Читать книгу Ева Уик. Книга вторая. Остров добрых пьяниц - Елена & Михаил Крамер - Страница 2

Здесь в Аляске на нашем с Лорой острове Уналашка на берегу Капитанской гавани мне больше нечем заниматься, кроме как стоять у барной стойки, разливать посетителям скотч, а вечерами выписывать литературные истории порнографического характера, основанные на моих же воспоминаниях. Почему «порнографического», потому что все, что происходило вокруг меня за многие годы моей журналистской карьеры, кроме как блядством назвать не могу.

У нас с Лорой был теперь уютный дом на берегу океана, который мы заработали своим трудом, можно сказать, через ежедневный безудержный секс. Мы занимались любовью, а потом писали до рассвета. Наши первые книги продались как-то сразу еще там в Европе, это дало нам возможность получить средства для свободного передвижения по планете.

Смысл в жизни я потерял десять лет назад, когда меня с позором вышвырнули с Частного Европейского телеканала. Меня не испугала потеря работы. Мне кажется, нашему несчастному шефредактору было страшнее, когда я, прощаясь с ним, с улыбкой жал ему руку, а левой метил в его вялую челюсть. Это ему так показалось. Он даже моргнул нервно. В левой руке у меня был пакет с бутылкой коньяка. И мне вовсе даже не хотелось бить его – слабого бить не интересно и опасно, может потом канцелярский нож в спину воткнуть.

Лето две тысячи двадцать восьмого года. Мы гуляем с Лорой по берегу Капитанской гавани и собираем камушки. Круглые. Овальные. С лазуринкой. Черные как глаза детеныша морского котика, чьи лежбища тут и там на островах северной Аляски. На лежбищах самцы стерегут свои гаремы, котихи рожают детенышей, и снова покрываются злобными секачами. Животные размножаются по законам природы.

– Однажды мы с капитаном Джоном ныряли с аквалангом в акватории Командорских островов. Это восточный край России, – стал рассказывать Лоре. – Серенькие, так называют подросших щенков морского котика, зависали свечкой вниз головой перед подводным боксом с камерой и вели себя непринужденно и озорно. Я, как водится, снимал. Джон был большим специалистом в водолазном деле. Он вообще был мастер на все руки. Мне кажется, что он мог из обломков собрать новенький «Боинг». Он и человека при необходимости смог бы оживить, настолько могуч был его разум.

– Как жаль, что он ушел, – произнесла Лора, перекатывая на ладони камушки цвета бордо.

– Сбежал, можно сказать…

Некоторое время мы бредем молча, наслаждаясь августовской свежестью океана.

– Джон трахал все, что шевелится. В этом тоже был смысл… – продолжал я. – Его отец умер от рака простаты, и Джон страшился закончить свои дни на больничной койке. Поэтому и стимулировал простату всеми возможными способами.

Лора грустно улыбнулась, вспомнив про эпизод из первой «Как трахнуть мужика», где я описывал, как занимался с проституткой сексом, называя ее Джоном. Проститутка, ошалевшая от такой извращенной формы любви, забыла о времени и переработала целый час. Мы с Лорой предполагали, что капитан Джон был бы на сто процентов недоволен таким моим к нему расположением, если б узнал об этой горькой шалости. Это была конечно чистой воды порнография.

– Мы ныряли с котиками час не меньше: так привыкли они к нам, что стали тереться о наши гидрокостюмы. Джон схватил одного за ластину, котик извернулся и прокусил ему перчатку. Но Джону нипочем была ледяная вода, он мог просидеть в проруби хоть час. Страшной силы и здоровья был человек. И как-то бессмысленно ушел…

– Может, все же был смысл? – спросила Лора.

Последние десять лет я не выставлял в соцсети радостные до лимонной оскомины семейные селфи. Все свободное время «вырисовывал» секс. Колготки и лифчики на моем теле это уже было как само собой разумеющееся. Мы с Лорой искали и находили новые и новые способы возбуждения наших чувств. Страсть вдохновляла… Издатели же за разврат платили хорошие деньги. Нас регулярно приглашали на скандальные американские и европейские ток-шоу.

Недавно к нам прилетела репортер со странным именем Тасимаяси из родной Европы, передала привет от шефредактора.

Но сначала позвонил сам шефредактор.

«Привет», – сказал шефредактор.

«Ему больше нечего сказать спустя десять лет? – подумал я. – Мог бы найти и другие способы заинтересовать раскрученного писателя».

В гламурных и критических статьях нас с Лорой как только не называли – порнописателями, извращенцами. Интервью давала всегда она – ни один борзописец не мог развести Лору на эмоции или пошлость. Она как и прежде была немногословна, научилась разбираться в репортерах. «Они в большинстве мудаки или недотраханные сучки», – говорила Лора. Обижаться она не умела, поэтому оскорблять ее боялись таблоиды и даже солидные издания.

Шефредактор на мой ответный привет сказал, «э-гей, старичок», предполагая мои великолепные почти шестьдесят. Я выглядел почти так же как и десять лет назад. Подтянутый живот, рельефные плечи, слегка по-женски изгиб талии. Может, только во взгляде появилась доля усталости или мудрости, от которой с возрастом никуда не денешься, если ты не полный кретин, конечно.

«Наш главный хочет с тобой интервью. Наши бабушки читают тебя. Мы изменили направленность программы – больше секса, больше свободы», – продолжал шефредактор.

«Как сам?» – спрашиваю.

«Стабильно», – отвечает шефредактор.

Думаю: «Стабильно что – тебя имеют за косяки в эфире? Или новые профурсетки приходят на твои педагогические тренинги?»

Спрашиваю:

«Как наш талантливый ведущий?»

«Он ушел работать в Европарламент», – отвечает шефредактор.

«А ты все сидишь?»

Шефредактор был гениальной тенью очередного талантливого телеведущего. Это был удар ниже пояса с моей стороны. Лора потом жестоко улыбнется, вспоминая, как я страдал десять лет назад, когда меня после одной неприятной истории, которую я опишу ниже, уволили и оставили без средств к существованию – вышвырнули на улицу как отработанный материал. Если бы я руководил нашей с Лорой компанией, меня давно бы уже сожрали борзописцы и судебные приставы. Лора защищала нас от внешнего злого мира.

Я согласился на интервью. Лора сказала:

– Хочешь, чтобы тебя трахнули, трахайся, дорогой, – и поцеловала меня.

«Приезжайте в Аляску, – сказал шефредактору. – Я всегда дома. Остров Уналашка. Капитанская гавань. Найдете на карте».

Через неделю прилетела молодая женщина с телеоператором.

Тасимаяси. Потом выяснилось, что она японка по маме и полька по папе. Подумал, что имя у нее по меньшей мере странное – подходящее для топового репортера. Но мало иметь звучное в эфире имя, нужно еще быть неплохим психологом – интервью это ведь не просто разговор по душам.

Лора сказала, что сходит в «Дикарку» и принесет нам выпить. Понял, что она решила оставить меня одного, чтобы меня, раз уж мне так хочется, слегка понасиловали. Я знал, что в самый ответственный момент Лора появится и не даст меня в обиду. Она всегда придумает какой-нибудь особенный ход, чтобы сбить с толку хитрых репортеров.

Вот как сложилась беседа.

– Хай, – поздоровалась Тасимаяси в кадр.

Мы уселись на диване в гостиной моего дома на берегу Берингова моря. Окна гостиной выходили на Капитанскую гавань.

Оператор раскорячил штатив, навел объектив на резкость.

– Чего ты хочешь от меня, чувиха? – начинаю в стиле Саши Остенбакена.

Тасимаяси замялась. Стала говорить о моей оригинальности. О текстах, которые вызывают у одних рвоту, у других желание помастурбировать.

– Когда последний раз ты занималась сексом? Какой член тебе нравится – средний или большой? Как часто ты мастурбируешь? – продолжаю доминировать.

Тасимаяси натянула улыбку, расхохоталась, стала ерзать на диване, будто у нее менструация или хотелось пи-пи.

Пришло сообщение от Лоры: «Спроси, о чем она мечтает».

– О чем ты мечтаешь? – спрашиваю.

– О-о, это не простой вопрос, – отвечает Тасимаяси.

Снова вибрирует телефон – сообщение от Лоры: «Моя мечта, дорогой, обрести внутреннюю свободу и быть всегда с тобой».

Тасимаяси раскручивает меня на откровенность: что-то рассказывает о семье и детях, о поездке на Гавайи и любимом фильме Вуди Аллена про свободу от условностей цивилизованного мира, поездке к статуям Будды и сексе с тремя афроамериканцами. Я подумал, что она неплохо подготовилась к интервью с поронописателем.

– Моя мечта, обрести внутреннюю свободу и быть всегда с моей любимой женщиной, – цитирую Лору.

Тасимаяси замирает. Она ждет от меня интервью на грани порно. Ведь ее учитель ни кто-нибудь, а наш непревзойденный шефредактор – «побольше говна, грязи, трупы не трахаются, дрочить на менопаузу!»

– Ты знаешь капитана Джона?

– Нет, – Тасимаяси сбилась с установок шефредактора. Задумалась, посмотрела на меня с удивлением.

– Ты знаешь, что хуже педераста только скряга?

– Ну, как сказать, – жмет плечами Тасимаяси.

– Да как ни скажи! – распаляюсь я. – Зачем ты ко мне приехала, если не читала «Как трахнуть мужика»?

– Я читала! – с вызовом отвечает Тасимаяси.

– И что? – спрашиваю.

– Ну-у, оригина-ально, – растягивая слова, говорит Тасимаяси.

Она высокая блондинка с прямыми ниспадающими на плечи волосами. Греческий профиль. Тонкие брови, не пухлые губы. Зеленоглазая. Взгляд открытый. На японку совсем не похожа. Грудь прячет за складками несколько демонического черно-алого платья.

– Хочешь похрюкаем вместе, хочешь подрочим вприсядку? Раздевайся, – предложил я.

Интервью перешло в доверительную стадию.

Тасимаяси расстегнула перламутровые пуговки. Платье соскользнуло, обнажив округлые плечи с беленькими бретельками. Легким движением она сняла лифчик, прозрачные трусики и осталась голой.

Камера снимала.

Мне понравился ее профессиональный эксгибиционизм. Тасимаяси изящно опустилась в кресло, не меняя улыбки, не прикрывая эпилированный лобок. В это время пришла Лора, присоединилась к нам. Далее все пошло как по маслу. Мы хохотали. Тасимаяси перекидывала одну ножку на другую. Мы болтали о всякой всячине. Она не замужем, у нее маленькая дочь полутора лет, она оставляет ее с бабушкой, когда уезжает в командировки. Ее грудь нежно колыхалась, когда она тянулась за кофе и виски. Понимал, что гостья возбуждена от происходящего в этой комнате-студии, в этом доме, где мы с Лорой уже написали два десятка любовных и порнографических романов.

– Сколько у тебя дней на съемку репортажа? – спросила Лора у Тасимаяси, – Три?..

Женщины резвились и хохотали.

Я разливал по стаканам скотч. Мы веселились от души, оператор из-за камеры рассказывал пошлые анекдоты. Закончили интервью, потом пили до двух ночи, орали песни на польском, японском, английском и русском. Не помню, как я заснул, но проснулись мы в нашей большой постели вчетвером – Лора, Тасимаяси, оператор и я. Подумал, когда вышел на лужайку перед домом, что интервью получилось шикарным: Лора обязательно придумает какой-нибудь хитрый ход, чтобы заставить жадных до сенсации репортеров соблюдать журналистскую этику. Я смотрел на Капитанскую гавань и думал, что наш шефредактор все-таки молодец. Во-первых, он теперь, как новобранцев на курс молодого бойца, отправляет корреспондентов на марафоны к Саше Отсенбакену. Это поведала Тасимаяси. Во-вторых, научил молодых симпатичных репортеров не боятся странных респондентов – ублажать их желание выговориться.

Лора хохоча, снимала на телефон, как мы с оператором на пару – спереди и сзади – баловались разогретой как котел от паровоза Тасимаяси. Потом скинула видео Тасимаяси на телефон, сказала, что они теперь подруги. В доме на берегу Капитанской гавани мой имидж порнописателя надежно охранялся.

Следующие три дня Тасимаяси оставалась в нашем доме: без меры пила виски, читала наши книги, которые в рядок стояли на полках.

Скоро она надоела Лоре. И мы готовились ее провожать…

Поселившись на этом обдуваемом с четырех сторон диком острове с алеутским названием Уналашка, мы решили открыть питейное заведение, где бы я работал барменом, протирал белоснежными полотенцами стаканы и разливал шотландский виски уставшим от океанских странствий морякам. Мы купили старый полуразрушенный сарай-склад, отремонтировали, завезли оборудование. В бар стали захаживать моряки. Местные прозвали бар рыбацким.

Появились завсегдатаи.

Как-то раз забыл на барной стойке нашу с Лорой книжку. Кто-то стал листать. Раздался гомерический моряцкий хохот: «Как про секс пишут. Откровенно! Захватывает. Можно почитать?»

Потом я стал читать вслух. Но начал со своих военных рассказов. Они почему-то не вдохновили народ. Вернулся к порнографической теме.

Иногда мне хотелось потрепаться: я выпивал с кем-нибудь порцию скотча, говорил, что это за счет заведения, и начинал рассказывать о своих похождениях. Например, об одной девице с сайта знакомств, которая села ко мне в машину, сразу полезла в штаны, а когда увидела, что я в женских колготках, ахнула! Стянула с меня штаны прямо за рулем… Водители грузовиков и пассажиры автобусов фотографировали на телефоны – сверху им было все хорошо видно.

Бывалые моряки удивлялись: «Сколько же народу ты перетрахал!»

В августе свежо – ветры всегда дуют на Уналашке, – мы в толстовках и непродуваемых штанах. Лора собрала горсть камушков, размахнулась и бросила в шелестящую океанским прибоем волну.

– Вот вам, морские Боги, подарок от меня! Спасибо за радость любви на вашем острове.

Мы бредем по шуршащей гальке. Я поднимаю и бросал в воду тяжелые голыши, думаю о моем счастье с этой женщиной, такой необычно-смелой, необычно-красивой. Любовь способна творить чудеса, вдалбливали читателям классики литературы.

– Знаешь, как силен у животных инстинкт размножения, – говорю я. – Однажды попали с учеными на лежбище морских котиков на русских Командорах: зазевавшись я подошел близко к гарему, который охранял свирепый секач. Трехсоткилограмовая туша кинулась защищать своих ластоногих жен – зубы зверя щелкнули в миллиметре от моей ноги. Потом ученые объяснили: если бы мы оказались на лежбище пару дней назад, то судьба не подарила бы этого миллиметра, и секач под действием гормонов, сносивших ему башку, схватил бы меня за ногу и зашвырнул метров на десять. Инстинкт размножения у животных так же силен как и слаб – он действует лишь определенное время. Растет. Угасает. Животные большую часть жизни едят и спят. У людей же тяга к сексу еженощная – чем больше секса, тем больше смысла.

– А у нас с тобой теперь есть смысл, – Лора прижимается ко мне.

– Какой же? – обнял Лору, прикрыв ее от холодного ветра.

– Бар.

– Да, «Дикарка», – задумчиво произнес я. – Обломки великолепной «Wild», наверное, вынесло на какой-нибудь малазийский или южноафриканский берег. Океан так силен. Вот забросило же нас на край света.

Мне нравилось разносить пиво и колбаски посетителям, следить за чистотой в зале. Я открыл в себе талант официанта и бармена. У меня не было мерного стаканчика, разливал спиртное «на глазок».

В нашем с Лорой баре у Капитанской гавани на острове Уналашка в Аляске за стойкой сидит моряк – капитан краболова.

– Что я тебе скажу, мне нравится название этого бара. За него и выпью.

– «Wild», – говорю я, пододвигая посетителю тарелку с ломтями копченой нерки.

– «Дикарка». Хорошее название для лодки.

– У меня был друг, капитан Джон. Его яхта «Wild» наскочила на рифы милях в ста от Капитанской гавани к северо-западу от острова Уналашка.

– Да-а, – протянул моряк. – Я знаю эти рифы. Плохое место. Помню эту историю. Яхта с туристами…

Посетителя зовут Самуэл. Лет шестидесяти пяти, сплошь седой, лицо круглое обветренное красное как панцирь камчатского краба. Один глаз заплыл бельмом, и от того Самуэл кажется морским страшилищем, нечаянно выбравшимся на берег, чтобы влить в себя поллитра скотча и перерезать глотку какому-нибудь чиновнику из береговой охраны. Самуэл почти всегда на берегу нетрезвый. Он абориген, его предки индейцы – алеуты. Его семья – жена Сара, которая бранит мужа за пьянство, и собака, широкогрудый питбуль Боб. Самуэл с презрением относится к вахтовикам, тем, которые приезжают на сезон ловить краба и лосося, а потом улетают к себе во Флориду и Майями «греть жопу», как Самуэл говорит. «Они портят впечатление. Они боятся умереть. Их ждут сварливые бабы и неоплаченные ипотеки».

– Джон погиб, – говорю я.

– Что ж, он был плохим моряком?

– Он был смелым моряком. Просто, он искал волю.

– Нашел? – спрашивает Самуэл, прихлебывая из стакана.

– Он верил, что воля где-то за горизонтом или на нем самом – такая шлюха с шикарной задницей и гладкими бедрами.

– Я тоже видел волю, – говорит Самуэл, – и не раз, но давно. Это еще когда моя старуха не оседлала меня, – и прокуренным кашлем засмеялся.

– Волю нельзя потрогать, – произношу с грустью, протирая стакан белоснежным полотенцем, – можно лишь увидеть след ее в заходящем солнце…

– Женщины иногда так причудливо выворачивают мозги. А потом исчезают, оставив мужчину в тревожных чувствах. Почитай-ка, дружище, мне свою повесть.

– Мы с Лорой пишем романы, – ставлю стакан на стойку, беру новый.

– Ты доверяешь бабе?

– Лора утрет тебе нос, Самуэл.

Самуэл делает грозный вид и морщит лоб, седая шевелюра встает дыбом на макушке.

– Остерегись, мальчишка, грубить старому моряку. Самуэл знает толк в женщинах.

Подливаю скотч.

– Как Сара?

– А-а, – отмахнулся Самуэл, – ворчит.

– Закусывай чаще, – сказал и ссыпал в тарелку еще нарезанных ломтей нерки. – А Боб как?

– Боб постарел. Скоро застрелю его.

Мы дружим семьями. Лора учится у Сары, жены Самуэла, строгой, иссохшей от какой-то женской болезни женщины, мариновать лосося и коптить нерку, варить вкуснейший суп из омерзительного на запах мяса морского котика, жарить мойву и корюшку. Сара жалуется на пьянство мужа. Однажды на семейных посиделках выпили, и Лора непринужденно в своей манере рассказала историю, одну поучительнейшую историю про мою пьянку в русском Крыму и, как бы это глупо не звучало, «пульт в жопе». Сара и Самуэл хохотали, схватившись за животы. Потом Самуэл доставал меня вопросом, это все правда? Я отшучивался, даже злился на него. Самуэл просил, чтобы я почитал вслух, говорил, что у меня неплохо получается излагать на публику. Народ уже привык к моим так называемым общественным чтениям. Вот и теперь в баре он пристал ко мне как обычно.

– Давай, давай, расскажи про задницу твоего, как его, шефредактора – просит моряк.

От нетерпения Самуэл расчесывал седую макушку.

– Почему ты не хочешь, чтобы я читал тебе о войне? – спрашиваю.

Самуэл нахмурился.

– Мне хватает трудностей в работе. Я потерял в море много товарищей. Мне достаточно горя и страданий в жизни. Хочу слушать о красотках, смешных гомосеках и твоей чудесной Лоре. Ты так описываешь ваши с ней, хм… ну, ты понял. Как тебе хватает смелости?.. Но ты пишешь не порнографию, это уж точно, поверь старому моряку, я насмотрелся настоящего безобразия в этой жизни.

Капитан был уже изрядно пьян.

– А твоя Лора, это, это…

– Она моя воля, – говорю я.

– Читай же! – прокашлялся прокуренным горлом Самуэл. – Я называю мою родину с большой буквы. Остров Добрых Пьяниц. На Уналашке пьют от души и за все хорошее – за тех, кто в море. Добрые пьяницы пьют в честь твоей «Дикарки» и твоего друга капитана Джона. Здесь пьют за ушедших, как за живых. Нет страны мертвых, есть обратная сторона жизни. Как у шхуны: под днищем ледяная глубина – это смерть, в трюме шпангоуты и топливные баки – это жизнь. Разделяет их прочный металл корпуса моего краболова. Или стакан со скотчем… Вот он. Булькает внутри – жизнь. Выпью и останется грязный стакан, пустой стакан. Протри его белоснежным полотенцем. И стакан снова станет чистым. И ты снова нальешь мне настоящего моряцкого напитка. Читай же свои истории!

Я смирился. Достал из-под барной стойки книжку, стал читать. Старый моряк икал, прихлебывал скотча, вскакивал, хохотал, хлопая себя по бокам. Я же лишь иногда делал глоток воды – пересыхало во рту. Чтение не доставляло мне удовольствия. Вновь и вновь я возвращался на десять лет назад в тот год, когда в бессонницах и творческом безумии, перекуривая с кофе и мастурбируя прямо за письменным столом, проживал эту историю – историю о поиске смысла жизни и о том, как сбываются эротические фантазии…