Читать книгу Джейн Сеймур. Королева во власти призраков - Элисон Уэйр - Страница 7

1527 год

Мать едва успела приступить к сборам в поездку, как прибыл гонец из Вудлендса. Сэр Уильям скончался.

– Он умер от апоплексического удара, – сообщил им вестник, и Кэтрин разразилась слезами.

Все начертили знак креста у себя перед грудью. Джейн подумала, не стала ли злость причиной смерти сэра Уильяма. Что за ужасное время настало! Беда за бедой. Джейн захотелось – и она сама не могла в это поверить – оказаться где-нибудь подальше от Вулфхолла, хотя бы ненадолго.

– Мы поедем на похороны и выкажем уважение к покойному, – объявила мать.

Щеки гонца вспыхнули.

– Прошу прощения, миледи, но моя госпожа была бы рада, если бы вы все остались дома.

– Что ж! – выпалила мать. – Я всего лишь пыталась соблюсти приличия, и, полагаю, в сложившихся обстоятельствах это был жест великодушия. Но когда мне бросают в лицо такое… Это оскорбление.

Лицо посланца покраснело еще сильнее.

– Мои извинения, миледи. Я всего лишь повторяю то, что мне было велено передать.

– Это я понимаю, – ответила мать. – Можете идти.

Дети переглянулись. Никогда еще не случалось, чтобы леди Сеймур отпускала визитера, не накормив. Такова была мера ее гнева, а гневалась она крайне редко.

Томас вернулся домой, вскоре вслед за ним появился глава семьи, уставший после недели, проведенной за вынесением приговоров убийцам и ворам. Сэра Джона, казалось, больше поразили слова матери о том, что сэр Уильям изменил завещание, чем известие о его кончине.

– Эдвард намерен оспаривать это, – сказала леди Сеймур, когда они сидели после ужина в общей комнате. Кэтрин уже давно извинилась и ушла к себе. Печальная маленькая фигурка в траурном одеянии.

– Он не должен так поступать! Будет скандал, – ответил отец. – Мне надо обдумать свое отношение к этому вопросу.

Мать со стуком опустила на стол кубок:

– И вы будете спокойно наблюдать, как вашего сына лишают части наследства его жены? Вам следует задуматься о судьбе двух бедных ягнят, которые спят наверху. Почему эти невинные души лишают того, что им положено по праву рождения?

Отец с пристыженным видом положил ладонь на руку жены:

– Полагаю, это дело ему не выиграть.

– Но ведь нет никаких доказательств или признания недостойного поведения, – заметил Энтони. – Что, если сэр Уильям неправильно разобрался в ситуации? Из-за этого ни в чем не повинные дети должны страдать?

Джейн прикусила язык. Станет ли то, что она обнаружила в башне, серьезным доказательством? Следует ли ей рассказать обо всем? И что случится, если она это сделает? Вероятно, лучше промолчать. И снова ей захотелось оказаться где-нибудь подальше от всех этих неприятностей.

– Муж мой, – сказала хозяйка дома, – почему бы вам не съездить в Вудлендс и не расспросить настойчиво леди Филлол о том, что случилось в тот день?

– Сомневаюсь, что она это сделает, и мне бы не хотелось вторгаться непрошеным гостем в дом скорбящей вдовы. Думаю, лучше всего мне поговорить с Кэтрин. А пока давайте переключимся на более приятные темы.

– Отец, я была бы очень вам обязана, если бы вы оказали мне помощь, – быстро проговорила Джейн, улучив удобный момент. – Я решила – если это можно организовать, – что хотела бы поехать ко двору и служить королеве или принцессе Марии.

Отец явно испытал облегчение, и все заговорили разом.

– Ты, маленькая мышка? – засмеялся Томас.

– О мое дорогое дитя! – Это была мать. – Какой сюрприз для меня!

– Я буду скучать по вам! – воскликнула Марджери.

– Двор – место, где царят завистники, – заметил Энтони. – Ты будешь овечкой среди волков.

– Не могу понять, почему тебе хочется покинуть Вулфхолл, – удивился Гарри.

– А я могу, – буркнул Томас.

– Это не оттого, что я хочу покинуть вас всех, – заверила родных Джейн, понимая, что это не совсем правдиво. – Но я позавидовала Эдварду, когда он отправился на службу к кардиналу, и мне стало ясно, что я сама тоже хотела бы поехать ко двору, если это возможно. Королева – об этом часто говорили отец и Эдвард – благосклонная к слугам и добродетельная госпожа, а принцесса известна своей образованностью и красотой. Если есть при них место, пусть даже самое незначительное, я с радостью заняла бы его.

Отец задумчиво слушал дочь:

– Значит, ты больше не хочешь стать монахиней, правильно я понял?

– Правильно, отец. Думаю, уже год, как я это осознала. А теперь уверена точно.

– Хм. – Сэр Джон огладил бороду. – За места при дворах королевских особ идет состязание. Получить там должность не так-то просто. Нужно иметь знакомства, и эти люди наверняка захотят получить компенсацию за свои услуги.

Джейн вздохнула. Значит ли это, что дорога ко двору для нее закрыта?

– Дочь моя, ну не надо так унывать, – улыбнулся отец. – Это можно как-нибудь устроить. Юные леди, которые служат королеве, имеют прекрасные шансы найти себе достойных мужей, а тебе как раз пора вступать в брак. Я давно хотел организовать твое замужество, но ты стремилась к религиозной жизни. Не стоит и говорить, как мы рады, что ты пришла к такому решению, а, Марджери?

– Я молилась о том, чтобы ты когда-нибудь вышла замуж и завела свою семью, – кивнула мать.

Отец немного подумал:

– Кажется, я знаю человека, который нам поможет. Когда я был при дворе, то подружился с одним нашим отдаленным кузеном, сэром Фрэнсисом Брайаном. Возможно, ты слышала о нем от меня. Он вице-камергер королевы и, наверное, обладает определенным влиянием. Предоставь это дело мне, Джейн. Я напишу ему.

Девушка вновь ощутила знакомое возбуждение: такое же чувство она испытала, когда гонец привез Эдварду вызов к кардиналу. «И все-таки, – напомнила она себе, – дело еще не решилось, надо держать в узде свои надежды. Но, Господи, прошу тебя, пусть сэр Брайан ответит „да“!»

Отец имел беседу с Кэтрин, но, по его словам, невестка уклонилась от серьезного объяснения. Неделя шла за неделей. Эдвард был в отъезде. Джейн надеялась и молилась, чтобы сэр Фрэнсис Брайан ответил на письмо отца. И все это время в Вулфхолле почти не упоминали о том непонятном деле, которое темным облаком нависло над домом.

Джейн удивлялась, почему Кэтрин никому не рассказывает, что случилось, отчего ее родители так внезапно уехали. Если, как она заверила Эдварда, речь не шла об измене и дети – его, почему она скрытничает? Или тут вообще не о чем говорить? В таком случае злость и обида на несправедливость, скорее всего, заставили бы ее искать способ оправдаться, а она уклонялась от объяснений, робела и сторонилась всех и вся, упорно отказываясь заводить речь об этой истории. Она как будто стала чужой в доме.

А потом в жарком августе, раньше, чем ожидалось, из Франции вернулся Эдвард. Любовного воссоединения с семьей не последовало. На лице у него было написано: случилось страшное. Увидев это, мать отослала детей в Старую комнату, где они обычно слушали уроки и играли.

У Джейн мелькнула мысль, не прогневал ли Эдвард кардинала, но потом увидела, как брат отшатнулся от вышедшей приветствовать его жены и бросил на нее такой взгляд, будто она была куском грязи, который нужно поскорее с себя счистить. Когда же Эдвард не опустился на колени перед отцом, чтобы получить благословение, а вместо этого пронзил его таким же полным ненависти и презрения взглядом, Джейн испугалась. Что происходит?

– Сэр, я хотел бы поговорить с вами наедине, – стальным голосом произнес Эдвард.

– Разумеется, – кивнул сэр Джон. – Пойдемте в мой кабинет.

Кэтрин была похожа на пойманного в ловушку зверька: вся сжалась и испуганно таращилась на обоих мужчин. Джейн поймала взгляд матери, но она тоже была совершенно сбита с толку. Джейн виновато подумала о том, что видела в башне. Может, все-таки нужно было рассказать?

Отец и Эдвард провели в кабинете всего несколько минут, после чего младший из Сеймуров вылетел наружу, хлопнув дверью, и зашагал к остальным. Он указал пальцем на Кэтрин.

– Прочь из этого дома! – приказал он. – Я ни мгновения больше не потерплю твоего присутствия под этой крышей. Иди и собери свои вещи.

Лицо Кэтрин побелело от страха. Громко всхлипнув, она повалилась на колени:

– Эдвард, умоляю тебя! Пожалуйста, не прогоняй меня. Что станет с детьми?

– А что с ними станет? Тебе следовало подумать об этом, когда ты вступила на путь злодеяний.

– Эдвард, о чем ты?! – закричала мать.

Он повернул к ней перекошенное мукой лицо, рыдания Кэтрин стали громче.

– О Боже, мама, я не знаю, как сказать вам. Это самое тяжкое из всего, что мне приходилось говорить в жизни.

Джейн охватил приступ дрожи. Она не хотела этого слышать. Рядом с ней заливалась слезами Марджери.

– Ты должен мне сказать! – потребовала мать властным голосом, который заставлял утихнуть любого расшумевшегося ребенка или возражающего слугу.

Кэтрин тихонько всхлипывала. Глаза ее превратились в темные омуты ужаса.

Эдвард зажмурился, словно от боли:

– Отец был ее любовником все эти девять лет, почти с того момента, как мы поженились. – Он с трудом проговорил эти слова, голос его звучал сдавленно. – Мальчики, скорее всего, его дети.

У Джейн возникло ощущение, будто ее ударили. Мать, бедняжка, опустилась на скамью, а старшие дочери бросились обнимать ее.

– Нет, – упавшим голосом проговорила леди Сеймур, которую мгновенно покинула властность. – Нет, нет, нет, не Кэтрин, жена его родного сына. Я уже давно догадывалась. Помоги мне Бог, я знала, что у него есть другая женщина, но такого не могла себе даже представить. О Благая Дева, помоги нам! – Она разразилась бурными рыданиями.

Даже Томас смаргивал с глаз слезы.

Джейн была не в силах поверить в такое. Только не отец, их любимый отец, который был защитой и опорой для всего семейства – каменной стеной. Но и камни иногда оказываются слепленными из глины. Как он мог совершить поступок столь низкий и гнусный? И продолжал беспутство целых девять лет? Ведь если Джон – его сын, значит греховная связь началась в тот год, когда Эдвард и Кэтрин поженились.

Она отчаянно пыталась припомнить какие-нибудь намеки на то, что происходило у них под самым носом, и, разумеется, подумав хорошенько, обнаружила кое-какие признаки, сами по себе невинные, но теперь они обрели новый смысл. Конечно, это имело отношение к внезапному отъезду Филлолов в тот злосчастный день. Вероятно, они увидели нечто такое, что возбудило у них подозрения. Или Кэтрин во всем призналась родителям? О Господи, наверное, там, в башне, развлекались они с отцом, и не единожды, судя по тем пятнам! От стыда у Джейн заалели щеки. Она не могла представить себе своего родителя участником такой непристойной сцены. Это было отвратительно.

Однако объясняло его неизменную расположенность к Кэтрин, его злобу на Эдварда и то, что он остался дожидаться окончания разговора невестки с матерью в тот вечер. Наверное, отец тревожился, не выдаст ли любовница их тайну. А когда сам пошел говорить с ней, то, скорее всего, предостерегал от ненужных откровений и убеждал, что лучше обо всем этом молчать. Какая мерзость!

А мать… Она знала, что отец изменяет ей. И при этом сохраняла бодрость духа и вела себя так, будто все хорошо, продолжая, по своему обыкновению, ставить интересы других выше собственных? Такая показная стойкость унизительна, она просто шокировала. Но разумеется, в глубине души Джейн и сама понимала: в доме что-то неладно. Однако, оправдывая себя неопытностью, предоставила матери одной страдать от жизненных перемен.

– Теперь вы понимаете, почему она должна покинуть дом, – сказал Эдвард.

В ответ на это Кэтрин бросилась к нему и обхватила руками его колени.

– Умоляю тебя, не прогоняй меня! – крикнула она. – Прошу! Прошу! Я не могу оставить детей! Эдвард, молю тебя!

Он высвободился из ее объятий, причем не слишком мягко.

– Делай, что я велю, – прошипел он. – Встань. И уходи.

Мир, казалось, переворачивался вверх дном. Джейн не могла вынести мысли о встрече с отцом, когда он покажется из своего кабинета, где трусливо прятался. И что бы ни натворила Кэтрин, Джейн не могла не чувствовать жалости к несчастной женщине.

– Я отвезу тебя к приорессе Флоранс в Эймсбери, – сказала она. – Гарри, ты проводишь нас?

– Непременно, – согласился он.

– Марджери, позаботься о матери, – распорядилась Джейн. – Я постараюсь вернуться как можно скорее. Кэтрин, прошу тебя, встань. Нужно собрать твои вещи.

Томас и Гарри подняли несчастную на ноги.

– Я должна увидеть мальчиков! – закричала она, вырываясь из их рук. – Я не могу оставить своего малыша! Мне нужно видеть его! – У нее началась истерика.

– Нет! – отрезал Эдвард. – Пусть кто-нибудь соберет ее вещи.

– Я сделаю это. – Мать направилась к лестнице; вид у нее был убитый, она как будто разом постарела.

Джейн не удержалась и заплакала. Она легко могла представить, какая это боль и мука – быть разлученной с ребенком и что ощутят Джон и Нэд, когда поймут, что их мама больше не вернется. И это будет только начало.

Тут мать споткнулась о нижнюю ступеньку лестницы и упала.

– К чему все это?.. – сквозь слезы проговорила она. – Я не могу… Все это так ужасно.

Джейн и Марджери поспешили помочь ей.

Гарри отпустил Кэтрин и сжал руку Джейн.

– Я сам отвезу ее в Эймсбери, – сказал он. – А ты оставайся с матерью.

Джейн вытерла глаза, ужасаясь тому, что видит мать в таком состоянии.

– Наверное, так будет лучше, – согласилась она. – Я напишу записку приорессе.

– Пожалуйста, позволь мне увидеться с детьми! – молила Кэтрин, глаза у нее были совершенно дикие.

Она пыталась оттолкнуть Эдварда, но тот держал ее крепко, игнорируя крики. Джейн взяла перо и бумагу, но рука у нее так дрожала, что ей удалось вывести всего несколько неровных строк.

– Я сообщила приорессе Флоранс лишь о том, что ты была неверной женой, – сказала она Кэтрин. – Ни к чему раскрывать всю правду и покрывать позором семью.

– Это мудро, – хриплым голосом заметил Энтони. – Нам всем нужно продолжать в том же духе. Дела и так идут хуже некуда, не стоит усугублять проблему. Представьте, как скажется на нас этот скандал, если вскроется, что тут творилось.

– Ты имеешь в виду, что внутри семьи мы должны вести себя так, будто ничего не случилось? – спросила мать, нетвердо вставая на ноги. – И ты полагаешь, я на это способна?

Бледное красивое лицо Энтони зарделось.

– Мама, я всего лишь пытаюсь оградить вас от дальнейших неприятностей. Если мы не станем разглашать эту тайну, вы сможете без стыда смотреть в глаза друзьям и знакомым. И сказать по правде, что еще вам остается? Мы все обязаны сохранять преданность отцу и слушаться его. Если вы его бросите, общество вас осудит как предавшую мужа жену.

– Обсудим это позже, – сказала леди Сеймур.

Тяжело ступая, она поднялась по лестнице, и все сели ждать ее. Тишину прерывали только всхлипы Кэтрин. Наконец мать спустилась, неся суму, набитую одеждой. Позади нее шел слуга, тащивший обитый кожей сундук. По решительному виду леди Сеймур Джейн поняла, что та почти оправилась и вернулась к прежнему самообладанию; она изо всех сил старалась быть сильной.

– Кэтрин, вот твои вещи, – холодно проговорила мать. – Гарри, ты не мог бы распорядиться, чтобы подали носилки и лошадей?

– Они уже ждут, – сказал Томас. – Я приказал.

– Ты должна ехать, – сказала леди Сеймур, поворачиваясь к плачущей невестке. – Такова воля Эдварда, и я не стану ему перечить. Надеюсь, Кэтрин, ты осознаешь чудовищность того, что совершила, и сожалеешь об этом. Из милости я помолюсь за тебя.

– Прошу вас! – взмолилась Кэтрин, зубы у нее стучали. – Прошу, позвольте мне увидеть детей!

– Уведи ее! – приказал Эдвард и, так как Гарри колебался, сам потащил жену к дверям. Она начала кричать в голос, но он дал ей пощечину. – Тихо! Что подумают слуги?

Гарри крепко обхватил Кэтрин за плечи и быстро вывел за дверь. Джейн последовала за ними и стояла рядом, пока брат сажал невестку в носилки. Заглянув внутрь, она увидела, что Кэтрин смотрит на нее полубезумным взглядом.

– Послушай, – начала Джейн, – если ты будешь хранить семейную тайну и никогда не назовешь отца своим любовником, я постараюсь сделать так, чтобы ты виделась с детьми. В противном случае я стану считать тебя самым неблагодарным созданием из всех когда-либо живших на свете и ничего больше для тебя не сделаю. Понимаешь?

Гарри смотрел на сестру с новым уважением. Кэтрин сжала ее руку:

– Обещаю, я никогда не заикнусь о нем! Даю слово, клянусь! Я сделаю все, если ты привезешь ко мне детей или позволишь мне навещать их.

– Я постараюсь, – пообещала Джейн. – Господь с тобой!

Она стояла на Большом дворе и смотрела, как носилки увозят прочь Кэтрин. Ее крики затихли в отдалении. Потом Джейн пошла искать Эдварда.

Все так и сидели в Главном зале, пытаясь свыкнуться со страшной правдой, которая им открылась.

– Она уехала, – сообщила Джейн. – Эдвард, тебе следует знать, что ценой за ее молчание могут быть встречи с детьми.

Эдвард понуро сидел на скамье, его гнев прошел.

– Я не хочу, чтобы они с ней виделись. Пользы от этого не будет.

– Зато она скорее проявит благоразумие! Кроме того, я пообещала: если она будет молчать про отца, то я постараюсь помочь ей встретиться с детьми.

– Ты не имела права! – крикнул Эдвард.

– Джейн говорит разумные вещи! – вмешалась мать. – Ты хочешь, чтобы о нашем позоре трубил весь свет? Слухи распространяются быстро, сам знаешь. Монахини любят посплетничать. Дня не пройдет, как новость разлетится по всей стране. Подумай обо мне и об этих бедных детях. Они будут скучать по матери. Мальчики без нее и дня не прожили.

– Я подумаю, – буркнул Эдвард.

– Тогда думай быстро, – сказала леди Сеймур.

– Я только одного не могу понять, – подал голос Энтони, – как ты узнал, что отец и Кэтрин любовники.

Джейн увидела, как мать поморщилась.

Эдвард замялся:

– В это трудно поверить, но, когда я был во Франции, меня без конца терзали сомнения по поводу Кэтрин. Мне нужно было знать, изменяет ли она мне и мои ли дети. В такое время лучше находиться дома. Мне не давало покоя то, что я никак не мог разрешить сомнения, пока не вернусь в Вулфхолл. Я даже спать перестал из-за этого. – Он помолчал. – В свите кардинала был один джентльмен. Когда мы находились в Амбуазе, я услышал его рассказ о неком ученом человеке, который живет в городе и считается большим знатоком магии.

– Колдун! – воскликнул Энтони.

Эдвард сердито глянул на него:

– Радуйся, мальчик, что ты не оказался в моем положении. Ты ничего не смыслишь в том, о чем говоришь. – Он повернулся к остальным. – Про этого человека рассказывали, что у него бывают видения и он способен предсказывать будущее. Я подумал, вдруг он мне поможет. Пришел в его дом на узенькой улочке неподалеку от того места, где жил художник Леонардо. Сперва он сказал, что вызывать видения запрещено, и если он это сделает, то рискует быть обвиненным в колдовстве или ереси. Я поклялся, что никому ничего не скажу. Предложил деньги. Короче, упрашивал его, как мог, потому что отчаянно хотел узнать правду.

– Но откуда тебе известно, что он не шарлатан и не мошенник? – спросил Гарри.

– Люди при дворе говорили о нем с уважением, как об ученом муже, человеке неподкупной честности. О его занятиях магией упоминал только тот джентльмен из свиты кардинала, но он заверил меня, что в этом отношении мне беспокоиться не о чем, как и во всех прочих. Итак, я с радостью заплатил ему за помощь, причем немало.

– Не могу поверить, – покачала головой мать, – что мой сын занимался такими сомнительными делами. Отец Джеймс пришел бы в ужас.

– Я вижу, вы не одобряете моего поступка и сомневаюсь, что вы мне поверите. – Эдвард встал. – Нет смысла рассказывать вам, что произошло. Пойду на конюшню.

– Подождите! – воскликнула Джейн. – Мы тебя выслушаем. Я уверена, ты действовал из лучших побуждений. Все согласны со мной? – Она быстро окинула взглядом родных.

– Я выслушаю тебя, – сказала мать, – хотя шокирующих новостей уже хватило для одного дня.

Эдвард сел на место:

– Матушка, никто не говорил, что этот человек занимается дурными делами; скорее о нем отзывались как о муже трезвомыслящем и искреннем. Он понял, что меня тревожит, и проявил сочувствие. Сказал, что использует магическую перспективу и попытается узнать, что происходит у меня дома. Потом отвел в маленькую комнату, завешенную черной материей, и предложил сесть вместе с ним за стол. На нем стояли две серебристые свечи и плошка, наполненная водой, с каким-то кристаллом. Он попросил воду открыть нам правду о моей жене, потом достал из кармана пять лунных камней и опустил их в плошку.

Мать перекрестилась, но сохранила спокойствие.

– Сначала ничего не происходило, – продолжил рассказ Эдвард, – но затем, к моему изумлению, на воде начали появляться образы. Там была женщина в зеленом платье, какое часто носит Кэтрин, но… Скажу только, что с ней был мужчина и они находились в позе, которая говорила о близости, мало приличествующей чести обоих. Видение длилось всего несколько мгновений, но я узнал его. Это был отец.

– Откуда такая уверенность? – скептически спросил Томас.

– Я не сомневался. Но даже если я ошибся или тот человек использовал какие-то хитрости, все равно правда открылась, и отцу пришлось это признать. Им обоим пришлось.

– Значит, ты поспешил домой из-за того, что увидел, – подвел итог Томас. – А как отреагировал на это кардинал?

– Я не открыл ему правды. Сказал, что моя жена после смерти отца помутилась рассудком и я очень беспокоюсь за нее. Кардинал проявил понимание и благословил на отъезд. Не думаю, что он затаил на меня обиду.

Эдвард уткнулся лицом в ладони. Некоторое время все молчали.

– И что ты теперь будешь делать? – робко спросила Джейн.

– Если Кэтрин примет обет, ты легко добьешься аннулирования брака и сможешь жениться снова, – сказал Энтони.

– Думаешь, мне этого захочется? – с горечью спросил Эдвард.

– Не торопись, пусть пройдет время, – сказала мать. – Нам всем нужно время, чтобы пережить случившееся. – Она снова заплакала. – Ваш отец стал чужим для меня. Я не знаю, как жить дальше. И что теперь будет с детьми?

– Я долго думал об этом, – вздохнул Эдвард. – Я люблю их обоих. Может быть, они и мои сыновья, но даже если отцовские, в них течет та же кровь. По закону муж считается отцом всех детей своей жены, так что нет смысла объявлять их бастардами. И я не сделаю ничего, что принесет им вред.

Джейн заметила, что при этих словах Эдварда мать испытала облегчение, как и она сама.

– Хорошо, что ты не лишаешь их своей отцовской любви, – сказала леди Сеймур. – Дети нуждаются в ней, особенно Джон. И ведь они ни в чем не виноваты.

– Я не перестану любить их, хотя они напоминают мне об их матери и ее злодеяниях, – ответил Эдвард. – Но я намерен оспорить завещание сэра Уильяма; нет никаких причин, по которым я или дети Кэтрин должны лишиться положенного ей по наследству.

Томас поднял взгляд:

– Если ты это сделаешь, брат, то рискуешь вызвать гнев леди Филлол, которая может в отместку раструбить по всему миру, что наш отец покрывал ее дочь.

– Томас! – протестующим хором воскликнули братья и сестры.

– Имей уважение к матери! – бросил Гарри.

У Томаса хватило такта, чтобы принять сокрушенный вид.

– Простите, матушка.

– И меня тоже простите, я сожалею больше, чем могу выразить словами. – Это был сэр Джон. Он стоял в дверном проеме, растерянный и сломленный, искательно заглядывал в глаза жене и детям, будто хотел вызнать, осталась ли в них хоть капля любви и уважения к нему. – Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?

Дети встали, повинуясь воспитанной в них с детства привычке. Послушание, уважение и привязанность, которыми пользовался отец на протяжении всей их жизни, невозможно было отменить за одно мгновение. И все же Джейн теперь смотрела на него другими глазами. Он оставался человеком, которого она любила, и тем не менее стал чужаком, все греховные слабости которого вдруг раскрылись. Ум Джейн не мог вместить в себя все это.

– Марджери? – обратился сэр Джон к жене.

Мать не смотрела на него. Эдвард вышел за дверь.

– Марджери, пройдемте в Широкий зал, – сказал отец и отступил в сторону, пропуская ее вперед, его глаза были мокры от слез. Джейн ужаснулась. Она никогда не видела отца плачущим.

Ни отец, ни мать никому не открыли, о чем они говорили в тот августовский вечер, но было ясно: оба старались, чтобы жизнь шла как прежде, только это было совершенно невозможно. За ужином сэр Джон занял свое обычное место на высоком кресле во главе стола. Леди Сеймур села на противоположном конце, как делала всегда. Они вели разговор друг с другом, и дети последовали примеру родителей. Не их дело – осуждать отца.

Сердце Джейн обливалось кровью: ей было жаль мать, которая вела себя так стойко, несмотря на свою боль, и она прекрасно понимала, как стыдно отцу. Девушка силилась делать вид, будто все идет нормально, но никак не могла примириться ни с тем ни с другим.

У Эдварда внутри все пылало, словно в горне, из которого вот-вот вырвется наружу расплавленный металл. Напряжение было осязаемым. Ели все очень мало, хотя блюда на столе стояли отменные.

– Сегодня я получил послание от сэра Фрэнсиса, – сказал сэр Джон в конце трапезы таким тоном, будто случайно вспомнил об этой «мелочи». – Он пишет, что охотно займется поиском места для тебя, Джейн. И намекает, что я могу облегчить его труды, если подам надежду на вознаграждение. Так принято при дворе. Патронаж – дело прибыльное. Завтра я пошлю ему деньги.

– Благодарю вас, отец. – Сердце Джейн учащенно забилось.

Неужели она и вправду отправится ко двору? О, насколько сильнее обрадовала бы ее эта новость, если бы пришла в более благоприятный момент! Разве сможет она оставить мать в такое время?

– Это хорошая возможность для тебя, – решительно заявила леди Сеймур. – Ты наверняка найдешь себе достойного супруга. Молюсь, чтобы это случилось.

Джейн испытала облегчение.

Но вот бесконечный ужин завершился, благодарственные слова произнесены, и можно укрыться в постели. Джейн взяла свечу и пошла вверх по лестнице вместе с Марджери. В спальне с низкими потолочными балками и деревянной кроватью, завешенной вышитыми шторами, которую они делили на двоих, девушки разделись, сложили платья, натянули ночные сорочки и забрались под одеяло. Джейн задула свечу. Сестры лежали молча; комнату заливал лунный свет, проникавший внутрь сквозь окно с тонкой решеткой.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала ко двору, – произнесла Марджери.

– Может быть, я еще и не уеду, – отозвалась Джейн. – Пока нет окончательной уверенности. Но если я там окажусь, то спрошу королеву, нет ли у нее места и для тебя.

– Правда? – В голосе Марджери слышалась томительная надежда.

– Конечно, дорогая сестрица. Я так люблю тебя. И буду ужасно скучать.

– Всегда легче уезжать, чем оставаться, – сказала Марджери, и это мудрое замечание выдавало, что ей всего пятнадцать.

– Да, – согласилась Джейн, – к тому же, боюсь, жизнь тут не наладится еще очень долго.

– Думаешь, отец и мать смогут забыть о том, что случилось?

– А что им остается? Они женаты. Отец – важный человек в наших краях. Мать постарается избежать скандала. Мы все согласились, что лучше сохранить это в тайне. А все начинается с дома.

– Я попытаюсь жить и дальше, как ни в чем не бывало, – заявила Марджери, переворачиваясь на бок, – и молюсь, чтобы все остальные вели себя так же. Спокойной ночи, сестрица.

Джейн не могла уснуть. Она ворочалась в темноте, пытаясь совладать с тревожными мыслями. Через какое-то время она встала, надела ночной халат и на цыпочках прошла в соседнюю пустую комнату, где находилась уборная. Выйдя оттуда, совсем не расположенная ко сну, Джейн тихонько спустилась по лестнице в Старую комнату. Там найдется какая-нибудь книга, которая наверняка развеет ее душевное смятение. Отец Джеймс был снисходительным наставником, а потому в помещении для учебных занятий стояли лошадки-качалки, на стульях сидели куклы, в углах валялись волчки, на столах лежали забытые роговые книги и исписанные листы бумаги. Джейн улыбнулась, краем глаза заметив корявые буквы, выведенные рукой юного Джона, и тут же ощутила болезненный укол в сердце при мысли о том, с какой потерей скоро столкнется ее ничего не подозревающий племянник.

На полке из любимых с детства книг Джейн выбрала «Кентерберийские рассказы» Чосера, села и раскрыла том. Начав читать, она услышала какой-то тихий шум в дальнем конце комнаты, за дверью, которая вела в кабинет отца. Неужели он не спит в такой поздний час?

Джейн подождала, размышляя, не лучше ли ей уйти, но тут дверь открылась, и появился сэр Джон:

– Джейн! Что ты тут делаешь?

Он едва решался встретиться с ней взглядом.

– Я не могла уснуть, отец. И пришла сюда за книгой. – Она встала.

– Увы, бедное дитя, я сомневаюсь, что сегодня кому-нибудь из нас удастся выспаться. – Сэр Джон сглотнул и направился к ней. – Моя дорогая девочка, – сказал он и заключил ее в объятия. – Я так виноват. Что я наделал?! – Голос его тонул в волосах дочери, плечи вздрагивали.

Не зная, что сказать или сделать, Джейн наконец прошептала:

– Все будет хорошо. Дайте нам время.

– Постарайтесь не думать обо мне слишком дурно, – пробормотал отец. – Я был глупцом, вообразил себе эту любовь. Эдвард пренебрегал ею, а я воспользовался ее несчастьем. – Он отпустил Джейн и заглянул ей в лицо. И что же? Оказалось, что ее сильный, величавый отец плакал, он даже как будто стал ниже ростом. – Хотя она не противилась, – продолжил сэр Джон, – вся вина на мне. И никогда мне ее не загладить.

Джейн натужно улыбнулась:

– Я не сомневаюсь, что Небеса уже простили вас, раз вы так искренне раскаиваетесь. Я прощаю вас от всего сердца и постараюсь обо всем забыть.

Сэр Джон шумно втянул в себя воздух:

– Я не заслуживаю такого снисхождения, но благодарю тебя, Джейн, от всей души. Леди Марджери сказала, что по твоему настоянию было решено сохранить тайну внутри семьи, и за это я благодарю тебя отдельно. Для меня истинное благословение – иметь такую дочь.

Сэр Джон уже совладал с чувствами и протянул Джейн руку. Она замялась. Больше всего ей хотелось, чтобы отец снова стал таким, как прежде. И первым шагом к этому должно стать прощение. Девушка протянула ему ладонь в ответ.

Через неделю пришло письмо от сэра Фрэнсиса Брайана. Сэр Джон вошел на кухню, где Джейн с матерью пекли пироги, и громко объявил:

– Джейн, ты отправляешься ко двору. Королева милостиво согласилась принять тебя в качестве фрейлины, и король тоже выразил одобрение.

Сердце Джейн заскакало от восторга.

– Прекрасная новость! Я и не думала, что это свершится.

Она едва могла сосредоточиться на списке вещей, которые понадобятся ей при дворе. Мать радостно засуетилась, и это отвлекло ее от тяжелого уныния.

– Тут говорится, что ты можешь носить только черное или белое. Ничего цветного. Надо будет послать за торговцем тканями в Мальборо, пусть приезжает, да побыстрее, ведь вам нужно быть в Гринвиче к концу месяца. Почему ты не можете носить свои лучшие платья, этого мне не понять!

Эдвард стоял за спиной отца и слушал разговор или, скорее, монолог леди Сеймур.

– Только королева и ее придворные дамы носят цветные платья, матушка. А все фрейлины одеты в черное и белое.

– Почему? – спросила Джейн.

– Чтобы вы не затмевали ее. Большинство фрейлин – молодые прекрасные девушки, а королева, честно говоря, не красавица. Но она очень величественная и одевается роскошно.

– А какая она, королева Екатерина? – сыпала вопросами Джейн.

– Мне не довелось говорить с ней, но я видел ее не раз. Она всегда мила и улыбчива, хотя ей приходится нести тяжелый крест.

– Да, у нее нет сына, – заметил сэр Джон, садясь в кресло у очага, – и она уже не женщина в этом смысле.

Эдвард ничего не ответил. Он не хотел говорить с отцом. Атмосфера в доме оставалась напряженной, и Джейн чувствовала себя виноватой за чувство облегчения, которое испытывала при мысли о грядущем отъезде и о том, что оставит родных разбираться со всеми проблемами без ее участия.

– А королева красивая? – встряла в разговор восьмилетняя Дороти.

– В молодости была, – ответил отец. – Увы, теперь она уже немолода. Она старше короля.

– Я хочу поехать ко двору, – продолжала болтать Дороти. – Хочу надеть красивое платье, танцевать, петь и увидеть короля.

– Всему свое время, – сказал отец.

– Мало мне одной дочери, которую нужно собрать ко двору, – вздохнула мать. – Джейн, поднимемся наверх и разберем вещи в твоем сундуке. Посмотрим, что из этого можно использовать. Тебе понадобятся новые капоры. Нельзя же при дворе ходить простоволосой. И ты можешь взять мой жемчуг…

– Я отвезу тебя, Джейн, – перебил ее Эдвард, – а потом отправлюсь на север, в замок шерифа Хаттона. Скоро я должен вернуться туда. – Последние слова он произнес с нескрываемым облегчением.

После ужина Джейн и Эдвард прогуливались по саду Вулфхолла.

– Какая радость находиться за пределами этого дома, – сказал он; лицо его выглядело усталым, глаза запали. – Скорей бы уж нам уехать.

– Ты не будешь скучать по детям? – спросила Джейн.

– Им будет хорошо с матерью.

– Но ты нужен им сейчас.

– Джейн, не вмешивайся! – вспылил Эдвард.

– Если я вмешиваюсь, то потому, что забочусь о них, – возразила она, уязвленная. – Они только что остались без матери.

– И это моя вина? Не я девять лет скакал по чужим постелям, совершая инцест.

– Она скакала? – медленно проговорила Джейн. – Или боялась отказать отцу? Кэтрин никогда не была здесь счастлива, верно? Влюбленная женщина, которая согласна на эту любовь, должна выглядеть счастливой. По-моему, вся любовь была со стороны отца.

– Похоть, ты имеешь в виду! – прорычал Эдвард.

– В течение девяти лет? Говорят, похоть удовлетворяется быстро. Нет, Эдвард, я уверена, против Кэтрин тут согрешили больше, чем согрешила она сама.

– А ты не забыла, как она вела себя в самом начале! – с горечью воскликнул Эдвард. – Почище Евы. Она обворожила меня. И вовсе не была невинной овечкой; она знала, к чему готовится. Ты огорчаешь меня тем, что берешь ее сторону.

– Нет, Эдвард! – крикнула Джейн, понимая, что ей не стоит сейчас злить брата или враждовать с ним. Да, временами он превращался в холодного моралиста, но все равно оставался ее братом и со следующей недели будет ее единственной связью с домом. Джейн коснулась его руки. – Мне очень жаль вас обоих, но, какова бы ни была роль во всем этом Кэтрин, она сполна заплатила за грех разлукой с детьми, и для нее это наверняка катастрофа.

Эдвард опустил плечи:

– У тебя слишком мягкое сердце, Джейн. Кэтрин сама виновата, она потеряла право общаться с детьми из-за своего поведения. Я не могу допустить, чтобы они заразились ее порочностью. Она не подходит для того, чтобы растить и направлять их. И тебе стоит подумать обо мне. Я женат, и у меня нет жены. Я не могу снова вступить в брак, если Кэтрин не примет обет или я сам не обращусь за разводом, но это будет непомерно дорого. Потребуется акт парламента. Так что придется мне жить в одиночестве.

«Или не в полном одиночестве», – подумала про себя Джейн, но посчитала за лучшее придержать язык.

– Мне действительно очень жаль тебя, – сказала она и взяла брата под руку.

Они молча пошли дальше.

– А каков из себя король? – спросила Джейн, чтобы сменить тему разговора.

– Очень красив, по крайней мере так говорят дамы, – ответил Эдвард. – Он высок и величествен, как подобает могущественному правителю, и держится с большим достоинством. Не прочь перекинуться шуткой со слугами, я даже видел, как он играл в кости с хранителем винных погребов. Как-то на приеме один посол сильно нервничал, король положил руку ему на плечо и говорил с ним, как со старым знакомым, чтобы тот расслабился.

– Это вдохновляет.

Джейн, пожалуй, боялась встречи с королем.

– Он не кусается. – Эдвард через силу улыбнулся. – Тебе нечего бояться.

Наконец все было готово. Сказав прощальные слова, Джейн крепко обняла мать. Отец поцеловал ее, благословил и дал кошелек с монетами. Мать старалась сохранять бодрый вид, улыбалась и просила дочь писать почаще. Вокруг столпились братья и младшие сестры с детьми, чтобы сказать «до свидания». Обнимая Марджери, Джейн сказала:

– Я не забыла о своем обещании.

Она забралась в носилки и устроилась рядом с сундуком, где были аккуратно сложены ее новые платья, поверх которых лежали завернутые в старый шелк капоры. В сундуке поменьше уместились нательное белье, меха, зимняя накидка и небольшая шкатулка с драгоценностями: материнский жемчуг, который перешел ей по наследству от бабки Уэнтворт, три кольца, маленькая подвеска с бриллиантом и эмалевая брошь в форме ромба с изображением Пяти ран Христовых. Под боком у Джейн пристроилась корзина с едой в дорогу.

Эдвард вскочил на коня, два грума замкнули шествие, и кавалькада, сопровождавшая носилки, медленно покинула Большой двор, пересекла Малый, проехала через гейтхаус и направилась в сторону Мальборо, Ньюбери и Мейденхеда, где путники пересядут на лодку, идущую в Гринвич.

Джейн приказала себе не оглядываться.