельно орать – тебя все равно не поймут. Пока ты не перейдешь на язык жестов, особенно адресованных ниже пояса. Но иногда они пользуются языком настолько утонченно, что никакому взрослому (если только он не А. С. Пушкин, не А. Милн и не Б. Заходер) в жизни до этого не додуматься.

Витя живет у меня уже неделю, и он очень скучает по своей маме. Иногда он даже плачет и начинает демонстративно пренебрегать бабушкой, хотя бы потому, что я единственное существо, которое сейчас рядом с ним. Нашим цыплятам и примазавшимся к их кормушке воробьям плакать о маме совершенно бессмысленно: цыплята инкубаторские, и мамой считают, похоже, меня. А воробьи думают только о том, как обокрасть цыплят. Поэтому плачет Витя мне.

Примерно на третий день жизни в деревне Витя стал иногда забываться и называть меня мамой, потом исправлялся и чуть-чуть конфузился от этого. А один раз с вызовом закричал мне: «Ты ведь мама, да ведь?» Я подтвердила, что да, я мама его, Витиной, маме. А потом Витя стал вместо обычного «бабушка» звать меня «баба» с французским прононсом и получалось среднее между «баба» и «мама». С прононсом у Вити никаких проблем – слезы и сопли всегда наготове. Я сначала хотела Витю спросить про это, т.е. что он имеет в виду, когда так говорит. Но потом решила, что ведь и так все ясно: конечно, я бабушка, но сейчас еще и мама. Потому что мама ему нужнее.

И вспомнила тут, как моей младшей исполнилось полтора годика, и я вышла на работу, как тогда все выходили, и начала она у меня без конца болеть. И пришлось мне просить свою маму взять к себе малышку пожить. Так Клавунчик на долгих четыре месяца оказалась у своей бабушки в довольно далеком городе. Конечно, мы с ней часто разговаривали по телефону. И все же, когда мы, наконец, приехали забирать Клавочку, она не узнала меня, мало того, спряталась за мою мать, цепляясь за нее с криком «мама!». Что я тогда испытала, мало назвать потрясением. Я заново знакомилась со своим ребенком и не сразу она назвала мамой меня. Что делать, Клавунчику позарез нужна была мама, кем бы она не была. Ох, спасибо моей матушке! Но больше я не расставалась с дочкой, боялась, что снова забудет.

***

Маленький Витя и Клавунчик настолько нуждались в сущности матери (уж не Материнская ли это Любовь из сказки Метерлинка?), что готовы ее искать в другом человеке, тем более, генетически очень близком матери. Вправе ли мы говорить об архетипе Любви, в котором нуждаются все абсолютно люди? Вот сказка, которую сочинила восьмилетняя девочка, у которой в четыре года умерла мама, а потом ее папа женился на другой женщине.


Листик и северное сияние


Жил-был листик на одном дереве. Однажды налетел сильный ветер и оторвал этот листик. Настала зима, закружила вьюга, она все носила и носила маленький листик. А он в это время потихоньку подрастал. Потом наступила весна, на другом дереве в этом лесу потекла смола, листик и приклеился к ней. Приклеился, да и прижился на дереве, а смола оттуда ушла в ствол, чтобы приходить в другие места дерева, куда смогут приклеиться другие листики. А над лесом распустило свои перья огромное и прекрасное северное сияние, и горело оно всеми цветами радуги!

***

Девочка сочинила эту сказку через два года от начала жизни в своей новой семье. Разве она не о материнской любви – клейкой смоле, обнаруженной ею в мачехе? Вы можете сказать, что это идеализация ее ситуации, высказанная потребность. Так и есть – не спорю, но добавлю, что на пустом месте ничего не бывает, и мачеха действительно оказалась хорошим, сердечным человеком. Заметьте, что в сказке ребенка смола присутствует только самое необходимое время, пока лист не утвердится на своем новом дереве, а потом переходит в места, где она действительно нужна.

Юнгианские аналитики выделяют фигуру Защитника или Спасителя во снах своих пациентов наряду с образом Насильника, Зверя, Чудовища. Этот аспект несомненно есть в юнговском архетипе Великой Матери. И тянется к ему аспект Зародыша ребенка. Великое и самое безопасное в мире убежище – материнское лоно, и с потребностью в нем можно столкнуться в любом возрасте.

Что тогда важнее – архетип или кровь, сила сродства генов? Выходит, важнее архетипическая сущность взаимодействия, роль Матери, Материнская Любовь. В полной мере об этом народная пословица: не та мать, которая родила, а та, которая воспитала.


Как дети появляются среди нас и о некоторых проблемах, связанных с этим


Беременность от волшебной палочки или история о том, как у одной девочки оказалось два папы, а у другой две мамы

(из дневника Squaira, тэг «семья»)


История эта была взаправду и давненько. Персонажи с тех пор изменились до неузнаваемости, поэтому никаких проблем конфиденциальности возникнуть не может, кроме того, огласка этой истории в свое время была минимальная – исключительно между главными действующими лицами.

Жила девица одна – из тургеневских, воздушная вся и возвышенная, не от мира всего. А звали, кажется, Татьяной, потому как еще маленько пушкинская получилась. Да еще в волшебную палочку очень верила с детства, когда еще в Золушках ходила. Ну и натурально сама все это про себя думала, поэтому, когда замуж вышла и столкнулась с грубой действительностью супружеских отношений, заболела чем-то нервным и кожным. Детей она вроде очень хотела, ну и знала, что они должны тем или иным образом возникнуть в процессе естественных взаимоотношений, но не получалось у нее. И даже у него не получалось, хотя до нее все у него прекрасно получалось, и даже с избытком. Но вот захотелось ему на тургеневской девушке жениться. Гинеки ее обследуют по всем правилам и приговор выносят: беременность наступить не может, извращенный симптом зрачка у нее, самая тяжкая нервно-эндокринная форма бесплодия. А она им почему-то не верит. Гинеки только в одну дырку заглядывать умеют, и дальше шейки матки ничегошеньки не видят, а у ее мамы все же двое детей получилось, и у ее бабушки и так далее. В общем, Татьяна не стала сильно в голову брать тонкости нервно-эндокринных недугов и продолжала эксперименты в духе бабушкиных советов: подушку там вовремя под таз подложить и не слезать с нее, пока не забеременеешь. И еще пошла к доктору знакомому, который умел иглоукалывать. А у нее с этим доктором чуть было роман в свое время не получился, да ей простоты взглядов на жизнь не хватило, так и остались они друзьями. Легла она под его иголки, а он от чистого сердца ей помочь хотел, и невысказанное ее желание озвучил: «Наколю-ка я тебе точки зачатия». И наколол, а она, кажется, густо покраснела от таких его слов, потому что хоть и тургеневская, а в двойном смысле двусмысленностей разбиралась прекрасно. В том же самом месяце она забеременела, а через положенный срок разрешилась отличной девочкой. Через некоторое время сходила Татьяна с дочкой к своему доктору-благодетелю и сказала: «Вот, дочка у нас…». Он двусмысленности тоже понимал неплохо и, конечно, обрадовался. Так они и считали, что у Надюшки два отца в каком-то двойном смысле. Татьяниного мужа решили, правда, не расстраивать, потому что не были уверены в его способности разбираться в таких тонкостях, а доктора этого он сразу невзлюбил всей силой инстинкта соперника.

Прошло некоторое время, и стало ясно, что ребенку нужен братик или сестричка в крайнем случае, но ни того, ни другого у пары опять не получалось. Ни с подушкой, ни без нее. На тот момент жизни Татьяна к другому иглоукалывателю ходила – к женщине одной. К другу-доктору решила больше не ходить, рассчитав, что слишком много благодеяний в одни ворота может дурно повлиять на дружбу. И вот она к этой мэм-доктор сходила еще раз и прямо так ей высказала свою просьбу: «Мол, хочу забеременеть, уколите куда надо для исполнения моей мечты». Доктор-мэм отнеслась к запросу с большим пониманием и тут же ее уколола в нужные точки, которые, кстати, как и в первый раз оказались почему-то в районе щиколоток. И в этот раз волшебная палочка сработала безукоризненно, снова беременность, и еще одна славная дочка. На сей раз супруг Татьяны узнал о существовании такой волшебной палочки и поразился. Он до сих пор был уверен, что она есть только у него самого. Так у Галинки оказалось две мамы.

Вот что значит жениться на тургеневских барышнях, верящих в разные сказки. Кстати, у этой барышни не было впоследствии никаких проблем с абортами, наверное, потому что больше она за уколом волшебных палочек никуда не ходила.

***

Это только одна-единственная история из бездны историй зачатий или их прерываний по тем или иным причинам. В этой истории не хватило возможностей самой пары, но, поскольку желание иметь детей было вполне искренним, выход оказался найден. А дальше попробуем порассуждать на тему.

Семья de arche. Архетипическая изнанка семьи

Подняться наверх