Читать книгу Ради милости короля - Элизабет Чедвик - Страница 8

Винчестер, август 1177 года

Устроившись на согретой солнцем скамейке в углу двора, Ида достала вышивку из корзинки с шитьем. Она трудилась над подушечкой для ног. Ида задумала узор из листьев папоротника и крошечных алых первоцветов. В одном углу она вышила маленького зайца-русака, выглядывающего из листвы, в другом – преследующую добычу гончую, и результат ее радовал. Рядом сидела Года, подшивая сорочку.

Генрих был прикован к спальне, страдая от гнойника на ноге. Несколько лет назад конь тамплиера лягнул его в бедро, повредив кость, и время от времени старая рана воспалялась и наливалась гноем. Врач наказал ему отдыхать, настаивая, что на ногу необходимо ставить припарки, возложив ее на подушки для облегчения выпуска жидкости. Генрих собирался отплыть в Нормандию, чтобы уладить неотложные дела, но до своего выздоровления был вынужден оставаться в Винчестере, а потому был не только нездоров, но и сварлив. Он не был склонен к постельным утехам, чему Ида радовалась, но ее могли в любой момент вызвать, чтобы поправить скамеечку для ног, взбить подушки, спеть или просто посидеть в его спальне. Пока, однако, она была вольна греться на солнце и наслаждаться шитьем.

Заслышав стук копыт, Ида оторвалась от работы и увидела, как Роджер Биго с несколькими спутниками рысью въезжает во двор. Молодой мужчина грациозно и ловко соскочил с лошади, и у нее участилось дыхание, когда он засмеялся словам товарища. При дворе Ида редко видела Роджера в беззаботном настроении, – надо же, он умеет улыбаться. Его лицо светилось воодушевлением, он уверенно и твердо провел руками по шее, груди и плечам скакуна. Наблюдая и слушая, Ида поняла, что серый Роджеру не принадлежит, но он испытывает коня для одного из товарищей, и вся группа доверяет его суждению. Роджер поднял переднюю ногу серого, осматривая копыто, затем, сосредоточенно нахмурившись, отступил, чтобы осмотреть скакуна целиком.

– Надеюсь, милорд Биго обернется, прежде чем дыра, которую вы сверлите в его спине, станет заметна всем. – В голосе Годы прозвучало предупреждение.

Ида виновато перевела взгляд на шитье:

– Не понимаю, о чем вы.

– Всякий раз, когда он появляется, вы глядите на него, как голодный на пищу, – покачала головой Года.

– Вовсе нет! – пришла в ужас Ида.

– Возможно, я немного преувеличиваю, но в вашем взгляде чувствуется голод, даже если вы это отрицаете.

Ида закусила нижнюю губу и промолчала, потому что спорить было бессмысленно. Она действительно находила Роджера Биго привлекательным.

– Впрочем, – продолжила служанка, – полагаю, вы в безопасности, поскольку он из тех мужчин, которые не замечают, что творится у них под носом, когда дело касается женщин… или не хотят замечать. Он не обращает внимания на придворных дам, вне зависимости от их положения.

Это правда, подумала Ида, вдевая новую нить в ушко иглы. Роджер Биго, как правило, лишь тихо, со стороны, наблюдает за вечерними развлечениями, изредка с осторожностью присоединяясь. Вот почему она так поразилась, увидев его сейчас в родной стихии. Ида не без лукавства задумалась, что Роджер станет делать, если она попытается с ним заговорить. Разумеется, это будет опасной игрой…

– Но этот его брат… – содрогнулась Года. – Хорошо, что он покинул двор.

Ида поморщилась. Старший сын Гундреды уже приобрел среди придворных дам репутацию человека невоспитанного. Годьерна сказала, что он похож на своего отца, старого графа Норфолка, который тоже был грубияном, вечно ожидал, что все будут потакать его прихотям и порокам, и при первой возможности зажимал служанок в углу, чтобы пощипать и потискать их.

Гуон и его брат уехали вскоре после бракосочетания матери с Роджером де Гланвилем. Ида посетила их скромную свадьбу, которая прошла в королевской часовне в Мальборо. Обе стороны казались довольными своим выбором, а сыновья, по-видимому, приняли отчима. Гундреда вернулась в Норфолк, но де Гланвиль остался при дворе, и Ида часто видела, как он разговаривает с другими адвокатами и секретарями или корпит в оконных проемах над пергаментами, сражаясь за спорное наследство жены. Памятуя о мнении Генриха по этому поводу, Ида подозревала, что решение будет вынесено не скоро… если вообще будет вынесено.

Роджер и его спутники удалились в конюшни, поглощенные разговором о лошадях. Ида склонилась над вышивкой, но, когда компания проходила мимо, подняла глаза, чтобы понаблюдать за грациозными движениями Роджера.

* * *

Роджер взял фрукты на шпажке, теплые, мягкие, покрытые глазурью из вина и меда, и попытался съесть их, не испачкав котту липким соком. Задача требовала не меньшего напряжения, чем замысловатая схватка на наклонной поверхности.

Теплым летним вечером двор расположился в саду, чтобы попировать вволю на свежем воздухе. Вереница слуг носила с кухни блюда с деликатесами, в том числе маринованные фрукты, финики в миндальной пасте и кусочки мяса, обжаренные в кляре и истекающие расплавленным сыром. Генрих сидел в беседке посередине сада, в кресле с высокой спинкой, обложенный подушками, опустив распухшую ногу на скамеечку. Новизна вечера привела его в добродушное расположение духа, равно как и непристойные шутки, которыми потчевал его единокровный брат Гамелин Суррей.

Вино оказалось на диво приличным, и Роджер находился в изрядном подпитии. Сегодня его познания в лошадях были оценены по достоинству, его мнение имело вес.

– При разведении необходимо все время помнить о цели, – произнес он, облизывая пальцы как можно благопристойней, – и выбирать животных, которые хорошо воспроизводят свои качества. Все кобылы, скрещенные с моим рыжим скакуном, понесли жеребят его масти, с широкой грудной клеткой и прочными костями. – Он откусил от ароматного, смягченного в вине ломтика груши и поймал каплю сока подбородком.

– И все же лучшая масть – серая, – заметил Томас де Сэндфорд, юноша, которому Роджер давал советы. – Гнедая или бурая не выделяется из общей массы.

– Зависит от лошадиной стати и состояния шкуры. Качество обязательно себя покажет. Вам повезло, что ваш серый обладает и тем и другим. – Тон Роджера был дипломатичным.

Светлые лошади были заметнее, и их предпочитали те, кто хотел показать себя в битве, но выделиться можно было и с помощью конских доспехов и сбруи.

Мимо прошла дама со служанками, ее шлейф касался травы, на платье и поясе мерцали драгоценности. В воздухе остался слабый аромат мускуса, притягательный, как само вожделение. Одна из служанок кокетливо оглянулась на группу молодых мужчин, словно вручила турнирный знак отличия. Беседа вполне естественно перешла с лошадей на женщин, хотя всех продолжал занимать вопрос разведения.

– Я не отказался бы покрыть пару кобылок, пасущихся в саду сегодня вечером, – сладострастно выгнул брови Роберт ле Бретон, придворный.

– За это вас кастрируют, – усмехнулся де Сэндфорд.

– Нет, если бы он управился быстро, – съязвил кто-то.

– Если верить слухам, это не проблема, – хихикнул де Сэндфорд.

– Говорите за себя. На меня пока не жаловались, – парировал ле Бретон.

Роджер не участвовал в шутливой перебранке, которая напомнила ему непристойные остроты во Фрамлингеме, когда там располагались фламандцы Лестера. Беседа была грязной и довольно неучтивой.

Заметив молчаливость Роджера, де Сэндфорд поддел его:

– И с кем бы вы скрестили меня, чтобы получить идеальное потомство?

– Спросите лучше о лошадях, – чуть улыбнулся и покачал головой Роджер, – а не о мужчинах и женщинах.

– Да ладно, наверняка к ним относятся те же правила! – ухмыльнулся де Сэндфорд.

– Как насчет Гевы де Галль, например? – предложил ле Бретон. – У нее лошадиные зубы! Что вы о ней думаете, Биго? Подойдет она вам?

– Ничего я не думаю, поскольку не собираюсь жениться в ближайшем будущем, – ответил Роджер, желая, чтобы собеседники переменили тему.

– Уверен, у вас есть мысли на этот счет, – фыркнул ле Бретон. – Это одна из целей пребывания при дворе – поиск подходящей жены, чтобы рожала наследников.

Мысленно морщась, Роджер обдумывал план побега.

– Забудьте о леди Геве. – Де Сэндфорд с пьяной силой хлопнул Роджера по плечу. – Вам понадобится лестница, чтобы поцеловать ее, даже если ее зубы покажутся вам знакомыми. Но что вы скажете о взглядах, которые на вас бросает Ида де Тосни? Вот кобылка, на которой стоит прокатиться!

При этом замечании молодые товарищи Роджера загоготали и тайком покосились на королевскую беседку. Роджер заморгал в неподдельном изумлении. Наверное, над ним насмехаются. Ида де Тосни ни за что не посмотрит в его сторону. Это обойдется ей слишком дорого… или ему.

– Но, возможно, вас не интересует королевская любовница? – лукаво продолжил де Сэндфорд. – Возможно, вы слишком чисты, чтобы пользоваться подержанными вещами?

Его голос был язвительным. Роджер славился разборчивостью и пренебрежением к придворным шлюхам. Его спутники находили подобное отношение то нелепым, то достойным восхищения – чаще нелепым, поскольку проще было считать Роджера излишне придирчивым или неоперившимся, чем признать, будто он придерживается кодекса личной чести, в сравнении с которым они кажутся беспринципными и вульгарными.

– Сомневаюсь, что она питает ко мне малейший интерес, – растянул губы в улыбке Роджер, – учитывая все привилегии, которыми ее одаривает король. А я не стану испытывать благосклонность Генриха, ведя переговоры о своих землях.

Тем самым он попросил друзей не развивать эту тему и с облегчением обнаружил, что они даже навеселе не лишены здравого смысла. Де Сэндфорд перевел разговор на турниры за Узким морем[12], где старший сын Генриха и предводитель его рыцарей Уильям Маршал создавали себе имя. Роджер слушал вполуха. Он был знаком с Уильямом Маршалом, братом королевского маршала Джона. В обычных обстоятельствах он с удовольствием обсудил бы искусство состязаний, поскольку сам был великолепным бойцом. Но сейчас его больше занимало, действительно ли Ида де Тосни наблюдает за ним, или друзья решили над ним подшутить. Он вспомнил, что видел ее днем, но она сидела, склонившись над шитьем, и они не обменялись приветствиями. И что делать, если это правда, ведь он не может себе позволить размолвки с королем…

На газоне в дальнем конце сада началось состязание по метанию камня. Мужчины соревновались, кто закинет дальше кусок обкатанной морем слюды размером с блюдо. Роджер со спутниками отправились наблюдать. Он и сам обладал определенными талантами в данном виде спорта и благодаря хорошей технике мог закинуть камень намного дальше, чем следовало ожидать при его телосложении, но победа оставалась за высокими и сильными рыцарями. Если бы Уильям Маршал присутствовал, ни у кого не было бы шансов: он выигрывал всегда. Но поскольку Маршал находился в Нормандии, состязание приобрело особую остроту. Роджер наблюдал, как молодой рыцарь Генриха подтягивает котту приседает, поворачивается и с кряканьем бросает камень, – темной тенью промелькнув в небе, тот с глухим стуком приземляется в пятидесяти ярдах. Чем напряженнее становилось соревнование, тем больше собиралось зрителей, включая каланчу Геву де Галль с лошадиными зубами. Освобождая ей место, Роджер чуть не наступил на ноги позади стоящего, обернулся, чтобы извиниться, и оказался лицом к лицу с Идой де Тосни. Его изумленный взгляд встретили глаза кроткие, как у лани, и блестящие от удовольствия.

– Прошу прощения, демуазель, я не знал, что вы здесь стоите, – произнес Роджер деревянным голосом.

– Мне не следовало путаться у вас под ногами, – улыбнулась она, и на щеках показались ямочки. – Меня легко не заметить.

– Вовсе нет, демуазель. – Роджер жестом предложил Иде встать перед ним, чтобы посмотреть состязание. Вуаль из розового шелка касалась ее бровей и подчеркивала темное мерцание глаз. – По-моему, не заметить вас невозможно.

Ямочки стали глубже, и она ласково оглянулась на него, прежде чем сосредоточиться на соревнующихся мужчинах. Роджер старался не смотреть в глаза де Сэндфорду и ле Бретону, поскольку знал, что они будут потешаться над ним. Господь всемогущий, подумал он, что, если она действительно питает к нему склонность? Взволнованный Роджер попытался внимательнее следить за состязанием, но в промежутках между бросками невольно поглядывал на Иду, а когда она обернулась и посмотрела ему в глаза, вздрогнул, словно касался ее не только взглядом. Уголки губ Иды были приподняты, как будто она втайне чему-то радовалась. Роджер попытался представить, каково целовать ее, но изгнал эту мысль, словно захлопнул крышку сундука над тем, что никому не хотел показывать. Несмотря на все свое очарование, Ида де Тосни – огонь, который опалит пальцы глупца, пожелавшего к нему прикоснуться. Только безумец станет вторгаться во владения короля.

– А вы не бросаете камень, мессир Биго? – спросила она.

Голос Иды был ясным и нежным, и Роджер с трудом оторвал взгляд от ее губ, с которых слетали слова.

– Бросаю, и неплохо, госпожа де Тосни. Но недостаточно хорошо, чтобы соревноваться с этими рыцарями.

– Так вы соревнуетесь, только если надеетесь победить? – В ее глазах блеснул озорной огонек.

Роджер напряженно улыбнулся в ответ:

– Я никогда бы не сел играть в шахматы или мельницу[13] с графом Сурреем. И сейчас предпочитаю смотреть, как другие мужчины бросают камни, нежели кидать их самому.

– Как и я. – На щеках Иды снова появились ямочки, и она склонила голову набок. – Нынче утром вы осматривали хорошую лошадь.

Роджер кивнул:

– Томасу был нужен новый боевой конь, красивый и быстроногий. Это доброе животное. Я бы сам его купил, если бы Томас не захотел.

– Вы разбираетесь в лошадях?

– Немного, – застенчиво пожал плечами Роджер.

– Много, если судить по тому, как вы испытывали аллюры коня.

– В моих землях хорошие пастбища, – улыбнулся он. – Возможно, это глупо с моей стороны, но я мечтаю разводить лучших боевых коней в христианском мире.

– По-моему, вовсе не глупо. Каждый должен к чему-то стремиться. – Ида повернулась к нему. – И что же необходимо боевому коню – сила?

– Да, он должен быть сильным, но, кроме того, быстрым и маневренным в сложных ситуациях. Еще послушным и умным. Исключительно выносливым и способным во время войны питаться плохим кормом. – Свернув на любимую тему, Роджер забыл об осмотрительности. Здесь он стоял на твердой почве.

Состязание подошло к концу, когда последний рыцарь попал камнем в розовую беседку, пролив дождь из ароматных лепестков и вдобавок сломав один из стеблей. Раскланявшись, он был встречен свистом и аплодисментами. Ида покачала головой.

– Утром садовник его не поблагодарит, – со смехом заметила она.

– Как и всех нас за вытоптанную траву. Я… – Роджер умолк, когда перед ними склонился церемониймейстер.

– Госпожа, король вызывает вас к себе, – объявил мужчина.

Даже при свете факелов было заметно, как покраснела Ида.

– Разумеется, – пробормотала она и присела перед Роджером с опущенными глазами. – Милорд, наша беседа доставила мне удовольствие, однако прошу меня извинить.

– Демуазель, – поклонился Роджер.

Он не ответил любезностью на любезность и не сказал «возможно, в другой раз», хотя ему ужасно хотелось сделать и то и другое. Ради собственного блага он должен таиться от двора и не поощрять ее попытки сближения, хотя это нелегко. Он наблюдал, как Ида идет к королю. Склонившись над Генрихом, она внимала, полностью сосредоточившись на речи своего господина. Генрих улыбнулся и погладил ее по лицу. Резко выдохнув, Роджер вернулся к товарищам и не без грусти выбросил все мысли о флирте из головы.