Читать книгу Слава России - Елена Владимировна Семёнова, Елена Семёнова - Страница 7

Стремительной рысью мчатся по пыльной дороге борзые кони – впереди дмитриев белый в яблоках гривач, которого за большие деньги выкупили у купцов-агарян два лета назад, александров могучий Воронок и легкий, малорослый, но быстрый константинов Гнедко. Летят братья во главе войска княжеского, друг друга опережая, точно не на рать едут, а на игру веселую.

– Ну, айда! Кто до поворота того проворнее домчит?! – орет Александр, шпоря своего тяжеловеса. И зря на состязание вызывается, потому что не обойти Воронку перса-Королевича. Да и Гнедко, пожалуй, быстрее окажется, если только не падет с него седок от усталости.

На усмирение заволновавшегося Нижнего Новгорода отец лишь одного сына послал – старшего, 12-летнего Дмитрия. А Алексаша упросил, чтобы ехать с ним. Почему же нет? Годом всего он брата моложе, и стремена не слабее ему, и рука, хотя и детская совсем, но братней не уступит в ловкости владения мечом! Пора и ему в ратном деле опыта набираться – времена-то какие, помилуй Господи!

А, вот, 7-летнего Константина никогда бы отец с матерью не пустили на рать. Но так закипела кровь в сердце мальчика, отцовской обидою распаленном, что не было силы дома остаться! Тайком сам оседлал верного Гнедко, друга забав детских, с трех лет объезженного и без слов понимающего своего маленького хозяина, и поскакал догонять братьев. Кольчужка маленькая, шлем, короткий меч, подаренный отцом для учения искусству воинскому, лук со стрелами – ничего не забыл юный князь. Братья, увидев его, сперва посмеялись и, поддержанные старшими из дружины, хотели тотчас отослать обратно домой. Но Константин был настойчив и немедленно доказал свое право быть при войске. Брат Дмитрий, желая испытать его, выпустил стрелу в тонкую березу, одиноко никнувшую на противоположной стороне опушки, на которой остановилось войско для совета, что делать с нежданным пополнением.

– Гляди, базилевс, если три раза попадешь также, так и быть, возьму тебя с собой и перед отцом с матерью ответ за тебя держать стану!

Базилевсом братья в шутку называли Константина за византийское имя, которое носили константинопольские императоры.

Маленький князь приосанился, прищурил глаз, легко вскинул свой изящный, серебром украшенный лук и… точно выпустил по назначенной мишени три стрелы подряд, так что братняя стрела не удержалась и пала на земь, выбитая соперницами. Да, меч еще не был подходящим оружием для хрупких детских ручонок, но с луком Константин управлялся иным воинам на зависть. Остер и точен был глаз маленького тверского князя!

– Ну, куда ж в поход без такого знатного стрелка! – расхохотался Дмитрий, подхватывая брата на руки. – Твоя взяла, поезжай с нами!

И, вот, летят три юных князя, жаждая поквитаться с отцовскими супостатами! В Новгороде Нижнем по смерти тамошнего князя взяли власть бояре, но были избиты черными людьми. С той поры кипели там волнения, и перестал подчиняться Нижний князю Тверскому, как было прежде, хуже того, осоюзился с московскими Даниловичами – главными недругами Твери. Без малого шесть лет терпел князь Михаил и, наконец, решил водворить порядок на нижегородчине.

– Что, братец, шибко устал? – окликнул Константина Алексаша, видя, как младший брат никнет к луке седла. – Потерпи маленько, скоро на привал станем! Эх ты, чай, не потешные здесь тебе игрища…

– Святослав в мои годы в походы ходил! – встрепенулся базилевс, отгоняя предательский сон.

– Слышишь, Митрий! – крикнул Алексаша. – Братец-то наш в новые Святославы метит!

Рассмеялись дружно старшие и ход своих коней замедлили, щадя младшего брата. На закате стали лагерем.

– Завтра уже во Владимире будем, – сказал Дмитрий.

Эти слова Константин расслышал сквозь сон. Едва сойдя со своего Гнедко и, не в силах дождаться мясной похлебки, уже кипящей на весело пляшущем костре, он повалился на землю и, укутавшись в плащ, уснул. И снилась юному князю рать жестокая и праведная, в которой он разит и гонит прочь всех врагов возлюбленного отца, всех ненавистников любезного Тверского княжества.

Отец, Великий князь Михаил Ярославич, был для Константина и его братьев совершенным примером, образом, подобными которому хотелось им быть во всем. Сильный, мужественный, справедливый, щедрый, строгий к себе и милостивый к другим, боголюбивый и любимый народом… Можно ли быть человеком лучшим? Князем прекраснейшим?

Родной племянник Александра Невского, он появился на свет уже после смерти своего отца и был воспитан матерью – благочестивой княгиней Ксенией, выучившей сына грамоте и наставившей в глубокой вере. В этой вере воспитывал князь Михаил и своих сыновей. Он старался не пропускать церковных служб, любил читать божественные книги, первым знакомством с которыми юные княжичи были обязаны родителю, читавшему им вслух. Отец избегал роскоши, отдавал предпочтение простой и скромной пище, почти не пил вина… Нередко дети видели, как князь уединяется в своих покоях для молитвы. В этом занятии проводил он целые часы, а то и ночи. Однажды Константин тайком последовал за отцом и, спрятавшись в его горнице, увидел, с каким жаром тот молится. Все лицо его было мокрым от слез… Маленький княжич сам стал на колени и стал молиться с родителем. Когда тот обернулся и увидел уставшего, заплаканного сына, кладущего вслед за ним земные поклоны, то лицо его осветилось радостью. Князь улыбнулся, встал с колен и, подняв мальчика на руки, расцеловал и отнес на свою постель:

– Спи, молитвенник! Твоим слезам Господь внемлет!

Это лицо так и стояло перед сомкнутыми сном очами маленького Константина. И ему казалось, что не на земле лежит он, а на отцовской постели, и не стон мачтовых сосен и елей баюкает его, а родной и любимый голос…

В Твери и ее окрестностях всякий, кто терпел беды, смело шел к своему князю, зная, что у него найдет помощь и заступление… Михаил Ярославич привечал всякого нуждающегося, наделяя милостыней, утешая ласковым словом… Свое княжение начал он по совету бабушки Ксении построением соборного храма в честь Преображения Господня. Вместе они, отец и бабушка, заботливо украшали этот храм, не жалея ничего, и не было в Твери красоты более великой!

Если бы можно было жить так – в молитвах, милостыни и благочестии… Но раздиралась распрями Земля Русская! Уже в тот год, когда Михаил Ярославич впервые поехал в Орду получать ярлык от хана на княжение, один из князей вместе с татарами разорил Владимир, Москву и еще дюжину городов и пошел на Тверь. Тверичи целовали крест, что станут биться с неприятелем из-за стен города до последней крайности и ни за что не сдадутся. Отец успел вернуться из Орды к самой битве. Дорогой он едва не попал в руки врагов, но некий священник успел предупредить его об опасности, и князь счастливо избежал оной. Тверь встречала своего господина крестным ходом, а татары, узнав о его возвращении, отказались от нападения на город.

В 1304 году, после смерти сына Александра Невского, Андрея, князь Михаил сделался старшим в роде. Но не мог примириться с этим московский князь Юрий Данилович! Когда отец отправился в Орду получить ярлык на великокняжеский престол Владимирский, туда же поспешил и Юрий. Во Владимире пытался образумить гордого супостата митрополит Максим, молил и убеждал его святитель: «Я ручаюсь тебе княгиней Ксенией, матерью князя Михаила, что ты получишь от великого князя Михаила любой город, какой ты пожелаешь!» Но Юрий не смутился солгать пред очами Божиими: «Хотя я и еду в Орду, но не стану добиваться великокняжеского стола: еду я туда по своим делам». Приехав в Орду, он не жалел золота, чтобы подкупить хана и получить вожделенный ярлык, однако, хан Тохта оставил великое княжение Михаилу Ярославичу. С той поры потянулась нескончаемая распря…

В детском впечатлительном представлении Константина князь Московский представлялся истинным хищным зверем! Врезались в память рассказы старших о злодействах его, бывших еще до рождения маленького княжича. В 1302 году после смерти бездетного переяславского князя московские Даниловичи захватили его вотчину в нарушение прав великого князя, под чью власть должны были по традиции отходить выморочные княжества. В ту пору жив еще был сын Невского, князь Андрей Александрович, старший в роду, и Михаил Ярославич принял его сторону. К Переяславлю было послано тверское войско под начальством боярина Акинфа, некогда служившего московским князьям, но перешедшего в Тверь после ссоры с боярином Родионом Несторовичем. Об этом Акинфе Константин наслышан был от брата Дмитрия, при котором боярин был чем-то вроде наставника. Дмитрий, бывший о ту пору еще совсем мал, запомнил Акинфу человеком отважным и добрым, который играл с ним, учил владеть игрушечным мечом и держаться в седле. Однажды на именины боярин сам вырезал маленькому княжичу стрелу с затейливым узором и подарил на счастье. Эту стрелу Дмитрий берег, как память о любимом наставнике.

Под Переяславлем противостояло Акинфе московское войско во главе с младшим братом Юрия Иваном Даниловичем. Рать эта была разбита тверичами, но в тыл им ударил Родион Несторович. Этот Родион, как рассказывали, собственноручно убил Акинфа, насадил его голову на копье и поднес князю Ивану со словами: «Вот, господин, твоего изменника, а моего местника голова!»

После этой вероломной и зверской расправы Михаил Ярославич сам осадил Москву, принудил супостатов к миру и вернул Переяславль Великому княжеству Владимирскому.

Рассказывалось и о других зверствах и преступлениях Даниловичей. Еще с 1301 года находился в Москве в плену рязанский князь Константин Романович. Что могло приключиться за пять лет, никому не было ведомо, а только нежданно предал князь Юрий пленника публичной казни. Да не только предал, но и сам выступил в роли палача – дело неслыханное и небывалое! Настолько, что два брата Юрия, Борис и Александр, покинули его после сего злодейства и перебрались в Тверь, куда за защитой от московского волка подался и сын убиенного князя – Василий Константинович. Несчастно сложилась судьба юного князя Рязанского. Ища справедливости и отмщения за отца, он поехал с жалобой на Юрия в Орду. Но московский князь успел послать хану Тохте много золота, и тот попросту казнил челобитчика…

– Зверь хуже татарина, – так говорили о Юрии Даниловиче старшие братья. И в воображении Константина московский князь виделся не иначе как с рогами на голове и копытом… Именно таким явился он ему в усталом забытьи, и юный княжич тотчас проснулся.

Заря уже окрашивала верхушки елей, а лагерь пробуждался и сбирался в дальнейший путь. Рядом с Константином сидел улыбающийся Алексаша и протягивал ему миску с горячей кашей:

– Нако-сь, подкрепись хорошенько! Вчера не повечерял даже, так умаялся! Смотри, не доедешь этак до Новгорода!

– Еще как доеду! – ответил мальчик, жадно принимаясь за еду.

Две миски каши возвратили княжича к жизни и, легко вскочив на своего Гнедко, он продолжил путь вместе с братьями. К полудню войско достигло Владимира, и тут ожидала его неприятная неожиданность. Встретил их прямо у входа митрополит Петр в полном облачении и с клиром, и с целым крестным ходом позади. Кланялся и просил подняться в его палаты. Делать нечего, первосвятителя русского объехать никак невместимо. Поднялись княжичи в митрополичьи покои, предчувствуя недоброе.

Митрополит Петр держал сторону московских Даниловичей, а потому ждать от него добра тверичам не приходилось. Когда преставился митрополит Максим, единомышленник и молитвенник отца, Михаил Ярославич желал утвердить на его месте своего ставленника, но Константинополь отдал предпочтение кандидатуре князя Юрия Львовича Галицкого и Юрия Даниловича Московского – епископу Петру Ратенскому. Уроженец Волыни, он подвизался в монастыре с 12 лет, был известен, как человек ученый и книжный, талантливый иконописец, основатель Новодворского монастыре на реке Рате… Один из образов, написанных им, хранился у покойного митрополита Максима.

Константин настороженно рассматривал первосвятителя. Кажется, муж сей украшен был от Господа многими дарами, но отчего же тогда так несправедлив он к отцу? Да и не только к отцу? Почему его пастырская совесть не препятствует ему признавать захват Москвой Коломны и даже страшное убийство рязанского князя? Вот и теперь таким вкрадчивым, сердечным тоном обращается он к юным князьям, а в речи его новая обида отцу!

– Передайте вы родителю вашему, что не благословляю я поход ваш и допустить его не могу.

Братья переглянулись, но прежде чем успели возразить что-либо, святитель, легко угадав их мысли, добавил:

– Если же запрет сей будет нарушен, то суровое прещение падет на главу и отца вашего, и вас! Посему прошу вас, дети мои, распустите войско и возвращайтесь обратно. И да не прольется кровь христианская!

Тяжелыми, грозовыми взглядами смотрели исподлобья братья на митрополита. Казалось, единый вопрос застыл в них. А что же, владыка, не наложил ты прещения на убийцу рязанского князя? А что же христианскую кровь, проливаемую им который год, не торопишься ты защитить? Или же не так красна она?..

Не по-Божьему судил Божий предстоятель, а по человеческому рассуждению. Но противиться ему невозможно было. Войско на супостатов послано сражаться, а не первосвятителя русского и крестный ход с иконами и хоругвями ратовать… Как ни постыло на сердце, а придется поворачивать вспять, дальнейшее лишь отцу решать вместимо.

Поднялись резко все три брата. Старшие головы приклонили под благословение. Перекрестил их довольный митрополит. Когда же хотел он благословить Константина, тот резко отдернулся, едва сдерживая слезы бессильного негодования. По тонким губам владыки Петра скользнуло что-то похожее на улыбку – не то сожаления, не то понимания детской обиды. Напоследок троим княжичам преподнесли образы Успения Пресвятой Богородицы – списки иконы, писанной самим митрополитом, и с тем отпустили, провожая благовестом всех владимирских колоколов.

В Твери встречали княжичей сумрачный от очередного оскорбления отец, уже предуведомленный о случившемся посланными вперед гонцами, и радостная тому, что ее дети живы и невредимы, мать. Опрометью сбежала княгиня Анна с крыльца и бросилась навстречу сыновьям, едва только показались они. Еще не успел Константин вынуть ногу из стремени, а матушка уже стащила его с седла, прижала к груди, закружила:

– Это что ж ты со мной сделать удумал, чадунюшко неразумное?! – заструился ее ласковый взволнованный голос. – Бежать из отчего дома! Без родительского благословения! Да кто ж тебя надоумил?

– Я только, матушка, хотел за обиду батюшкину постоять, – отвечал Константин. – Прости за огорчение!

– Постоишь еще, придет и твое время, – сказал отец, потрепав его по светлорусым вихрам. – Мужеству и верности твоим я рад, но впредь изволь нас с матерью не пугать столь. Благословение родительское – не пустой тебе обряд, чтобы помыкать им.

– Исхудал, измучился! – причитала, меж тем, княгиня, зацеловывая раскрасневшегося от смеси упреков и ласк сына.

– Оставь уж ты его, матушка, – улыбнулся князь. – Как-никак уж не дитя, а воин пред тобой. А притомились-то они все. Ничего! Сейчас добрая банька и сытный обед разом возвратят им силы!

Хлопнул отец в ладоши, дал распоряжение слугам, и, вот, уже повалил, радостным предвкушением щекоча нос, смолистый дымок из бани.

– И кваску с капусткою снесите! – приказал отец, обнимая за плечи старших сыновей. – Сейчас сам попарю вас…

Константин, вырвавшись из материнских объятий, обхватил его обутые в мягкие, зеленого сафьяна сапоги ноги. Княгиня с умилением улыбнулась, глядя на эту картину мужского единения, смахнула слезы радости и, взяв из рук мамки младшего сына, двухлетнего Васеньку, ушла в терем распоряжаться об обеде.

– Не кручиньтесь, дети, – сказал Михаил Ярославич сыновьям. – Бог не без милости! Найдем мы, как от наших врагов оборониться. Лишь бы только души наши соблюсти нам при том, ибо что в том, если, приобретая тленные царства земные, теряем мы небесное?