Читать книгу Слава России - Елена Владимировна Семёнова, Елена Семёнова - Страница 15

Закипела сеча жестокая, побурела трава от людской крови… Падали бездыханны ратники храбрые, пополняя небесное воинство, а вдоль рядов татарских носился на вороном коне подобный горе великан-батырь, облаченный в черные одежды. Не было равных тому батырю, и многих русских воинов настигло его не знающее промаха копье.

– Что, собаки? Кто из вас посмеет тягаться с Челубеем? – издевательски хохотал он, и что-то демоническое было в этом глухом, загробном хохоте. – Кто еще хочет изведать моего копья?

Яков с ненавистью смотрел на непобедимого татарского батыря, сжимала детская рука меч. Броситься на него! Поразить! Ведь поразил же юный Давид Голиафа! Не мечом, правда, а камнем из пращи… Где бы такую пращу взять?

– Не спеши сынок, – раздался рядом голос Пересвета. Схимник спрыгнул с коня и опустил руку на плечо Якова. – Обожди, придет и тебе время мужествовать. А сей соперник не по тебе… – взгляд серых глаз богатыря-монаха неотступно следил за Челубеем, поносившим русских и бахвалившимся своею силою. – По мне он и ко мне… – добавил тихо. – Знаю я его, знаю и силу его.

– Нешто думаешь одолеть его? – спросил, подъезжая, отец.

– Человеческой силой такого не одолеешь, – отозвался Пересвет, задумчиво погладив бороду. – А Богу все возможно. Нам преподобный дал оружие духовное, – богатырь коснулся креста на своем плаще. – На него и возложим упование.

– Ты твердо решил, брат?

– Тверже некуда. Пока этот оборотень жив, не добыть нам победы. А если он падет, то войско наше воспрянет духом.

– Твой соперник трус! – подал голос Яков. – Он сделал свое копье длиннее обычных, и никто из наших ратников не успевает достичь его, как оказывается пронзен насквозь!

– Я заметил это, чадо, – кивнул Пересвет, – и хвалю твою наблюдательность. Но на всякую злую хитрость найдется бесхитростная жертва…

С этими словами бывший брянский воевода снял с себя латы и остался лишь в схимническом плаще. Отец, видимо поняв замысел друга, прослезился и бросился ему на шею:

– Да поможет тебе Царица Небесная!

Пересвет расцеловал своего многолетнего сподвижника и Якова, еще лишь гадавшего, что задумал схимник-богатырь, вскочил на коня и рысцой устремился туда, где неистовствовал жаждущий крови сыроядец.

– Эй, Челубей! – раздался зычный бас бывшего воеводы. – Я готов сразиться с тобой!

Черный великан поднял на дыбы коня, крикнул что-то на неведомом наречии и вскинул свое длинное, под стать хозяину, копье.

Расступились обе рати, давая место разойтись двум богатырям. Дрогнуло сердце Якова. Только теперь понял он смысл слов Пересвета о жертве и весь замысел его. Русский воин-схимник стоял против татарина в одном плаще, не защищенный ничем, кроме Господня креста, нашитого на нем. Удар вражеского копья неминуемо должен был пробить ему грудь, но, пробивая ее с такой легкостью, Челубей оказался бы на том расстоянии, на котором его самого способно было достичь копье Пересвета… Слезы навернулись на глаза отрока, но он тотчас отер их, боясь пропустить хоть мгновение разворачивающегося смертного боя.

Перекрестился в последний раз бывший брянский воевода. Прокричал что-то гортанно Челубей. Понеслись навстречу друг другу борзые кони. Черная схима с белым крестом… Черные одежды татарина… Две черные тени летели друг на друга… Мгновение, другое… И страшное копье пронзило Пересвета, жутко выступило из спины его, все глубже нанизывая богатыря… Но тот, уже убитый, каким-то неимоверным усилием, чудом Божиим, остался в седле, и в следующий миг могучий татарский батырь, не успев остановиться, оказался пронзен копьем своего соперника. Рухнул черный великан на землю. Заржал в испуге его конь и бросился прочь. Охнули потрясенные татары…

Русский богатырь так и остался сидеть в седле. Копье Челубея до половины вошло в его тело… Его белый, в серых яблоках, конь, понурив голову, понимая свершившуюся беду, шагом повез своего недвижимого всадника к русскому стану.

Яков вместе с отцом и другими ратниками бросились навстречу герою. Тот по-прежнему сидел на коне, лишь лицо его было опущено и полностью скрыто капюшоном. Отец и еще несколько воинов бережно сняли мертвеца, вынули страшное копье из его тела, уложили на постланные плащи… Отец опустился на колени и, глотая слезы, прочитал по своем названном брате отходную. А затем, оборотясь к полю, на котором вновь закипала сеча, воскликнул:

– За Русь, братья! За Веру Христову, Православные! – и уже тише прибавил: – За брата Александра!

Подвиг Пересвета и гибель непобедимого Челубея воспламенили русские сердца. И как ни сильны были татары, а брало верх русское оружие. Вместе со своим воинством, словно простой ратник, бился и князь Дмитрий Иванович. Латы и плащ его были иссечены, но самого вождя русского хранил Богородицын Покров…

Все перемешалось на поле Куликовом. Русские и татары, мертвые и живые, небо и земля. Яков не чувствовал уже членов своих, изнемогая от усталости и ран, но не было из этой битвы иного исхода, кроме двух: победить или погибнуть. Видел отрок, как пал сраженный мечом отец… Сбылось пророчество утреннее! Вечерять братьям со Христом днесь! Может, и ему, Якову, суждено присоединиться к ним…

В какое-то мгновение ему показалось, что татарская сила того гляди переважит русскую. Но в этот миг с бодрым, победительным кличем вклинился в гущу боя свежий русский полк. То был полк пришедшего с литовскими князьями воеводы Дмитрия Боброк-Волынского, оставленный до времени в засаде в расположенном неподалеку леске. Видя, что силы основного войска на исходе, засадный полк поспешил на выручку, приведя в смятение не менее русских изнемогших татар.

Воспрянули духом русские ратники, воспрянул и Яков, из последних сил отбивавшийся от наседавших поганых. Вдруг возник перед ним богато одетый татарчонок, примерно одних с ним лет. Его похожее на блин лицо было бледно от ярости, а глаза горели ненавистью. Яков насилу увернулся от удара меча юного батыря и ловким прыжком поверг соперника на землю. Дальше бились уже пеши. Яков успел приметить, что оружие у его противника не простое, из чистого золота выкован был богатый меч и украшен самоцветными камнями. Уж не Мамайкин ли сын? – мелькнула мысль и придала злости. Ну, погоди, змееныш поганый! Ответишь ты и за отца, и за дядьку названного, и за всех славных воинов, нынче павших!

Удар, и вылетел из рук татарчонка золотой меч. Зарычав по-звериному, он схватил попавшееся под руку копье и ринулся на Якова. Тот отскочил ловко и, молниеносно развернувшись, рассек соперника мечом. Обливаясь кровью, татарчонок упал к его ногам. Скрюченное в смертных судорогах юное тело было последним, что увидел Яков в этом жестоком бою. Тяжелый удар по голове поверг его на земь, и отрок лишился памяти. В бесчувствии явилось ему дивное видение: небо, озаренное ослепительным светом, и два витязя в белых одеждах верхом на белых же конях, а против них темная рать…

– Ударим, брат? – спрашивает один витязь другого.

– Ударим! – соглашается тот.

Ангелы-витязи обнажают мечи и устремляются на темную рать. И та бежит от них в ужасе, истребляемая нещадно…

– Смотри-ка, живой! – ледяная вода, брызнувшая в лицо, вернула Якову сознание, а несколько глотков ключевой воды – жизнь. Склонившийся над ним ратник-костромич Гришка Холопищев довольно кивал головой: – Пей-пей, молодец. Водица, сказывают, целебная. Мне ее мать с собою дала, но Бог миловал, не понадобилась… Что, как ты? Стать можешь ли?

Яков не без труда поднялся.

– Добрый богатырь из тебя выйдет, – одобрил Гришка.

– Что битва? – спросил Яков, озираясь кругом. Ночь сходила на ратное поле, скрывая своим мраком ужасные следы дневной сечи – сотни убитых воинов…

– Мамайка с остатками своих сыроядцев бежал, мы победили. Малолетний хан Булак-Магомед убит. Его подле тебя нашли. Рассек его чуть не надвое чей-то славный меч.

Яков окончательно пришел в себя и отчетливо припомнил пышущего ненавистью татарчонка, жар которого пришлось ему остудить навеки-вечные. Похвалиться ли тем Холопищеву? Но тот вдруг омрачился:

– Вот, только… – и запнулся растерянно.

– Что только?

– Князя мы сыскать не можем… – вздохнул Гришка.

– Как так?

– Да уж так… Все видели, как он бился, но затем потеряли его. Ищем вождя нашего среди раненых, уповая на Божию милость. А я, вот, тебя вместо князя откопал…

– Так и почто ж мы время теряем?! – воскликнул Яков. – Идем искать князя!

– Да ты сам на ногах едва стоишь, тебя б перевязать сперва, вон как испятняли поганые…

– После перевяжешь! – отозвался Яков и, опираясь на чье-то подобранное копье, устремился в темноту.

Голова гудела, а сердце обливалось слезами по отцу и Пересвету. Но все это после, после… Теперь лишь одно важно: найти князя! Иначе что это за победа, если она обезглавила воинство? Иначе рассеются овцы без пастыря, и быть тогда снова беде на Земле Русской! Ох, недаром остерегал бывший брянский воевода благородного князя, заклиная поберечь себя…

Когда тьма уже совсем сгустилась, поглощая надежды и повергая русское войско в отчаяние, Яков, окончательно изнемогший в бесплодных поисках, повалился без сил на мягкую мхово-лиственную постель тихой дубравы, что простиралась правее Куликова поля. Он готов был уже отдаться горькому сну, как вдруг расслышал тихий вздох. Привстал Яков, прислушался. Не в ушах ли звенит, не мстится ли? Нет, не мстилось: невдалеке от него у могучего дуба лежал богатырь… Яков поспешил к нему и ахнул от радости:

– Гришка! Федор! Скачите к князю Владимиру Андреевичу и скажите, что князь великий Дмитрий Иванович жив и царствует вовеки!

Это точно был князь Дмитрий Иванович. Израненный, измученный, но живой и всего лишь уснувший от крайнего изнеможения после битвы в тени могучего дерева. От звонкого голоса отрока он пробудился и, воззрившись на Якова, спросил только:

– Что там?

– Радуйся, княже, победе великой! – отозвался Яков.

Лес, меж тем, уже осветился яркими факелами. За Гришкой и его земляком Федькой Сабуром спешили к Дмитрию Ивановичу его князья и воеводы, а впереди других – брат его, Владимир Андреевич.

– Милостью Божьей и пречистой его Матери, помощью и молитвами сродников наших святых мучеников Бориса и Глеба, и молитвами русского святителя Петра, и пособника нашего и вдохновителя игумена Сергия, – тех всех молитвами враги наши побеждены, мы же спаслись! – возвестил он, падая в ноги великому князю.

– Сей день сотворил Господь, возрадуемся и возвеселимся, люди! – отозвался тот, поднимаясь. – Благодарю тебя, Господи Боже мой, и почитаю имя твое святое за то, что не отдал нас врагам нашим и не дал похвалиться тем, кто замыслил на меня злое: так суди их, Господи, по делам их, я же, Господи, надеюсь на тебя!

Князю подали коня, и он в сопровождении свиты выехал в поле, на котором при свете факелов шла скорбная работа. Уцелевшие собирали убитых… Иных – дабы предать земле здесь же, немногих – дабы отвезти в родные отчины. Глядя на это горькое зрелище, Дмитрий Иванович спросил:

– Скольких воевод, скольких служилых людей лишились мы днесь?

Из темноты прозвучал негромкий ответ:

– Нет у нас, государь, сорока бояр московских, да двенадцати князей белозерских, да тринадцати бояр – посадников новгородских, да пятидесяти бояр Новгорода Нижнего, да сорока бояр серпуховских, да двадцати бояр переяславских, да двадцати пяти бояр костромских, да тридцати пяти бояр владимирских, да пятидесяти бояр суздальских, да сорока бояр муромских, да тридцати трех бояр ростовских, да двадцати бояр дмитровских, да семидесяти бояр можайских, да шестидесяти бояр звенигородских, да пятнадцати бояр угличских, да двадцати бояр галичских, а младшим дружинникам и счета нет; но только знаем: погибло у нас дружины всей двести пятьдесят тысяч и три тысячи, а осталось у нас дружины пятьдесят тысяч…

Князь спешился и, преклонив колени, воскликнул:

– Братья, русские сыны, князья, и бояре, и воеводы, и слуги боярские! Судил вам Господь Бог такою смертью умереть. Положили вы головы свои за святые церкви и за православное христианство!

Поднявшись, он пошел по славному и скорбному полю, прощаясь с теми, кто пал на его просторе за честь и славу родной земли и веры. Яков следовал за ним поодаль, про себя молясь об упокоении всех новопреставленных ратников.

Вот, черная гора показалась впереди – то было тело великана-батыря Челубея. С отвращением отшатнулся от страшной падали отрок. А, вот, и роща знакомая показалась. В ней собирался на подвиг Перествет, сюда и возвратился он, здесь и лежал теперь, а подле него – брат его названный, яковлев отец, Андрей Ослябя. С рыданиями упал отрок на грудь родителя, покрывая поцелуями скрещенные на ней руки.

Князь приблизился, сказал своим:

– Видите, братья, зачинателя своего, ибо этот Александр Пересвет, пособник наш, благословенный игуменом Сергием, и победил великого, сильного, злого татарина, от которого испили бы многие люди смертную чашу.

С этими словами Дмитрий Иванович подошел к Якову и отечески коснулся его плеча. Отрок утер слезы и поднялся.

– Это отец твой? – спросил князь.

Яков безмолвно кивнул.

– Ты сын славного и праведного воина. Я желаю, чтобы ты впредь служил мне.

Отрок поднял глаза на Дмитрия Ивановича и ответил с поклоном:

– Твоя воля – закон для меня, княже. Повелевай рабом своим.

Князь привлек Якова к груди, потрепал по голове:

– Не раб ты, чадо, но воин славный. Будь подобен своему отцу и тем услужишь мне! – взяв меч инока-воина Андрея Осляби, он подал его отроку: – Меч твоего отца отныне принадлежит тебе, чадо!

Яков опустился на колени и с благоговением принял из рук князя меч. Тяжело было отцово наследие для неокрепших от ран сил, но отрок все же препоясался мечом и, отдав целование отцу и Пересвету, последовал за Дмитрием Ивановичем.

Тот снова вскочил на коня и повелел трубить в сборные трубы, созывая людей. На трубный зов поднялись все, кто мог подняться, некоторых же вели под руки. Все стремились предстать пред очами своего вождя, услышать его слово. Огласили ночь многоголосые песнопения: богородичные, мученические, псалмы… Со всех концов Куликова поля стеклись храбрые ратники. И со слезами глядя на их столь поредевшие ряды, князь воскликнул:

– Слава тебе, высший Творец, Царь Небесный, милостивый Спас, что помиловал нас, грешных, не отдал в руки врагов наших, поганых сыроядцев. А вам, братья, князья, и бояре, и воеводы, и младшая дружина, русские сыны, суждено место между Доном и Непрядвой, на поле Куликове, на речке Непрядве. Положили вы головы свои за землю Русскую, за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в сей жизни и в будущей! Ныне похороним братьев наших, чтобы не достались честные тела их дикому зверю и отправимся к славному граду Москве, вернемся в свои вотчины и дедины: чести мы себе добыли и славного имени!