Читать книгу Скажи. Говорите друг с другом - Элеонора Фео - Страница 4

– Ты до сих пор об этом думаешь? – кажется, Диана расслышала в её голосе напряжение и отстранённость. Снова. Они всё ещё были. Всё ещё существовали в ней, крутились и сбивали. Марина никак не могла отделаться от наворачивающих уже, кажется, миллионный по счёту круг мыслей и мерзкого чувства обиды. – Мы же с тобой пришли к выводу, что он идиот.

Да, пришли. Марина, например, пришла к этому выводу ещё вчера. Как только закончилась их с Егором милейшая беседа. Как только она просто встала и ушла. И как раз-таки поэтому она просто встала и ушла. Потому что он идиот. А ведь всё так хорошо начиналось. Что ж такое?

Хотя нет. Она пришла к этому выводу ещё в первый день их встречи. И вчера просто убедилась в том, что это правда. Что за разочарование внутри? Что за печаль? Ты ведь с самого начала была уверена в этом.

Что он просто скотина.

Какого чёрта тогда расстраиваешься сейчас?

Марина тяжело вздохнула. В наушниках тут же раздался ответный вздох.

– Да, идиот, – подтвердила она, хмуря брови. – Я даже не представляю, почему успела подумать о том, что он может быть не идиотом.

А ведь она успела. На самом деле успела. Сидела и размышляла о том, как приятно с ним просто разговаривать. Когда он не выделывается, не играет, не надевает маску этого напускного самолюбия.

И даже успела пообещать ему пойти с ним завтра вместе в школу. И кто её дёргал за язык, когда она лепетала что-то про «помощь простому смертному»? А затем – про встречу в одиннадцать? В её правах было просто встать и уйти. Молча встать и уйти, а не так, как сделала она. Или послать его куда подальше, что было бы даже лучше.

Потому что он повёл себя не прям чтобы очень супер.

И это было… неприятно.

А с чего ты вообще решила, что он будет с тобой любезным?

С того, что он сидел и миленько беседовал? Что ж, с кем не бывает. Всем иногда хочется поболтать. Видимо, она просто попалась ему под руку именно в этот момент, а он и воспользовался. Она была не особо против ведь. Поговорить, просто пообщаться.

«Ты даже лучше, чем все остальные».

Почему вдруг это стало чем-то из ряда вон, если тем же утром они прекрасненько прозвали друг друга стервой и мудаком? Почему именно это настолько задело её?

Потому что было сказано всерьёз?..

Потому что просто было сказано. Неважно, как. Важно лишь то, что на завтра она сама своим же незакрывающимся ротиком назначила ему встречу. Дала, можно сказать, слово помочь.

А он ведь не давал слова не быть кретином, правда?

Надо потому что сразу с людей требовать расписку о том, что они не придурки.

– Немедленно прекрати расстраиваться! Я ведь тебе уже говорила. А ты говорила, что он просто сволочь, и всё, – твёрдый голос, пресекающий любые возражения.

Диана написала ей сегодня ближе к вечеру. В прокат выходила какая-то лёгкая романтическая комедия, и предложение сходить на неё пришло незамедлительно. Просто расслабиться и посмеяться. Просто хорошо провести время. Марина, недолго думая, согласилась. Ей очень хотелось посмеяться и расслабиться. А ещё сильнее ей хотелось хоть ненадолго выбросить из головы мысли о Егоре.

Вероятно, поход в кино мог с этим помочь, подумалось ей.

Они встретились уже через час, и Диана сразу заметила, что с подругой что-то не так. Марина сначала пыталась молчать и отнекиваться, а потом не сдержалась и выложила шатенке всё, что произошло прошлым вечером. Пункт за пунктом, до малейших подробностей. Не пренебрегая прилагательными и существительными с лёгкой негативной окраской.

Диана внимательно выслушала, а затем громко цокнула и покачала головой.

– Либо он неправильно выразился, либо он действительно идиот.

Марине охотнее верилось во второй вариант.

Они обсмаковали эту ситуацию со всех сторон и пришли к тому, что стоит забыть об этом. Выкинуть из головы и эти слова, и человека, который их произнёс. «Сказать было проще, чем сделать», – хотелось буркнуть Марине.

Но вскоре она действительно отвлекалась. Сначала на фильм, затем – на его активное обсуждение. Комедия получилась хоть и до жути предсказуемой, с извечным счастливым концом, но моментами была очень даже забавной. Сразу после девушки сели в небольшой кафешке прямо в фуд-корте торгового центра и заказали по порции мягкого мороженого, наслаждаясь каждой его ложечкой.

И тогда-то Марина снова вспомнила о Егоре.

И помнила до сих пор.

– Да, говорила.

– Ну вот, видишь! – голос подруги в наушниках был звонким и до невозможности жизнерадостным. – И не переживай насчёт завтра. Дойди с ним до школы и брось его там на растерзание судьбы. Если он не тупой – он запомнит дорогу.

Марина рассмеялась совершенно искренне.

Диана была права. Она сходит с ним за этими несчастными учебниками, а потом Егор может топать на фиг. На все четыре стороны. Куда душе его угодно.

Ей было бы угодно, если бы он направился прямиком в задницу. Да. Идеально.

Да, она именно так и сделает.

Марина даже не заметила, как за разговором добралась до дома. Подъезд был уже в паре десятков метров, и девушка быстро попрощалась с подругой, едва завернула к нему. Не потрудившись вытащить штекер из разъёма, она наскоро обмотала телефон проводом наушников и засунула в небольшую сумку с длинным ремешком, что висела на плече. Ухватилась пальцами за металлическую ручку двери и потянула на себя, тяжело открывая плохо поддающуюся створку.

Маленькое сквозное помещение между улицей и лестничными маршами встретило девушку полумраком. Она наощупь нашарила следующую ручку и дёрнула, открывая дверь. И замерла, не сумев даже шагнуть на лестницу.

Взявшись пальцами за перила, второй рукой держа в руках телефон, в синих джинсах и сером пуловере с закатанными по локоть рукавами спускался Егор. Увидев девушку, он тоже почему-то остановился, глядя на неё сверху вниз – молодой человек стоял на десять ступеней выше.

Молчание длилось несколько секунд. Они просто стояли и смотрели друг на друга. Она – недовольно, со вздёрнутым подбородком, он – слегка удивлённо, сжав в пальцах телефон. Однако в его взгляде также читалась жуткая самоуверенность, и это просто сводило с ума. Как мог человек одновременно выглядеть и уверенным, и неуверенным в себе?

Марина очнулась первая. Отвела взгляд в сторону и поспешила вверх по лестнице, предусмотрительно придвинувшись ближе к стене – желание не сталкиваться с Егором и обойти его как можно дальше ощутимо тронуло сознание.

Он наблюдал за ней, не поворачивая головы, одними глазами. Как она старательно отворачивается к стене, окрашенной бледно-голубой краской. Слегка приподнимает руку, заводя несколько прядей, что падают на лицо, за ухо. Прячет глаза. Будто боится чего-то.

Или будто взглянуть на него хотя бы раз – табу.

Взгляд скользнул по миниатюрной фигуре. Чёрная короткая футболка, оканчивающаяся где-то на уровне углубления пупка, который, как обычно, не был виден благодаря высокой талии тёмно-синих джинсов. Часы, охватившие белой лентой тонкое запястье. Солнцезащитные очки на макушке, дужки которых прятались за песочными прядями волос.

Ещё буквально пару шагов – и вот она, рядом. Расстояние небольшое – лестничный пролёт не такой уж и широкий.

Он явно обидел её вчера. Это же очевидно!

Совесть – противная, ненавистная зануда – целый день глодала его мозги, старательно пережёвывая, заставляя вспоминать вчерашний вечер и вчерашнюю нелепо выкинутую фразу, которая задела эту недотрогу. Пережить это всё заново, пересмотреть, прочувствовать, снова и снова в своей голове. Перед глазами то и дело появлялась она – гордо вскинутый подбородок и громко хлопнувшая за ней дверь. Обиженная и злая.

Мозг снова стянули тугой лентой надоедливые мысли, преследовавшие его весь сегодняшний день, и он раздражённо выдохнул, прикрывая глаза. Буквально на миг.

А потом.

Путь ей преградила его рука, в одно мгновение врезавшаяся в стену прямо перед её носом. Девушка едва не подпрыгнула на месте от неожиданности. Глаза расширились: она действительно не ожидала. А в следующий момент резко повернула голову, нахмурившись. Недовольная. Раздражённая. Это было видно по горящим щекам: румянец окрашивал их и опускался на шею, жаркий и густой.

– Что за фокусы? – упёрла руку в бок, слегка склонив голову.

– Какие фокусы? – вскинул брови, наблюдая за мимикой, которая так быстро менялась на её лице.

– Пропусти, – сощурив голубые глаза, что поблёкли в скудном освещении подъезда.

– Нет, – Егор покачал головой. – Сначала выслушай меня.

Марина закатила глаза прежде, чем снова посмотрела на него, и её брови вопросительно взметнулись вверх. Сложила руки на груди. Приподняла подбородок. Будто всем своим образом говоря, мол, ладно, так уж и быть, говори давай побыстрее и проваливай с глаз долой.

Вот же невыносимая гордячка.

Егор напряжённо сжал зубы, громко выдыхая. Снова прикрывая веки. На мгновение. Но и его было достаточно, чтобы успокоиться. Привести мысли в порядок, подобрать нужные слова.

Потому что сейчас они были нужны ему как никогда.

– Слушай. Прости.

– За что? – усмехнулась.

– За вчерашнее.

– А что вчера было?

Ох, это напускное удивление. Во всей своей красе.

Он прищурил глаза, и его верхняя губа напряглась, обнажая ровный ряд зубов.

Господи, просто пусть она не строит из себя идиотку и не делает вид, будто не понимает, о чём он говорил. Потому что она понимала, чёрт её дери.

Стояла и смотрела. Повернув голову чуть вправо. Волосы, заведённые за ухо, открывали левую скулу. Взгляд обвёл напряжённую линию челюсти и вернулся к её глазам. В них горела самоуверенность. Настолько ярко, чисто-голубым пламенем, таким холодным и обжигающим одновременно.

– Я вчера, кажется, обидел тебя.

Марина насмешливо подняла брови, и раздражение забилось у Егора где-то в глотке. Он сухо сглотнул.

– Чепуха, – фыркнула она. – Я даже не заметила.

А голос такой спокойный. Словно бы её действительно никогда ничего не беспокоило.

Где твои вчерашние психи, а? Где твой вскинутый подбородок?

Егор уже хотел было снова сказать «прости» и уйти дальше, куда он направлялся, не заморачиваясь больше насчёт этой несносной девчонки и её задетых им чувств, как вдруг:

– Врёшь.

Он обомлел на секунду позже, чем из него вырвалось это слово.

А вот её, видимо, оно совсем не удивило. Даже наоборот – позабавило. С губ сорвался смешок, а брови в немой насмешке снова устремились вверх. Почти издевательски.

– Я тебя умоляю. Иди куда шел и не заморачивайся.

Голос уверенный. Даже не дрожит, как вчера. И именно сейчас Егор подумал, что, в принципе, нет смысла и дальше выискивать в ней намёк на то, что ей не плевать. Намёк, которого, видимо, просто не существует. Поэтому он пожал плечами.

– В общем, я хотел сказать, что я так не думаю.

Взгляд её, бродивший до этого по ступеням, внезапно вперился в него с таким напором и остервенением, что, если бы он был хоть чуточку материальным, Егора бы просто-напросто сбило с ног. Тонкий голос зазвенел от ярости.

– Нет, – брови сошлись у переносицы, хмурясь. – Именно так ты и думаешь!

О-па. Вот она – запретная территория, где ты начинаешь гореть эмоциями, да, Марина?

Нужно было всего лишь подобрать место, куда бить. Жать, чтобы заработал механизм. Шестерёнки вернулись в движение, пуская по венам её – яркую, горячую, липкую злость, что моментально вспыхнула, отразившись на миленьком личике.

Что случилось, Марина? Где твоё спокойствие? Где твоё «я даже не заметила, что ты меня вчера обидел»?

Кажется, девушка поняла, что вся её актёрская игра была напрасна, и смущённо закусила губу. Егор вновь заметил, как щёки окрашиваются румянцем. Практически ощущал эти импульсы жарких эмоций, что она источала. Усмехнулся. Брови в немой насмешке устремились вверх.

Однако её смущение очень быстро сменилось обратно, на злость, когда она, сощурив глаза так, что они стали просто двумя узкими щёлками, с силой треснула Егора по руке, отчего та взметнулась в воздух, освобождая девушке дорогу, чем она и воспользовалась – ускорила шаг, устремившись к следующему лестничному маршу. Пальцы коснулись перил, сжимаясь на холодном металле, совсем слегка подтягивая спешащее вверх тело, чтобы увеличить скорость передвижения.

От чего так бежала эта ненормальная? Неслась, как угорелая, ей-богу. Будто бы он только что стоял и самолично угрожал ей ножом или пистолетом, а не пытался всего лишь извиниться за вчерашнее случайное недоразумение. Не так понятое. Не так сказанное.

Чёрт возьми.

Что она здесь устроила? Не могла просто принять эти чёртовы извинения, и они бы разошлись, как в море корабли? Нет, нужно было разыгрывать целый спектакль перед ним, а ради чего?

Хер. Её. Знает.

Раздражение забушевало где-то в глотке, и Егор чётко ощутил, как запульсировало между висками. Стиснул зубы, наклоняя голову, находя девчонку взглядом. Мгновение – и с губ срывается неконтролируемый рык, приглушённый напряжёнными челюстями.

– Ты только и делаешь, что убегаешь, маленькая трусливая девчонка.

Подъездные стены разнесли эхо по всему помещению, уходящему высоко вверх, а когда последний этаж проглотил брошенные слова, наступила тишина. Настолько резанувшая по слуху, что стало не по себе. Марина остановилась: шаги прекратились.

Только тяжёлое дыхание можно было услышать, если слегка напрячь слух.

Егор усмехнулся. Зло. И, складывая руки на груди, неспешно обошёл перила, останавливая взгляд там, где через пару секунд показалась голову́шка с пылающе-недовольными глазками.

– Что такое? – спросил он, нарочито удивлённо поднимая брови.

– Да ты просто самовлюблённый идиот, – прошипела она, подходя к лестнице. Останавливаясь на первой ступени и упирая сжатые кулаки в талию.

– А ты высокомерная идиотка, – он смотрел на неё несколько секунд холодно, и тон его был несколько груб. – И что с того? Я попросил у тебя прощения за вчерашнее, а ты начала выделываться. И о какой самовлюблённости ты мне тут талдычишь, а?

Последние слова прозвучали громко – на весомом звуковом контрасте с началом фразы. Он уже не пытался сдерживаться и приглушить свою речь, отчего Марина невольно вздрогнула, однако не прервала зрительного контакта.

Его фраза отражалась от стен ещё несколько секунд после того, как он замолчал. Становилась всё тише и тише, а в итоге и вовсе угасла, оставляя лишь тишину и напряжение, воздух из-за которого можно было резать ножом. А Марина стояла и искренне не понимала, почему он вообще думает, что имеет право разговаривать с ней на повышенных тонах. Какого чёрта?

Он злил её, да. Сейчас прямо очень злил.

– А вот нужно думать, прежде чем что-то сказать или сделать, чтобы не попадать в такие ситуации, которые доставляют неудобство и мне, и тебе, придурок. Ясно? – она слышала, как звенел голос, пропитанный чистой яростью, однако старалась не придавать этому особого значения.

Сейчас, когда было важно другое: Егор обомлел, кажется. Лицо его окаменело, и он вглядывался в неё с искренним ошеломлением на лице. Будто бы не веря в то, что она сказала. Не веря, что она позволила себе это сказать.

Что вообще пискнула что-то наперекор ему.

Что, не ожидал? Вот так сюрприз, да?

Кажется, у него всё-таки была немного запоздалая реакция, если он не понял того, что она не собирается ему поддакивать и терпеть его мерзкое поведение, ещё в первый день их встречи. Однако его моментный ступор всё равно придал девушке уверенности, и она приподняла подбородок, ухмыляясь. Получая поистине неиссякаемый поток удовольствия.

И переходя, кажется, ту грань, которую пересекать было нежелательно. Ступая на зыбкую почву, рискуя утонуть, но делая шаг.

Не ступай – убьёт!

– Чего вытаращился на меня? Или мыслительный процесс – слишком сложное всё-таки для тебя занятие?

Ещё около нескольких секунд она была полностью уверена в том, что контролирует ситуацию, что Егор подавлен и побеждён.

А потом.

Едва ли не подпрыгнула на месте, когда его кулак с силой врезался в стену, издавая глухой разбитый звук, прокатившийся по помещению. Карие глаза, которые Егор вновь поднял на девушку, горели. Пылали такой злобой, что становилось не по себе. Хотелось сделать шаг назад, а потом ещё, и ещё, но девушка заставила себя стоять на месте.

Его тон был тих и спокоен, что шло в резкий диссонанс с его действиями и оттого тяжело воспринималось разгорячённым эмоциональной перепалкой разумом:

– Мне кажется, Марина, что ты слишком много на себя берёшь.

Маринамаринамарина…

Как у него получалось произносить её имя так, что она постоянно влюблялась в это произношение? Выделяя это слово из всей остальной кучи слов, каких-то непонятных, теряющих свой смысл. Они словно бы взрывались мелкой пылью и оседали вокруг. Оставалось только её имя, произнесённое им.

И сердце, которое, Марина поняла, практически вылетает из горла. И руки леденели.

– А мне кажется, Егор, – она сделала небольшую паузу, пытаясь интонационно выделить его имя, как это делает он (может, даже и не совсем осознанно), – что не больше, чем ты.

Молодой человек усмехнулся. Не зло на этот раз. Это выглядело так, будто её слова позабавили его. Зарылся пятернёй в волосы, поправляя и без того красиво лежащую чёлку – снова вверх, в косметическом беспорядке – отнимая кулак от стены, разжимая пальцы.

– Тебе кажется, – и он замолчал. Раздумывал над чем-то, и Марина даже поняла, над чем, убедившись в своей правоте, когда он всё-таки произнёс следом: – Так что насчёт завтра?

Девушка подняла брови:

– А мне что за это?

– А что хочешь?

Он давал ей право выбрать? Отлично.

– Чтобы ты не вёл себя, как последняя сволочь.

– Ну уж нет, – он улыбнулся, вновь растягивая губы в своей поистине завораживающей улыбке. – Замахнулась ты что-то, куколка.

– Да в самый раз, по-моему.

Егор улыбнулся шире. Опустил голову, натыкаясь глазами на часы, что перекрутились на запястье, неспешно поправил их.

Марина уткнулась взглядом в его руки. Чёртова красивая форма – как такое может быть? Даже фаланги его пальцев буквально дышали какой-то эстетикой и красотой. Как это могло одновременно граничить с мужественностью, Марина не знала – только видела, убеждалась в который раз, что это возможно. Всего лишь посмотрев. Уставилась на его руки, поднимаясь взглядом по предплечьям, плечам, снова отмечая хорошую физическую форму.

На него хотелось смотреть – этого нельзя не признать.

Когда он поднял на неё глаза, пришлось изо всех сил постараться, чтобы прекратить его разглядывать, и встретить его взгляд своим. Девушка молчала, ожидая, пока он скажет что-то.

Однако долго ждать не пришлось.

– Посмотрим, – подмигнул, отчего у Марины едва не подогнулись ноги, и поспешил по лестнице вниз, достал из заднего кармана телефон, тут же утыкаясь в него взглядом, а в следующую секунду за ним хлопнула тяжёлая подъездная дверь.

Он однозначно неадекватный. Как настроение у человека может меняться за считанные секунды?

Марина осторожно выдохнула, словно бы он мог стоять за дверью и подслушивать её, и сжала губы, считая каждый стук колотящегося в грудной клетке сердца. Ровно до тех пор, пока оно не угомонилось, и пока ритм не сделался снова размеренным и спокойным.

* * *

Марина поправила кофту, потянув за полы вниз, и складки, собравшиеся на груди, распрямились. Подошла к зеркалу. Светло-бежевый мягкий тёплый свитер, крупная вязка которого на длинных рукавах устремилась незатейливыми узорами, неплохо сел на её фигуру.

Девушка повернулась одним боком, потом другим, слегка покрутившись, вновь встала в анфас, пальцами цепляясь за рукава, оканчивающиеся у основания ладошки, оттягивая их ещё ниже. И утвердительно кивнула – сочетание ей вполне себе нравилось. Поправила карманы на джинсах с высокой посадкой, невольно закусив губу.

Сегодняшний день оказался более прохладным, чем предыдущие. Когда Марина с утра открыла глаза, небо встретило её хмуро и пасмурно. Не было привычной голубизны, которая по обыкновению своему обещала жаркий и душный августовский денёк. И даже не пришлось вставать с кровати, чтобы понять: температура заметно снизилась. А когда девушка-таки подошла к окну, бросив быстрый взгляд на термометр, он подтвердил её догадки, показав всего лишь тринадцать градусов выше ноля.

И даже несмотря на то, что в течение дня температура поднялась, остановившись на отметке «семнадцать», осознание, что лето заканчивается, неприятно обожгло грудную клетку. Марина не любила осень – эта погода нагоняла тоску. Её не привлекали дожди, не привлекало золото, в которое окрашивались деревья и трава, не привлекало почти постоянное отсутствие солнца, что теряло свою силу и уже не грело.

Оставался месяц более-менее нормальной погоды. В октябре температура обычно падала до пяти-семи градусов выше ноля. И вода, льющая с неба, превращающая сухие дороги в грязное месиво, дарившая головную боль и меланхоличное настроение.

Девушка поёжилась, возвращаясь сознанием в конец августа. Посмотрела на своё отражение и заметила, что глаза погрустнели, стоило ей вспомнить о скорых холодах. Но тут же погнала это наваждение прочь, осмотрев себя ещё раз. Опустила глаза, очертив ими линию бедра и икры в плотных узких джинсах.

А зачем она вообще собиралась? Ах, да…

Подняла руку, согнув её в локте, и бросила взгляд на наручные часы, которые показывали без двух минут одиннадцать. Наверное, пора было идти. Или опоздать?

Губы невольно растянула хитрая улыбка.

Пусть подождёт, пусть понервничает. Ему полезно. А повредничать иногда можно, между прочим. Ради веселья хотя бы.

Или ради того, чтобы он стоял и локти просто грыз от бессильного раздражения, стучащего в его недалёкой голову́шке.

От комка удовольствия, ярко разорвавшегося в груди, по спине и рукам пробежала лёгкая дрожь, и Марина дёрнула плечом, не переставая улыбаться, чувствуя этот жар необъяснимой радости, что буквально дурманила голову; подошла к зеркалу и взяла в руки расчёску, которая лежала на тёмном дереве небольшой настенной полки.

Позволит ли он ей вообще опоздать? Или на секунду позже назначенного времени начнёт долбиться во все двери подряд в поисках неё? На это было бы забавно посмотреть.

Девушка провела рукой по волосам, закусывая губу.

Не больше чем через десять минут – если конечно Марине не придёт в голову идея опоздать на полчаса – им придётся вдвоём идти к школе. И хоть дорога была относительно не длинной, девушке сделалось не по себе от осознания, что придётся остаться с этим человеком наедине.

Вспомнились все те встречи между ними, что происходили до сих пор. Каждая из них – особенная, только потому что такая не похожая на предыдущую. Первая – полная сарказма и издёвок, вторая – приятной беседы и спокойствия, третья – злости и напряжения.

Чего ещё можно было ждать от этого человека?

Марина заметила одну вещь: воздух между ними был настолько заряжен, что создавалось ощущение, будто он густел. И оттого дышать было непросто.

Дышать. Непросто.

Отчего-то вспомнилось лёгкое и плавное движение его губ к её уху. Адски горящую скулу от его случайного прикосновения. Пальцы, что сжимали её плечо. И шёпот.

«Всего лишь предупреждение…»

«Предупреждение».

«Смелая ты…»

– Моя, – шепнули невольно губы, вторя его губам.

Несколько секунд – и колыхнувшееся за рёбрами осознание отрезвило девушку. Она нахмурилась, дёрнув головой, когда поняла, что взгляд бесцельно уставился в зеркальную поверхность, даже не видя отражающейся картинки.

Господи, какая глупость! Она слишком много думала о человеке, с которым её абсолютно ничего не связывало.

Сжала губы и, одёрнув кофту немного резче, чем она делала это обычно, вышла в коридор, по пути привычно засовывая телефон в задний карман джинсов.

В чём, собственно, была проблема? Пройти с ним пару-тройку километров? Они даже не обязаны были говорить! Она бы могла идти чуть впереди, а он сзади – будто бы его вовсе не существует рядом с ней, но он там, сзади, идёт тихохонько, чтобы не заблудиться не дай бог, и не бесит её.

Лепота ведь!

Если так и будет, то и проблема, собственно, исчезнет.

Марина взглянула напоследок в небольшое зеркало, висящее в прихожей, довольная результатом, поправила небольшой рюкзак, висящий на правом плече, ремешок которого сжимала пальцами, и открыла дверь, нажав на прохладную железную ручку.

Остывший воздух моментально пробрался сквозь крупную вязку мягкого свитера и коснулся кожи – похолодание ощущалось даже в подъезде.

Пальцы провернули ключ; щёлкнул паз. Марина развернулась и побежала по ступеням вниз, переставляя ноги чуть быстрее обычного, будто бы куда-то спешила. К первому этажу ей значительно не хватало воздуха. В правом боку начало колоть. Она остановилась, опёршись о перила, и слегка согнулась, обхватив пальцами талию. Боль постепенно стихла: девушка отдышалась. А потом, прежде чем сделать шаг, вдруг снова замерла.

Задаваясь вопросом, какого чёрта она куда-то сейчас бежит-торопится. Как угорелая.

К этому ненаглядному? Да пф-ф!

Девушка выругалась про себя, дёрнувшись и слегка ударив фалангами пальцев по перилам. Искренне не понимая, почему она так спешила к нему. Если сама решила десятью минутами ранее, что он пойдёт на фиг огроменными шагами и будет ждать её столько, сколько она сама пожелает.

А она пожелала, что опоздает на…

А насколько она уже задержалась?

Опустила взгляд на циферблат наручных часов. Одиннадцать минут двенадцатого. Ну, маловато, конечно, но для начала вполне неплохо.

Поехали.

Марина выпрямилась, приподнимая подбородок и растягивая губы в улыбке – лёгкой, несмотря на то, что из груди рвались бесы и хотелось злорадно смеяться во всё горло. Толкнула дверь, поправляя на плече лямку рюкзака.

Мгновение – и к ней прикипел карий горящий взгляд. Полный злости до самого основания, кажется. И тут же что-то довольно заурчало где-то в груди, потёрлось о рёбра, разнося по телу приятные импульсы рокочущего злорадства. Марина ощущала эту по-детски глупую радость, почти что безумную, щекочущую окончания нервов под кожей. От неё кончики пальцев чесались.

У основания его скул зашевелились желваки. Взгляд, сначала вперившийся в её собственный, прогулялся по ней вверх-вниз, а потом опять застыл. Казалось, Егора сейчас просто разорвёт на части – настолько сильно он был недоволен. И это раздражение ярко, слишком ярко сейчас отражалось в оголённых каре-золотых глазах.

– Где, бл… ин, ты ходишь?

Голос угрожающе низкий. Взгляд не отрывался от неё, следя за каждым движением, жестом, за меняющейся на лице мимикой. От этой дотошной внимательности становилось не по себе. Тем более Марина едва сдерживала прочно вцепившийся порыв рассмеяться так громко, как только могла.

Контролировать себя было непросто, но, кажется, девушка справлялась, потому что парень скоро перестал сверлить её своим пронзительным взглядом. Опустил глаза, взглянул на экран телефона, который сжимали пальцы, нажав предварительно на кнопку разблокировки. Сенсор тут же высветил ему время. Судя по всему, увиденное не слишком порадовало Егора. Брови сошлись у переносицы, а верхняя губа напряглась, обнажая ряд белоснежных ровных зубов. Молодой человек вновь перевёл взгляд на Марину и выставил руку вперёд, демонстрируя ей экран чёрного самсунга:

– Восемь минут двенадцатого, – прорычал он зачем-то, будто бы она была слепой и не могла увидеть время на его телефоне самостоятельно. – Где ты ходишь, спрашиваю? Я вообще-то мог лишних десять минут проспать, а не ждать тебя, непунктуальную девчонку.

А он действительно не на шутку разозлился. Но Марина совсем не собиралась на этом останавливаться.

– Вообще-то, – произнесла она елейным голоском, доставая из заднего кармана джинсов айфон и тоже поворачивая экран с проявившимся временем, демонстрируя его Егору, – двенадцать минут. У тебя, должно быть, часы отстают.

В один миг потемневшие глаза опасно сузились, и парень сжал челюсти. Кажется, если прислушаться, вполне можно было бы услышать, как заскрипели друг о дружку зубы.

– Ты что, издеваешься? – шипит. Не как змея. Скорее, как взбешённый кот.

– А что, так заметно?

– Ну, как тебе сказать? Если ты хотела это скрыть, то могла и получше постараться.

Голос – чистый яд. Сухой, холодный и колючий. Как он им не давился – этим ледяным тоном?

– Спасибо, я учту совет, – Марина растянула уголки губ в делано приветливой улыбке. – Идём?

Егор закатил глаза и тяжело поднялся. Взгляд ненароком скользнул по крепкой высокой фигуре. Джинсы, однотонная белая футболка и тёмно-синий пиджак, который, стоило признать, совсем неплохо сидел на нём. Рукава он снова закатал, и это придавало юноше брутальности. Девушка сдержала порыв закусить губу, пока мозг неуловимо подкинул мысль, что молодой человек хорош собой.

Да хотелось завизжать от того, какой же он…

Симпатичный.

Красивый.

Привлекательный.

Хотелось.

Но Марина лишь отвела взгляд и скользнула вперёд, огибая Егора, пока пальцы привычным движением засовывали телефон в задний карман джинсов.

Не в силах справиться с этим поистине ощутимым чувством глупо-детского удовольствия наблюдать за тем, как карие глаза шедшего чуть позади молодого человека метали гром и молнии от бушующей внутри него злости. Клокочущей, опасно-ядовитой. Ей в действительности хотелось видеть его выбитым из привычной контролируемой колеи.

Почему?

Наверное, потому что сейчас он перестал чувствовать себя хозяином положения. А чем меньше он будет думать, что ему всё дозволено и что все должны плясать под его дудку, тем сильнее станет похож на человека.

Он ничего не говорил. Спустя несколько минут поравнялся с ней, сунув руки в передние карманы джинсов. И она тоже молчала, время от времени украдкой бросая в его сторону взгляд. Даже походка у этого человека была какой-то притягательной. Такой, будто бы весь мир действительно лежал прямо сейчас у его ног, а он просто обходил свои владения. Неспешная, размашистая. До невозможного уверенная. Наверное, она бы различила его в толпе, даже находясь на расстоянии в километр, по одной лишь манере ходить.

Оглядывал городские улицы скупо, почти не поворачивая головы, одним только своим твёрдым взглядом. Однако всё равно каким-то образом складывалось ощущение, словно он не упускал из виду абсолютно ничего.

Несколько минут желваки всё ещё блуждали по щекам, а потом утихли; злость оставила юношу окончательно.

* * *

Они уже подходили к дому, когда Марина всё-таки решила прервать молчание и первой начать разговор:

– Ну-у, как тебе школа?

Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил.

– Обычная.

Голос был равнодушным, бесцветным. Собственно, чего ещё ожидать от этого куска самолюбия? Школу он осматривал с таким же отсутствием интереса, как и город. Видимо, всё ещё был недоволен её опозданием с утра. Ну и чёрт с ним. Так и надо, в принципе. Меньше будет выделываться.

Учебники они получили действительно без каких-либо проблем. Спустились в архив библиотеки, который встретил их полумраком длинного коридора и густой тишиной. Ни с кем из одноклассников столкнуться им не посчастливилось, поэтому нахождение в школе получилось очень недолгим. Егор кратко поприветствовал библиотекаря, как и Марина, получил свою стопку книг, которая тут же нашла место в его рюкзаке, и через пару минут они уже были на улице, выходя из школьных ворот.

Благо, учебников в самом деле оказалось не много, по крайней мере у Марины: большинство из них было рассчитано на десятый-одиннадцатый классы, поэтому её рюкзак пополнился всего на пять книг, к тому же не таких тяжёлых, поэтому девушка несомненно осталась довольна.

Чего не скажешь о Егоре: ему пришлось брать сразу все шестнадцать томиков, и Марина нашла ещё одну причину, чтобы тихонько позлорадствовать. Тем не менее она предложила ему свою помощь, но Егор благородно отказался, сославшись на то, что ей достаточно и того веса, который уже находился в её рюкзаке.

Что ж, допустим, что это было мило с его стороны. Но его настроение всё равно оставляло желать лучшего.

Однако девушка всё же была рада вновь побывать в стенах родной школы. Учитывая, что в скором времени ей придётся находиться там по несколько часов каждый день, эти две минуты пребывания казались чересчур ненавязчивыми и приятными.

– Очень конкретный ответ, спасибо. Расписал всё в ярких красках.

– А что ты хочешь услышать? – взгляд куда-то вдаль, отстранённый и холодный. Сегодня он был не так разговорчив, как ещё пару дней назад.

– От тебя? Упаси господь, ничего.

– Чудно. Я дико рад.

– Ага. Радость из тебя так и прёт.

Егор шумно выдохнул, недовольно зыркнув на неё. Приподнял брови, задавая мысленный вопрос, мол, что ей надо от него.

А ей надо? Да нет конечно! Она же только что русским языком сказала ему, что ей от него вообще ничего не нужно. Только бы прекратил корчить свою идиотскую физиономию.

Ей надо прийти домой, залезть под тёплое одеяло и начать смотреть какой-нибудь фильм, который она давно хотела глянуть, но руки никак не доходили. Быстрее попасть в свою квартиру и оставить этого противного молодого человека разве что в своей памяти.

Ободрённая мыслями, Марина приподняла подбородок, скользя взглядом по давно знакомым улицам вокруг. До дома оставалось не так много – одна вытянутая девятиэтажка, и на этом их пути бы разошлись, как минимум, до сентября.

Она уже окунулась в ощущение домашнего уюта под тёплым пледом с чашкой чая в руках, как вдруг стойкое осознание, что ей пора уходить, накрыло с головой. Нестись сломя голову, бежать, далеко и надолго, хоть на край света, лишь не находиться сейчас здесь.

Сейчас, когда взгляд ударился о знакомую фигуру, скользящую навстречу, узнавая в этой фигуре Гордеева. Неспешно вышагивающего, но неумолимо приближающегося. И что-то в груди вздрогнуло. Марина вдруг остро ощутила тяжесть всех книг, что находились в рюкзаке за её плечами, хоть их и было совсем немного.

По мере того, как они приближались, она заметила, что и он увидел её, вперив неприязненный взгляд. И смотрел так, словно перед ним только что съели живого таракана, ей-богу! Украдкой глянула на Егора – его взгляд тоже остановился на Гордееве, всё такой же твёрдый и слегка прохладный.

Между ними было несколько метров, когда Марина разглядела ещё одну эмоцию в глазах Артура – чистой воды недоумение. Серо-зелёный взгляд бегал с неё на Егора и обратно, не понимая, анализируя. Словно бы он не до конца верил увиденному. И стало вдруг кристально ясно: узреть бывшую подружку и закадычного товарища вместе он совсем не ожидал.

И ему это однозначно не понравилось.

Они все остановились почти синхронно, Егор и Артур – напротив друг друга, Марина – чуть поодаль, сцепившая перед собой руки. Гордеев не смотрел на неё, старательно игнорируя, и она не могла понять, как ей себя вести и что говорить ему.

И едва девушка собралась с мыслями, чтобы всё-таки поздороваться, он перебил её, протянув руку Егору.

– Здоро́во.

Егор удивлённо поднял брови, но вытянул из кармана свою и пожал предложенную ладонь, кивнув, пробормотав что-то, отдалённо напоминающее «привет».

И всё. На этом церемония приветствия закончилась. И совсем неважно, что Марина в ней не поучаствовала.

Он даже банально не кивнул ей. Только на пару мгновений взгляд, полный вязкого презрения, коснулся её глаз, и Марина ощутила, как неприятно сжимается что-то в груди. И этот странный намёк на отвращение, которого она не понимает, почти ощутимо колет её в затылок, заставляя сжать губы.

Неужели он всё ещё не успокоился после их тогдашнего разговора? Или он не успокоится уже никогда? Ей-богу, она не возражала.

Изогнула тонкую бровь, вкладывая в свой взгляд столько холода, сколько не было, кажется, в самой северной и холодной точке планеты, и подняла подбородок, понимая, что не она одна удивлена его поведением. Егор тоже смотрел на Артура, вопросительно подняв брови. Последний почти идентично повторил его выражение лица, и Егор кивком головы указал на Марину.

Будто бы спрашивая, мол, что происходит? О да, Марина бы тоже хотела знать, что происходит. Что за тупые обиды в его голове. На что?

Артур лишь покачал головой, закатывая глаза.

Словно она – самое последнее, о чём вообще можно было бы поговорить. Козёл.

Это практически не удивляло, нет. Удивило другое: Егор не оставил без внимания то, что Гордеев не сказал ей этого чёртового «привет».

Вот это ничего себе.

Однако их молчаливые переглядки всё равно начали раздражать, поэтому Марина стиснула зубы и обогнула Артура, неспешно направляясь вперёд – туда, где она уже видела дверь своего подъезда, до которой оставалось каких-то сто метров. Оставляя позади молодых людей и эту странную ситуацию, выходящую за рамки.

И вдруг голос Егора, ударившийся о спину, заставивший развернуться и уставиться в его глаза, которые тоже как раз смотрели на неё, даже несмотря на то, что обращался он к Артуру:

– Даже не поздороваешься с ней?

Девушка скептически поднимает брови. Кусает губу. Замечая, как Егор облизывает это движение взглядом буквально на секунду, а потом переводит взгляд на Гордеева. И почему-то когда он уставился на её губы, что-то внутри жалобно заныло.

Наверное, потому что взгляд его в этот момент был полон эмоций, которые сегодня у него были в дефиците.

– А зачем? – ледяные нотки в тяжёлом голосе заставили скривиться, тут же выбрасывая из головы девушки мысли о Егоре. А в следующее мгновение оглушили настолько, что Марина распахнула рот прежде, чем успела проконтролировать собственную реакцию. – Ты ведь сам советовал не зацикливаться на этой неудачнице.

Не зацикливаться на… что?

А вот это было действительно неприятно. Укололо посильнее всех этих брезгливых артуровских мин, которые он корчил на своём лице. Но почему?

А чёрт его знает.

Марина несколько секунд поражённо смотрела на Егора, приоткрыв рот. Разочарование начало потихоньку разъедать мысли, что ещё десять секунд назад крутились в голове горячим вихрем. Что-то про взгляд, и про губы, и про эмоции…

Да какая теперь разница?!

Хватило нескольких мгновений, чтобы взять себя в руки. Вскинуть подбородок, сжимая зубы и презрительно кривя рот. А потом развернуться настолько резко, что волосы хлестнули по щеке, и буквально полететь к подъезду.

Оставляя в голове картинку Егора, в глазах которого, она могла поклясться, никогда не надеялась увидеть столько растерянности и смятения. Однако сейчас уже это её не радовало так сильно, как могло бы.

* * *

Марина уже подходила к подъезду – оставалось с десяток шагов. Егор почти бежал, стараясь догнать её. Перед глазами – её глаза. Голубые. Полные чего-то очень большого. Заставляющего впиться ногтями в ладони и продрать до мяса.

Разочарования.

Взгляд, полный холодного разочарования, рвал внутренности на куски. Безжалостно и уверенно.

Артур идиот.

Это ты идиот, чёрт возьми. Ты действительно советовал не зацикливаться на?..

Егор лихорадочно вспоминал, действительно ли назвал её неудачницей. Вот так: раз – и всё. Кусая щёку изнутри, сжимая челюсти. Перематывал в памяти все диалоги с Гордеевым.

«Успокойся, Артур».

«Бросила – бросила, ничего не поделаешь».

«…не последняя девушка в твоей жизни».

Да не мог же он так сказать! Или мог?..

Голова гудела, и это дико раздражало. Настолько, что хотелось вырвать на себе все волосы на голове, чёрт возьми.

«Неудачница».

Нет, это слишком грубо. Слишком не относится к ней. Да, она гордая, вредная, заносчивая девчонка. И привлекательная. Но не неудачница, нет! Не мог он так сказать, в конце концов! Не мог, ведь ни на секунду не думал так о ней.

И тут – просветление.

Грёбаное просветление в воспоминании, сверкнувшем в голове подобно яркой вспышке, которая почти ослепила его. Нарисовавшем Гордеева, стоящего у окна. Хмурит брови, закатывает глаза. Егор, встающий с дивана и направляющийся в прихожую. Крепкая ладонь на спине. И фраза. Чёртова фраза, что срывается с искривлённого рта и ударяется о лопатки. О затылок. Глушит тишину.

«Я не буду зацикливаться на этой неудачнице».

Егор помнил, насколько неприятно это было слышать. Насколько задели его брошенные в злобе слова и не отпускали ещё несколько часов – до тех пор, пока он не провалился в сон. А потом снова пристали – утром. Когда открыл глаза, и в голову въелась чёртова фраза. Снова.

«Я не буду зацикливаться на этой…»

А ведь Марина сейчас была на тысячу с небольшим процентов уверена, что эти слова принадлежали ему, Егору. И бежала от него.

Будто бы могла. Наивная.

Его ладони врезались в дверь на секунду позже, чем она схватилась за холодный металл ручки. Загоняя в ловушку. Сжал пальцами худые хрупкие плечи и волчком развернул к себе. Противится, протестует – вырывается. Дёргает плечами, и это даёт нужный эффект – он отпускает. Просто чтобы не тратить нервы на то, чтобы сейчас усмирять её брыкания.

А смотрит так, что из глаз искры сыплются. Мечет молнии, и Егор мог поклясться, что она уже несколько раз четвертовала его в своей голове.

– Отойди, – цедит этот кристальный яд, густо стекающий по горлу.

– Ты неправильно всё поняла, – он поднимает подбородок, смотря на неё сверху вниз. Не тот жест в такой ситуации, но это происходит на автомате, от бушующих эмоций, разрывающихся, пульсирующих в глотке.

Она отвечает идентично – вздёргивает свой. И злится. Так сильно злится. Так привлекательно злится, что хотелось закрыть её живой маленький рот прямо на этом месте, у этой чёртовой двери.

Он смотрит на этот рот, когда она быстро облизывает губы и говорит. Что-то говорит о том, насколько сильно ей наплевать и что она ничего понимать вообще не хочет.

И это так заводит его в один момент. Внезапно, совершенно не к месту, неожиданно. А потом он понимает, что слишком долго пялится на её губы, которые она старательно кривит, и возвращается к глазам. Ярко-горящим голубым глазам. И в них – вызов. Егор уже начал привыкать к нему, несмотря на то, что они знакомы всего ничего.

– Выслушай меня, чёрт возьми.

– Я не собираюсь ничего слушать, отойди! – кричит.

Голос такой звонкий, что бьёт по ушам, множа боль, которая пока ещё отдалённо липла к вискам, и Егор хмурится, прикрывая глаза и облизывая губы. Её истерика начинает давить.

– Это не я сказал, – голос спокойный.

Этот тон – сплошной обман. Внутри он весь горит. И злится, и хочет. Спокойствия и её.

– Я сказала. Мне. Наплевать, – с чёткой расстановкой.

– Не будь такой упёртой дурой, пожалуйста! – рычит.

– Перестану только после того, как ты превратишься из такой лицемерной сволочи в нормального человека.

И он понял, что у неё напрочь сбитое дыхание. Пухлые губы приоткрыты. Нижняя – прокусана, и её венчает маленькое красное пятнышко. И, кажется, оно рвёт тонкую натянутую ниточку внутри Егора, и его выдержка проваливается в бездну так быстро, что он даже не осознаёт. Не успевает понять. Принять.

Что это за чертовщина? Ах да. У него срывает крышу. Или как это назвать?

Никак, потому что в голове одна мысль: наклониться и поцеловать. Сейчас. И, кажется, он двинулся к ней. Иначе почему в её глазах разлился страх такого огромного размера?

Вжимается вся в эту стену. Надеется, наверное, что сможет пройти сквозь и убежит.

Поздно. Никуда ты не денешься.

И когда её холодное дыхание лёгкой плёнкой легло на его губы, он ощутил, насколько близко сейчас они друг к другу. И насколько он – к сумасшествию.

Чего ты боишься, Марина?

Марина.

Егор смотрел в её глаза, пробуя на кончике языка имя, которое прежде почти не пытался произносить. Окунаясь в этот напуганный омут с головой. Он тонул. Пожалуйста, кто-нибудь, заставьте его понять это. Потому что он сам не понимает.

Понимает только, что воздуха не хватает: он не дышит. Чтобы не спугнуть. Хотя куда сильнее? Она и так боится настолько, будто прямо перед её носом сейчас разворачивается конец света.

Марина едва заметно качает головой. В глазах – голая паника. И это так сильно въедается в него, в самую суть, в нутро. Так, что он больше не может соображать.

Будто до этого мог.

Что это за чёртово влечение? Откуда оно сейчас такой силы в нём?

А была ли разница? Никакой, потому что…

Его губы коснулись её губ. И что-то внутри него – Егор был уверен, что это сердце, – подскакивает в кульбите. Его почти трясёт, несмотря на то, что это было настолько эфемерно, настолько легко. Это даже нельзя было назвать касанием в полной мере. Что-то похожее, но такое далёкое. Настолько, что хотелось больше. Сильнее. Чувственнее. Хотелось кусать, облизывать, обсасывать, целовать её губы.

И она – слышит его мысли? – вдруг опускает ресницы. Осознанно, чёрт возьми, опускает, и подаётся на пару миллиметров вперёд – не больше. Большего и не нужно. И он захватывает её верхнюю губу, целуя.

Одно прикосновение. Максимально долгое. Длившееся, кажется, целую вечность, которая в один миг оборвалась.

Марина распахивает глаза. Видимо, осознала, что происходит. Осознала, и Егор был ей благодарен за это, потому что он ни черта не соображал уже давно.

Тонкие ладони толкнули его в грудь едва ощутимо, но он сделал шаг назад на несгибающихся ногах, не отрываясь от её глаз, которые опять до краёв заполнила паника. И всматривался в них до тех пор, пока те не исчезли – Марина юркнула в подъезд, казалось, за одно лишь мгновение.

Этот поцелуй не из ряда тех, какие были у него раньше. Это не те эмоции, не те чувства. Не та девушка, совсем не та. Это – словно что-то новое, неизведанное, такое манящее, сладкое. Такое, что хотелось пробовать снова и снова.

Губы до сих пор ощущали её рот.

И, чёрт возьми, это вдруг отрезвило до такой степени, что он снова смог чувствовать. И первым, что он ощутил, была злость. Первобытная, чистая, острая, густая настолько, что заполняла всю голову. Мысли тонули в ней. Вместе с напряжением, которое резало низ живота.

Чувства взяли верх, и сжатый кулак тяжело обрушился на дверь, по другую сторону которой послышалось эхо, отразившееся от стен и утонувшее в лестничных маршах.