Читать книгу Страсть и приличия. Благородные сердца: Книга один - Элис де Салье - Страница 11

Проснувшись, Уильям чувствовал себя намного лучше, хотя отсутствие мисс Фостер на обычном месте в кресле рядом с кроватью расстраивало. Он осмотрел комнату и понял, что она пуста. Мысль, что он испугал девушку своим не очень приветливым поведением, заставляла сердце колотиться. Потом он вспомнил об ее обещании привести раненого солдата в качестве временного камердинера и продолжить выполнять свои обязанности по уходу за его раной. В одном он был уверен: мисс Фостер не из тех, кто просто покидает больных.

Ханна.

Тайно в своих мыслях он позволял себе называть ее христианским именем. Нравилось звучание, а еще он восхищался его владелицей. Ему следовало настоять, чтобы она ушла, как только прибудет его новый помощник, но он практически умолял ее остаться. Сейчас Уильям был еще далек от выздоровления, и Ханна утверждала, что она единственная, кому можно доверить давать ему лекарства – отвратительные смеси – и лечение быстро заживающей раны. До тех пор, пока у него будет подходящий помощник для удовлетворения личных потребностей, он не видел никакого вреда в ее присутствии. Во всяком случае, он не хотел этого признавать.

В процессе беспокойного ожидания возвращения дочери викария, тело Уильяма дало о себе знать одной из тех известных природных нужд. После употребления твердой пищи один бог знал, через какое время активируются пищеварительные процессы. К сожалению, сейчас Уильям сомневался в своей способности добраться до тайной комнаты в дальнем конце чрезвычайно длинного коридора за пределами покоев. По правде говоря, он даже сомневался, что сможет добраться до двери спальни. Очень жаль, что за время его отсутствия так и не отремонтировали современную комнату для купания, расположенную рядом со спальней, сейчас она пришлась бы весьма кстати. Почему вместо отреставрированных стен и дверей он видит старый хлам. Нужно будет разобраться, в чем причина.

Эта мысль привела Уильяма в замешательство.

Он больше не собирался умирать.

И возвращаться к прежней жизни в армии тоже.

Из-за раненой ноги его могли уволить из армии несколько месяцев назад, если бы не упорное сопротивление виконта. Но Уильяма ни за что не примут назад с едва двигающейся рукой.

Это не входило в его намерения, но по сути вышло, что виконт вернулся в поместье Блекторн… жить.

Застонав от боли, которую вызвало движение, Уильям при помощи здоровой руки поднялся в сидячее положение, а затем опустил ноги на пол. Его сознание поплыло, а дыхание сбилось.

– Лорд Блекторн, что вы делаете?

Радость от возвращения мисс Фостер была омрачена затруднительным положением. Видеть перед собой даму в таком ослабленном и едва одетом состоянии было до крайности унизительно. Не обращая внимания на приличия, она бросилась к нему и обхватила за обнаженную талию. Но вместо того, чтобы упрекнуть девушку, он упорно молчал, в то время как предательское тело упивалось ее близостью.

Господи, как хорошо она пахла!

А он, скорее всего, нет.

– Мне нужно принять ванну, – пробормотал он. И сорочку, и бритье, и сытную еду, но разве сможет он бодрствовать так долго, чтобы успеть сделать все это.

– Поэтому вы пытались встать?

Так близко. Он видел золотые вкрапления в ее коричневой радужной оболочке и слабые линии морщинок по углам ее прекрасных глаз. Ханна не обладала наивным взглядом молодой дебютантки, приступающей к своему первому сезону, но в ней он находил предпочтительные качества – характер, интеллект и, как он подозревал, превосходное чувство юмора. И сейчас она беспокоилась о нем.

– Думаю, принимать ванну немного преждевременно, милорд, – продолжила она, когда он не ответил. – Тревор Докинс прибыл, сейчас он заселяется в комнате прислуги. Я бы попросила его подготовить вам ванну, но потребуется время, нагреть воду и поднять ее наверх. Подскажите, где ванна вашего отца, скорее всего, ее нужно почистить.

– Это может подождать, – ответил Уильям, все еще тяжело дыша. Он объяснял свое никак не восстанавливающееся дыхание резким подъемом с кровати, хотя не мог отрицать, что близость Ханны была основной причиной. – Честно говоря, не уверен, что способен встать и принять ванну. Я просто отметил свой несвежий аромат.

– Я могу обтереть вас губкой?

Глаза Уильяма расширились. Его мысли наполнились образами ее рук на его теле: одни пришли из сводящей с ума памяти, другие – от внезапно разбогатевшего воображения. Неужели после того, как Ханна вернула его к жизни, она снова решила его убить?

– Я понимаю ваши опасения из-за врожденной скромности, милорд, и это справедливо, – добавила девушка, заметив его болезненный взгляд. – Если хотите, я могу попросить мистера Докинса помочь вам?

– Да, но я хочу, чтобы брили меня вы, – здравый смысл полностью покинул его. – Мне не нравится мысль, что человек без пальцев будет царапать мое лицо лезвием. – Насколько он догадывался, молодой человек вполне мог выполнить задачу с бритьем, но не собирался признаваться в этом мисс Фостер.

Она кивнула.

– Хорошо. Почему бы вам не прилечь и не отдохнуть, пока я все подготовлю?

Мысль была заманчивой, но он покачал головой, когда тело напомнило, для чего он, собственно, пытался подняться.

– Скоро Докинс будет здесь?

– Скоро. Я могу послать Томми, сына Дженкинса за ним, если возникли проблемы, и если это не может подождать, – она указала на глупую бутылку, лежащую на столике у кровати.

– Дело не в этом, – пробормотал виконт Блекторн, чувствуя, как жар приливает к щекам.

– О, я понимаю, – прошептала Ханна, тоже покраснев, но он был слишком смущен, чтобы оценить это. – Не волнуйтесь. Это хороший знак, он подсказывает, что вы находитесь на пути к восстановлению, – произнесла Ханна со слабой улыбкой.

Ее слова подарили ему надежду, что прежде она не помогала ему и с этой проблемой тоже, пока он был недееспособен. Некоторые вещи просто невозможно вынести.

– Я попросила Томми помочь установить горшок за ширмой, чтобы вы могли им воспользоваться. Он хорошо прикреплен к стулу, поэтому вам будет удобно.

Она указала на новую вещь в комнате: женскую ширму из трех панелей, украшенную восточными произведениями искусства. Должно быть, ее принесли из редко используемых хозяйских комнат, так как ни одна из жен Блекторнов не прожила достаточно долго, чтобы оставить воспоминания о себе в остальной части поместья. Ханна все предусмотрела, но виконт не был уверен, что сможет пройти даже такое небольшое расстояние без посторонней помощи.

Избегая ее взгляда, он тяжело вздохнул, а затем спросил:

– Вы могли бы помочь мне пересечь комнату?

– Конечно.

Чувствуя ее руку, обнимающую его талию, и положив здоровую руку на плечо девушки, он неуверенно поднялся на ноги.

– Может, нам стоит подождать Докинса? – предложила девушка, когда виконт навалился на нее. Она была хрупкой, а он возвышался над ней, несомненно, вдвое превышая ее вес.

– Не могу, – пробормотал он, пошатываясь. Слабый, как проклятый котенок, он чуть не упал на пол. Его травмированная нога болела, хотя он должен был признать, что не так сильно, как он ожидал, пролежав столько времени без движения. А вот рука вызывала настоящую агонию.

– Нужна перевязь, – произнес он, задыхаясь и прижимая руку к груди, чтобы облегчить раздирающую боль.

– О, мне следовало подумать об этом. Простите. Вы можете постоять минутку?

Он резко кивнул. Ханна руками поддерживала его за талию, пока он отчаянно пытался не думать о том, что ее мягкие пальцы прикасаются к его обнаженной плоти. Для девицы она выглядела на удивление непоколебимой, но у него не было желания проверять ее пределы. Если его тело выберет именно этот момент, чтобы предать его видимым ответом на прикосновения, он сомневался, что когда-нибудь оправится от смущения.

Уильям фыркнул. Беспокоиться было совершенно не о чем. В своем ослабленном состоянии он вообще едва держался на ногах, о других приподнятых состояниях не могло быть и речи.

Ханна отпустила виконта, только чтобы схватить ткань с буфета и сделать из нее большой треугольник, связав его вокруг шеи.

– Спасибо. – Он вздохнул с облегчением, когда импровизированная повязка уменьшила вес руки, а затем неохотно принял помощь девушки. Дело не в том, что он не наслаждался ее прикосновениями – в конце концов, он был мужчиной, – но обстоятельства были далеки от идеала.

Мучительно шаг за шагом они добрались до угла огромной комнаты. Уильям покачал головой, удивляясь нелепости хозяина дома, построившего такую необъятную спальню. Не было никакой уверенности, что кто-то из предшественников делил эту комнату, например, с женой – поскольку традиции диктовали, что муж должен посещать отдельную спальню жены как можно реже и как можно короче, а потом возвращаться в свои владения.

К его облегчению, сиденье было снабжено крепкими поручнями, и он быстро заверил мисс Фостер, что справится самостоятельно. В такой момент думать о ней, как о Ханне, не могло быть и речи.

– Дайте мне знать, когда удачно сядете, – попросила она с другой стороны ширмы, вызывая в свой адрес злословие. – Я все слышала, – добавила она.

– Мои извинения, мисс Фостер, – закатил он глаза, чувствуя себя провинившимся школьником.

– Я схожу, потороплю Докинса. Обещайте, что дождетесь нашего возвращения и не попытаетесь встать самостоятельно!

В ответ из-за ширмы донеслось рычание, хотя он и не собирался ослушиваться ее. Вальсировать по комнате без посторонней помощи после спектакля, который он только что устроил, вряд ли было приемлемым вариантом развития событий.

Встреча с новым камердинером, сидя на горшке, как на троне, полуодетым и с полностью дикой внешностью, совершенно не способствовала внушению уважения. Но вскоре молодой человек с военной выправкой попросил разрешения зайти за ширму, и его лицо сохранило беспристрастное выражение.

– Тревор Докинс, милорд, – кивнул он. – Линейная пехота, двадцать седьмой полк.

– Приятно познакомиться, Докинс. Теперь помоги мне встать с этого проклятого стула, – попросил Уильям, стараясь избегать зрительного контакта.

Тревор был среднего роста и телосложения, что делало его на несколько добрых дюймов ниже Уильяма. Но, к счастью, его новый камердинер не испытывал недостатка в силе и хорошо поддерживал виконта при возвращении в кровать. В последний момент в комнату вошла Ханна и попросила пересадить его на мягкий стул рядом с ней.

– Если у вас есть силы, я подумала, что мне будет проще побрить вас, пока вы сидите, а не лежите. В противном случае мне придется взобраться на вашу кровать, без этого никак.

Уильям подавил смешок, решив, что молчание – единственный приемлемый ответ.

– Докинс, после того, как вы разберетесь с этим, – Уильям жестом указал в угол комнаты, где стояла ширма, – не могли бы вы найти мне рубашку?

– Конечно, – тут же кивнул Докинс, и Уильям вздохнул с облегчением. По крайней мере, ему больше не нужно беспокоиться, что этим вопросом будет заниматься мисс Фостер.

Пока Докинс выполнял приказ, Ханна накрыла виконта простыней и приготовилась к бритью.

Чтобы восстановить гардероб прежнего уровня, следовало послать в Лондон и организовать визит портного. Уильям никогда особенно не был модником, офицерской формы было достаточно для большинства случаев.

– Посмотрим, сможем ли мы найти чистое белье его светлости, – пробормотала Ханна, когда Тревор вышел из комнаты.

Уильям застонал. Придет ли когда-нибудь конец его позору? Избитая гордость вынуждала поблагодарить девушку за помощь, а потом вежливо попросить уйти. Но другая его сторона, любящая страдать, о существовании которой он не подозревал, заставляла продлевать его мучения, решив наслаждаться присутствием Ханны, в независимости от того, насколько это разумно.

– Готовы, милорд? – спросила дочь викария.

Он кивнул, и она, обернув полотенцем его шею, начала намыливать лицо. Независимо от того, забывала ли она или намеренно не обращала внимания на его мучения, ее спокойствие и увлеченность делом помогли ему хоть немного успокоиться.

– Миссис Поттс на седьмом небе от счастья, теперь у нее есть помощь на кухне, – Ханна нарушила тишину. Ее губы напряглись, когда она сделала первое движение лезвием.

Уильям жадно наблюдал за ней, пока она продолжала сообщать подробную информацию о количестве нанятых работников.

– На ужин куриная запеканка и рисовый заварной крем на десерт.

– Без обеда? – он нахмурился. Как, по ее мнению, ему идти на поправку, если он будет пропускать приемы пищи?

– Вы проспали весь день напролет. Для обеда уже довольно поздно.

Уильям посмотрел в окно, угасающий свет доказывал правоту слов Ханны.

– В следующий раз будите меня, – попросил он, его тон был похож на приказ.

– Отдых, скорее всего, более важен на данном этапе выздоровления, но я послушаю, что скажет Грейс завтра утром.

Не привыкший к возражениям, он открыл было рот, чтобы начать спорить, но она закрыла его, приложив палец к подбородку, и намылила ему губы. Вынужденный промолчать, виконт уже не в первый раз послал ей свой самый грозный взгляд. К его одновременному приступу гнева и огорчения, она не обратила на это абсолютно никакого внимания.

Дыша через нос, он пытался расслабиться, пока она состригала самую длинную бороду, которую он когда-либо отращивал в жизни. Он не задумался бы об этом, если бы не задался вопросом, что она подумает о шрамах, которые проявятся благодаря ее усилиям.

– Вы хотите оставить усы? – уточнила девушка, тщательно поработав над его шеей, челюстью и щеками.

Он отрицательно покачал головой. Будучи офицером, Уильям носил усы, чтобы выглядеть старше – и яростнее, – но в нынешней ситуации не видел в них никакого смысла. Бог видит: чтобы завоевать признание в этом месте – что виделось ему невыполнимой задачей, – чем цивилизованней он будет выглядеть, тем лучше. Не то чтобы бритье и стрижка могли творить чудеса.

Поначалу осторожно держась на расстоянии, Ханна, казалось, постепенно забылась во время работы. Мелодично напевая, она могла упереться ногами о ноги Уильяма, ее грудь изредка задевала его плечо и грудь. Он был уверен, что она и не подозревала о своих действиях. Тем не менее, из-за ее нежных прикосновений, успокаивающего аромата и вида женской фигуры, маячившей прямо перед глазами, реакция тела была неизбежной. По крайне мере, простыня очень удобно все скрывала.

«Тот, кто играет с огнем, обязательно сгорит». Уильям не мог отрицать влечение, испытываемое к своей сиделке. Возможно, прежде он и не чувствовал влюбленности, но прекрасно мог распознать признаки, и сейчас ему было так тяжело бороться с этим. По правде говоря, когда-то давно он ощущал нечто подобное. Память заставила его губы изогнуться в улыбке, отчего он чуть не заработал порез лезвием.

– Не шевелитесь, – отругала его Ханна, ожидая, когда он перестанет ухмыляться.

Единственный раз, когда он позволил себе испытывать чувства к девушке, он был еще ребенком. Тогда, как и сейчас, объектом его интереса была мисс Ханна Фостер. Он вспомнил, как боготворил ее, позволив этим воспоминаниям возродиться впервые за почти пятнадцать лет. Ее дружба много значила для него, ее золотые волосы, теплая улыбка и уверенная манера поведения породили его восхищение годы назад, так же как и сейчас.

После отъезда в интернат места таким нежным эмоциям не осталось. Отец отказывал в просьбе вернуться домой – позволял приезжать только раз в год, – и то Уильям еле переносил его вид. И тогда молодой виконт внушил себе, что его отсутствие в поместье – настоящее благословение, спасающее от огромного количества упреков, как словесных, так и физических.

Его способ справляться с одиночеством заключался в блокировке всех воспоминаний о доме, и приятных в том числе, если вдруг они возникали. К тому времени, когда он вернулся домой на похороны, наставники и прочее окружение заставили его мучительно осознать свое наследие, и он поклялся никогда не идти по стопам предков.

Когда Ханна с выражением сострадания на лице приблизилась к нему, сидящему у края могилы, Уильям сделал вид, что не узнал ее.

В этот раз он не сможет забыть прекрасную девушку. Мучил единственный вопрос: как он перенесет боль от ее неизбежного ухода.

∞∞∞

– Почти закончили, – Ханна старалась приободрить виконта, который постоянно хмурился.

Проведя предыдущие десять дней наедине со своим пациентом, она была поражена, насколько смущающим могло оказаться простое бритье. Скольжение лезвия по щекам и точеной линии челюсти не могло быть более интимным, нежели другая помощь, уже оказанная ею. Но по какой-то причине все чувствовалось именно так. Виконт изучал каждое ее движение, что было вовсе не удивительно, учитывая, что она держала острый клинок у его горла, и это усиливало ее смущение. Всякий раз, когда их тела соприкасались, чего она при всем желании не могла полностью исключить, странное ощущение возникало на ее коже. Чтобы успокоить нервы, она напевала песню и радовалась, что мужчина не жалуется. Однако к тому времени, когда работа была закончена, она почувствовала, что стала совсем другой.

Полностью поглощенная работой, она не обращала внимания на то, что в итоге получается. Вытерев влажным полотенцем остатки мыльной пены с лица и шеи, Ханна сделала шаг назад, чтобы рассмотреть лицо виконта. Он внимательно наблюдал за ней, и когда она неожиданно выдохнула, поднял руку, чтобы прикрыть шрам, пересекающий правую сторону лица от брови до линии подбородка.

– Нужно было оставить бороду.

– О нет. – Она потянулась к его руке, но остановилась, когда он вздрогнул. Огорченная тем, что, возможно, обидела его, Ханна поспешила объяснить свою реакцию. – Меня не беспокоит ваш шрам, милорд. Его было видно даже под бородой.

– Тогда к чему этот полный ужаса взгляд?

– Это не ужас, а удивление. Не ожидала увидеть в вас мальчика, которого когда-то знала. Вы сильно изменились после похорон отца, но многое осталось.

По правде говоря, она была шокирована тем, насколько он красив. Не классической красотой – его лицо были слишком грубым и обветренным, чтобы быть похожим на Браммеля или на кого-то подобного ему. Знания Ханны о чопорной английской моде были ограничены случайными сплетнями, подслушанными на званых вечерах, а она уже целую вечность не посещала их. Ее личное мнение заключалось в том, что его сильная челюсть и четко очерченный рот прекрасно гармонировали с темными глазами и аристократическим носом.

– В тот день я тоже узнал вас, – хрипло признался он, выражение ее лица выявило смятение. – Когда вы играли на органе в часовне.

– Но вы даже не знали моего имени.

– Я был… не уверен.

– Понятно, – пробормотала она, гадая, насколько хорошо он помнит об их детской дружбе.

– Значит, это выглядит не слишком дико? – он жестом указал на свой шрам, неуверенность в его голосе вызывала сострадание.

– Вовсе нет. Я думаю, он вам идет.

Виконт фыркнул.

– Лгунья.

Глаза Ханны широко распахнулись в ответ на обвинение, хотя она была рада заметить намек на улыбку на его дрогнувших губах.

– В самом деле, милорд. Вы обвиняете дочь викария во лжи?

– Наглой лжи, – добавил он, улыбаясь чуть шире.

– Хочу, чтобы вы знали: я никогда не вру, – посмотрела она на него с притворным негодованием. Он поднял одну бровь, и она добавила: – Ну, если только в самых редких случаях, чтобы защитить чужие чувства.

Он многозначительно посмотрел на нее, и она поняла ошибку в своих словах.

– Конечно, я не лгала, чтобы пощадить ваши чувства.

– Конечно. Вы просто находите шрамы на лице очень привлекательными.

– На вашем лице, – добавила она, а затем моргнула, взволнованная признанием. – То есть, я хотела сказать, – она глубоко вздохнула, – что шрам на джентльмене вполне может украшать его, особенно когда он заработан в честном бою, в то время как дама с таким дефектом может стать только объектом жалости.

– По-вашему, я не достоин сожаления?

Выражение лица было забавным, но за вопросом Ханна почувствовала неподдельное любопытство.

– Едва ли. – Она взяла гребень и принялась расчесывать его запутанные локоны, готовясь к стрижке. – Несмотря ни на что, вы выжили даже с такими ужасными травмами. Я бы сказала, что вам повезло. Бог даровал вам второй шанс.

– Для чего?

Ответ, казалось, был очевиден, и она выпалила его, не задумываясь.

– Для жизни и создания вашей будущей семьи, – сказала она и замерла.

Уильям отвел взгляд, цвет сошел с его щек.

– Думаю, не для этого, – пробормотал он.

– Простите меня. Я не имела в виду…

– Это не имеет никакого значения, – он махнул рукой, изображая безразличие, но за каменным выражением лица не могла скрыться боль.

Сердце Ханны сжалось. Последнее, что она хотела сделать, это причинить ему боль.

– Стрижка может подождать. Помогите мне вернуться в кровать.

– Конечно, милорд, – прошептала она, чувствуя себя достойно наказанной. – Я скажу Докинсу, что вы готовы принять ванну.

– Это тоже может подождать. Я хотел бы поужинать, и думаю, на сегодня достаточно.

Тон Уильяма звучал равнодушно, а Ханна была просто рада, что он не прогнал ее совсем. Хотя, возможно, и должен был.

Несмотря на то, что она взяла весь уход за матерью на себя на протяжении долгих лет ее болезни, воспитывала сестер и до сих пор преданно старалась поддерживать своего иногда рассеянного отца справляться с горем и обязанностями, это не значило, что она несет ответственность за выздоровление виконта.

Проблема Ханны, с которой она столкнулась, извинившись и отправившись за ужином, заключалась в том, что она хотела нести эту ответственность.