Читать книгу Белая лилия - Елена Виг - Страница 29

***

– Скажи, Лили, у вас с Пьером все в порядке?

Лили с Жано сидели на кухне. Было прохладно, поэтому Жано разжег камин и подвинул свой стул поближе – от сырой погоды у него всегда ныли старые раны.

– Конечно, нормально, почему ты спрашиваешь?

– Просто показалось, что ты какая-то грустная.

– Это правда. Я не грустная, мне просто очень страшно. Это не имеет никакого отношения к Пьеру, я очень его люблю, ты же знаешь, но во мне сейчас сидит какое-то чувство, что в один миг это может все закончиться, понимаешь?

Жано кивнул. Он набил трубку и, молча, закурил. Запах хорошего табака пробудил в Лили воспоминание об отце, и она смахнула слезу, не желая расстраивать Жано. Тот сделал вид, что этого не заметил. Он грел больную ногу, курил и жмурился от удовольствия.

– Я знаю, девочка, что тебе тяжело и страшно. Мы вообще живем в страшные времена. А когда, скажи мне, они были не страшные? Меня вот сейчас значительно больше тревожит, что цены на мое вино опять упали, хотя, что это по сравнению с проблемами войны и мира! Я это понимаю, но мне нужно заплатить рабочим, нужно починить крышу дома, да мало ли что еще мне нужно сделать, и я думаю о ценах, а не о войне. Ты меня понимаешь?

– Не знаю, не совсем.

– Я не большой специалист объяснять. Надо просто жить и радоваться каждому дню, который дарит Господь. И чем страшнее жизнь, тем больше радоваться. Если бы я все время думал о войне, а, как ты понимаешь – от нас до Муссолини рукой подать, то я давно бы все бросил, крышу бы не чинил, виноград не выращивал. Зачем, если придут и все порушат. А я вот, видишь, еще трепыхаюсь, думаю о текущих проблемах. И ты должна такому научиться.

– Но как?

– У каждого свой рецепт. Могу только рассказать тебе, как меня самого учили на войне старые солдаты. Интересно?

– Конечно! Тебе там было страшно?

– Поначалу очень. Но ведь что такое страх? Большинство боится не самой смерти, а что будет, если ранят, боли боятся, боятся остаться инвалидом. А что будет с семьей, если убьют? Ну, словом, много чего боятся. И я, конечно, тоже боялся, тем более что старшего брата уже убили. Отец был старым, а племянники – еще дети. Я – единственный взрослый мужчина в семье. Как они без меня? Очень меня мучила эта мысль. Меня от этого страха вылечил наш сержант, очень хороший человек был, погиб в самом конце войны. Он нас тогда собрал, посмотрел на наши тоскливые физиономии и говорит: «Знаю я, парни, о чем вы думаете. Так вот у нас тут есть одно правило – все мысли о доме, семье, девушках собираются в один большой мешок и прячутся в самой дальней коморке вашей дурацкой башки. Эту коморку запираете на самый большой замок, какой только есть, и ключ прячете до самого окончания войны. Поняли?» Мы сказали «да», хотя тогда еще ничего не поняли. Дальше он говорит: «Значит, освободили вы свою голову от всякой домашней ерунды и думаете только об одном – как выжить в этой чертовой войне. Не как больше врагов убить, это вы и так сделаете, если живыми будете, а как просто выжить. Это значит, что надо научиться почти не есть, спать на голой земле, часто еще и под дождем, работать хуже самого жалкого раба и радоваться, что сегодня ты еще жив и можешь съесть практически несъедобную еду, чтобы завтра опять были силы все это перенести». Вот так он нас напутствовал тогда, и по факту, оказалось, что он был во всем прав.

– Ты научился так жить? – с недоверием спросила Лили.

– Захочешь выжить – научишься. И ты сможешь, если постараешься. Просто надо отключить воображение.

– Отключить воображение?

– Конечно. Ты все время пытаешься представить, как ты будешь жить, если начнется война, и как тебе будет плохо. А ты должна думать о сегодняшнем дне, и, когда будет война, тоже думать не о том, как это ужасно, а о том, где достать продукты, дрова, как спастись от бомбежки, что сделать, чтобы сегодня выжить тебе и твоей семье. И за каждый прожитый день благодарить Бога.

– И это работает?

– Еще как работает! Ведь ты не можешь позволить себе роскошь быть слабым. Это только для мирного времени, да и то не для всех, а для тех, у кого есть тот, на кого ты можешь перевалить свои трудности, пусть он их несет. У тебя есть такой человек?

Он смотрел на Лили испытующе, ждал ответа, но не торопил с ним. А Лили смотрела на огонь и пыталась понять, есть ли у нее тот, на чьи плечи она может взвалить свою ношу. Раньше это был папа. Она была маленькая, и он охранял ее от всего мира. Теперь папы нет рядом, да и она уже выросла. Когда она приняла решение остаться в Париже, она вышла из под папиной опеки. Детство кончилось именно тогда, а не когда она вышла замуж за Пьера.

Пьер… Пьер сделает все, чтобы защитить ее, даже в ущерб собственным интересам. Если бы она согласилась тогда уехать, то он все здесь бросил бы, чтобы ей было хорошо и спокойно. Но ей тогда казалось, что она уже взрослая и может принимать самостоятельные решения. Значит и надо вести себя по-взрослому, а не ждать, что Пьер от всего ее защитит. Как сказал Жано, она не может позволить себе быть слабой.

– Да, Жано, у меня есть такой человек, ты это прекрасно знаешь, но я не хочу взваливать на его плечи больше, чем он может вынести, потому что я очень его люблю. Ты прав, я постараюсь научиться запирать свои страхи на замок. А, кстати, где надо держать ключ от этого замка, – спросила она.

– Хороший вопрос, девочка! Его надо спрятать от самого себя, потому что, если он будет под рукой, то все время будет соблазн открыть этот чертов замок. Я бы мог сказать, что лучше всего этот ключ совсем выкинуть, но так не получается. Знаешь, какие дни на войне самые грустные? Это даже не те, когда приходится друзей хоронить, поверь мне. Это когда письма приходят. Вот тогда и открываются эти замки, достаются из котомки эти страхи, и они делают тебя слабым и уязвимым. После писем опять приходится начинать все с самого начала, а это, поверь, ох, как сложно!

– Ты хочешь сказать, что лучше вообще не получать писем из дома? – изумилась Лили.

– Как ни странно, но я бы запретил переписку с солдатами, она им только мешает сосредоточиться. Не удивляйся, я знаю, о чем говорю. Никто не должен получать вести из дому, когда воюет.

– Как странно и жестоко!

– Нет, не странно и не жестоко. Просто разумно. Но что мы все про войну, да про войну. Расскажи мне, какие вести из Америки. Что пишут родители?

– У них все в порядке. Сестры учатся в школе, папа открыл небольшой магазин, мама ему помогает. Живут, конечно, не так роскошно, как здесь, но папа вообще никогда не жалуется. Пишет, что есть трудности, но он их решает.

– Это правильно: есть трудности – начинаешь их решать, живешь только сегодняшним днем.

– Нет, ты не прав: жить только сегодняшним днем – это точно не про моего отца. Он всегда старается спланировать все заранее.

– Правильно, а когда спланировал, то больше не мучает себя сомнениями, а решает только текущие задачи, – подхватил ее мысль Жано.

– Да, возможно, что так, – согласилась Лили.

Она попробовала представить папу, как бы он отреагировал на эти странные принципы Жано – жить только здесь и сейчас, не задумываясь о будущем. Очень может быть, что он сказал бы, что это совсем не глупо – отодвигать свои страхи за пределы сознания и сосредоточиваться только на том, что важно сегодня. Возможно, что выразился другими словами, привел бы иные аргументы, но мысль эта, скорее всего, ему бы понравилась. А Пьер? Пьер так и живет, думая о прекрасном, а не о предстоящих ужасах, которые он все равно предотвратить не может. Он в этом зыбком мире имеет то, что наполняет его радостью – свою работу и их любовь. А Борис? Он тоже увлечен работой, и, похоже, что может вполне счастливо жить с Ирэн, хотя тоже отлично понимает все, что его окружает. А раз все люди, которых она любит и уважает, могут так жить, то, значит, и ей нужно выработать в себе этот навык.

– Жано, а ты знаешь способ, как этому научиться? Ну, например, слова какие-то волшебные, чтобы как заговор работали?

– Слова волшебные? Нет, думаю, что каждый должен что-то свое придумать. Это должно быть что-то такое, что выключает твои страхи. То, о чем ты думаешь, чтобы переключить себя от грустных мыслей.

– А ты о чем думаешь? – спросила Лили.

– Я думаю о вине. Не в смысле, чтобы выпить, а о том, что нужно сделать, чтобы оно было еще лучше. Точно! Когда мне плохо, я думаю о вине. А ты о чем?

– Я пока не знаю, но точно не о вине, – засмеялась Лили.

– Ну, каждому свое, – развел руками Жано и тоже засмеялся.