Читать книгу Мелодия во мне - Элисон Винн Скотч - Страница 4
Глава первая
ОглавлениеБ-и-и-п… б-и-и-п… б-и-и-п… б-и-и-п…б-и-и-п…
Веки словно налиты свинцом. Противный звук буквально вонзается в череп. Дышать трудно. Такое чувство, будто кто-то высыпал мне в легкие полную песочницу, а потом взял и перемолол весь песок на блендере. Я пытаюсь вдохнуть и слышу, как из груди вырывается свист, похожий на собачий лай.
Б-и-и-п… б-и-и-п… б-и-и-п… б-и-и-п… б-и-и-п…
Да это же будильник, наконец доходит до меня. Ну да! Звонит мой будильник. Я с трудом приоткрываю один глаз. Потом пытаюсь проделать то же самое со вторым. Поначалу он категорически отказывается повиноваться, но все же через какое-то время веки с трудом разлепляются, попутно стряхивая с ресниц засохшую грязь, уже успевшую превратиться в корку. Я пытаюсь повернуть голову. Куда запропастился этот чертов будильник? Надо немедленно отключить его! Но, к своему удивлению, обнаруживаю, что не могу пошевелить шеей, потому что она закована в какие-то скобы, а сама я лежу, обложенная со всех сторон подушками, которые поддерживают меня и не дают упасть.
Что со мной? Где я? Усилием воли заставляю себя оглядеться. Каждой вдох-выдох дается с огромным трудом. Воздух вырывается из груди с таким клокотом, что перекрывает дребезжание будильника.
В углу комнаты нерешительно мнется какой-то высокий мужчина. Плечи у него слегка опущены, как у бывшего футболиста. Рядом с ним женщина с изможденным лицом, испещренным глубокими морщинами, в которых утонули ее глаза. По всему видно, что оба они вымотаны сверх всякой меры, можно сказать, совсем без сил. Каштановые волосы мужчины упрятаны под бейсболку, из-под козырька которой выглядывает давно не бритое лицо. Светло-бежевая майка с какой-то шутливой надписью на груди перепачкана пятнами кофе, на измятых джинсах виднеются следы кетчупа. У женщины вид не лучше. Видавшее виды цветастое платье с преобладанием алого, которое вполне можно принять за халат или ночнушку, кудрявые волосы собраны на затылке в нелепый узел, что делает ее похожей на какой-то диковинный гриб.
– С чего вы взяли, что она была беременна? – слышу я шепот мужчины. Я хочу приподняться, чтобы получше расслышать, о чем они говорят. Расслышать и понять… Но чувствую, что не могу и пошевелиться. Все тело болит. Я ранена? Или что-то другое?
– А разве ты не знаешь? – тоже шепотом отвечает ему женщина.
– Чего не знаю? – Мужчина опускается на подлокотник кресла, стоящего рядом с ним.
Женщина принимается медленно растирать ему спину, бездумно пялясь долгим взглядом в окно, за которым открывается унылый пейзаж: сплошная вереница закопченных черепичных крыш. И во взгляде ее такая мука и боль, что кажется, еще немного, и женщина не выдержит и рухнет под тяжестью свалившегося на нее горя.
Я пытаюсь издать нечто похожее на стон, привлечь их внимание к себе, показать, что я слышу их, вижу, но во рту пересохло, а язык отказывается повиноваться мне.
– Пойду принесу кофе! – говорит мужчина, поднимаясь с кресла.
Посмотри на меня! Посмотри на меня! – мысленно молю я и чувствую, как усиливается звон будильника. Б-и-и-п… б-и-и-п… б-и-и-п… б-и-и-п… б-и-и-п…
И наконец он бросает взгляд в мою сторону.
– О господи! Нелл! Кажется, она пришла в себя!
Мужчина бросается ко мне и хватает за руку.
Я молча киваю в ответ. Или это мне только кажется, что я киваю.
Уже в следующее мгновение женщина оказывается рядом и в ту же минуту поворачивает голову в сторону открытой двери и кричит громко-громко:
– Она очнулась! Срочно пошлите за доктором Мэчт!
Потом женщина снова поворачивается ко мне, и я вижу, что она плачет. Плачет и осторожно гладит мой лоб.
– О боже! Слава богу, Нелл! Ты пришла в себя!
Но я не понимаю, что означают ее слова. И кто эта женщина? Я ее не знаю! Возле кровати в ногах возникает фигура крепкого мужчины. Он принимается неспешно изучать мою медицинскую карту, висящую на спинке кровати, потом начинает манипулировать какими-то приборами, внимательно считывает циферки, вслушивается в непрекращающееся пиканье. Но вот он сдвигает свои очки на кончик носа и правой рукой слегка приглаживает волосы, уже совсем седые на висках, но все равно шевелюра густая и пышная. Потом он молча отодвигает мужчину и женщину в сторону, словно это какие-то неодушевленные предметы, и устремляет свой взор на меня.
– Нелл! Меня зовут доктор Мэчт! Мы счастливы, что вы с нами. Вы знаете, где находитесь?
Я молчу. Тогда он повторяет свой вопрос.
– Нелл! С вами произошел несчастный случай. Догадываетесь, где сейчас находитесь? – Он резко вскидывает руку в воздух и поворачивает голову в сторону посетителей. – Так! Всех посторонних прошу немедленно покинуть палату. Здесь разрешается находиться только медперсоналу.
Мужчина и женщина неподвижно застывают на месте.
– Ну же! – командует он нетерпеливо. Зрители нехотя покидают комнату, просачиваясь через дверь, словно медленно стекающая в раковине вода. Остаются лишь несколько шушукающих между собой медсестер, доктор Мэчт и та пара, мужчина и женщина.
– Нелл! – Он осторожно усаживается на край кровати. – Нелл! Вы попали в авиационную катастрофу. Помните что-нибудь из того, что с вами случилось?
Мои глаза округляются от ужаса. Я чувствую, как больно впиваются зубы в нижнюю губу. Помню ли я что-нибудь? Самолет? Какой самолет? Как я туда попала? Нет-нет! Это было не со мной! Авиационная катастрофа? Но я же ничего не помню! Разве можно забыть такое? Конечно же, невозможно! Значит, это была не я!
– Ничего! – с трудом шепчу я, чувствуя, как струя воздуха душит меня. – Я не помню никакой авиационной катастрофы.
Пожилая женщина, похожая на гриб, подходит ко мне с чашкой, в которую вставлена соломинка. Вставляет соломинку мне в рот и кивком головы подбадривает, чтобы я зажала соломинку зубами. Наконец я справляюсь с этим и делаю глоток. Боже! Какое наслаждение! Воистину манна небесная! Вода вливается в меня, и я буквально физически ощущаю ее живительную прохладу, которая заполняет мою гортань. Потом вода медленно перетекает в желудок, размягчая залежи песка, невесть откуда взявшегося там.
– О’кей! Пока все нормально! – Доктор Мэчт поворачивается к высокому мужчине и его спутнице. – Мы ожидали именно такую реакцию. Повторяю: пока все в норме. – Потом он снова обращается ко мне: – А что вы вообще помните из своей прошлой жизни? Попытайтесь вспомнить хоть что-то! Ну же! Расскажите мне о себе! Что помните…
Я отрицательно мотаю головой, насколько мне позволяют скобы, которыми перехвачена шея.
Доктор кивком головы приглашает мужчину подойти поближе к кровати. Мужчина подходит, бережно гладит пальцами мои спутанные волосы и тут же начинает плакать. Он рыдает безмолвно, но я вижу, как рыдания сотрясают все его тело.
– Успокойся, Питер! – обращается к нему женщина. – Все будет хорошо! Вот увидишь!
Мужчина молча кивает в ответ и громко всхлипывает. Такой звук, будто это дельфин зовет кого-то на помощь. Мужчина делает еще одну безуспешную попытку успокоиться и побороть приступ рыданий. Но глаза его, ввалившиеся, красные, по-прежнему залиты слезами. По всему видно, что он никак не может справиться со своими эмоциями. Более того, он даже не знает, как и с чего следует начинать.
– Взгляните на этого человека! – Командует мне доктор и тычет пальцем в Питера. – Вы знаете, кто это?
Я слегка прищуриваюсь и сверлю мужчину взглядом, пытаясь вспомнить. Ощупываю глазами его мускулистую грудь, разглядываю пряди волос, выбившиеся из-под козырька бейсболки, потом принимаюсь изучать вены на руках, которые, изгибаясь и переплетаясь, сбегают вниз и прячутся в его ладонях. Что-то в его облике, в его привлекательной наружности, смутно знакомое, родное, что-то такое, что мгновенно отзывается в моем сознании каким-то неясным импульсом. Но почему? И кто этот красивый мужчина? Какое место он занимает в моей жизни?
Медсестра молча протягивает доктору Мэчту зеркальце, и он так же молча подносит его ко мне. Я вижу, как расширяются зрачки моих глаз под впечатлением от увиденного. Неужели это я? Да, это точно я. Собственно, я и не рассчитывала увидеть что-то стоящее. Впрочем, я ведь и не помню, как выглядела раньше, где именно разбросаны веснушки на моем лице, какой у меня изгиб губ. Вместо этого я вижу багрово-синий рубец, похожий по цвету на марочный порто, который тянется, начиная от левого виска, превращаясь в такой же багровый синяк под глазом, и дальше до самых губ. Верхняя губа – сплошное месиво, я на мгновение касаюсь ее языком и тут же чувствую острую боль. Глядя на грязные, сальные пряди сбившихся волос, трудно признать во мне блондинку, обладательницу роскошных светло-русых кудрей. Скорее уж шатенка! Волосы разделены пробором на две части и обрамляют мое безжизненно восковое лицо.
– Вдруг это поможет, – негромко роняет доктор Мэчт.
Чему поможет? Лихорадочно соображаю я. Мне хочется спросить его об этом вслух. Но я лишь продолжаю пялиться на собственное отражение в зеркальце до тех пор, пока оно не начинает двоиться. Пытаюсь свести воедино то, что я вижу в зеркале, с тем, какой я была раньше. Пытаюсь, но у меня ничего не получается. Я старательно напрягаю память. Надо же хоть что-то вспомнить… Но это противное пиканье… Снова этот звук буравит мне уши. На сей раз он гораздо громче, совсем какой-то шальной… сливающийся в один сплошной вой.
Б-и-и-п-б-и-и-п-б-и-и-п-б-и-и-п-б-и-и-п-б-и-и-п-б-и-и-п.
Вспоминай же, ради всех святых! Вспоминай!
Сознание ускользает от меня. Я буквально чувствую, как оно ускользает, как пульсирует кровь в висках, как стекленеют глаза. Дыхание становится коротким и прерывистым, бурно вздымается и опускается грудная клетка. И боль… страшная головная боль, такая нестерпимая, что, кажется, лучше умереть.
Питер обхватывает своими громадными ручищами мое лицо, словно понуждая оставаться в сознании, не погружаться снова в пучину мрака и неизвестности.
– Нет! – тихо шепчу я уже из последних сил. – Простите меня! Но нет! Я ничего не помню.
– Я – твой муж! – почти кричит он мне в ответ, но его голос отдается лишь слабым эхом, долетающим до моего слуха откуда-то издалека. Из очень дальнего далека. И это последнее, что я осознаю, прежде чем снова погрузиться в небытие. И сразу же меня накрывает тишина.
* * *
Когда я снова прихожу в себя, уже во второй раз, то вижу, что женщина-гриб сидит на стуле рядом с моей кроватью. Она спит. Пиканье уже не такое безумно быстрое. Оно негромко повторяет каждый удар моего сердца, почти незаметно для слуха. Конечно, сердце стучит, и этот стук отдается тем же противным звуком. Но я уже воспринимаю его как фоновый шум. Вроде как такое местечко на теле, куда тебя все время шпынял когда-то братец, вот ты и перестала обращать внимание на то, что там болит.
В углу работает телевизор, звук слегка приглушен, видно, чтобы не потревожить меня. Но оставленной громкости вполне достаточно, чтобы понять, о чем там вещают.
Идет какая-то новостная программа. В нижней части экрана бегущей строкой сообщаются последние новости. Какой-то парень маячит на фоне госпиталя. Слышится сирена кареты «Скорой помощи». Но репортер даже не реагирует на этот вой: либо не слышит, либо слишком возбужден, чтобы обращать внимание на посторонние звуки. Он продолжает тараторить скороговоркой.
– Как уже сообщалось сегодня утром, Нелл Слэттери, одна из двух выживших пассажиров в авиакатастрофе самолета, следовавшего рейсом 1715, вышла из комы. Как мы ранее рассказывали нашим телезрителям, спасатели обнаружили миссис Слэттери примерно в двухстах ярдах от места падения самолета. Она сидела в своем кресле и была пристегнута ремнями, а рядом с ней находился второй уцелевший пассажир – актер Андерсон Кэрролл. По словам специалистов, ведущих расследование причин катастрофы, вполне возможно, этих двух пассажиров вынесло из салона взрывной волной вместе с сиденьями за несколько мгновений до того, как самолет коснулся земли, или в самые первые секунды столкновения с землей. На теле миссис Слэттери практически нет серьезных ушибов или ран, а вот голова… тяжелейшая контузия… сильнейшее сотрясение мозга… До сегодняшнего утра медики категорически отказывались делать какие-либо прогнозы насчет состояния здоровья своей пациентки. Но сегодня утром больная вышла из комы, и, по словам лечащих врачей, это просто грандиозная новость.
– Я рад засвидетельствовать, что новость действительно превосходная! Пациентка очнулась! Это правда! – Я узнаю голос доктора Мэчта и тут же вижу его на экране. Он стоит на некотором возвышении, в окружении плотного кольца репортеров. Непрестанно следуют вспышки фото- и телекамер, прямо в лицо ему тычут множество микрофонов. – Да! Нелл Слэттери пришла в себя и оставалась в сознании несколько минут. Разумеется, законы врачебной этики не позволяют мне рассказывать вам в подробностях, как все это было. Но я счастлив повторить еще раз: наша больная очнулась, пришла в себя. Это замечательно! Мы и дальше будем постоянно держать вас в курсе того, как будет протекать ее реабилитация.
Ее – это значит моя. Нелл Слэттери! Мое имя? Я мысленно повторяю его несколько раз. А что? Звучит вполне привычно. Получается, что меня зовут Нелл Слэттери. Я снова напрягаю память, пытаясь вспомнить хоть какие-то подробности авиакатастрофы. Это же надо, чтобы меня вынесло, вытолкнуло прочь из огненного шара, в который, судя по всему, превратился взорванный самолет. Какой же силой должно обладать земное притяжение, чтобы побороть это пламя и спасти меня от неминуемой гибели. Невероятно! Пытаюсь вспомнить, но ничего не получается. В голове одна пустота. Полный провал в памяти.
Я снова поворачиваю голову к экрану.
– Вы уже, наверное, в курсе того, – продолжает трещать репортер, – что история чудесного спасения миссис Слэттери и мистера Кэрролла буквально потрясла всю страну. А уж новость о том, что пациентка пришла в себя, вызвала самый настоящий взрыв энтузиазма в госпитале. Не сомневаюсь, это известие тоже взволнует всех наших телезрителей.
– Невероятно! Не могу поверить! Это сам Господь явил нам такое чудо! – кричит какая-то женщина прямо в камеру. – Господи! Благослови эту молодую женщину и Андерсона Кэрролла! Их чудесное спасение укрепляет нашу веру в Бога.
– Именно так! – соглашается с женщиной репортер. – Эти же самые слова сегодня повторяет вся страна. Воистину, сегодня – день надежды, день нашего благодарения и день, когда кажется возможным все, даже самое невероятное. Нелл Слэттери, которую спасатели обнаружили неделю тому назад среди сельскохозяйственных угодий штата Айова, одна из двух пассажиров, чудом выживших после страшной авиакатастрофы рейса 1715, унесшей жизни ста пятидесяти двух человек, сегодня пришла в сознание. Будем и дальше держать вас в курсе того, как протекает процесс ее восстановления. С вами был Джейми Рэардон, который счастлив лично засвидетельствовать чудо, произошедшее сегодня. Прощаюсь до следующего сеанса связи, который состоится, как только мы получим свежие новости.
Кивок головой с экрана – знак того, что надо переключаться на телестудию. Жаль, что он уже закончил. Пусть бы еще остался… Хоть на немного. Что-то в его лице есть успокаивающее… и то, как он излагает факты… никакой официальщины. В общем-то рассказывает страшные вещи, быть может, самые страшные из того, что случались в моей жизни, но вот поди ж ты! Мне почему-то совсем не страшно.
Джейми Рэардон, Джейми, Джейми Рэардон! Почему ты не слышишь их? Какая-то мелодия вклинивается в мое сознание, нагромождение нот, незатейливая песенка, не более того. Ее напев готов уже вот-вот сорваться с моих губ. Я буквально чувствую, как вибрирует мотив у меня в горле. Еще немного, и я рассмеюсь от удивления. Надо же! Я хочу петь!
Женщина пошевелилась на стуле и тут же вперила в меня свой взгляд, даже не протерев сонные глаза.
– Нелл! – Она бросается ко мне, ее грудь накрывает меня, словно одеяло, я слышу слабый запах меда, которым пахнет ее мыло. Пока в голове никаких ассоциаций: полнейший туман, лишь отдельные проблески чего-то полузабытого, смутные, зыбкие, но от них делается почему-то тепло и покойно. – Я – твоя мама, Нелл! – восклицает женщина, отрываясь от меня. И я слышу, как позвякивают золотые браслеты на ее руках. Она нежно касается руками моего лица, гладит по щекам. У нее мягкие и ласковые руки. И внезапно она повторяет вслух мелодию, которую я только что сочинила.
Мы улыбаемся друг другу.
– Ты всегда так делала, когда была маленькой. По любому поводу тут же сочиняла песенку. Обо всем на свете. А иногда ты даже милостиво позволяла мне попеть вместе с тобой. Чтобы, так сказать, гармонизировать мелодию в дуэте.
– Как жаль! Но я ничего не помню… прости…
Улыбка сбегает с моего лица, голос срывается. Но женщина лишь прикладывает палец к губам.
– Ш-ш-ш-ш-ш… Не плачь, моя радость. Тебе не за что просить у меня прощения. Ты жива! Ты здесь, со мной! Я так благодарна судьбе за все! Поэтому ни о чем не печалься.
– Тут новости показывали… Это правда? – Я киваю в сторону телевизора.
– Давай пока не будем об этом! Эти новости… они все такие печальные.
– Но это правда, да? Все эти люди погибли?
Женщина вздыхает и нервно сплетает пальцы рук.
– Да. Это правда. Ваш самолет следовал рейсом из Нью-Йорка в Сан-Франциско. Спустя два часа после начала полета самолет рухнул на землю. – Лицо женщины моментально становится белым. – Пока еще не установлена причина, по которой случилось крушение. – Она нетерпеливо взмахивает рукой. И я снова слышу мелодичный перезвон ее браслетов. – Давай-ка я лучше попытаюсь рассказать тебе кое-что о твоем прошлом. Вдруг это поможет тебе вспомнить все остальное. Ты работаешь в художественной галерее. Тебе тридцать два года. Ты живешь в Нью-Йорке. – Женщина на мгновение умолкает. – Ну что? Вспомнила что-нибудь?
Я отрицательно мотаю головой.
– А Питер? Он мой муж?
Я сосредоточенно хмурю лоб, стараюсь представить себе тот мир, в котором этот мужчина находится рядом со мной. Ничего не получается! И, что еще страшнее, я не чувствую никакой близости с ним. Неужели он мой муж? Я погружаюсь в размышления. Он и я?
– Все! Хватит на сегодня умственных упражнений! – Мама решительным движением натягивает мне на грудь простыню до самого подбородка, словно я маленькая девочка. Потом наклоняется, целует в лоб, и я слышу, как она тихонько напевает тот же мотив, словно пытаясь успокоить меня. Будто эта мелодия есть тот бальзам, который прольется на мою душу и исцелит ее. – На сегодня хватит и того, что есть. У нас впереди много времени, чтобы потихоньку вспомнить все. Будем вместе оглядываться в наше прошлое и вспоминать. И постепенно ты получишь ответы на все свои вопросы.
Да, получу! Мысленно соглашаюсь я. Мы будем вместе вспоминать мое прошлое. И тогда, возможно, в один прекрасный день я вспомню все и смогу начать жизнь сначала.