Читать книгу Sabbatum. Инквизиция - Елена Ромашова - Страница 7
И мне это нравится
ОглавлениеЕго взгляд становится нестерпимой пыткой, когда он так нагло меня рассматривает. Мне некуда деться, никак не спрятаться. Он словно наслаждается тем, как я мучаюсь от его присутствия. Кровь носится по моим венам с невероятной скоростью, горячей лавой, заставляя сердце бешено стучать.
Мне нравится и не нравится этот открытый наглый взгляд Рэя. Что он хочет доказать этим? Чего этот гад добивается?
На толику, на самое малое мгновение, мне показалось, что я увидела взгляд человека за этим колючим терновником, каким он стал для меня. Мне даже показалось, что я ему понравилась. А потом сарказм, как едкая кислота, сочится из его глаз, разъедая мое относительное спокойствие. Ему не надо говорить, я вижу, что ему не нравлюсь, даже больше, мне кажется, он ненавидит меня. Правда, за что? Что такого я ему сделала? Ничего.
И все-таки отмечаю, что он красив, слишком красив, как ядовитый цветок: коснись – убьет тебя.
Рэйнольд. Имя соответствует образу. Ты выдыхаешь первый слог, а затем твой язык спотыкается, ударяясь о нёбо.
Так и я с ним: завороженно любуюсь, пока он не спрашивает про руку, и я возвращаюсь в реальность, ощущая враждебность и холод ко мне. Невыносимо. Я взвинчена.
Извинившись, спасаюсь бегством в уборную.
Я пытаюсь исчезнуть хоть на пару минут из его внимания, чтобы снова почувствовать себя целой, чтобы успокоиться.
Я замешкалась на повороте к уборной – и в эту минуту чувствую шершавую чужую ладонь на моей руке. Обернувшись, наталкиваюсь на незнакомого парня, который нависает надо мной; его взгляд откровенно раздевает, зрачки расширены. От мужчины неприятно пахнет.
– Познакомимся, крошка?
Он обдает своим дыханием, и меня воротит от этого. Мужчина пахнет потом, сигаретой, а ещё чем-то сладким и липким.
– Пусти. – Я дергаю руку, но моей силы не хватает, чтобы вырваться из его хватки.
– Ты слышишь, что девушка сказала? – неожиданно звучит голос Рэя. Он гневно смотрит на нахала. – Отпусти её.
И парень поднимает руки в знак капитуляции.
– Прости, чувак, не знал, что она твоя подружка. Думал, что ты с блондиночкой.
– Да, ты все неправильно понял.
Рэй заслоняет меня собой, наступая на незнакомца. Тот, похоже, испуган серьезным видом моего заступника. Рэйнольд словно вырос на глазах, или это я так испугалась? Я вижу его широкую спину. Там, под рубашкой, как я лишь могу догадываться, спрятана мужская каменная мускулатура, созданная природой, чтобы защищать слабых вроде меня
Незнакомец, извиняясь и жалко скалясь, уходит. Мы остаемся одни.
Рэй оборачивается и смотрит на меня обеспокоенно: неужели хочет поинтересоваться, как я?
Но нет: молчит, отворачивается и уходит за угол. Я прячусь в женском туалете, чувствуя, как, лихорадочно сбиваясь с ритма, стучит мое сердце.
Мне показалось, или только что Рэй сказал, что я его девушка? Почему он не сказал, что с Евой? Это только, чтобы меня защитить? А как же этот ненавидящий взгляд?
Вопросы взрываются фейерверком в моей голове и гаснут, не находя ответа. Чувствую себя уставшей. Последние два дня с их виражами я только и чувствую, как почва уходит из-под ног. Я невпопад. Не могу найти успокоение, а как тут еще найти себя? Я злюсь на себя за свою беззащитность и чувство страха. Эти люди постоянно выводят из равновесия.
Собравшись с духом, я делаю пару вдохов и выдохов, приходя к какой-то определенной точке. Умывшись холодной водой, наконец, достигаю спокойствия.
Хочет Рэй меня бесить? Пожалуйста, не поддамся или выскажу в открытую.
Надоело быть жертвой.
Выйдя из туалета, я наталкиваюсь на Рэйнольда, который, оказывается, все это время меня ждал за углом. На этот раз я открыто встречаю его подозрительный взгляд.
– Ты готова? – Почему-то складывается ощущение, что он имеет в виду нечто большее, чем мой поход в уборную.
– Да.
Впервые наше общение не содержит угроз, сарказма. Мы идем к заждавшейся Еве.
По возвращении в Саббат мои многочисленные пакеты с вещами огромным караваном переносятся немым Хью, служанкой, Евой, Рэйем и мной. Кажется, я заполняю собой пространство.
И м н е э т о н р а в и т с я.
Я словно заявляю свое право быть здесь. Я теперь существую и обрастаю вещами. Смирись, Шабаш.
Мы шли по направлению к спальням – и вдруг натолкнулись на выходящих откуда-то Курта, Кевина и Стефана. В мокрых майках, блестящие от пота, раскрасневшиеся – всё говорило о том, что они только что славно позанимались спортом. И я мысленно делаю отметку: оказывается, здесь есть спортзал.
При виде меня улыбка расцветает на лице Кевина. Он громко присвистывает и восклицает, вгоняя в краску: «Мелани, да ты просто красавица!». Я ответно улыбаюсь и отмечаю, что не только Кевин, но и его брат тоже улыбается мне, не отрываясь, глядя в лицо. И снова мой взгляд падает на пухлые губы Курта, и все тот же вопрос про поцелуи всплывает в моем затуманенном мозгу. Черт возьми, этому парню даже не надо стараться, чтобы вызывать интерес у девушек и такие мысли!
– Я смотрю, Рэй, ты совсем ручным стал?
Я отрываю взгляд от Курта и перевожу на Стефана. На его лице тоже улыбка, но жестокая. Кажется, он злится на Рэя. Черные глаза смотрят на друга с вызовом. Вот только почему? За то, что помогал донести пакеты?
– А вот и вы! – Ее голос звенит гонгом завершения не начавшейся словесной битвы, которая была готова здесь разразиться.
Реджина великолепна, как всегда. Все тот же монохром в одежде: черное с белым очень выгодно оттеняет ее пепельные волосы и, практически, такого же цвета глаза. Уверенным шагом она подходит к нам.
– Я смотрю, шопинг удался на славу. Надеюсь, вы не всю мою карту опустошили?
Она, слава Богу, шутит, довольно оглядывая кучи пакетов в наших руках.
– Мелани, наконец-то ты отлично выглядишь. Под стать самой себе.
Она улыбается, а я смущенно благодарю, еще больше заливаясь румянцем. Ну как ей объяснить, что это все Ева виновата? Что мне хватило бы пары вещей? Нет, я никогда не расплачусь с Реджиной.
– Вы, двое, у меня к вам разговор. Сейчас же в кабинет.
Она пальцем тычет сначала в злого Стефана, а затем в не менее напрягшегося Рэйнольда. И, не дожидаясь, уходит.
Рэй практически впихивает комом пакеты Кевину, после чего бросает на меня острый, задумчивый взгляд и уходит.
И тут я понимаю, что что-то изменилось в его отношении ко мне. Утром бы Рэй ушел, не взглянув.
Весь ужин прошел в молчании. Я чувствовала себя вымотанной, Кевин сел напротив меня и веселил: то играючи подсовывал лишние или, наоборот, отбирал у меня столовые приборы, то накладывал чересчур много пирожных на тарелку, то выкладывал слово «гадость» из спаржи у себя на тарелке, чтобы я смогла прочитать.
За столом отсутствовал Ной, его исчезновение объяснили «важными делами», Ева поглощала еду, сердито пялясь на Стефана. Кажется, между ними произошла ссора и, наверное, поэтому парень первым вышел из-за стола, сославшись на то, что не голоден. Курт и Артур – единственные, кто перекинулся парой фраз. Рэйнольд сидел задумчивый, витая в мыслях где-то далеко. Он ни на кого не обращал внимания.
– Рэй, завтра съездим в город к Мике? – обращается к нему Курт, но Рэй словно не слышит.
– Он завтра со Стефаном уезжает, – отвечает за него Реджина, и за столом повисает тяжелое молчание, словно все задышали тише и прекратили звякать приборами.
– Надолго? – Голос Евы ровно звучит, но внутренний голос подсказывает мне, что она испугалась.
– Как получится, – отрезает Реджина, и все молча продолжают есть.
Выходя из-за стола, Кевин мило пропускает меня вперед на выходе из столовой; благодарю, а сама оглядываюсь назад: Рэйнольд о чем-то тихо говорит с Артуром и Реджиной, но вдруг, словно что-то почувствовав, оборачивается и ловит мой взгляд.
Моя комната теперь не келья. В ней теперь есть всё. Я счастлива. Примеряю и прикладываю одну вещь за другой, вертясь у зеркала и дожидаясь, когда наберётся вода в ванне. Впервые сама себе нравлюсь. Я всё любовно складываю или вешаю на плечики и прячу в шкаф. Теперь он не пустой.
Я с ненавистью и обидой смотрю на пакет с моими больничными вещами. Мне жалко ту девочку, которой я была два дня назад и целый год. У меня теперь есть нормальные джинсы – целых пять штук, новые красивые блузки и майки в несчетном количестве, и платья.
Кевин прав: мы, девочки, любим шопинг. Точнее, то, что после него остается. Все эти вещи словно заполняют дыру внутри меня, словно залечивают все шуточки и подколы из больницы. Смотри, Рози, я теперь не только худая, но у меня есть вот это зеленое платье и туфли на каблуках. И пускай меня никто не любит, но зато я принадлежу теперь этому месту, которое тебе не приснилось бы даже в лучшем сне. Я даже нравлюсь Кевину, которому твой толстый парень в подметки не годится. Смотри, толстый развратник Джей, который щипал меня своими сальными пальцами за ляжки и намекал на секс. Смотри, ты считал, что я создана только для таких, как ты; нет, это ты не создан для таких, как я. Люси, ты думала, что самая красивая в больнице со своими ногтями? Смотри, сколько у меня лаков.
Я чувствую, как опустошена, и слезы прошлых обид готовы брызнуть из глаз. Клянусь, глядя самой себе в глаза, той, что в зеркале, что больше не позволю ее обижать. А пакет со старыми вещами сожгу, как свое прошлое.
Ароматная ванна, словно лечебный бальзам, успокаивает мои расшатанные нервы. Вода вымывает из меня запах затхлости, Салем и больницы. Я мысленно благодарю Еву за то, что та не послушалась меня в отделе косметики и у меня теперь есть шампуни, гели, бальзамы, которые источают райские ароматы. Они складываются в узор и составляют новую меня. Теперь я вкусно пахну: личи, розой и лотосом.
Выпорхнув из ванны, я надеваю ночную сорочку, которая, лаская, обволакивает мое горячее тело. Из зеркала на меня смотрит та, которой я еще не знаю: глаза блестят, волосы рассыпались мокрыми прядями по плечам, простая ночная сорочка выгодно подчеркивает изгибы. Выгляжу волшебно, нежно, как фея. Я впервые понимаю, что люблю себя.
На кровати еще валяется пакет с не разобранной косметикой. Я неуклюже беру его, и из него высыпается все содержимое на пол с глухой дробью пластмассы о деревянный паркет и раскатывается по углам.
Бухаюсь на колени и начинаю собирать все в кучу. Баночки, карандаши, тюбики, цилиндры. Каждую вещь рассматриваю, как экзотику. В итоге вокруг меня россыпью лежат достижения в области красоты за последний век.
Стук в дверь.
– Войдите.
На пороге появляется Ева в милом синем вельветовом костюме и с дымящейся кружкой чая в руке. Она смотрит на меня, сидящую на полу и разложившую тюбики цепочкой вокруг себя.
– Ты чего? Демона косметики вызываешь?
– Вообще-то нет. Просто рассыпалось все, а потом я засмотрелась на них.
– Ясно. – Она опускается рядом со мной на пол. – И как тебе?
Мне не хватает слов, чтобы описать, как преобразилась я за этот вечер.
Она смеется, видя мое восторженное лицо.
– Отличный был денек. Давно я так не выходила никуда.
– Да, отличный… – соглашаюсь я, мысленно добавив: «Если бы не Рэй».
– Я смотрю, Кевин к тебе неровно дышит. Советую держать с ним ухо востро. Он еще тот бабник!
– Правда? Жаль. А я уж было повелась! – Мне не очень нравится, что сказала Ева. Потому что Кевин единственный, кто согревает в этом царстве холода и нарциссизма. – А вообще, тут парни какие из себя? Я же о вас толком ничего не знаю.
– О! Хочешь узнать получше? – Она словно ненароком берет какой-то карандаш из кучи косметики и крутит между пальцами. После секунды раздумья она приходит к окончательному решению. – Хорошо. Давай знакомиться. Меня зовут Ева Валльде.
Она протягивает руку, а я, смеясь, пожимаю её.
– Очень приятно, Мелани Гриффит.
– Я – близнец Ноя Валльде, мы родом из Швеции. В Саббате живем с тринадцати лет. Мне и брату двадцать четыре, но брат намного умнее меня и многого достигнет в жизни.
– Ты так уверенно об этом говоришь? – Я удивилась, каким тоном было сказано про брата: будто это неоспоримый факт.
– Ну, можно сказать, я знаю это. Если, конечно, ничего не случится с ним.
– А на кого вы учитесь?
– Экономисты. Будем экономистами.
Она выжидательно посмотрела на меня.
– Экономисты, значит… У вас тут, я как поняла, индивидуальная форма обучения.
– Угу… – Она заинтересованно вертит в руках какой-то карандаш, потом снимает с него колпачок, и я понимаю, что это блеск для губ, от которого тут же зазвучал навязчивый аромат ванили.
– Никогда не слышала о таких школах, как Саббат. Хотя, слово «никогда» тяжело применять в отношении меня и памяти.
Я тоже хватаю какой-то тюбик, чтобы занять руки. Это оказываются тени.
– Саббат – не единственная такая школа. Много таких. Я даже сказала бы, мы одна из самых далеких и тихих школ.
– Представляю, всего шесть человек.
– С тобой семь.
– Ну, да. А остальные откуда?
– Ганны – из Шотландии. Они тоже тут с детства. Курту – двадцать пять, Кевин младше, ему двадцать три.
– Тоже экономисты?
– Да, – коротко отвечает Ева и отхлебывает чай из кружки.
И я ловлю на мысли, что тоже бы не прочь выпить чая.
– Это Кевин был в автоаварии? Из-за него я оказалась в больнице?
Своим вопросом я, кажется, застаю Еву врасплох. Она закашливается, поперхнувшись чаем.
– С чего взяла?
– Он мне так сказал.
Вообще-то, у нас был странный разговор, где этот милый рыжий парень взял на себя чью-то вину.
– Правда?
– Не совсем. Он сказал, что если я хочу думать на него, то пускай будет он.
– А зачем тебе знать, кто это был?
Теперь я изумляюсь вопросу. Они, наверное, в сговоре между собой, выгораживают друг друга.
– Я думаю, что имею право знать того, кто изменил мою жизнь. Так кардинально. – Я подбираю каждое слово аккуратно, боясь быть плохо понятой. Очень не хотелось бы поссориться с Евой.
– Раз Кевин сказал, что это он, значит он. Ты его теперь ненавидеть будешь? Ведь, как мне показалось, Кевин тебе нравится.
– Нравится… Нет, ненавидеть не буду… Даже, если это не Кевин. – Я думаю об этом, пытаясь разобраться в себе. Наверное, все боятся, что я буду люто ненавидеть виновника произошедшего. – Просто интересно было. Возможно, вы правы. Это знать мне не стоит.
Я прихожу к мысленному заключению, что Реджина была права с самого начала, не называя имен. И тут же в голове зазвучал голос Кевина из недавнего разговора о лекарствах: «Она плохого не посоветует».
– Хорошо, – продолжаю я после паузы, – а что насчет Стефана?
– А что насчет него? – Я слышу, как изменился ее голос, в нем зазвучали раздражительные нотки.
– Ну, кто он, откуда? И почему так люто ненавидит меня вместе с Рейнольдом?
Последнее звучит с явной горечью, выдавая все мои чувства к этой паре.
– Они тебя не ненавидят.
Я на нее смотрю, выражая весь свой скепсис по поводу неуместной лжи.
– Ну, есть немного, – сдается она, громко вздыхая и закатывая глаза. – Просто эти два дурака слишком много проводят времени вместе. Вот и зацикливаются на чем-то.
– Они считают, что я не их уровня? Да?
– Что?
– Ну, я не слепая. Они явно снобы. Наверное, думают, раз я была на самом дне до аварии, то мне нельзя дать шанс? Как говорится, горбатого могила исправит?
Ева молчит и пристально смотрит на меня, немного испуганно, немного с жалостью.
– Дай им шанс, Мел. Просто дай им шанс, и они дадут его тебе. У них все сложно в этом плане…
– А что с ними?
– Семейные проблемы. Лучше не спрашивай, не расскажу.
– Ясно.
Я задумываюсь, вспоминая глаза Рейнольда. Что такого могло случиться, чтобы человека сделать снобом? Может, кто из родственников был наркоман, алкоголик, который исчерпал лимит доверия?
– И откуда они оба такие?
– Стефан Клаусснер, он из Германии. Ему двадцать четыре. В Саббате относительно недавно.
– А Рэй? – Его имя тяжело произносить вслух, будто режешь сама себя.
– Он из Англии. Ему двадцать пять, появился в Саббате на год позже, чем мы с Ноем…
Она запинается и погружается в собственные мысли.
– И он тоже учится на экономиста?
Ева вздрагивает, будто забыла, где находится, и кивает в ответ.
– Да… Экономист… Все мы здесь экономисты. Считать очень любим.
Она устало трет глаза, одновременно смеясь какой-то шутке.
– Ладно, Мел, уже поздно. Пойду спать, завтра у тебя будет тяжелый день.
Заметив моё удивление, она поясняет:
– Слышала, что тебя хочет завтра вводить в курс дела мисс Татум. Я, как поняла, ты тут будешь еще и работать.
– Да. Это одно из условий Реджины. А на следующей неделе у меня начнутся занятия. Буду учиться заново держать ручку.
– Понятно. Ты реально не умеешь писать и читать из-за амнезии?
– Нет, читать я научилась еще в больнице. А вот пишу очень плохо. Как-то практики не особо много было. Я думаю, мисс Реджина под учебой имеет в виду что-то еще. Возможно, тоже экономиста будет делать, как из вас.
– Возможно. – Она с улыбкой направляется к двери.
Ее рука ложится на ручку в тот момент, когда, не совладав с собой, задаю вопрос:
– А какая фамилия у Рэя?
– У Рэя? Оденкирк. А что?
– Ничего. Просто любопытно. Спокойной ночи, Ева, и спасибо за все.
Она уходит, так и не догадавшись, что мне нравится не только Кевин. Но и самый ужасный человек в этой школе – Рэй.
Ложась спать, я произношу его имя, слушая, как оно звучит: Рэйнольд Оденкирк.
Звучит пугающе. Серьезно. Если имя рассекает воздух, то фамилия придавливает своей тяжеловесностью. Но мне нравится.