Читать книгу Пьяная Россия. Том четвёртый - Элеонора Кременская - Страница 8

Денис Алексеевич Овечкин собирался на торжественную церемонию. Он очень любил подобные мероприятия и заранее репетировал, стоя перед зеркалом, учился скромно улыбаться. Главное – скромно! Тогда зрители телевизионных каналов, друзья и коллеги, занявшие почти все места в зале, подумают о нем лишь хорошее!

Овечкин вздохнул, воротник новой рубашки жал, костюм, купленный за большущие деньги в прошлом году, казался тесным. Немного пополнел, нехорошо, покачал головой Овечкин. Он не одобрял пузатых мужиков, считая их поклонниками пива и диванного образа жизни. Опять-таки, Денис Алексеевич заботился о положительном впечатлении, таким образом, ему пришло на ум подтянуть не в меру выпятившееся пузо с помощью пояса для поддержки внутренних органов. Пояс имелся в комоде у тещи и не один, весь ящик был забит всевозможными приспособлениями на резинках, крючочках, у тещи наблюдалось опущение почки. Пользуясь отсутствием домашних, под наблюдением единственного зрителя, серой кошки, взобравшейся на верх бельевого шкафа, Денис Алексеевич перемерил с десяток поясов и, справившись с непривычной задачей, застегнув брюки, критически осмотрел себя в зеркале. А что, вроде ничего, прищурился он и даже спросил у кошки, как ей кажется его преображение? Ничего или надо внести еще кое-какие штрихи?!

Серая кошка не ответила, а спрыгнув со шкафа, потрусила в спальню. Правильно, решил Денис Алексеевич.

Трюмо, уставленное всевозможными баночками с кремами, косметическими наборами, флаконами духов – богатство жены Овечкина, привлекло внимание Дениса Алексеевича.

Он взглянул на себя в зеркало и покачал головой, его полуседые волосы подстриженные ежиком не внушали доверия. Взгляд – усталый.

– Бога ради… так нельзя! – сказал он кошке.

И пошарив в трюмо, выудил на свет божий коробку с черной краской. Нисколько не сомневаясь, направился в ванную, по пути разоблачаясь до нижнего белья.

Через несколько минут высушив почерневшие волосы феном, Овечкин нанес с помощью румян на щеки здоровый румянец и отступил на шаг, любуясь своим отражением.

Разобравшись с тушью, он подкрасил ресницы и нанес розовую помаду на губы.

Кошка, взобравшись повыше, внимательно всматривалась в его лицо.

– Как я тебе? – подмигнул ей Денис Алексеевич, надевая костюм и торопливо подвязывая галстук, время поджимало.

Церемония прошла успешно, прижимая почетную грамоту к груди, Овечкин прочувственно толкнул короткую речь со сцены, не позабыл улыбнуться в камеры отрепетированной улыбкой и, сохраняя внешнее спокойствие под жидкие аплодисменты зрителей, спустился со сцены.

На фуршете, он заметил, что его сторонятся. Коллеги и друзья надували щеки, когда он подходил к ним, и отворачивались, беззвучно хохоча.

Такое поведение озадачивало, и Овечкин усиленно тер лоб, незаметно для себя переходя на глаза. Правда, глаза немилосердно чесались, в холле зала для торжественных церемоний зеркала не было, и Денис Алексеевича не мог знать, что размазал тушь с ресниц по векам и под веками.

– Не пойму, что с тобой случилось? – остановил его подвыпивший коллега. – И если тебе дали в глаз, то почему сразу в оба?

Изрек он философскую фразу, и глубоко задумавшись, тронулся дальше по залу, на ходу выпивая бокал шампанского за бокалом.

– Ах, Денис Алексеевич! – проворковала старая зазноба, бывшая любовница Овечкина, впрочем, не терявшая надежды возобновить отношения. – Что ты с собой сделал?

Пошарив в сумочке, она достала пачку влажных салфеток и, отведя Овечкина в сторону, принялась стирать тушь. Он покорился.

– А что у тебя с волосами? – спрашивала зазноба, вытирая лоб и виски Овечкина.

– Краска плохая! – пожаловался он.

– Наверное, ты ее не закрепил! – догадалась она, старательно размазывая черные пятна по белоснежному воротнику рубашки.

Овечкин вздрогнул, вспомнив, как по дороге его окатил холодными брызгами сильный дождь, так что пока Денис Алексеевич возился с зонтом, волосы на голове успели намокнуть.

– Ах, что про меня теперь люди скажут! – заплакал он, весь сжимаясь и прячась в руках своей бывшей.

Пошарив в сумочке, она высыпала в рот Овечкину две розовые капсулы.

– Успокоительное! – прошептала доверительно и обняла бывшего, но такого желанного любовника.

Одурманенный лекарствами, Овечкин томно танцевал с дамой своего сердца. Оркестр народных инструментов, подстраиваясь под настроения гостей праздника, наигрывал на балалайках вальс и танго.

Подтанцовывая, вернулся Денис Алексеевич поздно ночью домой и испытал замешательство, даже разочарование, увидав перед собой раздраженную его поздним приходом толстую жену.

– Ну? – громко и требовательно, произнесла она, но разглядев его почерневшие волосы, расхохоталась.

Оправдываясь, объясняясь, Овечкин по пути к ванной принялся снимать костюм.

– А это что? – указала пальцем жена на пояс тещи, натянутый Овечкиным до груди. – Пояс верности?

– Для пуза, – лепетал Денис Алексеевич, краснея и стягивая злополучный пояс, прошептал, – прошу тебя, только маме не говори!

Из комнаты тещи доносился богатырский храп.

– Иди, мойся, красавец! – делая ударение на последний слог в слове – красавец, с насмешкой сказала жена.

После, забираясь в супружескую постель Овечкин, было, пожалел о вернувшейся седине, но подумав, как следует, решил, что, пожалуй, дополнительное преображение потребует немало сил и стоит ли шкурка выделки, непонятно! Зевнул Денис Алексеевич, повернулся на бок и заснул, во сне ему слышались матерные частушки и треньканье балалайки. Кошка, улегшаяся к нему под бок, водила изредка ушами и нет-нет, да и взглядывала на хозяина с удивлением, может, она воспринимала его сны, кто знает?!