Читать книгу Бог из машины - Елена Станиславская - Страница 4

На втором завтраке Бой познакомился еще с двумя обитательницами НИИ. Стоило ему взять стакан кефира и пару пирожков, осмотреться в поисках Зои, почувствовать досаду из-за ее отсутствия, а следом – раздражение из-за досады, как с двух сторон возникли девчонки-мыши. Одна взяла под левый локоть, другая под правый, и они мягко, но настойчиво повели Боя к ближайшему столику. Он решил не сопротивляться.

– Привет. Я Ангелина, можно Гелий, – пропищала черная мышь. – А это моя сестра.

– Николь или Никель, – голосок у серой был еще тоньше.

Бой поглядел на одну, потом на вторую и из вежливости поинтересовался:

– Увлекаетесь химией?

– Нет, почему ты спросил? – у Никеля вытянулось лицо.

– Из-за наших прозвищ, дуреха, – объяснила Гелий, постучав согнутым пальцем по лбу. – Нет, химией мы не увлекаемся, – ответила она Бою. – Прозвища нам придумала Сера. Серафима. Наша сестра.

– Она разбилась на машине, – тихо вставила Никель.

Похоже, отметил Бой, рассказать, как умер твой близкий – своеобразная форма вежливости для добровольцев. Внутренний этикет НИИ. Хочешь выглядеть воспитанным человеком, следуй правилу трех «п»: поздоровался, представился, поделился, кто и при каких обстоятельствах у тебя умер.

– А моя сестра утонула, – сказал Бой.

Девчонки синхронно кивнули, и Гелий продолжила:

– Мы с Никелем погодки, а Сера была старше на девять лет, но мы все равно дружили. Всегда вместе. Три сестры. – Черная мышь улыбнулась тепло и искренне, словно солнце вышло из-за тучи. Бой не смог не улыбнуться в ответ. – Сера дала нам клички и завела «Ютуб»-канал «Таблица Крендеелевых», по аналогии с таблицей Менделеева. Мы втроем пели, кривлялись на камеру. Было круто. Даже лям подписчиков набрали.

– Кренделеевы – это наша фамилия, – добавила Никель и с сердобольным видом покивала на пирожок и кефир. – Ты ешь-ешь. Времени-то мало.

– Успею, не волнуйся, – ответил Бой. Заметив, что сестры не взяли ничего из еды, он предложил: – Хотите, берите.

Никель тотчас куснула пирожок и сделала глоток кефира – над верхней губой выросли пышные белые усы. Гелий неодобрительно покосилась на погодку, но ничего не сказала.

– Поскольку у тебя тоже, как и у нас, погибла сестра… – продолжила черная мышь.

– То мы решили… – подхватила серая.

Они переглянулись, и Боя окатило изнутри неприятным предчувствием. Неужели будут сыпать соболезнованиями, мертвыми, как прошлогодние насекомые на дачном полу? «Крепись», «держись», «вечная память». Бой их вдоволь наслушался и знал: слова, отдающие хрустом хитина, не помогают. По крайней мере, ему.

– Решили сказать, что мы тебя понимаем, – робко произнесла Никель.

– Тут в основном все потеряли родителей. Кроме Павлика, Вано и Григора, но у них тоже умерли не братья или сестры, – пояснила Гелий. – Почему-то многим кажется, что смерть сестры – недостаточно серьезная причина, чтобы оказаться тут. Чтобы все бросить, забить на себя, уйти из дома. Но мы-то знаем, как на самом деле. – У нее заблестели глаза и покраснел кончик носа, но слезы не полились.

– Да, мы знаем, – эхом отозвалась Никель и, склонив голову набок, шепотом спросила у Гелия: – А разве у Григора не папа умер?

– Отчим, – бросила та.

– Ну, отчим – это почти…

– Никель! – сквозь зубы рыкнула Гелий. Сейчас она напоминала не тихую мышь, готовую расплакаться, а злого опоссума. – Ты совсем дура? Мы уже говорили про Григора, я все объяснила и повторять не буду.

С дредастым явно была связана некая тайна, как и с Филимоновой, но Боя мало интересовали чужие скелеты в шкафу. Он просто ждал, пока сестры прекратят спор, чтобы задать вопрос. Тот самый, что волновал его еще утром, но потом, под натиском впечатлений, залег на дно.

– А как они вообще вернут наших сестер? – непроизвольно понизив голос, спросил Бой. – Я знаю про технологию, но в чем она заключается? Еще знаю, что есть «определенные условия», из-за которых все может получиться или не получиться, – говоря, он смотрел на Гелия – из двух сестер она выглядела более разумной и осведомленной.

Черная мышь медленно покачала головой.

– Мы знаем столько же, сколько ты. Честно. Вначале пытались выяснить подробности, но потом забили. Бесполезно.

– Нужно просто ждать, – тихо добавила серая.

Бой глотнул кефира и уточнил:

– Сколько?

– Месяц, два, три. По-разному. Кто-то задерживается тут дольше, другие быстро уходят. Но если люди вообще уходят отсюда, значит, получают, что хотят. Значит, им помогают. Как иначе? – Гелий посмотрела на часы, висящие на стене, и взвилась с места. – Ох, блин, опаздываем.

– А про тех, кому помогли, есть новости? – спросил Бой, вслед за мышами выбегая из столовой. – Можно на них выйти? Поговорить?

Гелий замялась на мгновение, а потом так усердно замотала головой, будто хотела сбросить ее с шеи.

– Мы не в курсе.

– А как же Зо… – начала Никель, но сестра вцепилась ей в руку и с силой дернула.

Серая пискнула и примолкла.

– Хватит трепать языком, – прошипела Гелий. – Нам пора. Пока! – И она поскакала вверх по лестнице, таща за собой Никеля.

Кот по имени Любопытство открыл глаза и, поднявшись, побежал на шорох. Кого имела в виду Никель? Далекого, неизвестного счастливчика, победившего смерть и покинувшего стены НИИ? Или человека, по-прежнему живущего здесь?

Зожа или Зою?

* * *

Во время третьего теста Бою пришлось рассматривать пятна Роршаха, о существовании которых он знал благодаря Снайдеровским «Хранителям». Тест проводила «лысая» ассистентка профессора. Она представилась Лизаветой Ивановной, но профессор вчера называл ее Лизонькой, и Бой решил последовать его примеру.

Лизонька была немногим старше Боя, но сидела с таким видом, будто в ее белобрысой голове свила гнездо вся мудрость мира. Девушку распирало от самомнения, и казалось, она вот-вот выдаст: «Я в курсе всех тайн Вселенной. Знаю, как воскрешают людей, есть ли жизнь на Марсе и куда пропадают носки из стиральной машины. Но тебе не скажу!» В присутствии профессора ассистентка сдерживалась, а сейчас вся сверкала, налитая до макушки чувством собственной важности.

Бой не удержался и громко фыркнул. Лизонькины глаза сузились. Скинув с плеча кончик выбеленного хвоста, ассистентка сквозь зубы объяснила суть теста.

Поначалу, мельком посматривая на черно-белые и цветные кляксы, Бой городил всякую чушь. «Очевидно, тут изображен адронный коллайдер». «Шрек дерется с кенгуру». «Да это же… это же… Хм. Это пятно Роршаха. Вы что, Лизонька, сами не видите?» Но в один момент он отчетливо разглядел на рисунке темную полынью, зовущую из пустоты, поперхнулся и отвел глаза. Лизонька победно усмехнулась уголками губ, но настаивать на ответе не стала и взяла следующую карточку. Бою перехотелось дурачиться, и дальше он отвечал более-менее правдиво. Кроме того раза, когда желто-розово-зеленое нечто натолкнуло на мысли об аромате яблочного пирога. Цвет не должен напоминать запах, рассудил Бой, и соврал, что видит двух бобров, строящих плотину.

Далее последовал тест номер четыре. Его проводил мужчина с вытянутым, усталым лицом, напоминающим морду старого пса. Мешки у него под глазами могли служить гамаками для хомячков, а в самих глазах стоял вечный ноябрь. Весь вид тестировщика – засаленный пиджак, грязные волосы, вислые усы в окружении клочковатой щетины – говорил, что мужчина давным-давно махнул на себя рукой, да и на все вокруг тоже. «Если не прийти, он и не заметит», – подумал Бой.

Сам тест, по его мнению, не имел никакого смысла. Пес спрашивал, скучает ли Бой по дому, насколько привязан к родителям, любит ли ходить в школу и прочее. Отвечать приходилось не словами, а цифрами от нуля до десяти. Пару раз Бой пропустил вопрос мимо ушей, брякнув наугад «один» и «девять», а спустя некоторое время вообще перестал откликаться. Он привалился к спинке кресла, немного сполз, прикрыл глаза и стал прокручивать в голове все, что слышал и видел сегодня. Сам не заметил, как задремал.

– Тебе пора. – Пес меланхолично вздохнул. – Уже три.

Бой потер глаза, поглядел на тестировщика (тот с безразличным видом читал книгу на немецком), пробурчал: «Спасибо, что разбудили», и побежал в столовую.

На обеде Зои опять не было, но на этот раз Бой не стал раздражаться на себя за то, что ищет ее. Как-никак, у него появилась уважительная причина. «Зо», оброненное Никелем, крепко засело в мозгу. Если в НИИ есть человек, способный подтвердить, что технология профессора на самом деле работает, Бою необходимо его расспросить. Правда, встает вопрос: что этот человек тут делает? Разве он не должен быть дома?

Можно, конечно, выловить серую мышь, когда черная куда-нибудь отлучится. Но не факт, что они вообще расстаются. Гелий теперь наверняка не спустит с сестры глаз, ведь Никель чуть не разболтала новичку тайну. Вот только чью? Какая буква должна стоять после «Зо»? «Ж» или «я»?

Заметив за одним из столов Зожа, Бой не глядя нахватал разной еды и направился к качку. Рядом с ним сидел мелкий, прыщавый Эдос, но вокруг оставалось еще три свободных стула.

– Не занято?

Не дожидаясь ответа, Бой сел и представился Эдосу. Поборов отвращение, пожал его руку, густо покрытую цыпками и язвочками. Наощупь – словно лапу ящера потискал.

Поздоровавшись с Боем, Эдос нервно потянул за длинные рукава, сделав так, чтобы на виду остались только кончики ногтей. Судя по страдальческой гримасе, он бы с удовольствием провернул тот же трюк с лицом, но воротника свитера явно не хватало, чтобы спрятать в нем голову. Пытаясь ускользнуть от взгляда новичка, Эдос скрючился над тарелкой и заслонился сосиской, насаженной на вилку, но принятых мер не хватило. Эдосовы прыщи, рассыпанные по всему лицу, выпячивались и горели – и чем больше он пытался их скрыть, тем большего внимания они жаждали. Это были не просто прыщи, а целый королевский двор: на носу восседала чета монархов с большими белыми коронами, по щекам вальсировали красные, упитанные вельможи, а на лбу и подбородке обитала мелкая сошка, но в таком количестве, что ни в сказке сказать.

Бой понял, что слишком долго разглядывает Эдоса, и поспешно уставился в тарелку, с удивлением обнаружив в ней творожную запеканку, утопающую в пюре.

– А вы кого хотите вернуть, парни? – небрежно спросил он. – Если не секрет.

К неудовольствию Боя, первым заговорил Эдос.

– Я жутко невезучий, – сказал он. – У меня вся семья погибла, семь человек. Поехали отдыхать в Европу, а там теракт. Какой-то урод подорвался в толпе, одиннадцать человек погибли, из них семь – мои. Мама, папа, двое дедушек и три бабушки, включая двоюродную. Я должен был полететь с ними, но свалился с гриппом. Мама хотела остаться со мной, а папа сказал… – Эдос грустно улыбнулся и перешел на бас: – «Сара, я не могу с тебя, он уже взрослый, отцепи его от юбки». Мама попросила: «Ну может, тогда возьмем Эдю с собой?» А папа ответил: «Да он нас всех заразит, и отпуск коту под хвост!» Лучше бы я действительно их всех заразил.

Неудовольствие, клюнувшее Боя, стыдливо юркнуло в темноту. Он приоткрыл рот и уставился на Эдоса, не в силах сказать ни слова. Семь человек. Вся семья. Это не укладывалось в голове. Эдос тоже смотрел на Боя и легонько кивал: да, да, так бывает. Он больше не прятал лицо и, удивительное дело, Бой перестал замечать его прыщи. Вперед выступили точеные черты, густые брови, вихрь темных волос со штрихами седины (сколько ему: шестнадцать?) и дрожащая струна улыбки.

– А я батю хочу вернуть, – заговорил Зож. – Он ваще-то меня один с малолетства тянул, воспитывал, мать-то с любовником сбежала, я ее и не знал. А потом батя в тюрьму загремел и там умер. Хотя ваще-то ни одного закона не нарушил, даже скорость никогда не превышал. А сел из-за мачехи – взял ее вину на себя. Мошенничество в особо крупном… Сука она. Ненавижу.

Зож говорил спокойно, не повышая голоса, но закончив, вдруг шарахнул кулачищем по столу. Подпрыгнули тарелки-стаканы-вилки, и все, кто был в столовой, повернулись на шум.

Эдос сочувственно вздохнул и похлопал Зожа по руке. Кулак качка медленно разжался.

– Ну-ну, здоровяк. Ненавистью делу не поможешь, – голос Эдоса звучал утешительно, почти по-отечески.

– А чем поможешь? – вырвалось у Боя. – Секретной технологией?

Эдос поколебался, но ответил:

– «Деус экс махина».

Незнакомые слова, сказанные вполголоса, прозвучали как заклинание. Бою померещилось, что они на секунду зависли в воздухе, качнулись и распылились по столовой, будто споры грибов. Может быть, галлюциногенных.

– Что? – Бой засомневался, правильно ли расслышал. – Какая еще махина?

– Это на латыни. Переводится как «Бог из машины».

– И что это значит?

– Так называется технология воскрешения. Не знаю, как она работает, но думаю, штука, названная на латыни, не может работать плохо. – Эдос улыбнулся.

– Ну а хоть какие-нибудь подробности известны? – не отставал Бой.

– Есть только предположения. Говорят про клонирование. А еще про виар-симуляцию. Мол, никого не воскрешают, а просто моделируют для тебя искусственный мир, где твои родные живы. Мне кажется, чушь. Но кто знает? Лично я думаю, что «Деус экс махина» – это такое лекарство. Эликсир от смерти.

– А почему говорят «махина», а не «машина»? – спросил Зож, почесав затылок.

– Ну, просто так произносится.

– «Деус экс машина» звучит лучше. А еще лучше «Деу секс машина», – Зож захрюкал от смеха.

Бой с Эдосом его не поддержали, и качок быстро затих.

– Да ну вас! – он досадливо дернул квадратной челюстью. – А батя бы поржал ваще-то. Скорее бы мне его вернули. Хоть клоном, хоть не клоном. Мне ваще-то по фигу. Это все равно будет мой батя!

Теперь Бой не сомневался: «Зо» относилось не к Зожу. Его отец точно был мертв, иначе откуда взяться этой неподдельной тоске в голосе? Этой дрожащей, как свет на воде, интонации? На хорошего актера Зож никак не походил.

* * *

Пятый тест оказался вовсе не тестом, а чем-то вроде урока. В большом кабинете, с зеленой доской на стене и фиалками на подоконниках, собрались все добровольцы. Они сидели за партами – изредка вдвоем, чаще по одному. Бой сразу увидел Зою, место рядом с ней пустовало, и он поспешно – даже чересчур поспешно – устремился к ней. Взгляды липли со всех сторон, точно репейники.

Спрашивать, свободно или нет, Бой не стал. Протиснувшись к окну (Зоя разместилась с краю, намекая, что не ждет соседей), он сел и покосился на белые руки с розовыми ногтями, скрещенные на парте, как две ветки.

– Где была? – спросил Бой.

Прозвучало резковато. Он бы не удивился, если бы рыжая-не рыжая не ответила, или бросила: «Твое какое дело?», или послала куда подальше, но она сказала:

– У меня особое расписание. Не всегда успеваю в столовку.

– Голодная?

– Как зверь.

Она улыбнулась, и Бой внезапно испытал странное, смутно знакомое чувство. Чувство причастности. Будто он нес ответственность за Зоин голод: не уследил, не озаботился. Он и раньше ощущал нечто похожее, но исключительно в отношении Динки. Когда мама задерживалась на работе, то просила Боя покормить сестру. Иногда он забывал, и Динка, довольная, ужинала печеньем и конфетами, сметая подчистую все сладкие запасы.

– А тут нет какого-нибудь автомата с шоколадками и снеками? – спросил Бой.

У него в школе стоял такой, собирая вокруг себя мальков, как священный алтарь – адептов культа. Каждый месяц проходил слух, что аппарат собираются демонтировать, и это неизменно поднимало волну паники у всех, кто младше седьмого класса. Бой шутил, что наряду с корейцами из группы Би-Ти-Эс, школьный аппарат является первой Динкиной любовью. Она в ответ злилась или смеялась – в зависимости от настроения.

– Нет, никаких автоматов тут не водится. – Зоя развела руками и дурашливо усмехнулась уголком рта. – Как и денег, чтобы купить что-нибудь в автомате. Или хочешь сказать, у тебя есть кэш?

Бой задумался. Три тысячные купюры, свернутые рулончиком, валялись на дне рюкзака. Вот только сам рюкзак Бой не видел со вчерашней ночи и до этой минуты даже не вспоминал о нем. А ведь там, помимо денег, была одежда. Та, что на нем сейчас, рано или поздно испачкается (носки уже посылали скверные сигналы), и Бою нужно будет во что-то переодеться.

Все его мысли, очевидно, отразились на лице, потому что Зоя сказала:

– На самом деле деньги тут не нужны. В НИИ пышным цветом цветет коммунизм. Просто скажи любому из тестировщиков, что тебе необходима одежда или, не знаю, ложка для обуви. Все, что надо, дадут бесплатно. Но, конечно, в разумных пределах. Никакого оружия, алкоголя, наркотиков, домашних животных или, м-м, ортопедических подушек. Вот их особенно нельзя.

Бой хмыкнул, отметив про себя, что у девчонки странное чувство юмора. Но хорошо, что оно вообще есть.

– Зато тут и оденут, и накормят, – продолжила рыжая-не рыжая. – Главное подчиняться правилам, и все будет хорошо.

– И как у тебя с этим?

– С чем? – Зоя сделала вид, что не поняла вопроса.

– С подчинением.

– О-о, я в этом отличница, – с горькой иронией отозвалась она.

– Простите за опоздание!

В кабинет с шумом вломился некто высокий и нескладный, с портфелем в руке и большим рулоном под мышкой. Бой вначале принял опоздавшего за очередного добровольца – на вид ему было не больше двадцати лет, – но тот шлепнул портфель на учительский стол и принялся вешать карту, бубня: «Тема сегодняшнего занятия «Исторические и экономические предпосылки распада Советского государства».

Карту молодой тестировщик повесил криво. Потом поскользнулся на паркете и чуть не сел на шпагат. Подтянув длинные ноги, он прищурился на Боя и сказал:

– О, вижу у нас пополнение! Меня зовут Тимьян Львович, и я веду бесполезный курс истории тире экономики тире обществознания для этих оболтусов. – Он обнажил большие кроличьи зубы, слишком белые на фоне смуглой кожи. – А ты у нас Бой?

Тимьян Львович производил двойственное впечатление. Бою не понравился его игривый тон в стиле школьного зубрилы, претворяющегося рубахой-парнем. И в то же время, неуклюжесть и молодость делала тестировщика человечным и понятным. Вот он, подумал Бой, единственный более-менее нормальный человек среди сотрудников НИИ. Не считая, разве что, добродушного Игорька.

– Не тушуйся. У нас тут все просто, можно сказать, по-домашнему. Никакой дедовщины или местечковой ежовщины, – бодро продолжил Тимьян Львович. – Уверен, ты быстро вольешься в коллектив. Здесь у нас, – он обвел кабинет рукой, – собрались сплошь яркие индивидуальности. Однако быть индивидуальностью не значит быть одиночкой. Каждый доброволец пережил утрату, Бой. У каждого рана в сердце. Поэтому никто не поймет тебя лучше, чем люди, которые находятся сейчас в этой комнате.

– Отличная речь, – язвительно сказала Филимонова, сидящая позади Боя и Зои, и пару раз хлопнула в ладоши.

– Разуйте глаза, Тимьян Львович, – раздалось с последней парты. – Какой коллектив? Какие индивидуальности? Тут каждый – таракан в банке.

– Говори за себя, Григор, – прогудел Зож.

– А я согласна, – тихо произнесла Никель.

Гелий зашипела на нее, но серая продолжила:

– Кто мы, если не тараканы? Тараканы с тараканами в головах.

– Не-е, я не хочу быть тараканом, – сказал андрогин. – Я, скорее, оса.

– Если кто-то скажет, что хочет быть бабочкой, я блевану, – пригрозила Филимонова.