Читать книгу Другая миссис Миллер - Элисон Диксон - Страница 7

Фиби так засмотрелась в свою чашку с кофе, пытаясь отыскать свои мысли в завитках сливок, что не услышала Уайатта с первого раза.

– М-м-м?

– Сегодня мне не нужно в офис, – повторил он.

– А, – она ничего не могла поделать с разочарованием в голосе. Его было все сложнее скрывать. – Что случилось?

– Отменился доклад на конференции по тревожности, который я планировал посетить в городе. Нет смысла ехать, и я расчистил сегодняшний график. Так что я свободный человек.

– Поздравляю. Что собираешься делать сегодня?

Он ответил не сразу, как бы задумавшись. Фиби взяла свой телефон и начала листать утренние заголовки, надеясь, что он решит поиграть в гольф или взяться за бизнес-задачи, которые он откладывал. Но он сказал то, что она хотела услышать сегодня меньше всего:

– Давай займемся чем-нибудь веселым.

Она подняла глаза от телефона, надеясь, что ее раздражение не настолько отражается на лице, насколько ощущается внутри. Почему ему нужно связывать свой выходной с ней?

– Например? – спросила она.

– Можно поехать в город на поезде, пообедать, походить по магазинам. Мы не выбирались целую вечность.

Что-то в ней смягчилось. По крайней мере, он пытается, чего нельзя было сказать о ней после ссоры пару дней назад, о которой она думала с сильным раздражением. Она ни слова не сказала на эту тему, но ждала, когда ссора возобновится с того же места. Уайатт же, казалось, был настроен двигаться дальше.

Но это не работало. Несмотря на его попытки пойти на контакт, она чувствовала презрение, кипящее прямо под его мирным обличьем. Изысканный обед и трата денег на очередные ненужные вещи ничего с этим не сделают. Уайатт всю неделю советует клиентам, что делать с дисфункциональным мышлением. Почему он не видит его у себя? Отрицание – такой слабый клей.

– Я никуда не хочу сегодня, – сказала она.

– Ну же, милая. Вылезай из этой трясины. Иногда нужно заставлять себя делать то, что не хочется.

– Зачем? Это не трясина, если меня все устраивает. В любом случае, мне нужно сделать кое-что здесь.

– Что? Постоянно думать о машине на улице, которая не имеет к тебе никакого отношения? Работать над своей книгой? – На его лице не было сарказма, но он прямо читался. Пару лет назад она сказала ему, что хочет попробовать себя в писательстве. Ей удалось набросать пару глав, пока она не потеряла интерес, но она делала вид, что пишет, еще очень долго. Занятость Фиби в каком-то проекте, казалось, снова заставляла мужа уважать ее. Еще об этом можно было рассказывать людям во время ее нечастых выходов в общество. Она была не избалованной апатичной принцессой, а подающей надежды писательницей. Все это стало выглядеть неубедительным, как только она поняла, что должна будет в итоге выдать книгу. Уайатт, видимо, почувствовал это, потому что перестал спрашивать о ней, по крайней мере до настоящего момента. Его благовидная маска спадает. Хорошо. Пускай. Лучше соприкоснуться с самым отвратительным в нем, чем наблюдать за его попытками вести себя так, будто все в порядке.

– Чем я здесь занимаюсь – вообще не твое дело. Я никогда не пристаю к тебе с этим, так? Когда ты говоришь, что не хочешь чего-то, я не принуждаю тебя.

– Если ты забыла, мы женаты, Фиби! Женатые люди проводят время вместе. Если ты хотела просто соседа по комнате, который предоставит тебя себе самой, почему ты не сказала об этом десять лет назад?

– Десять лет назад ты был значительно менее надоедливым.

– О, прекрасно. – Он встал. – Давай я просто задам очевидный вопрос, раз это явно у тебя на уме, но ты чертова трусиха и не можешь произнести это. Ты хочешь развестись?

Здесь она должна была сказать ему «да». Их брак исчерпал себя. Время раздать утешительные призы и двигаться дальше. Процесс не должен быть слишком сложным. Они были умными. Он подписал брачный контракт. Она будет платить ему алименты, но он не кажется настолько мстительным, чтобы требовать больше, и она в любом случае сомневалась, что ей придется платить ему слишком долго. У Уайатта не должно быть проблем с тем, чтобы найти Хорошую Жену, которая нарожает ему десять детей.

Ее сдерживает не логистика. Фиби боялась, что с уходом Уайатта она совершенно потеряет себя. В последнее время она слишком полюбила вкус вина. Большая часть ее семьи мертва или находится настолько далеко, что ничего для нее не значит. Они являются ей в виде ежегодных рождественских открыток, и на самом деле это просто держатели долей семейного фонда. Когда она однажды отдаст концы, они, как стервятники, слетятся, чтобы обглодать ее скелет, вспоминая ее лучшие качества, о которых они смогут только врать или предполагать. Она использовала деньги своего отца, чтобы построить пустое оправдание своей жизни. Ничто не могло показать это столь ясно, как пребывание в полном одиночестве, целый день, ежедневно. Конечно, еще и поэтому люди заводят детей. Она поймала себя на том, что в ее голове зазвучал незваный голос матери.

– Если ты хочешь уйти, я не буду держать тебя. Но… Я не хочу, чтобы ты уходил.

Он вздохнул и потер руками свое изможденное лицо.

– Окей. Это хорошо, да? С этим можно работать.

– Это не возвращает детей на повестку дня. Этот поезд ушел. Если ты можешь сказать мне, что принимаешь это, мы можем двигаться вперед.

Он стиснул зубы.

– Ты можешь по крайней мере сказать мне, почему ты так категорична на этот счет? Это правда все, чего ты хочешь от жизни? Большой пустой дом. Никакого наполнения. Никакой глубины. Никакой работы. Просто… ты. И твой маленький воображаемый друг в машине на улице, наверное.

Она вздохнула.

– Не думаю, что могу объяснить это так, чтобы тебя это удовлетворило, как и ты не можешь объяснить, почему ты так сильно хочешь детей, так, чтобы это удовлетворило меня.

– Конечно, я могу объяснить, почему я хочу детей! Это естественный человеческий инстинкт – хотеть любить кого-то или что-то, кроме себя, внести какой-то значимый вклад в мир.

– Я уверена, что мама Гитлера чувствовала то же самое. Но посмотри, что она дала миру.

Сначала его лицо вытянулось в скептической мине, но скоро смягчилось, намекая на понимание.

– Это из-за твоего отца, да? Ты почему-то думаешь, что ребенок, которого ты вырастишь, станет как он или хуже?

– Я не просила анализировать меня, Уайатт.

– Я не анализирую. Но скажи, что я по крайней мере близок.

– Дэниэл никогда не любил детей. Ребенок для него был приставучей, грязной, шумной неприятностью, которую лучше оставить на попечение кому-то другому.

Уайатт покачал головой.

– Он явно заботился о тебе достаточно, чтобы оставить тебе большую часть своих денег.

Она пожала плечами.

– Думаю, я больше нравилась ему взрослой. Нелюбовь к детям – единственная вещь, которая объединяет меня с этим человеком.

Она невольно вздрогнула от того, как холодно эти слова прозвучали вне ее головы. Действительно ли это так? Хотя она не была заинтересована в материнстве, она могла бы поспорить, что, если бы Ксавьер или кто-то из потерянных эмбрионов выжил, она бы относилась к нему лучше, чем Дэниэл когда-либо относился к ней. Но это все же мало о чем говорит, и Уайатту не нужно слышать ничего, что может поддержать его надежды.

Уайатт уставился на нее.

– И все? Ты просто… не любишь детей?

– Ты так говоришь, будто этого не достаточно.

– Большинство людей не любят чужих детей, Фиби. Но любят своих.

Она покачала головой.

– У меня это было не так. Это было испытание – расти с человеком, который ненавидит детей. Так жить не весело. Я не хочу устроить такое кому-то еще.

– Послушай, эта эмпатия, которую ты проявляешь к ребенку, который даже не существует, говорит о том, что мы можем над этим работать.

Последние капли ее терпения иссякли.

– Или о том, что ты мог бы проявить уважение к моим решениям и перестать думать, что их нужно исправлять. Ты представляешь, насколько это оскорбительно?

Легкий укол чего-то, похожего на ненависть, пронзил его взгляд.

– И это все, да? Конец дискуссии. Как хочет Фиби или вообще, к чертям, никак?

– Ты должен быть благодарен, что я честна на этот счет. Люди, не любящие детей, – последние, кто должен их заводить.

– Хорошо, если мы говорим об условиях, может, у меня тоже есть одно. Если не хочешь заботиться о ребенке, можешь по крайней мере перестать вести себя как ребенок и позаботиться о себе. Попробуй сходить в душ и переодеться хоть иногда. На тебя смотреть тошно.

Она изумленно посмотрела на него. Он никогда так критично не высказывался на ее счет. Не просто критично. Зло. Это сползает его маска или он примеряет новую? Она ей не нравится. А больше всего ей не нравится, что его слова впиваются ей под кожу, как шипы. Одно дело видеть свое отражение в зеркале, другое – когда кто-то держит его перед тобой. Ее глаза горели, ее выворачивало, но она не собиралась выдавать даже легкого волнения. Она много практиковалась. Быть дочерью Дэниэла Нобла – это всегда держать лицо, и он умер не так давно, чтобы она разучилась этому.

Она подарила Уайатту холодную усмешку и подняла чашку кофе, чтобы сделать глоток.

– Я приму это к рассмотрению, доктор, – сказала она своим холодным и ровным голосом. – Хотя постой, ты не можешь быть доктором, не закончив докторантуру.

Это был удар ниже пояса, учитывая, что он вылетел из магистратуры после того, как они потеряли Ксавьера, и, хотя он в итоге восстановился, он так и не собрался с силами, чтобы поступить в докторантуру. Но сейчас они целились в слабые места друг друга, и она не могла отрицать, что нанести ответный удар было приятно, пусть и на секунду. Его лицо налилось ярко-алым цветом, а руки крепко сжались в кулаки с торчащими белыми суставами пальцев. На мгновение Фиби приготовилась к обострению и пожалела, что ей нечем защититься, если он решит наброситься на нее, кроме как кружкой остывшего кофе. Даже ногти были слишком изгрызены, чтобы на что-то сгодиться. Но за все годы, что она знала Уайатта, он никогда не проявлял жестокости. Это просто не свойственно ему.

Но это свойственно всем, напомнила она себе. Все, что работает, в конце концов ломается. Так говорил ее отец.

Где-то посреди шторма, закипавшего в его сознании, Уайатт снова обрел покой. Он немного откинулся назад, расслабил руки и удалился в сторону своего кабинета. Несколько секунд спустя с грохотом захлопнулась дверь. Жирная точка в конце отвратительного абзаца. Глубоко и прерывисто выдохнув, Фиби встала, подошла к переднему окну и бросила взгляд сквозь жалюзи, ожидая увидеть своего спутника – синюю машину – там же, где она была час назад, но она уехала, и Фиби никогда не чувствовала себя более одинокой, чем сейчас.

Секунду спустя открылась дверь гаража в доме Нейпиров, и из нее вышел Джейк в черном облегающем беговом костюме и с белыми наушниками. Он остановил долгий взгляд на ее доме, и Фиби показалось, что он смотрит прямо на нее. Легкое волнение перешло во внутренний крик. Смотри в другую сторону! Не дай ему подумать, что ты шпионишь! Но быстро пришедшая мысль оборвала этот голос, оставив после себя теплый щекочущий гул: а не шпионит ли и он за ней? Через мгновение он отвернулся, чтобы потянуть свои ноги, и широкими шагами убежал вверх по улице.

– Я иду в офис.

Фиби испугалась и повернулась, увидев Уайатта одетым на работу. Его глаза были красными и влажными. Он плачет, только когда особенно злится, будто слезы помогают ему смыть свой гнев. Было облегчением видеть его глаза после того, что почти случилось минуту назад.

– Окей. Хорошего дня.

Ее доброжелательный тон плохо сочетался с напряжением между ними и заставил обоих вздрогнуть, но ее мысли были сейчас где-то в другом месте. Идея начала приобретать форму. Очень плохая идея.

Он ушел, и оставшаяся после него тишина, обычно такая успокаивающая, неожиданно оказалась раздражающей и душной. Вид Джейка на пробежке открыл что-то внутри нее. Его легкие шаги являли саму сущность свободы. Фиби хотела этого. Не бегать, а двигаться, несмотря ни на что. Она вспоминала время, когда она могла двигаться по жизни так, налегке.

Она никогда раньше не изменяла мужу. Были возможности, особенно в их первые годы, когда они оба больше бывали в обществе, но она никогда не позволяла себе ничего серьезнее легкого флирта. Но то, что она чувствует сейчас, не связано с сексом или даже флиртом. Она просто хочет быть с кем-то свежим и новым, даже если это значит просто сказать «привет» и понаблюдать, сохранилась ли химия с того дня. Интерес со стороны кого-то вроде Джейка может вдохновить ее посмотреть, что еще есть за порогом.

Но если она выйдет на улицу, просто чтобы поговорить с Джейком, его родители наверняка будут не в восторге. Фиби знала, как обойти эту проблему. Это потребует чуть больше усилий и смелости, но слова Уайатта этим утром встряхнули ее, разбудили ее от тихой комы. Также она знала, насколько мимолетным может быть это чувство, поэтому, если она собирается что-то сделать, нужно действовать сейчас.

* * *

На кухне она включила радио. Взвешивая и смешивая ингредиенты, она поймала себя на том, что подпевает музыке. Через полчаса кухня пахла карамелью и ягодами, а дюжина ее фирменных огромных ягодных маффинов остывала на полке. Готовка была единственным по-настоящему закрепившимся уроком жизни, которому научила ее мать. Конечно, Кэрол учила Фиби в надежде, что она однажды впечатлит мужчину, и здесь, она полагала, был достигнут успех. Уайатт всегда любил, как она готовит. Но помогало и то, что ей это нравилось.

Обнаружив у себя еще много сил на выполнение плана, Фиби бросилась наверх и приняла ванну, брея и отчищая каждую часть тела, как если бы она готовилась к свиданию с продолжением, хотя ничего такого и не будет. Но она вспомнила другую давно забытую материнскую мудрость относительно Хорошей Жены: ты чувствуешь себя так, как ты выглядишь. Может, Кэрол что-то в этом понимала, потому что Фиби отлично чувствовала себя сейчас. Но Уайатту не достанется слишком много. Она делает это не для него.

Закутав тело и волосы в толстые полотенца, она направилась к гардеробу и начала сложный процесс подбора нужной одежды. Если она наденет платье, это может показаться перебором или произвести впечатление вычурной домохозяйки из пятидесятых. Но все же ей хотелось показать свои лучшие активы и скрыть ненужное, поэтому платье было самой выгодной ставкой. Она достигла баланса, выбрав мягкое розовое платье, затягивающееся на талии и свободно спадающее на колени. Добавив к этому пару босоножек и бежевый педикюр, она придала изящности повседневной одежде.

Спустя час она снова прошлась перед зеркалом, полностью одетая, легко и чувственно накрашенная. Ее золотые волосы спадали на плечи, и после секундного раздумья она решила собрать их. Ей нужно было что-то «быстрое, но все же роскошное», и ничто не подходило лучше, чем небрежный хвост. И это скроет, что она давно не стриглась.

Фиби все еще не была вполне удовлетворена своим видом, рассматривая свой растущий живот и думая, не выглядит ли она беременной. Но если она сядет на велотренажер, она растеряет последнюю уверенность, снова натянет легинсы и, наверное, сама съест все эти маффины. Она покачала головой. Не сейчас. Спустившись, она положила маффины в контейнер, который она собиралась оставить там. Одолженная посуда – идеальный способ обеспечить будущие встречи. Может, Джейк будет хорошим мальчиком и сам вернет его.

Прежде чем выйти на улицу, она посмотрела, не появилась ли снова синяя машина. Улица все еще была пуста.

– Пожалуйста, не приезжай, кем бы ты ни был, – пробормотала она.

Это было как никогда похоже на молитву.