Читать книгу Бог из машины - Елена Станиславская - Страница 3

«Это было странно. О-о-очень странно», – вот что думал Бой после первого теста.

А после второго: «Да они тут все долбанутые!»

…В кабинете десять-бэ Боя встретил старик, вылитый Джим Бродбент – киношное воплощение Горация Слизнорта. То ли само добродушие, то ли маньяк-убийца. Увидев посетителя, он вскинул руки и с ликованием прокричал:

– Хо-хо! Свежая плоть!

После этого, проявив невероятную прыть, Бродбент усадил Боя в кресло с высокой спинкой и нацепил ему на голову гибкую шапочку, от которой во все стороны тянулись разноцветные провода. Одни подсоединялись к компьютеру, другие терялись под столом, заваленным бумагами и грязными чашками. Чашки и бумаги, впрочем, были повсюду. Как и провода.

Кресло не отличалось удобством. Жесткое и несуразно большое, оно впивалось в тело всем, чем могло. Бой заерзал, положил правую руку на подлокотник и тотчас отдернул ее, с недоумением уставившись на короткий толстый ремешок с крупной железной застежкой. Такой же болтался слева.

– А, не обращайте внимания, друг мой, – проворковал старик, встретившись взглядом с Боем. – Подобные методы остались в прошлом, нынче ремнями никого не пристегивают. – Он сокрушенно покачал головой, будто сожалел об этом, и снова взорвался радостным воплем: – Ну-с, пора зажарить вам мозги, а?! Для начала «медиум рейр», а там и до «медиум велл» доберемся! – Бродбент залихватски взмахнул кулаком.

«Он это что, серьезно?» – с беспокойством подумал Бой. Безумный огонь, горящий в глазах ученого, вселял опасения. Бой попытался сдернуть шапочку и поморщился от боли: штуковина с проводами будто приросла к голове. Тогда он попробовал встать.

– Нет-нет, дружище! – взволновался Бродбент. – Поверьте, вам лучше сидеть смирно. Там специальные зажимы. Вы же не хотите ненароком снять с себя скальп, а?

– Что вы собираетесь со мной делать? – процедил Бой, чувствуя, как одежда прилипает к телу. То ли в кабинете повысилась температура, то ли в организме – уровень стресса.

Старик застыл на месте. Вопрос, казалось, огорошил его. Морщинистое лицо приняло сосредоточенное выражение, и он сказал:

– Не волнуйтесь, друг мой, я не причиню вам вреда. Про жарку мозгов – это была шутка. Всего лишь невинная шутка, чтобы разрядить обстановку. Извините, я, право слово, не хотел вас пугать. Уверяю, процедура безопасна. К тому же я доктор и давал клятву Гиппократа.

Бой немного расслабился, но до конца теста не сводил с Бродбента настороженного взгляда. А ученый, полностью увлеченный процессом, то неотрывно пялился в монитор компьютера, то записывал что-то, выхватив из кипы первую попавшуюся бумажку, а порой принимался шепотом нахваливать себя:

– Превосходно, превосходно, я доберусь до истины. Уже вижу ее крохотный хвостик, еще чуть-чуть и ухвачу. Я тут единственный, кто смыслит в науке. Единственный! Все кругом шарлатаны. Самозванцы! Нет, вы только посмотрите. Кто кроме меня разберется во всех этих данных?!

Затылок и лоб слегка покалывало снаружи и изнутри, но не более того. В чем суть процедуры, Бой так и не понял, но Бродбент остался доволен. На прощание, пожимая Бою руку, он воскликнул:

– Ну-с, жду вас завтра! Стейки из мозгов пожарили, теперь на повестке дня – отбивные полушария. – Старик расплылся в сумасшедшей улыбке. – Шучу-шучу!

Оставшись один в коридоре, Бой покачал головой и усмехнулся. Угораздило же его попасть в это странное местечко, где можно встретиться с такими вот чудаками. Хотя чудак – всяко лучше, чем то же самое, но на букву «м». Ученый был явно не от мира сего, но Бою он, скорее, понравился.

Заскрипели двери других кабинетов, выпуская добровольцев. Бой не помнил, что там дальше по расписанию, но народ дружно потек к выходу – и он встроился в поток. Толпа покинула коридор и устремилась вниз по лестнице.

– Здорово, – раздалось над ухом.

Бой глянул влево: рядом шел татуированный. Темный ежик волос, запавшие серые глаза. Парень выглядел бы неброским, если бы не четыре оранжевых круга на шее. Бой присмотрелся, и брови поползли вверх. Да это же кошачьи головы! Набиты очень реалистично, вот только вместо глаз – черные кресты.

– Фредди, Фродо, Фрида и Фердинанд Второй, – перечислил парень, по очереди тыкая пальцем в каждую морду. – А я Павлик. А ты Бой. Я в курсе. Зачетная кликуха.

Бой хотел спросить, откуда парень узнал его прозвище, но передумал. Не все ли равно? Хотя… Что еще знает Павлик? А остальные? Может быть, разобщенность добровольцев, которую Бой почувствовал в столовой, не более чем мираж? Может, они дружат, проводят вместе свободное время и потихоньку сговариваются, чтобы устроить новичку лютую дедовщину?

Хватит, одернул себя Бой, не впадай в паранойю.

– Это из какого-то фильма? – спросил он, кивнув на кошачьи головы.

– Почему из фильма? – удивился, почти оскорбился Павлик. – Из жизни! Это мои котики. Она их всех забрала с собой.

Не спрашивай, какое тебе дело, мысленно сказал себе Бой. Но Павлик так вглядывался в глаза и подрагивал от нетерпения, что не уточнить было невозможно.

– Она?

– Шуша, – с благодарностью выдохнул Павлик. – Моя девушка. Верней, гражданская жена. Мы жили вместе. У нее случилась депрессуха, вот и наглоталась колес. И котиков тоже накормила. Вообще-то Шуша не со зла. Просто думала, что забирает их в лучший мир. Она их очень любила, особенно Фердинанда Второго. Не могла с ними расстаться.

Бой наморщил лоб, не зная, что сказать. Похоже, Павлику повезло, что Шуша любила его не настолько сильно, как питомцев.

– А почему ты ее не набил? Вместе с котами.

– Да не-е, я на нее в обидках. Вот встретимся, все ей выскажу! – Павлик потряс указательным пальцем в воздухе и задорно хихикнул.

Он держался беспечно, но самую малость перебарщивал. Бою хватило проницательности, чтобы понять: за фасадом беззаботности висят истрепанные в хлам нервы.

– Удачи, – искренне сказал Бой.

Он и не заметил, как они с Павликом оказались в маленькой, полутемной комнатушке, заставленной шкафами.

«Раздевалка, – догадался Бой. – Значит, сейчас по расписанию тренировка».

Многочисленные дверцы, окрашенные в яркие цвета, навевали воспоминания о детском саде. Сам Бой в садик не ходил, но ему регулярно приходилось отводить и забирать Динку. В детсадовской раздевалке на каждом ящике пестрела яркая наклейка (у сестры – кит, выпускающий фонтан). Тут, в НИИ, конечно, обошлись без веселых картинок – просто намалевали числа черным маркером. Бой не сразу сообразил, что на ящиках обозначены номера комнат. Он нашел свой, заглянул внутрь и обнаружил спортивную форму.

Павлик уже переодевался. Он выглядел опустошенным и погруженным в свои мысли. Рассказав о Шуше и котах, татуированный утратил к Бою всякий интерес.

– Павлик с тобой говорил? – спросил парень-качок, копаясь в соседнем шкафчике.

– А что? – Бой внутренне подобрался: мало ли, чего ожидать от этой горы мышц.

– Да ниче, – ответил качок. – Он ваще-то только с новенькими и разговаривает. Почешет языком, а потом ни гу-гу. Пока следующий новенький не появится. Конкретно кукухой поехал.

– Давно он тут? – понизив голос, спросил Бой.

– Ваще-то да. Типа год.

«Год!» – ударило в голову. Почему так долго? Неужели воскрешение занимает настолько много времени? Или нет никакой технологии и добровольцев просто разводят? Думать об этом не хотелось.

– А ты тут сколько? – спросил Бой.

Он опасался услышать какую-нибудь нереальную цифру, но качок сказал:

– Три недели ваще-то.

Это тоже казалось немалым сроком, но по сравнению с пятьюдесятью двумя неделями, конечно, ерунда.

– Меня зовут Бой. – Бой протянул руку, и качок пожал ее. На удивление вяло.

– Зож, – прозвучало в ответ.

– В смысле?

Качок фыркнул.

– А «Бой» – это ваще-то в каком смысле?

– Ясно. – Бой коротко ухмыльнулся и подумал: «Ваще-то тебе больше подошла бы кличка Ващето». – Значит, Зож. Будем знакомы.

Они быстро переоделись и пошли в зал.

Большое прямоугольное помещение удивило Боя отсутствием привычных деталей: не было разметки на полу, баскетбольных колец, скамеек. Справа высилась шведская стенка, напоминающая обглоданные ребра, – даже цвет у нее был костяной, бело-желтый. В конце зала чернели беговые дорожки, выстроенные в ряд, и штанга с тремя блинами. Слева лежали маты. На них, широко раздвинув ноги, в одиночестве сидел толстяк.

Зож, топая рядом с Боем, кивал на добровольцев и просвещал:

– Ну, Павлика ты знаешь. Жиробас – это Вано. Он мутный ваще-то, так что я с ним не того, не общаюсь. Прыщавый – Эдос. Мы в одной комнате живем. Нормас пацан. Вон тот, с зеленой рожей, Щи. Я фиг знаю, как его на самом деле звать. Тоже какой-то мутный. Не жрет ни фига, а если пожрет – блюет. Эдос говорит, это болезнь такая, а я думаю, просто кукуха того. У Щи мамашка моделью была, вот она и приучила его не жрать, а сама от голодовок откинулась. Так, кто тут у нас еще? Этот, с кровавыми какахами на башке, Григор. – Зож покривился и, прямо как сварливая бабка у подъезда, заявил: – Стопудово, наркоман конченый.

«Толерантность детектед», – с иронией отметил Бой. Впрочем, он сам часто судил о людях по внешности – знал за собой такой грешок. В его классе, да и во всей школе, существовало четкое разделение: крутые пацаны с татуировками-пирсингами, вылизанные тиктокеры-инстаграммщики и обычные ребята. Бой и Темыч попадали в последнюю категорию, но с небольшим уточнением: обычные-ребята-которые-могут-навалять. Представители разных категорий никогда не оказывались в одной компании. Разве что на сцене актового зала во время «А ну-ка, мальчики».

– Ну, вроде про всех сказал, – резюмировал Зож.

Бой удивился, что качок проигнорировал девушек, словно они находились в слепой зоне. Поискав глазами и не найдя Зою, Бой спросил, незаметно качнув головой в сторону «студентки»:

– А она, к примеру?

Зож опять покривился и выдал:

– Просто тупая курица, как все телки. Че тут говорить. – Он поскреб щеку, гладкую и розовую, как у младенца.

В груди у Боя захрустела скорлупа, внутри которой он тщательно прятал свое неравнодушие. Бой не относил себя к рьяным защитникам слабого пола, к тому же, большинство девчонок в его школе жили по принципу «палец в рот не клади, откушу руку по локоть». Но слова Зожа надавили в нужном месте, и скорлупка пошла трещинами. Вспомнилось кое-что. Конечно, про Динку.

В октябре, на уроке рисования, первоклашка-Динка опрокинула на себя банку с водой. Поток хлынул прямо на бежевые штаны, образовав огромное темное пятно, и одноклассники не могли оставить происшествие без внимания. Посмеялись, пообзывались, но в итоге забыли – переключились на кого-то другого. И только один белобрысый малек продолжал цепляться к Динке, доводя до слез воплями: «Бегали по улице мокрые курицы!» и «Курица Динка, мокрая ширинка!» Бой до поры до времени ничего не знал, родители тоже. Предысторию Динка рассказала позднее, когда отец отчитывал Боя за вызов к директору. «Ты что, избил Дининого одноклассника?! Совсем сдурел?!» – у отца лопнул сосуд в глазу, и кровавая сетка затянула белок. Динка выбежала из ванной с полотенцем на голове и, заслонив Боя, затараторила: «Папа, папочка, он не виноват!»

За день до этого сестра закатила истерику, крича во всю глотку, что больше никогда-никогда-никогда не пойдет в вашу дебильную-идиотскую-козлинскую школу. Родители не поняли, что нашло на их любимицу, а Бой сразу догадался: Динку кто-то достает. Во время перемены он поднялся на четвертый этаж, называемый лягушатником, и все увидел собственными глазами.

Пообещав Динке кучу сладостей в награду, родители все-таки уговорили ее пойти в школу. И вот теперь она стояла, опустив голову и спрятав лицо в ладонях, посреди коридора. А вокруг по-папуасски прыгал белобрысый пацаненок, радостно выкрикивая: «Ку-ри-ца! Ку-ри-ца!» Рядом скопилась кучка малолетних зрителей, довольных, что вопли белобрысого не по их душу. Учителя как сквозь землю провалились, и пацаненок распалялся все больше, посыпая каждую «курицу» специей мата. Бой подошел, взял белобрысого за шкирку, поднял, немного встряхнул и задушевным голосом рассказал, что ему, мальку, стоит делать, а чего не стоит. Щенков и то воспитывают строже, однако прямоугольная училка, тотчас возникшая в коридоре, округлилась от возмущения и потащила Боя к директрисе. Он не сопротивлялся – пожал плечами, сунул руки в карманы и пошел рядом с прямоугольно-округлой. У выхода обернулся, чтобы проверить, как там Динка. Толпа притихших детей провожала его завороженными взглядами. Белобрысый, коряво растопырив рот, беззвучно заливался слезами. А Динка победно улыбалась. Больше сестру никто не доставал.

Сейчас, глянув на Зожа, Бой увидел того пацаненка, хотя ничего общего у качка и первоклашки, разумеется, не было. Разве что щеки. Гладкие и розовые.

– Слушай, Зож. – Бой поиграл желваками и прищурился. Темыч утверждал, что так он выглядит злее. – Во-первых, курица и телка относятся к разным видам животных. А во-вторых, не стоит говорить такие вещи в принципе. Ну что это: «Тупая, как все»? Мы же не малолетки какие. Понимаешь?

Бой старался говорить ровно и по-взрослому, но внутри бушевало нехорошее предчувствие: стычки не избежать. Взгляд как нарочно упал на бицепсы Зожа, распирающие рукава футболки. Бой прикинул, что может сделать против такой громадины. Для начала защитить голову локтями, а то ручищи у Зожа ого-го, потом двинуть ему в колено, а дальше…

– Ну ваще-то да, – смущенно прогудел качок. – Филимонова не как все. Она полезная ваще-то. Ну, ты понимаешь, о чем я.

Бой не понимал, но зачем-то сделал вид, что прекрасно осведомлен насчет полезности Филимоновой. Он еще раз посмотрел на «студентку». Привалившись к стене, она ковыряла ногтем мизинца в зубах. В столовой Бой не особо разглядывал Филимонову, поэтому только теперь заметил колечко в ноздре и густо подведенные глаза. Одежда отличницы, лицо оторвы. В этом несоответствии крылась тайна. Спящий кот по имени Любопытство повел ухом, уловив шорох, но не проснулся.

– А че ты там про животных задвинул вначале? – спросил Зож. – Курица не птица или че-то такое. Я ваще-то не уловил.

Бой даже оторопел. Качок, очевидно, пропустил его слова через особый фильтр, внутри которого застрял весь смысл. Что же он понял из сказанного? Про Филимону не стоит говорить «как все», потому что она «не как все». А оскорблять можно. Серьезно?

– О, Игорек пришел. – Зож завороженно уставился куда-то.

Бой проследил за его взглядом и увидел знакомое лицо. Вернее, фигуру. В зал, вальяжно покачиваясь, вплыл шкаф-богатырь. Тот самый, из «Гелендвагена».

Перед глазами у Боя замелькали картинки-воспоминания. Темный лес за окном машины. Скрежет открывающихся ворот. Сонное, спокойное и холодное желание: «Убейте меня, что ли. Только побыстрее». Голос богатыря: «Ну все, приятель, мы на месте. Ты не офигевай, но у нас тут, короче, секретная лаборатория. С тобой сейчас профессор поговорит, все узнаешь. Одно скажу: тут реально могут помочь».

Игорек оглядел зал, задержался на Бое и добродушно усмехнулся.

– Привет, ребятня. Разминку сегодня проведет… так-так… Григорий.

– А чего сразу Григорий? – пробухтел дредастый.

Впрочем, он сразу вышел вперед, а остальные выстроились в шахматном порядке. Никто не пререкался и не пытался увильнуть – Игорек явно имел авторитет. Бой встал в задних рядах, оказавшись вместе с Вано и Щами – «мутными» ребятами, по мнению Зожа.

«Может, я тоже мутный», – подумал он и незаметно для себя растворился в тренировке. Тело по-прежнему ныло, протестуя против растяжек и отжиманий, но мозг отдыхал. Забыться было приятно.

* * *

После быстрого прохладного душа Бой отправился на второй тест.

В крошечной комнатушке, меньше, чем у Бродбента, воняло копченой рыбой, сигаретами и приторными духами. На вертящемся кресле сидела женщина лет сорока. Судя по огромным затемненным очкам, кирпичной помаде, гладкому-прегладкому черному каре и, главное, выражению лица – отпетая стерва. Стоило женщине заговорить, и Бой моментально узнал ее. Курильщица из колонки.

– Садись, кхе, – хрипло бросила она.

Достав из ящика стола сигарету и зажигалку, женщина закурила. Уголки губ смотрели вниз, сигарета топорщилась вверх, а пальцы с длинными темными когтями мерно постукивали по стеклянной пепельнице.

Бой удивился. Тесты, конечно, не уроки, а сотрудники НИИ не учителя. И все-таки: курить в кабинете, при несовершеннолетнем? Невольно Бой проникся к Курильщице чем-то вроде симпатии: тетка – бунтарка, это нельзя отрицать.

– Меня зовут Алла Петровна, – продолжила она, затянувшись. – Я – коуч по настройке психобаланса. Кхе-кхе. Звучит, как полная чушь, но именно этим я и занимаюсь. Пси-хо-ба-ланс. Хочется ли мне этим заниматься? Нравится ли мне? О нет! – Алла Петровна криво ухмыльнулась. – Совсем нет! Раньше у меня были другие обязанности. Сложная и грязная работенка, но всяко интереснее, кхе-кхе, чем возиться с вами, тине-е-ейджерами, – презрительно протянула Курильщица.

Подавшись вперед, она обдала Боя облаком дыма, словно дракон.

– К чему я все это говорю? Кхе. Иногда, даже не иногда, а часто, нам приходится заставлять себя делать то, что нам не нравится. Кхе-кхе. Зачем? Ради высшей цели. Своей главной цели. Улавливаешь мысль?

– Да, – сказал Бой, решив, что она имеет в виду необходимость придерживаться расписания. «Неукоснительно придерживаться». – Но я не понимаю, как одно связано с другим? Как распорядок дня поможет вернуть мою сестру?

Алла Петровна показалась Бою чуть менее сумасшедшей, чем Бродбент: просто стервозная тетка, рубящая с плеча. К тому же, раз она делала объявления по громкой связи, значит, имела в НИИ некий вес. Может, являлась кем-то наподобие завуча в школе – эта роль пришлась бы ей к лицу. Словом, Курильщица точно знала ответы на вопросы, интересующие Боя.

– В нашем мире, – женщина вынула сигарету изо рта и начертила в воздухе невидимый круг, – все связано со всем. Как там говорил Лоренц? «Взмах крыльев бабочки в Бразилии вызовет торнадо в Техасе». Пошло, но верно. Кхе. Может так случиться, – она подперла руку кулаком, будто они с Боем вели уютную кухонную беседу, – что воскрешение твоей сестры, кхе-кхе, будет обусловлено тем, что другая девочка на юго-востоке страны много лет назад, кхе-кхе, решила стать певицей. – Она выдержала паузу и добавила: – А расписание все-таки надо соблюдать.

Пока Бой думал, при чем тут певица с юго-востока и так ли адекватна Алла Петровна, как ему показалось вначале, женщина отложила сигарету, достала из стола коричнево-серую папку и шлепнула ее перед собой. «Дело №31 Ищ. З.К. Предполаг.нап. А.Д.» – значилось на картонной обложке. Под загадочным шифром были размашисто накаляканы фамилия и инициалы Боя. Увидев собственное имя, он почувствовал во рту горечь, словно укусил гнилой помидор. Ему больше не хотелось ассоциироваться с этими буквами и смыслом, стоящим за ними. В голове, как в туннеле метро, прогрохотало: «Не надо было. Я говорил тебе. Я же говорил. Не надо было». Ночной поезд, самый последний, уносит тебя прочь без возможности вернуться – ночной разговор, самый последний, вырывается из кухни, сшибает и давит. Бою захотелось врезать себе по лицу.

Алла Петровна приоткрыла папку, вытянула оттуда чистый линованный листок и, вооружившись остро отточенным карандашом, сделала неразборчивую пометку.

– Ну, хватит терять время. Моделируем ситуацию! – гаркнула она. – После крушения лайнера ты оказался на необитаемом острове без пищи. Вместе с тобой четыре незнакомца: молодая женщина, ее годовалый ребенок, кхе-кхе, девушка твоего возраста и сорокалетний боцман. Внимание, вопрос. Кого съешь первым?

«Понятно. Ошибочка вышла. Тетка – полный неадекват», – подумал Бой.

Внезапно ему вспомнился старый фильм «Изгой» с Томом Хэнксом. Как заразительно кричал герой: «Я добыл огонь! Я добыл огонь!», а потом танцевал у костра. Интересно, если бы с Хэнксом на острове оказались четыре незнакомца, что бы он сделал? По крайней мере, тогда ему не пришлось бы общаться с волейбольным мячом.

– Быстрее! – взвинтилась Алла Петровна.

Отбросив карандаш, она снова схватилась за сигарету.

– Нужно отвечать не задумываясь. Интуитивно. Кхе.

– Лучше я поищу кокосы или попробую поймать рыбу, – сказал Бой.

– Нет! Ты, кхе, не понял. – Она выставила оранжевый огонек вперед, будто собираясь прижечь Бою глаз, если он скажет что-то не то. – Тебе нужно выбрать, кого ты съешь. Таково условие. Ты обязательно должен кого-то съесть! Кхе-кхе-кхе.

От слов Аллы Петровны, каркающего кашля, полумрака и удушливого запаха, разлитого в воздухе, Бою стало не по себе.

– Ладно, понял, – сказал он, махнув рукой, чтобы разогнать вонючее облако. – Выбираю боцмана.

– Интер-р-ресно. Очень интересно! Кхе-кхе. – Курильщица постучала сигаретой о край пепельницы. – А теперь расскажи, как ты все провернешь. С подробностями. Где подкараулишь боцмана? Как собираешься напасть? И поделишься ли мясом с остальными?

Это походило на глупый розыгрыш. Похожие вопросы любила задавать одна Динкина подружка. Как же ее звали? Не вспомнить.

«Ты едешь по дороге. С одной стороны на шоссе выбегает щенок, а с другой старушка. Остановиться нельзя. Кого задавишь?» – спросила она однажды.

Бой беззлобно бросил: «Да пошла ты».

А Темыч (он забежал в гости на минутку, но мама уговорила его попить чаю с пирожными) сказал, хлюпнув «Эрл греем»: «А я задавлю тебя, ведь ты и есть та старушка».

«Я не старушка, а маленькая девочка. Ты что, слепой?» – малявка прищурилась и скривила ротик.

«Да ладно? А выглядишь, как бабка. На лице какие-то бородавки, такие только у старух бывают. И на башке лысина просвечивает», – Темыч говорил серьезным тоном и смотрел на девчонку чуть ли не с сочувствием.

Динка захохотала и поперхнулась чаем. «Темочкины» шуточки очень ей нравились, когда не касались ее саму.

«Нет! Ты врешь, врешь, врешь!» – малявка разоралась, потом зашмыгала носом и убежала плакать в ванную.

Динка закатила глаза, для проформы шлепнула Темыча по затылку и поплелась успокаивать подругу.

Вспомнив этот эпизод, Бой невольно улыбнулся. Да, Темыч всегда умел ладить с детьми.

– Тебе, кхе-кхе, доставляют удовольствие мысли об убийстве боцмана? – донеслось из облака дыма.

– Да пошли вы, – сказал Бой.

Он встал, сунул руки в карманы и направился к двери. А что еще делать в такой ситуации? Не забирать же назад свои слова. Не извиняться же. Не пытаться замять, бормоча: «Я бы дождался, когда боцман ляжет спать, и размозжил ему голову камнем…»

Вслед несся хриплый смех курильщицы.