Читать книгу Убийства и прочие мелочи жизни - ЕленаА. Миллер - Страница 3

За окном частота и плотность грозовых взрывов достигла наивысшей концентрации. Гром нагнал страх и тоску на всех припозднившихся прохожих и редких птиц.

Природа и город мучительно замерли в ожидании грозы. Но чернобрюхая рыхлая туча, затянувшая все жизненное пространство в две трети неба, никак не могла разродиться первыми каплями.

Все томились…

– Глаша, будь благоразумна! – воскликнул Карп, приподнимаясь. – Я думаю, сейчас не время для подобных заявлений.

– Почему? – Глафира повернула к нему свое бледное лицо, ее черные тонкие брови вопросительно сошлись на переносице и стали похожи на остро очерченные крылья чайки. – Я совершенно не боюсь, что меня начнут подозревать в убийстве. Как бы я не относилась к Алексею, я не потеряла бы голову настолько, чтобы явиться среди ночи в комнату одинокого мужчины и ударить его ножом.

Маша всхлипнула и закрыла ладонью глаза. Глаша продолжила, с чуть заметной улыбкой обращаясь к Толику:

– Я не очень радостно переношу вид крови. Кроме того, считается, что пистолет и кинжал – не женское орудие убийства. Дамы, кажется, предпочитают яд??

Толик промолчал.

– Алексея Гавриловича убили с помощью яда. – тихо, в тон ей, так же подчеркнуто спокойно и с чуть заметной улыбкой, ответил Даниил.

Они внимательно поглядели друг к другу в глаза, несколько бесконечных секунд.

Наконец, Глафира шевельнулась и недоверчиво произнесла:

– Разумеется, я могла ошибиться, но… Утром я заглядывала в окно и ясно видела следы крови на полу и на руке убитого.

– Совершенно верно. Если бы не одно «но»! Эти ранения явились не причиной, а следствием агонии. Жертва была отравлена синильной кислотой, примененной в достаточной для быстрой смерти концентрации. Предположительно, Алексей выпил отравленное вино из красного бокала на длинной узкой ножке. Когда яд начал действовать, он упал и подмял собой фужер. Тот разбился. Хрустальная ножка разрезала ему предплечье, потом на несколько сантиметров вошла в грудь. Минут через пять он был мертв.

Маша отняла руки от лица, в ее глазах застыл непритворный ужас:

– В вине? Этого не может быть…

И тут, наконец, грянул ливень!!! Он обрушился с небес внезапно, без предупреждения и прелюдий – черной глухой стеной, закрыв собою остатки белого света.

Все, не сговариваясь, поднялись и подошли к окнам. Маша быстро открыла одно из них, впуская в дом холодный влажный воздух.

Вид беснующейся стихии завораживал. По земле уже текли первые потоки пенящейся воды, желтой от взбитой пыли… Прямые жесткие струи ревели и барабанили по стеклам, кровле, ступеням так громко, что закладывало уши! Налетел ветер. Деревья гнуло к земле, высокие травы упали и теперь лежали в лужицах, их бомбили сверху тяжелые мокрые снаряды. В воздух взвились пустые целлофановые пакеты и оторванные от стеблей зонты борщевика! Гроза гуляла! В буйной пляске сносила она головные уборы разнотравью и палила в небо разрывающимися над головой молниями. Гром гремел и сотрясал округу!

У ступеней веранды образовались воронки и бурлящие пороги! Вся пыль, накопленная за недели жары, широкой бурой рекой вздыбилась, стронулась с места, качнулась, и потекла с холма прочь!

– Даже голова кружится! – Тихо сказала Глаша, глядя на медленно движущуюся почву у крыльца. Она зябко передернула плечами. Инспектор Гирс, стоящий рядом, уловил это движение и громко предложил:

– А не выпить ли нам чаю? Похолодало!

– Я хочу кофе, ненавижу чай… – мертвым голосом сказала Маша и поплелась на кухню, потянув за собой подругу.

Даниил проводил их долгим насмешливым взглядом и повернулся к участковому уполномоченному:

– Анатолий Ильич! А неплохо было бы и мне осмотреть место преступления! Неофициально, конечно же, так сказать – в порядке дружеской помощи.

Толик с готовностью двинулся в холл. Даниил обратился к директору музея, до сих пор заворожено следящему за грозой:

– Карп Палыч! Не желаете присоединиться? Ваши комментарии нам бы очень помогли.

Карп Палыч не желал. Это нежелание было ясно написано на его лице. Но, тем не менее, он обреченно вздохнул и побрел вслед за Толиком…

Даниил не спеша прошел по опустевшей столовой, заглянул на полки шкафа, выдвинул и задвинул ящички в резной консоли, зачем-то провел пальцем по запыленным тяжелым рамам картин, и только после этого направился в холл.

Комната Алексея Григорьевича была открыта. Толик и Карп топтались рядом и вопросительно глядели на инспектора. Тот попросил:

– Я все посмотрю сам. Вы просто будьте рядом, на тот случай, если мне понадобится информация.

Даниил вошел в комнату. Она была просторной как бальный зал, почти квадратной, обшитой темными деревянными панелями, но при этом светлой.

Прежде чем попасть в жилую часть, нужно было пройти через узкую «прихожую» комнаты длинной метра в два, образованную вдающейся внутрь большой изразцовой печкой. Этот аппендикс казался еще уже из-за стоящей напротив печи массивной лавки, на которой была навалена всякая всячина – стопки журналов, справочник города под допотопным телефонным аппаратом, корзинка с сухой травой, мужская сумка… Инспектор взял ее в руки и заглянул внутрь: ничего необычного – пачка сигарет, мобильный телефон, носовой платок, какое-то количество денег…

Даниил окинул все это цепким взглядом и прошел дальше. Теперь ему была хорошо видна вся комната. Центр стены напротив входа занимало наглухо закрытое окно.

Слева стоял исполинский резной буфет, рядом с ним – круглый дубовый стол без скатерти. На нем возвышался монитор компьютера, лежали газеты, бумаги, стояла чашка с давнишним чаем, тарелка с печеньем, красный фужер на высокой ножке с остатками пахучего ликера и пара зеленых яблок.

Стену справа от окна занимал большой как рекламная растяжка ковер, изображавший сцену псовой охоты. Две собаки с вывернутыми шеями, с безжизненными утками в зубах, вытаращив идеально круглые глаза, убегали в фигурные волны голубой реки. Сзади их нагоняли злые охотники в еврейских шляпах, они, прицелившись, палили из длинных ружей прямо в хвосты собакам. Фон этой странной интермедии представляли замысловато изогнутые черно-зеленые деревья. На дальнем плане, на высокой острой горе – на самом пике – был виден силуэт матерого оленя. Всё бежало, клубилось, стреляло и извивалось. Над всем этим разноцветным буйством, в синем небе неподвижно висела белая круглая луна.

– Без комментариев! – пробурчал себе под нос потрясенный Даниил и опустил взгляд на диван.

Диван, стоящий под ковром, был застелен толстым одеялом в пододеяльнике розового цвета с грибочками и бабочками. Такую же веселенькую расцветку имела простынь и высокая квадратная подушка. Было видно, что постель вчера не разбирали. Фиолетовое плюшевое покрывало – из того же семейства, что и шторы в доме, было до половины сдернуто на пол. Рядом лежали остатки красного фужерного стекла, бесцветного прозрачного тонкого стекла, толстого зеленого стекла от разбитого плафона настольной лампы. Сама лампа, лишенная головного убора, свешивалась на шнуре с края стола вверх тормашками. Виднелись следы крови. Меловая линия, обозначающая положение трупа, частично перекрывала стеклянную кашу.

Даниил прикинул – от места падения трупа до окна было метра три. След крови тянулся по полу, будто бы человек из последних сил мучительно полз куда-то…

– Время смерти установлено точно?

– Мы своим девчонкам верим. – откликнулся участковый уполномоченный. – Пока не жаловались. Они пишут – от половины девятого, до половины десятого вчерашнего вечера.

Даниил натянул на руки тонкие резиновые перчатки и присел на корточки, замер надолго, внимательно, миллиметр за миллиметром обследуя пол. Вдруг он насторожился, заглянул под диван и аккуратно достал за край пустую деревянную рамку из-под фотографии.

– Что это? – обратился он к Толику. Толик, подпиравший спиной изразцовую печку, дернул плечом:

– Да тут в музее этого добра навалом – рамы, картинки, рухлядь всякая…

– Позвольте… – поспешно поправил круглые очки Карп. Он встал с лавки, на краешек которой присел, и внимательно поглядел на находку:

– Это не музейное. Это склеенная рама из совершенно свежего лакированного дерева, без следов времени, даже не потемневшее. Такие сейчас продают в фотомагазинах. Если я не ошибаюсь, в подобной оправе стоял на столе снимок Алексея и Маши, тот, на котором они у озера.

– А где тогда сам снимок? – спросил Толик. Карп пожал плечами.

Даниил поискал что-то в стеклянной мешанине на полу и вынул прозрачный осколок с ровным прямым углом. Инспектор подставил его в раму. Углы совпали.

Толик заинтересованно свистел носом у печки.

Даниил бросил рамку на диван и подошел к трехстворчатому шкафу, занимавшему все пространство стены от лавки до ковра. Открыл дверцу. Шкаф был почти пуст. Вещей Алексея не было. Вообще. Исчезло даже нательное белье и носовые платки. Аккуратными стопками лежали казенные полотенца, простыни и даже какие-то скатерти.

На старых вешалках хранились черные халаты, в каких работают плотники, серый ватник и синяя зимняя куртка, на вороте которой с внутренней стороны была подшита метка с чернильным оттиском: «Музейный комплекс города Скучного».

– Своих вещей у Алексея было не много… – подал голос Карп.

– Я это уже понял. Но все они, до последней нитки, представляли большую ценность для убийцы… – задумчиво пробормотал Даниил. – Где туалетная комната?

– За печкой, с противоположной стороны.

Даниил протиснулся за круглый стол с компьютером и увидел узкую дверь, ведущую, казалось, внутрь печки. Там оказалась крошечный санузел с небольшой раковиной, кукольным душем со сливом в полу и голубым унитазом. На полочке под зеркалом лежало мыло, щетка для ногтей, маленькая мочалка. Ни бритвенного прибора, ни зубной щетки…

Даниил выбрался обратно в комнату. Хотелось открыть окно – воздух был сухой и спертый, густо пропитанный запахом миндального «Амаретто». Инспектор подошел к широкому, больше чем полметра, пыльному подоконнику и оглядел раму. Окно было плотно закрыто и кое-где по углам обзавелось паутиной.

Инспектор внимательно изучил буфет. Одна из верхних дверец была открыта. На полке стояло три красных фужера красного стекла с золотой каемкой по краю. Ножки у них были длинные и надежные, граненные неглубокими вертикальными полосами. Даниил бегло осмотрел остальные полки и ящики – ничего особенного: пара колод игральных карт, мягкая игольница, немного хрустальной посуды, мятые салфетки и журналы, журналы, журналы…

– Что-то еще? – уныло спросил Толик, принюхиваясь к запаху кофе, наполнившему холл.

– Компьютер! – напомнил инспектор. – Мы хотели просмотреть почту музея.

– Ах да! – хлопнул себя по лбу Толик. Он нагнулся под стол, включил компьютер и под его жужжание наклонился к уху Даниила. – Не представляю, зачем тебе переписка этих музейных червей? Хочешь знать почем банка красного лака для реставрации старого буфета?

Даниил задумчиво молчал. Компьютер загрузился, Карп Палыч пролез между полицейскими и придвинул клавиатуру:

– Позвольте, господа…

Он не совсем ловко нашел нужную страницу и со второй попытки набрал пароль. Открылась почта.

Толик бросил мельком взгляд на какую-то картинку сверху и, зевая, отвернулся.

Карп Палыч тоненько вскрикнул и схватился за сердце. Гирс усмехнулся и удовлетворенно кивнул головой.

Почта была пуста.

За исключением пяти новых нераспечатанных писем, в окне ничего не было. В «отправленных» письмах и их «черновиках» стояли равнодушные нули!

Даниил сунул руки в карманы джинсов и тихонечко засвистел незатейливую мелодию. Карп с жалобными стонами щелкал мышкой и причитал:

– Как же так! Где же это? Что же это??

– Что случилось-то? – забеспокоился Толик.

– Карп Палыч! – обратился к директору Даниил, обняв за плечо участкового уполномоченного. – Выключайте машину и идемте кофе пить. Анатолию Ильичу еще надо комнату опечатать. Осмотр окончен, господа…!

Пока Толик возился с печатью, инспектор успел осмотреть дверь.

– Замок ломали?

– Производили вскрытие. – уточнил Толик. – Двери старые, никаким ломом не приподнимешь. Замки хорошие, добротные.

– Сколько было ключей от дома и комнаты? – спросил Даниил у директора.

– Три связки. Две у меня. Первая – в столе в кабинете, вторая – в пиджаке. Третья была вставлена в замок двери Алексея изнутри, поэтому-то и пришлось повредить косяк. Те ключи забрала полиция.

– Изъяла. – поправил Толик и поспешил в комнату.

Девушки сидели на своем диване, слегка вздрагивая при каждом новом раскате грома. Со стола исчезли грязные тарелки и пустые миски. Зато на их месте красовались стеклянные плоские конфетницы с пирожками, печеньем и конфетами. Появились креманки с мёдом и вареньем. По-домашнему пахло густым кофе. Кофейник и круглый заварочный чайник, накрытый цветастым полотенцем, стояли в центре стола.

Даниил ужаснулся на этот раз уже непритворно:

– Ильич! Это тебя каждый день так кормят??

Толик искренне удивился:

– А что мы съели-то?? Так, поклевали слегка!

Он придвинул кресло ближе к столу и сразу в обе руки взял по пирожку. Маша налила чай Карпу Палычу и Толику, вопросительно посмотрела на Гирса. Тот качнул головой:

– Мне кофе, пожалуйста. В большую кружку, черный, без сахара.

Глафира подошла к нему с кофейником и, наполняя чашку, спросила:

– Что интересного нашли на месте происшествия?

– Самое интересное заключается в том, чего мы НЕ нашли.

– Все вещи его похищены. – опустилась на край дивана Глафира. – И чемодан исчез. Так сказал отец Косьма…

– Да, это так. – отпивая раскаленный кофе, ответил Даниил. – Не могли бы вы предположить, зачем наш таинственный убийца забрал фотографию со стола.

– Какую фотографию? – заледенела Глафира.

– Ту самую, на которой были Алексей и Марья у озера.

Маша коротко вскрикнула, едва не расплескав свой чай:

– Тот наш снимок? Кому он нужен?

– Это мне тоже очень интересно. Преступник так торопился, что ему пришлось разбить стекло в раме, чтобы достать фото. И вот я спрашиваю себя уже в который раз – какую ценность мог он представлять для грабителя?

– Боже мой… – Маша в страхе прижимала руки к груди. – Это немыслимо. Зачем это кому-то?

– У вас есть еще подобные снимки?

– Да, сколько угодно! В нашей мастерской на буфете стоит такой же. И дома у меня целый альбом. Но… Забраться ночью в дом, чтобы разбить стекло в фоторамке и убить человека… Это немыслимо!

– Разберемся! – авторитетно пообещал Толик, накладывая на большое круглое печенье гору густого меда.

Даниил покосился на него и, передернув плечами, переключился на Карпа Палыча.

– Уважаемый Карп Палыч!

– Да!

– Настала ваша очередь поговорить со мной.

– С превеликим удовольствием!

– Расскажите мне как можно более точно, как прошел ваш вчерашний вечер, начиная с того момента, когда Алексей закончил свой рабочий день.

– Я уже упоминал об этом. В половине шестого вечера Алеша вышел из своей комнаты чем-то расстроенный. Я, конечно, поинтересовался причиной его подавленного настроения. Он объяснил, что были проблемы с компьютером – он зависал, потом произошли накладки с почтой. Я не стал уточнять какого именно плана, потому что Лёша заверил меня, что он сумел все исправить и выполнить работу. Он прошел на кухню и выпил холодного чаю. Его потухший вид настолько не вязался с его обычным блистательно-радостным настроением, что я забеспокоился. Но он опять сумел меня утешить… Он сказал, что виной всему головная боль, и ему нужно немного пройтись.

– У него раньше бывали головные боли?

– Не часто. В таких случаях он спрашивал у меня или у девочек пару таблеток анальгина.

– Вчера он попросил у вас лекарство?

– Нет. Он предположил, что часовая прогулка вполне поможет. И Алексей ушел. Как мы уже выяснили – в мастерскую. Я немного поработал в кабинете – прочитал статью в столичном журнале об иконописи Строгановских вотчин, затем мне стало неуютно в пустом доме… Я, знаете ли, плохо переношу одиночество. И я отправился в храм в надежде заполучить в собеседники отца Косьму.

– В какое время это было?

– Дайте припомнить… Думаю, около четверти седьмого…

– Именно в это время Марья и Глафира выгнали Алексея из мастерской.

– Возможно, потому что мне показалось, что я видел его у начала Тополиной аллеи, в тени кустов.

– Вы окликнули его?

– Ни в коем случае! Я не хотел прерывать его прогулку.

– Что было дальше?

– Дальше… Я пришел в храм, но настоятеля не застал. Он отправился к одной из своих немощных прихожанок. Мне сказала об этом Анна, тетка нашего уважаемого участкового уполномоченного.

Толик кивнул:

– Она у меня как армянское радио – все знает…

– Я передал через Анну, что буду рад видеть батюшку у себя вечером и вернулся, приблизительно без пятнадцати минут семь. В доме было тихо и пусто. Я вынес из холла свое плетеное кресло, взял старые журналы и погрузился в чтение.

– Вы не видели и не слышали ничего подозрительного?

– Нет! Все было спокойно, как обычно. Был обыкновенный летний вечер. В половине восьмого или около того, я почувствовал, что очень проголодался. Видимо, виной тому был слабый запах костра, донесшийся до меня с ветерком. – Карп Палыч улыбнулся. – Это напомнило мне о жареной картошке и паре куриных крылышек. Я решил перекусить что-нибудь до прихода Алеши. Но, к моему удивлению, он сам неожиданно вернулся с прогулки. Ему стало значительно лучше – настроение поправилось, глаза блестели, щеки румянились. Загляденье! Мне показалось, что от него пахло костром. Но он очень забавно понюхал себя под мышками и сказал, что ничего не замечает! – Карп невесело посмеялся. Потом тяжело вздохнул, прикрыв глаза. – С ним всегда было хорошо. Весело. Н-да… – Директор мотнул головой, будто отгоняя печальные мысли, негромко продолжил. – Но потом он сказал, что гулял у Усадьбы и там действительно, местная шпана жгла какие-то доски, так что запах дыма мог в самом деле остаться на его одежде.

– Опять жгла! И опять у Усадьбы! – неожиданно грохнул рукой по столу участковый уполномоченный. – Ну, мать честная, да что ж за народ-то такой неугомонный! Позавчера только разогнал всех и обещал уши оторвать. Вчера, значит, опять за своё!!!

– Не переживай так, защитник наш! – с непритворной тревогой в голосе воскликнула Маша, подливая ему чаю. – Все нервы себе измотал…

– Никакой жизни! – горестно поддакнул Толик, принимая из ее рук чашку. – Сахару-то бросила? Горю на работе!!!

– Дома не бываешь… – как эхо подлила масла в огонь Маша, сокрушенно вздохнула и махнула ладошкой.

– А когда? – трагически отозвался Толик. – Рабочий день еще полтора дня назад закончился, выходной, а я что?

– Что? – равнодушно спросил Даниил.

– А я где? Сам видишь! Не покладая рук! – Толик засунул в рот большую шоколадную конфету. – Как конь – сплю в борозде!

– Ах! – в который уже раз с искренним сочувствием вздохнула Марья и в порыве нежности пододвинула к защитнику еще одну миску с медом.

– Что было после возвращения Алексея? – Гирс вернулся к прерванному разговору, стараясь не смотреть, как «конь в борозде» зачерпывает мёд ложкой.

– Мы сели ужинать. – откликнулся директор Музея.

– Из скольких блюд состоял ужин? – голосом, полным иронии, спросил инспектор.

– Из достаточно скромного количества блюд. – поняв причину сарказма, усмехнулся Карп. – Вы, вероятно, подумали, что у нас каждый день такая «свадьба»?

– Это ваши тетушки друг перед другом стараются – племянников кормят, – тихонько пояснила Глафира.

– Ах вот оно что! – Даниил покривил губы в едва заметной улыбке, а я уж подумал, что у вас это обычное дело.

– Ну почему ж – не обычное! – неожиданно обиделась Марья. – И мы бы накормили не хуже…

– Не надо! – испуганно ответил Гирс. – Толик уже лопнет скоро.

– Поди не лопну… – деловито отозвался тот.

– Мы достали оставшийся пирог с яблоками, который за день до этого принесла Марья, сделали пару бутербродов, ну знаете так…по-холостяцки. – морща лоб, припомнил Карп Палыч. – Да! Чуть не забыл, Алеша открыл бутылку миндального «Амаретто». Она у него стояла в буфете.

– По какому случаю?

– Все проклятая головная боль!! Алеша утверждал, что хороший ликер снимает эту неприятность не хуже таблеток.

– Не запомнили время?

– Отлично запомнил! – Карп Палыч достал из кармана старинный брегет на цепочке. – Два раза в день эти чудесные часы издают характерный звук – будто бы колокольчик звякнул. Поэтому я никогда не забываю принимать свои гомеопатические пилюли, от нервов – ровно в восемь часов утра и в восемь часов вечера.

– Итак…

– Итак, я все еще надеялся на приход отца Косьмы, но он так и не появился… Мы поняли, что ужинать нам придется вдвоем, накрыли вот этот стол. Алеша принес вино из комнаты. И тут брякнул мой брегет. Я извинился, поднялся в свою комнату и выпил пилюли. Спрятал их в шкаф, посидел в кресле, пока с языка не пропал жгучий привкус, сразу после этого спустился вниз. Это заняло минут пять, не больше. Алексей ждал меня за столом. Мы поужинали…

– Вы выпили вино? – напряженно спросил Даниил.

– Да! Точнее нет… То есть – да! Видите ли, я имею обыкновение уносить свой бокал к себе наверх и там не торопясь, выпивать в течение вечера. Но вчера Леша был в каком-то ударе и просто настоял, чтобы я выпил ликер внизу. Он очень забавно кричал: «Пей-до–дна» и поддерживал меня под локоть. После этого я сразу поднялся к себе и решил дочитать журналы. Но «Амаретто» уже ударило мне в голову, и я задремал… Сквозь сон я слышал чьи-то шаги. Да-да, кто-то ходил в доме! Около одиннадцати я встал с кресла, с трудом заставил себя принять душ и забрался в кровать. Проснулся я утром, от ужасного визга…

– Вечером, кроме шагов, вы ничего больше не слышали?

– Затрудняюсь ответить точно. Будто бы что-то стукнуло. Или брякнуло. Но я решил, что мне померещилось со сна. Я посмотрел на часы – было начало десятого.

– Вы не спустились в комнату Алексея?

– Нет, уверяю вас. Зачем?

– Ну… У вас могли возникнуть, например, какие-нибудь вопросы, разногласия по работе.

– Вы ошибаетесь! – занервничал Карп. – Что заставило вас предположить, что именно я был в комнате Алексея в этот злополучный вечер?

– Факты. – спокойно ответил Гирс. – Исключительно факты, милейший Карп Палыч. На фужере, стоявшем рядом с бутылкой на столе в его комнате – обнаружены ваши отпечатки пальцев. Очень четкие.

– Силы небесные! – бледнея, прошептал Карп Палыч. – Это невероятно!

– Значит, вы не можете это объяснить?

– Нет. Я могу только повторить еще раз – я не выходил из своей комнаты, не спускался вниз и не имел разногласий с покойным коллегой.

– Сколько было красных фужеров в комнате Алексея.

– Шесть.

– Их осталось четыре. Один до сих пор стоит на столе, три – в буфете. Пятый бокал разбит. Не знаете, где шестой.

– В моем кабинете. Алексей налил мне еще, после того, как я выпил. Для этого ему пришлось сбегать в свою комнату, потому что бутылка оставалась там. Но я уже не мог сделать ни глотка, поэтому забрал свой стакан с собой. Но больше уж не пил в тот вечер.

– Он до сих пор там?

– Да.

– С ликером?

– Разумеется. У меня вся комната пропахла проспиртованным миндалем. – болезненно скривился Карп.

– Нужно будет забрать его в лабораторию. Пусть сделают анализ… – Гирс повернулся к Толику, чтобы убедиться, что тот его слышит. Толик крепко и беззвучно спал. Он лежал на спине на диване, закинув ноги в желто-зеленых полосатых носках на подлокотник. На лице его лежала фуражка.

– Пусть отдохнет! – вздохнула Маша, собирая чашки со стола. – Будете еще кофе, инспектор?

Даниил кивнул, быстро глянул на часы и перевел взгляд на Глафиру:

– Ну, раз уж стрелки на циферблате повернули к полуночи, самое время заговорить о призраках и прочей нечисти…

Глаша сдержанно улыбнулась. Марья охнула, схватила пустой чайник, полотенце, и бросилась на кухню. Но только она приблизилась к выходу, дверь бесшумно распахнулась и на пороге возникла высокая худая фигура в черном.

Маша вскрикнула, выронила всё из рук и широко перекрестилась.

– У вас там дверь раскрыта! – поднимая чайник, проговорил отец Косьма. Тут он заметил спящего и продолжил уже в полголоса. – Опять за свое взялись? Призраки – шмизраки!!! Бога гневите! Гляди, Глафира – наложу епитимью – света белого не увидите!

Маша со страхом и мольбой посмотрела на настоятеля и, опустив голову, вышла в холл.

Карп Палыч обрадовано подскочил к священнику:

– Заходи, милый друг. Чай с пирогами будешь?

– Буду! – легко согласился тот, тут же ехидно добавил. – Вприкуску с привидениями и болотными огнями! Или лучше сменим пластинку?

Гирс продолжил, спокойно выдержав взгляд попа:

– В интересах следствия позволю себе настоять на этой теме разговора! Итак, Глафира, я обратился именно к вам потому, что имею основания предполагать, что кроме вас никто внятно и четко не сможет освятить этот скользкий момент.

Глаша опять слегка улыбнулась и легким кивком дала понять, что оценила комплимент.

– Расскажите мне, почему все решили, что в доме есть призрак?

– В этом-то и заключается главная странность… – начала Глаша, взяв в руки чашечку с кофе. На золотом фарфоре лак на ее длинных загнутых ногтях таинственно замерцал, лицо женщины было по обыкновению бледным и спокойным, но в глазах вспыхнул неподдельный интерес к предмету обсуждения.

– В чем именно?

– В том, что призрак появился именно в этом доме. Раньше такого никогда не бывало.

– Почему?

– Потому что он обитает на Серой Башне.

– Над «Книжным магазином»?

– Да. Вы уже знаете эту историю?

Даниил усмехнулся:

– Я вырос в этом городе. Родители увезли меня в Москву, когда мне исполнилось четырнадцать лет. В Серой башне обитает призрак сумасшедшего Брандмейстера.

– Это грустная история времен большевистской революции! – кивнула Глаша. – Старый Брандмейстер, отдавший всю свою жизнь службе, не заведя ни семьи, ни детей, вышел в отставку. Но унылое существование на заслуженном отдыхе показалось ему слишком бессмысленным. Каждую ночь неугомонный дед поднимался на башню, стоящую рядом с его домом, держа в руках шестигранный угольный фонарь, и с высоты следил за Городом. Увидев первые признаки пожара, он начинал бить в небольшой колокол, который сам же и подвесил на одну из балок. Очень уж он мешал жить местным революционным поджигателям и бомбистам. И однажды они попросту связали его и заперли на башне. Там он и умер, так как никто долгое время не хватился этого одинокого чудака. Когда его нашли и люк открыли, было уже очень поздно…

– Старые невнятные сказки для редких туристов. – пожал плечами Даниил.

– А вы случайно не атеист, господин полицейский? – вдруг поинтересовался отец Косьма, уплетая печенье.

– Я… Да, собственно, не то, чтобы совсем атеист! Даже не знаю. Захожу иногда в какой-нибудь храм, когда внутри как-то…так…, – и чтобы нагляднее проиллюстрировать как у него бывает внутри, Даниил покрутил пальцами на уровни груди.

Поп удовлетворенно кивнул, будто и не ждал другого ответа.

Глаша продолжила:

– После войны, в одну из зим, часть стены наверху башни рухнула, замуровав люк. Много раз пытались его приподнять, разобрать и даже грамотно подорвать, но все безрезультатно. Старый Брандмейстер никого не впустил на свой пост. Но самое необъяснимое и страшное заключается в том, что время от времени жители наших улиц по ночам видят там высокую белую фигуру с фонарем в руке. Она стоит в провале наверху башни и оглядывает город. Но это случается редко. В основном – бывает виден отблеск света его фонаря. Вот и все.

– И все?

– Ну да!

– Не густо.

– Но тут есть небольшая деталь. – Глаша чуть прищурила глаза. – Видят этот свет только те, у кого в доме скоро должно произойти несчастье. Старик, будучи не в силах конкурировать с новыми технологиями противопожарного слежения, переквалифицировался, и теперь предупреждает людей о надвигающейся беде.

– И вы вдруг увидели этот свет? – подался вперед Гирс.

– Да. Отблеск фонаря видел Карп Палыч, Маша и я. Каждую ночь – кто-нибудь из нас. Началось это сразу после приезда Алексея. И вот не так давно мы не выдержали и рассказали ему эту историю.

– Он вам поверил?

– Он поднял нас на смех. И сам, сколько ни вглядывался с балкона в силуэт башни – призрака не видел никогда. Тем не менее, с тех пор он не упускал случая подразнить нас, пугая тем, что позовет Старого Брандмейстера в гости.

– Позвал?

Глаша стала вдруг невеселой, поставила чашечку на стол и откинулась на спинку кресла.

– Не думаю. Но факт остается фактом – призрак появился в доме. Мы видели его, два раза.

– Где?

– В подвале, в старом коридоре. Первый раз его повстречал Карп Палыч. Его это потрясло настолько, что пришлось даже вызывать «Скорую помощь», нам самим не удавалось никак сбить ему давление. Неделю спустя, с призраком в том же коридоре столкнулись мы с Машей.

И как он выглядел? – голос инспектора подозрительно охрип.

– Обыкновенно! Белое бесформенное существо со старой брандмейстерской каской на голове. В руке оно держало шестигранный угольный фонарь. Свет падал вокруг неясными пятнами, двигалось все это быстро и бесшумно.

– Когда это произошло?

– Недели три с небольшим назад, в прошлое полнолуние. Кстати, сейчас Луна опять полная!

Толик всхрапнул во сне и перевернулся на правый бок, расположившись круглым задом к Даниилу и Глафире. Его волшебная фуражка сама собой переехала на левое ухо и там замерла.

– Можем мы осмотреть подвал? – шепотом спросил инспектор, оторвав взгляд от спины спящего друга.

– Сейчас? – так же шепотом спросила Глафира, ее глаза обрадованно расширились.

– А что? Самое подходящее время. Полнолуние, опять же, как вы сами сказали…

– Не испугаетесь, господин инспектор?

– А я возьму группу поддержки. – подмигнул ей Даниил. – Машу, Карпа Палыча и отца Косьму.

В наступившей гробовой тишине стало слышно, как звенит лампочка в люстре и стучится большая тяжелая муха в стекло окна.

– А можно меня вычеркнуть? – озабоченно спросил поп. – Мне по сану не положено.

– И меня! – пискнула Маша.

– И меня. – испуганно простонал Карп.

– Все понятно! – улыбнулся Даниил. – Иду один.

– Еще чего! – возмутилась Глафира и поднялась на ноги. – Не смейте лишать меня такого развлечения, инспектор! Я вам этого никогда не прощу…