Читать книгу Чёрный Лес - Елена Воздвиженская - Страница 11

Рано утром в дверь квартиры позвонили. Я осторожно поднялся с постели, чтобы не разбудить Марину. Отчего-то мне не хотелось, чтобы она стала свидетельницей разговора, кто бы там ни пришёл. На пороге стоял Ромка – грязный, трясущийся с похмелья. В руке он держал замусоленный пакет.

– Вот, – прохрипел он сипло, протянув мне свёрток, – Николаич сегодня нашёл.

– Что?! – сон тут же испарился, – Опять яйцо?

– Да не, – взмахнул рукой Ромка, – Шмотки.

Я, пошарив в кармане джинсов, что висели на вешалке у двери, дал ему сотку. Запер дверь на замок, опустился на небольшой диванчик в прихожей, открыл пакет. Внутри оказался розовый спортивный костюм, кроссовки, носки. Я вытряхнул содержимое пакета на пол, пытаясь найти записку или что-то подобное, но в пакете было только это. Казалось, одежда ещё хранила тепло её тела. От ткани пахло сеном, свежескошенной травой, дымком. И Дианой. Неслышно подошла заспанная Марина, положила руки мне на плечи.

– Костюмчик вернула даже? Ну и ну! – послышался хрипловатый ещё спросонья, голос.

– Да нет, Николаич нашёл сегодня.

– Уж не там ли, где яйцо? – с интересом воскликнула она.

Придя на работу, я понял, что не смогу сегодня думать ни о чём, Диана заполняла голову. Стыд, обида, жалкие оправдания – всё это мешалось, переворачивалось, гудело, как бельё в стиральной машине. Мне всё больше казалось, что я совершил ошибку. Конечно, оправдывал я сам себя, Диану я знал совсем ничего, не то, что Марину. Эта её тайна, «в которую я не поверю», действительно подрывала всяческое доверие. Уже сам факт «появления» её из золотого шарика рушил все устои, но я выдержал, почти признал. Что же это за тайна, которую можно было узнать только после свадьбы? Тайна, на которую могут закрыть глаза только те, в чьём сердце поселилась любовь. Теперь я понял: я люблю эту таинственную фею, так внезапно ворвавшуюся в мою жизнь. Люблю и не могу жить без неё. Найти бы её, упасть в ноги. Но… её телефон остался лежать на диване. Искать с собаками? Есть у меня пара знакомых с обученными псами, только вот след уже, как говорится, простыл. Столько времени прошло. Остаётся Ромка. Пусть покажет мне место, где яйцо нашли – дальше я сам как-нибудь.

Зазвонил телефон. Марина. Я с неохотой ответил. Было досадно на себя, что я повёлся, как пацан, и, едва выпроводив из дома Диану, уже оказался в постели с бывшей девушкой. А она молодец, ловко всё провернула, избавилась от внезапной соперницы и тут же прыгнула в мои объятия. Хотя… что я пытаюсь сделать кого-то виноватым в своих собственных проблемах, в которых и сам не могу разобраться? Каждый ищет своего, и у Марины это успешно получается, напористая бабёнка. А я, я просто предатель. Так легко отказался от своей любви. Но ведь то, что это была любовь, та самая, настоящая, единственная, которую не встречают дважды, я понял лишь после ухода Дианы, поздно осознал.

– Витюша, – раздался из динамика голос Марины, – Я костюм этот выкинула. Мне он не идёт, да и надевать его стрёмно – бомж приволок неизвестно откуда. Ты не против, надеюсь?

Я молчал. Молчал всего десять секунд, пока стрелка на настенных часах ползла от единички до тройки. Молчал, слушая, как стучит в висках кровь, как звенит, словно перетянутая пружина, тишина в трубке. Всего десять секунд, а Марина прочла и расшифровала всё, что роилось и металось у меня в голове. «Она же умная» – вспомнил я слова Дианы.

– Понятно, – донеслось до моего уха, прежде чем пошли короткие гудки.

Конечно, она умная. Этот обрыв линии – демонстрация недовольства. Скоро Марина заполнит собой всё моё жизненное пространство, грубо и настойчиво оттеснив Диану в самые глухие и сумеречные области мозга. Её имя будет всплывать только лишь в моменты серьёзной болезни или чрезмерно сильного алкогольного опьянения. У нас всё будет хорошо: дети, квартира, положение-уважение. Не будет одного – любви. Я стану тихо её ненавидеть, она – компенсировать истериками невозможность это исправить. Тогда у меня останется только два варианта – стать подкаблучником или разорвать семью, невзирая на слёзы детей, седину и сердечные приступы родителей. Разорвать надвое живой организм, который начал гнить уже с самого своего рождения. Если бы мне было сейчас двадцать – я стал бы искать другую любовь. Но мне не двадцать. В моём возрасте хватают то, что осталось, то, что пока не уплыло, не просочилось сквозь пальцы, как потерянная молодость. Я не стану. Или Диана, или никто. Только её я поведу под венец. Поведу, если найду, если она простит меня. Я сидел на скамейке в глубине уютного парка и смотрел, как тяжёлые тучи одна за другой проносятся по чернеющему небу. Идти домой не хотелось. Место Дианы заняла Марина. Осталась, будто бы для поддержки меня в трудную минуту. На самом деле она спешно занимала оставленные недавно Дианой позиции. Срочно-срочно нужно перепрограммировать мужика на себя. Оставить одного – значит пустить всё на самотёк. Где гарантия, что он снова не снюхается со своей красоткой? А не снюхается – пойдёт вразнос. Сильный пол – он такой. Пьянки, знакомые бомжи в квартире, Скорая, полиция. Нет, тут нужен тотальный контроль.

Редкие прохожие шуршали первой опавшей листвой, которую, как чудную колоду карт, тут же перетасовывал ветер. На скамейку опустился пожилой мужчина. Старое пальто, ворот поношенного, зелёного когда-то свитера, шляпа, чёрные очки, перемотанные чёрной же изолентой, обшарпанная дюралевая трость.

– Разрешите присесть? – вежливо поинтересовался он.

– Пожалуйста, – пробормотал я, недовольный тем обстоятельством, что нарушили моё одиночество и мою священную печаль.

– Евгений Николаевич, – представился старичок, протягивая мне морщинистую руку, – Рома вам про меня говорил, надеюсь?

Меня словно подкинуло от неожиданности. Так вот значит, какой ты – Николаич.

– Как же вы, Виктор Иванович, допустили такое? Ай-яй-яй, – тихо продолжил старик.

От его слов у меня нестерпимо зажгло внутри, невыносимая боль и стыд терзали внутренности. Я не знал, что ответить. Молча ёрзал на скамейке, краснея от стыда. Я уже сам сегодня миллион раз пожалел об этом, зачем же ещё бередить рану.

– А ведь она вас любит, – тихо сказал Николаич.

– Вы-то откуда знаете? – недовольно воскликнул я.

Николаич вздохнул, прислонил трость к спинке скамейки.

– Знаю… Я много чего знаю. Встречался я с ней.

– Когда?! – я крикнул так громко, что оглянулась женщина, выгуливающая маленькую серую собачку, метрах в ста отсюда. Она покачала головой, пробормотала что-то себе под нос и поспешила увести подальше от нас своего питомца.

– Давно. Слишком давно.

– Скажите, где она?! Я приеду, я попрошу прощения, я…

– Слишком давно это было. Она там, куда ни вам, ни мне никогда не добраться. Вы упустили своё счастье, Виктор Иванович.

– Господи! Она жива?!

– Жива, конечно, жива, но недоступна, ни для вас, ни для кого-то ещё из людей.

Закрапал мелкий дождик.

– Но ведь, можно же что-то сделать?! Вы, это, войдите в своё состояние, свяжитесь с ней. Если нет телефона, можно послать письмо, записку. Я заплачу, я сделаю всё, что нужно.

– Эх, молодой человек, иногда, исправить свою ошибку нельзя никак. Да, и не только вы в этом виноваты. Наш мир не любит правду. Мы врём себе, врём другим, даже не замечая этого. Называем банальную физиологию любовью, выгодные отношения – дружбой, нежелание – забывчивостью, занятостью. Врём, лицемерим, боимся оскорбить чьи-то чувства. Вот идёт дождь. Вполне возможно, за эту фразу уже завтра могут и прикончить.

– Да ну, это уже перебор. Не будет такого.

– Думаете? Как знать. Кто-то, к примеру, страдает депрессией, а напоминание, что на улице хмуро, идёт дождь, может вызвать обострение, подтолкнуть к неисправимому. Видите, как нетолерантно получается, как это модно сейчас говорить. Кого обвинят первым?

– Да уж, сегодня такое вполне возможно, согласен.

– Видите, как легко можно найти виновного, уж куда легче, чем искать причину в себе. Это ещё что. Глядишь, и человека человеком назвать нельзя будет. Вдруг, кто-то считает себя, скажем, деревом, а вы обижаете его своими словами? Вот я сейчас делаю вам больно. Прогнать меня просто, ещё проще уйти, но вы не уходите. Не уходите потому, что подсознательно желаете исцелиться, а не принять привычное обезболивающее в виде заученных мантр, навязанных жизнью. И это хорошо. Именно эту искорку добра и нашла в вас Диана. Зацепилась за неё, мечтая создать семью, где каждый будет счастлив, потому, что здоров душевно. Без лжи.

Николаич замолчал. Дождь то утихал, то нарастал, но ни он, ни я не спешили в укрытие. Зонтов у нас не было, да и никто не думал о дожде.

– Пойдёмте прогуляемся, Виктор Иванович, – вдруг предложил старик.