Читать книгу Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь - Елена Тодорова - Страница 8

Восемьдесят первая минута ожидания…

Егор не отодвинул сиденье в салоне автомобиля дальше. Не попытался вытянуть ноги и размять затекшие мышцы. Просто потому что не собирался расслабляться. Сидел ровно, ощущая, как напряжение сковывает тело цепкими кольцами. Собранный, раздраженный, уставший, растерянный, разочарованный, обеспокоенный, злой – весь спектр эмоций в перебродившем вареве собственной души. Не лучшее сочетание. Понимал, что ничего хорошего его не ждет. Рефлексировал, копался в себе, с головой погружался в грязную жижу воспоминаний.

Ненадолго вспыхнул свет в салоне автомобиля. Порывшись в дальнем углу бардачка, выудил припрятанную пачку сигарет.

Неясно ухмыльнулся возвратившейся темноте. Срывая пленку с пачки, не испытывал сомнений. Бокс не позволял ему курить. Никому не нужны одышка и снижение выносливости на ринге. Здоровые легкие – это пятьдесят процентов результата. Но сейчас горький яд ему необходим.

Прихватив зажигалку, вышел из салона. Сделал несколько шагов и невольно поежился от холода, который проникал сквозь тонкую черную рубашку. Зря куртку из машины не взял, но возвращаться не хотелось. Стал в тени раскидистого, пока еще не убравшегося в листву дуба и закурил. Медленно втянул в себя едкий дым, чувствуя, как никотин заполнил легкие.

Воспоминания нахлынули тяжкой лавиной. Беспощадно придавили яркими вспышками из прошлого.

В Алисе всегда был бунтарский дух. Она спорила с гувернантками и учителями в гимназии, прогуливала школу. Рано стала ходить на дискотеки. У матери на первом плане была карьера, гастроли, участие в мюзиклах.

«Дом – это быт. А я творческая натура», – вспомнил он слова матери. Въелось в память на всю жизнь. Теперь вдвойне сторонился людей подобных профессий.

Отец не был настолько безразличным, как мать. Иногда он водил их с сестрой к речке или готовил для них ужин. Иногда… Безбожно мало времени на детей. Заканчивались сьемки одного проекта и начинались новые. В промежутках – спектакли, выставки, благотворительные мероприятия. Бл*дь, смешно до боли! Для посторонних людей их родители были идеальными. Талантливыми, успешными и самодостаточными.

Алиса доставляла родителям хлопоты, к которым они не были готовы. Поэтому в пятнадцать лет ее отправили учиться в школу закрытого типа. Думали, что таким образом усмирят ее мятежность и своеволие. Но не тут-то было. Алиса постоянно сбегала оттуда. Тусовалась с непонятными компаниями, ночевала у малознакомых людей. Поначалу она возвращалась домой после коротких загулов. Егору было тогда тринадцать, и он хорошо понимал, что происходит с его сестрой. Отчетливо помнил чувство тревоги, которое испытывал, глядя на Алису, неестественно и неискренне хохочущую в алкогольном дурмане. Но ни разу не попросил прекратить. Думал, с возрастом успокоится. Остепенится. Не понимал тогда, что она загубит свою жизнь.

Горечь подступила к горлу, но лицо осталось спокойным. Нет, он не смирился. Не было пока в его душе столько силы, чтобы смириться с потерей самого родного человека. Бесспорно, согласен, что история не терпит сослагательных наклонений. Но легче от этого не становилось. Боль притихла, но не ушла. И сейчас от одной мысли, что эта малолетка влезет в подобное дерьмо, было тошно. Не мог допустить такого.

Баба Шура всегда нахваливала девчонку. Откровенно говоря, он точно не знал, насколько они близки. Заметила бы Александра Михайловна, случись что-то чертовски плохое? Не знал он. А уж имея представление о детстве Сладковой…

Тяжелые двери трехэтажного здания в очередной раз открылись, и на улицу, наконец, вынырнула Стася. Долгое ожидание накрутило нервы, словно нити. Обугленные и все еще тлеющие от тягостных и неприятных размышлений.

Пристальным взглядом рассматривал приближающуюся девушку. Боялся упустить любые мало-мальски значимые детали.

С виду ничего примечательного.

Широкий легкий шаг. Что называется, на подъеме. Одна рука придерживала красную спортивную сумку на плече, свободная болталась в такт ее ходьбе. Из-под короткой кожаной куртки выбился растянутый вязаный свитер белого цвета, слегка прикрывая бедра, затянутые в узкие потрепанные джинсы. Длинные волосы то и дело взлетали ввысь от быстрого передвижения.

Стася подошла совсем близко и остановилась. Задумчивое выражение лица сменилось растерянностью. Неуверенно огляделась в поисках Гришкиной машины. Тут тоже не обошлось без участия Егора. На этой неделе он несколько раз созванивался с бабой Шурой и узнал, в какие дни Стася посещает спортивную школу. Потом связался с Гришкой и уточнил, где именно находится корпус. Через полчаса уже говорил с Яковенко на стоянке.

– Гриша, ты мне одно скажи: куда она ходит? – цепкий взгляд Аравина впился в собеседника.

– Егор Саныч… – Гриша явно растерялся, но старался виду не подать. – В спортклуб, куда еще.

Легкий шорох ветра приглушал разговор от посторонних ушей. Но это сейчас не важно. Не нравилась Егору реакция Гришки.

– В клуб, значит… – придавил он Яковенко ледяным взглядом. – А если не девальвировать ситуацию? Ты меня сколько знаешь? Я зря беспокоить не буду.

Гришка упрямо отвечает столь же холодным выражением серых глаз.

– Егор Саныч… – интонацией как бы говорит «не начинай».

Аравин на мгновение увел взгляд. Огляделся. Привычно оценивал ситуацию. Затем пружинистый шаг в сторону и крепкий захват затылка Яковенко. В прямом смысле слова, столкнулись лбами. Глаза в глаза.

– Какой я тебе Егор Саныч? – прошипел раздражено. – Забыл, как вместе с тарзанки прыгали? Или как бензин у Борисыча коммуниздили? – острый взгляд впился в глаза друга детства. – Я тебя прямо спросил. Что ты слился-то? Или, может, нравится эта малолетняя обуза? Может, мутяк у вас?

Гриша напряженно застыл, но не попытался ослабить захват Егора. Они действительно знали друг друга с детства. Дядя Гриши, Иван Борисович, в то время водителем у Аравиных работал. И Гришка, росший без отца, иногда забегал к нему. Так и познакомился с Егором. Долго дружили. Пока Алиса не пропала, и Аравин не перестал посещать отцовский дом.

– Она хорошая девчонка, – прямо ответил парень. – Ничего нет. Хорошо общаемся, не более. Куда ходит, сказал.

– А чего напрягся тогда? Вопросы не нравятся?

– Мое дело маленькое: отвез, привез. Я из машины редко выхожу. Если что не так – спроси ее сам!

Егор в последний раз проморозил товарища взглядом и резко отпустил.

Развернулся и зашагал в сторону своей машины.

– Ты свободен сегодня. Я сам заберу девчонку, – скомандовал, не оборачиваясь.

Увидев Аравина, Стаська не знала, чему удивляться больше. Тому, что он курит, или тому, что он вообще здесь находится. Совершенно неожиданная встреча для большого города. Безотчетное волнение лихорадочно проснулось и, щекоча изнутри грудную клетку, взвилось тонкими струйками вверх. Приятное и неловкое чувство одновременно.

В горле странно запершило, будто при простуде. Робко прокашлялась и настороженно посмотрела на Егора.

– Привет… – ждала, что он объяснит свое появление. Но Аравин продолжал неспешно курить и сверлить ее взглядом.

Неуверенно переступила с ноги на ногу и мимолетно прижала руки к внезапно потеплевшим щекам. Тело приятно ныло после выматывающей тренировки. Хотелось поскорее попасть домой и принять горячую ванну. Раньше не понимала, что бокс настолько тяжелый спорт. С непривычки болело все – ребра, пресс, мышцы плеч, спина и ноги. Думала, что с каждой тренировкой будет легче. Но тренер попался дотошный и каждую тренировку добавлял задания, не давая телу привыкнуть к нагрузке.

Работали на лапах: развивали координацию и реакцию. Много времени уделяли разминке и растяжке. Ну и традиционная груша. А Стаська уже рвалась на ринг. Тренер тормозил ее, заявляя, что нечего ей там пока делать.

– Как дела? – спросила, не задумываясь. Начинала нервничать, потому что не понимала, что ему нужно.

– Твоими стараниями, – его голос, глухой и низкий после долгого молчания, показался Стасе каким-то далеким и отстраненным.

– Прости? – не поняла его слов. И тут же мысленно одернула себя. В который раз почувствовала себя глупой и несмышленой рядом с ним. Лучше бы вообще молчала. Не раз баба Шура говорила: «Что на уме, то на языке».

– Сегодня обниматься не будем? – выбросил сигарету, мало заботясь о том, куда она приземлилась, и улыбнулся одними губами.

Неопределенно пожала плечами, не зная, как реагировать на этот сарказм.

– Где ты была? – неожиданный вопрос в лоб, и выражение лица предельно серьезное.

– На тренировке, – скосила взгляд в сторону и сделала вид, что поправляет сумку на плече.

– Это мы уже проходили, – обманчиво терпеливо начал Аравин. – Ты говоришь неправду. И мы оба это знаем.

Коварный румянец моментально вспыхнул на ее щеках. Понимала, что сама же себя выдает, но ничего не могла поделать. Не могла противостоять. Этот пристальный взгляд проникал в душу. Инстинктивно хотелось заслониться. Спрятаться. Не дать считать себя, как распахнутую книгу.

– Не знаю, что ответить на такое заявление, – откровенно сказала она и, поддаваясь порыву, слабовольно скрестила руки поперек груди.

Мимолетный взгляд отследил и это действие.

– Если не умеешь врать, лучше говорить правду, – милостиво дал совет Аравин.

После этих слов повисла неловкая тишина. Стася молчала, собираясь с мыслями и раздумывая, как лучше выйти из сложившейся ситуации. Первой реакцией было желание крикнуть, что это не его дело. Но что-то остановило.

– Мне не хотелось бы… не хотелось бы… – она замешкалась, подбирая слова. Как назло, ничего не получалось: голос дрожал, мысли путались. – Не хотелось бы… я…

– А ну дыхни, – резко потребовал он, в один шаг сокращая расстояние между ними.

– Что??? – совсем растерялась Стася. Расфокусированный взгляд неожиданно уперся в твердую линию его рта.

– Черт возьми, просто выдохни! – склонился к ней ниже и еще ближе.

Машинально послушалась, ощущая, как собственное дыхание ударилось о его подбородок.

– А мятная жвачка зачем?

Стася захлопала глазами, в очередной раз не зная, что отвечать.

– Это что, преступление? – прорвалось первое возмущение.

Аравин внимательно следил за ее реакцией. Намеренно долго задержал взгляд на крупных зеленых глазах. Зрачки нормальные, поведение адекватное для подобной ситуации. Но что-то же было не так! Зачем-то она соврала.

Неподалеку заорала чужая сигнализация, и девчонка повернула голову в сторону этого звука.

– Стася, – обратился он к ней по имени, требуя всецелого внимания, – я имею довольно хорошее представление, что такое гимнастика. В восемнадцать лет не начинают…

Их взгляды снова скрестились. Его настойчиво-глубокий и ее нерешительно-колеблющий. Отчетливо видел момент, когда она сдалась. Взмахнула ресницами, прикрывая глаза, и тут же снова распахнула. Заглянула в душу как-то по-особенному доверчиво.

– Хорошо. Я тебе все расскажу. Только обещай, что не будешь кричать, – попросила она.

Смена ее поведения нисколько не удивила Егора, и он с готовностью кивнул, тем самым выражая свое согласие.

– Я действительно была на тренировке. Но я никогда не ходила на художественную гимнастику, – вынужденная пауза для того, чтобы перевести дыхание, и, наконец, разгадка: – Я занимаюсь в секции по боксу.

Кажется, что тишина вокруг них стала осязаемой. Даже игривый ветер притих. Затаился, давая возможность Егору осмыслить сказанное.

Он не верил. Он не хотел верить в это. Он не мог поверить! Внимательно всматривался в ее лицо, видел в ее глазах надежду на поддержку и все равно не верил. В голове не укладывалось просто. Почему? Зачем? Хрупкая девчонка в громоздких боксерских перчатках. Никогда этого не понимал.

Возмущенное недоумение оттеснило все на задний план. Даже вспыхнувшее чувство облегчения.

– Пи*дец! И что это за вы*бон? – выдохнул ровно, лишь глаза обжигающе полыхнули недовольством.

Стася густо покраснела. Нет, эти слова не новы для нее. От отца-то и не такое слышала. Да и сама периодически ругалась как сапожник. Хотя старалась бороться с этим. Не нравилось. Грязные слова никого не красят. Но сейчас румянец вызван не смущением, а обидой. Не ожидала от Аравина такой реакции.

– Я спрашиваю, какого *** ты туда поперла? – настойчиво и громко спросил он. – Ты девчонка! Девчонка должна оставаться девчонкой. Нормальные девушки кулаками не машут! Такие девицы никому не нравятся.

Стаська сделалась буквально пунцовой. Но не знала, что ему отвечать. Стыдно так было, что хотелось просто провалиться сквозь землю и никогда не возвращаться. Обида, унижение, разочарование в один момент захлестнули всю ее сущность. Едва живая стояла перед ним.

Мир ее наивных фантазий грубо разрушили. Никогда он не поймет ее. Никогда они не будут ближе! Не стоило и пытаться. Только дурой себя выставила.

– Это что за пи*дец вообще?

– Ты обещал не кричать, – срывающимся голосом буркнула Стася, не скрывая обиду. Готова была расплакаться. Голос дрожал от волнения.

– Я и не кричу, – так же резко ответил Аравин. – Я громко выражаюсь.

Стася отвернулась, чувствуя, что сейчас заплачет. Сквозь пелену уставилась на горящие огни вечернего города. Пыталась справиться с собой. Но ком в горле не отпускал. Давил безжалостно и болезненно.

– Ты ничего не понимаешь, – не удержавшись, сказала она, уже не обращая внимания на дрожь в голосе. Плевать! На все плевать уже! – Такой же, как все! Безразличный! Зацикленный на своем… – хотела сказать «горе», побоялась, так и оставила фразу оборванной и продолжила: – Не стремишься увидеть, что вокруг тебя есть еще что-то. Или кто-то!

Аравин зло выдохнул на этот сопливый монолог. Ненавидел подобные разговоры. Ненавидел чрезмерную эмоциональность в людях.

Схватив ее за руку, чуть выше локтя, развернул к себе. Уперся взглядом прямо в испуганные глазищи девчонки. Увидел застывшие слезы. Но виду не подал.

– Если хочешь что-то сказать, имей смелость говорить в лицо.

Влажная зелень остро светила упреком и обидой.

– Нет, я не такой, как все. Потому что я не позволю себе врать! Хочешь – плачь. Истеки слезами. Изрыдайся! Но это была твоя последняя тренировка, – твердо и жестко сказал Егор.

Словно дождавшись разрешения, горячие ручьи заструились по ее щекам. Сердце в его груди протестующе сжалось и заныло. Но Аравин мастерски запихнул эти переживания поглубже, не давая слабину перед вздумавшим встать на дыбы сердцем. Сознательно давно этого не приходилось делать, но сноровка осталась. Встретил ее отчаянно-несчастный взгляд холодно и безразлично.

– Ты лично скажешь бабе Шуре, что лгала. И, если еще посмеешь врать нам, последует более серьезное наказание.

– Какое? – буквально крича, спросила она, ощутимо всхлипывая. – Дашь мне ремня? – губы искривились в надрывном плаче.

– Вполне возможно, – сухо ответил Егор.

И хотя он так и не сорвался на крик, эта стальная сдержанность показался Стасе куда обиднее. Больно резала по чувствам нещадными ударами.

«Лучше бы ты орал, Аравин!» – подумала она.

Но вслух сказала другое:

– Ты просто бесчеловечный!

– О, я бессовестно человечный. Поверь, ты поймешь это немного позже.

– Как же!!! У тебя просто нет сердца! НЕТ!

После этого крика безотчетно полыхнул ее яростным взглядом. Но тут же снова взял себя в руки.

– Садись в машину, сладкая Настя, – вкрадчиво сказал и протянул ей темно-бордовый носовой платок. – Иначе тебе не понравится то, что я могу тебе рассказать.

– Моя фамилия Сладкова! – раздраженно закричала она, громко шмыгнув носом в платок. – Сладкова!!!

– Я знаю, как твоя фамилия, – все так же спокойно ответил он.