Читать книгу Монтаж памяти. Книга вторая - Elian Julz - Страница 3

Михаил заправлял и мыл автомобиль своей вечно витающей в облаках жены, ведь однажды она уже звонила ему поздним вечером, когда заглохла на магистрали с пустым бензобаком. Во время очередной рутинной уборки салона он обнаружил в бардачке сборник рассказов А.П.Чехова. Он только иронично улыбнулся и покачал головой – она неисправима, даже в машине книги.

Внутри стен из дорогой зеленой холщовой обложки и золотых обрезов страниц жили, любили, предавали и умирали герои прошлых веков. Необычайно красивая закладка с шёлковой кисточкой шептала открыть место, где она поселилась. И Михаил последовал зову. Перед глазами возник рассказ «Дама с собачкой».

Ему не был известен особый и тайный смысл этой находки. Пока не был известен.

На форзаце стояла подпись, неровные строки которой ползли вверх. Буквы были размашистыми и растрепанными:

«Маленькой мисс

от А.В.Б.»

1860 год

– О, а вот и Вы. Доброе утро, – ряд ровных некрупных зубов и два заостренных аккуратных клыка встречали меня знакомой улыбкой.

Нет, это был не Дракула, а Майкл, хотя клыки у него, что надо. Какое облегчение.

Хотела поприветствовать в ответ, но ничего не вышло: в горле стоял такой ком, что ни один звук не мог вырваться, да и язык почему-то меня не слушался. В голове слова складывались отлично, но дальше неё они никуда не хотели уходить.

Губы шевелились, как у задыхающейся пойманной рыбы.

– Амели, не утруждайте голосовые связки. Вижу, что Вы не выздоровели. Мой дядюшка и не обещал скорой поправки.

Большая удача, что мне не нужно ничего говорить. В голове пронеслись чьи-то слова (чьи же?): «Молчать хорошо, безопасно и красиво». Вот уж не поспоришь.

Здесь, к счастью, не было никаких прислуживающих лакеев. Майкл был так великодушен в моих прошлых приключениях. А булочки вполне можно есть руками без мудрёных столовых приборов. Неплохое начало. Хотя бы этому можно уже порадоваться.

Майкл улыбался, и я улыбалась ему в ответ, как собака, которая всё понимает, но ничего не говорит.

Он увёз меня к себе домой? Неужели я столько пролежала без сознания, что совершенно не осталось следов после пыток Бенни? Но почему тогда Майкл называет меня Амели? И какой-то ведь шрам от пореза должен был остаться. Нет, это явно какая-то новая история.

Может быть, мы женаты, и это наш дом? Я осмотрела небольшую уютную столовую. Вот было бы здорово наконец-то не притворяться. А что если во всех моих путешествиях не Майкл следует за мной, а, наоборот, я по какой-то причине нахожусь поблизости ради него? Такая идея ещё не посещала меня раньше.

– В Cottonopolis4 приходит осень. Придется Вам теперь чаще сидеть за книгами да за рукоделием. Как всегда, пойдёте после завтрака в библиотеку?

Я лишь кивнула. Как всегда, значит, как всегда. Майклу-то виднее. Но опять этот хлопок. Неужели целый город назвали в честь растения?

– Да, после ремонта там стало здорово. Сколько бы я не противился внезапному порыву Аны сменить обои и портьеры, а зеленый цвет действительно влияет благотворно на настроение, особенно в дождливые деньки. Я и сам стал просиживать там за чертежами и газетами дольше обычного по вечерам, – брюнет говорил со своим привычным акцентом, и этим милым, но неверным звуком «Р».

Когда завтрак закончился, Майкл (или кем бы он ни был теперь) пожелал мне хорошего дня, но и расстроил:

– Боюсь, сегодня Вы заскучаете. В дождь Ана всегда спит до полудня, а вчера после ужина выпила две чашки кофе и, наверное, прескверно спала ночью.

Кто же эта Ана? Может быть, она его сестра, или какая-нибудь подопечная, и я рано начала паниковать? Но кто тогда я? Гувернантка?

Судя по официально-учтивому тону беседы уж точно не супруга Майкла.

2013 год

Артём

Осень в театре всегда означала новый сезон, начало репетиций к новогодним спектаклям, премьеры. Актёры после творческих отпусков (а он длится целых пятьдесят шесть дней) полны сил и весёлые. Иногда вливается новая кровь на смену тех, чей контракт закончился в прошлом сезоне.

На одну зарплату в театре особо не разгуляешься, а Артём любил жить на широкую ногу, поэтому в свободное время не брезговал съемкой в рекламных роликах, работой на корпоративах бизнесменов и даже бандитов (правда, о криминальной деятельности своих нанимателей он узнал постфактум, а платили они очень и очень хорошо).

Актёр мог бы пойти в антрепризу, где восемьдесят процентов труппы – звёзды театра и кино, баснословные вознаграждения, а билеты на такие спектакли неоправданно дорогие. Он мог получать десять тысяч рублей за одно выступление. Но сумасшедший график гастролей по провинциальным (иногда убитым) городам, пошленький юмор пьес и бездушные, вульгарные герои вызывали в нём гадливость. Если нормальный спектакль репетируют по несколько месяцев, а то и целый год, то для проработки антрепризы в полном составе актёры собираются два или три раза. Качество такого спектакля соответствующее. Стыд и срам, а зритель выкладывает свои кровные деньги за пустышку. Такое отношение расхолаживает, актер теряет ценность.

Артём любил свою работу. Он частенько шутил, что не женится, потому что уже женат на театре, а в этом смысле он однолюб. Последнее слово неизменно вызывало смешок у всех, кто был хоть чуть-чуть знаком с актёром.

Иногда работа приносила довольно приятные привилегии – актёры были желанными гостями на любой богемной тусовке. Так и в один сентябрьский понедельник его пригласили на юбилей гламурного журнала в новый ночной клуб. Такие приглашения получал не каждый актёр их театра.

В заведении «Последний ряд» на первом этаже был огромный бар, выложенный черно-белой плиткой, белое полотно, как в кинотеатре, зеркала в туалетах, как в гримерках, с кучей лампочек и автоматы с презервативами при входе в уборную.

Кирпичные стены тут и там светили неоновыми слоганами популярных фильмов: «Изменишь одно, изменится все», «Чем вы ближе, тем меньше вы видите», «Всё возможно, пока не сделан выбор», «Твой разум – место преступления», «В её жизни было трое мужчин. Один, чтобы взять её… один, чтобы любить её… и один, чтобы убить её».

На втором этаже клуба ждали танцпол и лучшие диджеи города.

Артем не собирался проводить вечер своего выходного дня здесь, но приехал давний друг, а сидеть с ним к четырех стенах было бы невежливо и скучно.

И вот актер потягивал виски на баре. Танцевал он отлично, как и все выпускники театралки, где от умения двигаться под музыку зависели экзаменационные оценки по спецкурсу. Но сегодня не хотелось, чтобы «газели» и «антилопы» в набедренных повязках и на высоченных каблуках вешались на шею.

Как он удивился, когда показалось, что через толпу к бару пробирается их костюмерша.

А она-то как сюда попала? Здесь были только самые-самые или «+1» VIP-гостей.

Он даже проморгался. Нет, ошибки не может быть. И Артём махнул ей рукой, подзывая к себе.

Ася подошла к актеру, поцеловала его легонько, словно бабочка взмахнула крылышком, в одну, потом другую щеку. Запах сирени, смешанный с алкоголем, моментально пощекотал нос.

Артём вопросительно взглянул на Асю, на что она непринужденно ответила, грассируя:

– Des bisous – sont français «bonjour»5.

Вот же чаровница, решила разыграть из себя француженку. Артём ухмыльнулся.

– Надо же, у кого-то есть нормальная одежда, не из бабушкиного сундука. – Он рассмотрел её медленным, скользящим взглядом с ног до головы. – Египетская сила, ты умопомрачительная Rockstar-baby. Ну-ка покрутись.

И Ася выполнила его просьбу, чуть покачивая бедрами под музыку в своих облегающих кожаных штанах и черных ботинках-казачках.

– И что тут делает такая рафинированная барышня? Я думал тебе по вкусу только вальс и кадриль.

Артём уступил ей свой барный стул и заказал девушке коктейль «Беллини». Его выбор был предсказуем, ведь в высоком стакане персиковый ликёр (а он любил персики) медленно растворялся в пузырьках шампанского (которое любила она). К тому же он так делал со всеми дамами.

И как же Ася здесь оказалась всё-таки? Спросить напрямую было бы бестактно.

– С кем ты здесь, маленькая мисс?

– Avec mes amis6, – потягивая коктейль, ответила Ася, умалчивая о том, что её родственница работает в журнале-виновнике вечеринки.

Он смотрел на неё, прислонившись рядом к барной стойке, но будто совсем не узнавал. Честно говоря, у него мелькали мысли, что у Аси кривые ноги, которые она прячет под своими длинными юбками. Но сейчас Артёму стало совершенно ясно, насколько он заблуждался.

– Я тебя боюсь в этих кожаных штанах, – правый уголок его рта пополз наверх, создавая рядом привлекательную морщинку. И он об этом прекрасно знал. – И за тебя, кстати, тоже боюсь. Не захмелей сильно, ладно? – вдруг он вспомнил, что это её не первый прием алкоголя за вечер.

– D'accord, Monsieur! Bonne nuit7, – она по-детски похлопала ресницами, потом помахала рукой на прощание, и пританцовывая, пошла прочь. Коктейль не допила. «Неужели, не понравился?» – подумал актёр, ведь обычно девушки были в восторге от его изысканного выбора.

– Оксид твою медь, – в какой-то задумчивости произнес Артём, всё ещё глядя вслед Асе и покачивая головой.

– Кто эта крошка? – спросил приезжий друг. – И почему не познакомил?

– Спокойно, мальчик, этот экземпляр тебе не получить.

Артём ещё не видел костюмершу такой… такой… Дерзкой? Нет, дерзкая она всегда. Игривой? Может быть.

Раскованной. Вот подходящее слово.

1860 год

Я наугад нашла библиотеку. Здесь, видимо, были помешаны на зелёном цвете, судя по тому, что я увидела перед собой. Растительный зелёный орнамент обоев на стенах, бархатные изумрудные портьеры и травянистого цвета ковёр.

До сих пор не привыкнув к габаритам пышных платьев, на ходу уронила статуэтку.

Почему я такая растяпа. Всё так хорошо начиналось, а теперь… мне конец. Опять. Вдруг это очень дорогая вещица?

Святые угодники, и что теперь делать?

Собрать и выбросить за окно?

Нет, могут заметить.

Интересно, а фарфор горит в огне?

И ведь, как назло, в платье нет даже карманов.

Здесь повсюду книги, книги, и только стол, стул, два глубоких кресла и пуфик для ног. А что если отодвинуть фолианты на верхней полке и спрятать за ними осколки? Вряд ли хозяева дома такие уж большие книголюбы, чтобы лезть на эту верхотуру, да и фамилии авторов какие-то все незнакомые.

Подставила пуфик к шкафу и сняла ботинки. Хоть бы не грохнуться. Какое везение, книжный ряд на верхней полке был расставлен не вплотную к задней стенке шкафа. Начала вынимать книги, временно пристраивая их чуть ниже. Но стоило мне вытащить пару изданий, как рука нашарила несколько конвертов.

О-ла-ла, да не я одна тут решила тайник устроить.

Шаги. Энергичный стук каблучков по лестнице. О-о-о, я пропала, если эта особа идёт сюда. Копаюсь тут в чужих письмах.

Быстрее, быстрее, недотёпа. Но так быстро осколки не закинуть наверх.

Вынула письмо из одного конверта и высыпала туда фарфоровые кусочки из подола юбки, который был завязан, чтобы удержать улику от падения. Ещё и вид, как у невоспитанной девицы, с задранной юбкой.

Письмо запихнула внутрь лифа.

Так, конверт с осколками наверх, следом книги. Отлично.

Поспешно выхватываю первую попавшуюся книгу со средней полки и плюхаюсь тут же на пуфик, прямо лицом к книжному шкафу, когда дверь в библиотеку отворяется.

Сердце стучит, как у загнанной кобылы. Щеки горят. А под подолом платья босые ноги и ботинки, которые я не успела надеть.

Господи, Господи, прошу Тебя, хоть бы она не заметила пропажу. Хотя бы не сейчас.

– Моя дорогая, ты опять в библиотеке. Вредно таким молоденьким и прехорошеньким девушкам так много читать. Я скоро уже начну запирать от тебя эту комнату, – женщина, о, как она была очаровательна, мила и весела, вдруг чуть нахмурила аккуратные чёрные бровки, прищурилась и посмотрела на книгу, потом перевела взгляд на меня, – "Естественная история попугаев"? Мисс Амели, Вы меня удивляете своей необычайной любознательностью, – и она заразительно расхохоталась.

С виду Ане было не больше двадцати пяти лет. Крохотная, худенькая, но чрезвычайно живая и энергичная, белокожая брюнетка в закрытом платье свободного кроя и цвета пожухлой листвы. Как я узнала позже, такой утренний домашний наряд называется враппер. Разговаривала она также гнусаво, как и кухарка, которую я встретила с утра, будто у неё гайморит. Звук «а» в словах произносила больше похожим то ли на «э», то ли на «у». Проглатывала звуки «Т» и «Н», словно их и не существует в английском алфавите. Я удивилась, что несмотря на её непривычный акцент, мне всё же легко удалось понять смысл сказанного.

Может быть, Ана не англичанка? Что ж, это только плюс. Когда у меня прорежется голос, можно будет не стесняться говорить.

Интонация была доброжелательная, но с едва уловимым оттенком гордости.

Я жестами показала на нос, а потом изобразила кашель и указала на женщину. Как бы спрашивая, что она тоже простужена.

– О, нет, нет, дружочек, я не больна. Так уж мы, жители северной Англии, разговариваем. Странно, что ты только сейчас об этом спросила, а не в день своего приезда. Просто я ещё спросонья, чуть хрипловатая. Смешно наблюдать, как приезжие стараются говорить в нос, чтобы сойти за местных. А ведь у нас нос не дышит много лет, всё из-за этих проклятых дымящих труб хлопкопрядильных фабрик.

Я изобразила удивление.

– Вот же забавно вышло: мы пригласили тебя компаньонкой в свой дом, – слово «house» она произнесла, как «эуз», – чтобы ты болтала со мной, рассказала о Франции, читала вслух, а выходит, что теперь я буду читать тебе и тараторить за двоих, – и женщина простодушно рассмеялась. – Но всё равно я рада, потому что здесь скука смертная. Манчестер – это не Лондон. Сплошные работяги и дельцы. Почти никаких развлечений. Мне так жаль, дорогая, что ты захворала. Пойдём скорее отсюда, посидим у камина в моей комнате. В библиотеке всегда холод собачий.

Я не знала, как встать и пойти босыми ногами. Но когда в конце концов потянулась за ботинками, Ана лишь закатила глаза и пошутила:

– Я тоже ненавижу эту неудобную обувь.

Неужели в 19 веке есть нормальные живые люди, похожие на меня, а не все эти восковые фигуры, окоченевшие с пресной улыбкой в книксене?

В маленьком будуаре Аны мы уселись на бархатной синей софе, разулись и протянули ноги к пылающему в камине огню. По стенам пускали свои ветви какие-то невиданные деревья с серо-голубыми листьями, незнакомыми мне жёлтыми плодами и фантастическими маленькими птичками, нарисованными на обоях.

Комната была будто сквозной: одна дверь вела в спальню, а другая… я не знаю, что было за другой дверью. Напротив спальни Аны, в которую я не заходила, через коридор была комната Митчелла. Удивительно, но ни одного зеркала в доме я пока не увидела, и до сих пор не знала, как же я выгляжу.

На секретере лежал раскрытый номер «The Englishwoman's Review» на статье о правах женщин. Ана заметила, что я пробежалась глазами по тексту и начала говорить:

– Барбара Бодишон выпускает этот журнал со своей подругой. Он не такой, как все эти издания о моде и домоводстве. Наконец, женщины обретают голос в обществе. А ещё у Барбары собственная школа в Лондоне. Я тебе говорила, что тоже до замужества окончила курсы учителей? Как только они появились в 1848 году папа сразу же подумал, что отправит меня учиться, когда придет время. Это, конечно, не Оксфорд и не Кэмбридж, куда нам с тобой путь закрыт, – она говорила со мной, как с подругой, и это было приятно. – О-о, я бы с удовольствием уехала отсюда куда-нибудь на учёбу, если бы женщинам позволили учиться наравне с мужчинами.

Я и тебя выпросила по той же причине у Митчелла, хотя можем себе позволить только одну горничную, она же и кухарка у нас. Втайне надеялась, что он отпустит меня в Лондон с компаньонкой. Так хотела побывать там на базаре в Сохо, увидеть Хрустальный дворец, сходить в театр. У нас ведь даже театра в городе нет. Это ужа-а-асно. Ну, хотя бы теперь в Манчестере можно выезжать без Митчелла, благодаря тебе.

Так вот как теперь его зовут. И он женат на ней. А я-то губу раскатала. Улыбалась ему за завтраком, как идиотка. Что ж, остаётся только надеяться, что его жена такой же добрый человек, как и он сам. Не глупец же он в самом деле, чтобы жениться на недостойной женщине.

– Ох, а ты слышала, – и глаза женщины вдруг загорелись. – Да конечно, слышала. – Ана вскочила с места, вытащила из ящика секретера брошюру и передала её мне. На первой красочной странице была нарисована счастливая девушка, стоящая на огромном глобусе, в одной руке у неё была трость, а другой она придерживала шляпку. – Томас Кук предлагает англичанам отправиться с ним в путешествие вокруг Европы. Но никуда мы с тобой не поедем… С ревностью Митчелла сладу нет, – Ана спрятала свои глаза от меня, отвернувшись с кривоватой неловкой улыбкой. – И сам не может поехать – занят, и меня не отпускает. Нечестно ведь, а, Амели?

Я только кивнула. А сама подумала про найденные письма. Кому же принадлежал тот тайник? Хотелось вернуть всё на место, пока никто не обнаружил пропажу. Как бы моя изобретательность опять не привела к чему-то ужасному.

– Я хотела бы устроить здесь свой маленький Лондон. Приглашать соседей, мужчин, с которыми работает Митчелл, и их жён, устраивать приемы, а после них танцы. Но у нас нет ни одной просторной комнаты для танцев. Помню, до замужества вся моя бальная книжка была исписана после первой же кадрили. Мы ведь и познакомились с Митчеллом после одного из загородных приёмов. Я возвращалась со своим старшим братом в нанятом отцом экипаже. И тут внезапно отвалилось колесо прямо на дороге.

Извозчик мне говорит: «Выходите, мисс, никуда мы не поедем». А тут, как назло, все остальные гости с бала возвращались. Стыд. Ноги после целой ночи танцев еле держали меня. Митчелл остановился и любезно предложил подвезти нас до дома в своей карете. А через несколько дней нанёс визит. Маме он сразу приглянулся.

Знаю, что Митчелла привлекли мои хорошие манеры. Я не выдала себя ни разу, ни то, что прочие кокетливые девицы: ни веером, ни полуулыбкой, и никаких трепещущих ресниц. Осторожничал, побаивался меня, и всё молча и кротко глядел на меня своими глазами цвета Марсалы, – брюнетка задумчиво улыбнулась, приподняв подбородок.

«Да, до чего же необычного и чудесного цвета его глаза», – согласилась я про себя с Аной.

Сердце пело, что я наконец-то нашла родственную душу – до того непринуждённо было с Аной, будто наедине с самой собой. Но внутренний Фома в моей голове ворчал, мол, и у Бенни была лучезарная улыбка и славная пушистая белочка на плече. Кроме того, я опять не распоряжаюсь своей жизнью, ведь хозяйка здесь Ана.

– Ой, разболталась. А ведь страшно волнуюсь. Мы ждем к вечеру гостей. Что же надеть? Хочу выглядеть роскошно, но и непохожей на то, что уж очень старалась понравиться, – от этих слов по лицу и шее Аны пошли красные пятна, хотя вот уж не подумала бы, что она засмущалась. Только не такая уверенная в себе леди.

Многие вещи у Аны были в двух экземплярах: одинаковые маленькие черные ботиночки, два кружевных капора с оборками и даже некоторых платьев по два. Судя по размерам дома, семья-то была не чрезмерно богатой. А это непонятная мне загадка.

31 декабря 2013 года

Михаил в ожидании ответа скорой помощи, прижав трубку радиотелефона к уху, наспех складывал простыни и запихивал их в ящик для постельного белья.