Читать книгу Север и Юг - Элизабет Гаскелл - Страница 12

– Маргарет! – сказал мистер Хейл, проводив своего гостя. – Я с тревогой следил за выражением твоего лица, когда мистер Торнтон признался, что служил посыльным в лавке. Я-то узнал об этом еще раньше, от мистера Белла. Признаюсь, побаивался, что ты встанешь и покинешь комнату.

– О папа! Неужели ты и вправду думаешь, что у тебя такая глупая дочь? Как раз его рассказ о себе понравился мне больше всего. Когда он хвастался Милтоном и его необыкновенными достоинствами, когда осуждал других и призывал презирать людей за их недальновидность, расточительность и слабость, вместо того чтобы попытаться помочь им в обретении тех качеств, которые в нем воспитала мать, все во мне противилось его жесткости; но о себе он говорил так просто, без жеманства и вульгарности, свойственной лавочникам, и с такой нежностью и уважением отзывался о своей матери, что мне и в голову не пришло бы покинуть комнату.

– Я удивляюсь тебе, Маргарет, – сказала миссис Хейл. – Не ты ли еще в Хелстоне всегда осуждала торговцев?! Я не думаю, мистер Хейл, что вы поступили правильно, представив нам такого человека и не рассказав, кем он был. Право же, я очень боялась показать ему, как я ошеломлена некоторыми подробностями его жизни. Его отец «умер при печальных обстоятельствах». Вероятно, это произошло в работном доме.

– Думаю, что все было еще хуже, – ответил ее муж. – Я был достаточно наслышан о его прошлой жизни от мистера Белла еще до того, как мы приехали сюда. И так как часть истории мистер Торнтон уже рассказал вам, я дополню то, что он опустил. Его отец занимался спекуляциями, обанкротился, а затем покончил с собой, потому что не мог вынести позора. Все его бывшие друзья отвернулись от него, узнав, что причиной банкротства явилась нечестная игра – отчаянные, безнадежные попытки заработать на деньгах других людей и вернуть собственный капитал. Никто не пришел на помощь его вдове и сыну. У них был еще один ребенок, по-моему девочка, слишком маленькая, чтобы зарабатывать деньги, и ее тоже нужно было содержать. По крайней мере, никто из друзей не поспешил предложить помощь, а миссис Торнтон не из тех, кто терпеливо ждет милостей от людей. Поэтому они уехали из Милтона. Я знал, что мистер Торнтон пошел работать в лавку и на эти заработки, часть из которых откладывала его мать, они и существовали долгое время. Мистер Белл рассказал, что они буквально перебивались с хлеба на воду… Как именно, он не знает. Однако, когда кредиторы уже потеряли всякую надежду получить деньги по долгам старого мистера Торнтона (если они и в самом деле на что-то рассчитывали после его самоубийства), этот молодой человек вернулся в Милтон, встретился с каждым из кредиторов и заплатил им первую часть из всей суммы долга. Все было сделано без лишнего шума, но долг был выплачен до последнего пенни. Узнав об этой истории, один из кредиторов, ворчливый, раздражительный старик (по словам мистера Белла), взял мистера Торнтона себе в партнеры.

– Это в самом деле прекрасно, – сказала Маргарет. – Какая жалость, что злая судьба уготовила для человека с такой волей и характером презренную роль милтонского фабриканта!

– Презренную? – переспросил мистер Хейл.

– Да, папа, достойно презрения, что деньги являются для него единственной мерой успеха. Когда он говорил о новых изобретениях, он явно рассматривал их только как еще один способ расширения торговли и зарабатывания денег. А бедные люди вокруг него – они бедны, потому что порочны, а порочны, потому что им не дано его железного характера и способностей, благодаря которым он разбогател. И он даже не испытывает к ним сочувствия,

– Он не говорил, что они порочны. Они расточительны и потакают собственным желаниям – вот его слова.

Маргарет собрала все рабочие принадлежности матери, готовясь лечь спать. Выходя из комнаты, она замешкалась – ей хотелось сказать отцу что-нибудь приятное, при этом не покривив душой. Но легкая досада все же отразилась в ее словах:

– Папа, я считаю, что мистер Торнтон – замечательный человек, но лично мне он совсем не нравится.

– А мне нравится! – засмеялся отец. – И лично, как ты выразилась, и вообще. Но спокойной ночи, дитя мое. Твоя мать сегодня очень устала, Маргарет.

Маргарет и сама заметила, как мать измучилась из-за волнений последних дней, и слова отца, наполнив ее смутным страхом, камнем легли на сердце. Жизнь в Милтоне так отличалась от той, к которой миссис Хейл привыкла в Хелстоне, где и в доме, и на улице всегда был свежий деревенский воздух. Здесь же сам воздух был, казалось, лишен всех живительных элементов. Домашние заботы с новой силой обрушились на всех женщин семьи, поэтому можно было всерьез опасаться за здоровье миссис Хейл. Кроме того, странное поведение Диксон и миссис Хейл говорило о том, что с хозяйкой что-то случилось. Они с Диксон часто тайком беседовали в спальне, откуда служанка выходила заплаканной и сердитой. Однажды Маргарет вошла в комнату матери сразу после ухода Диксон и, застав свою мать, стоящей на коленях, немедленно удалилась, но, уходя, случайно услышала, как та просила Бога дать ей сил и терпения выдержать телесные страдания. Маргарет очень хотела восстановить близкие, доверительные отношения с матерью, прерванные ее долгим проживанием у тети Шоу. Прежняя Маргарет была бы довольна тем, что снова может ласкаться к маме и слышать ее нежные, полные любви слова, но сейчас она чувствовала, что есть еще какая-то тайна, скрываемая от нее, которая имеет непосредственное отношение к состоянию здоровья миссис Хейл. Той ночью Маргарет долго лежала без сна, размышляя, как уменьшить вредное влияние милтонской жизни на здоровье ее матери. Необходимо было как можно скорее найти постоянную служанку в помощь Диксон, тогда Диксон могла бы уделять миссис Хейл больше внимания и заботы.

Последние несколько дней все время и мысли Маргарет были заняты посещением регистрационных бюро и встречами со всякого рода людьми, среди которых попалось лишь несколько приятных. Однажды днем она встретила Бесси Хиггинс на улице и остановилась поговорить с ней.

– Бесси, как ваши дела? Надеюсь, вам теперь получше, ветер уже переменился.

– И лучше, и хуже, если вы знаете, что это значит.

– Не совсем, – ответила Маргарет, улыбаясь.

– Мне лучше, что ночью я не задыхаюсь от кашля, но я так истомилась в Милтоне и хочу отправиться в землю Бьюлы[9]. Но как только подумаю, что ухожу все дальше и дальше, сердце обмирает, и тогда мне не лучше, а хуже.

Маргарет пошла рядом с девушкой. Минуту или две она молчала. Наконец тихо спросила:

– Бесси, ты хочешь умереть? – Сама Маргарет избегала разговоров о смерти, для нее, такой молодой и здоровой, было естественно любить жизнь.

Бесси тоже помолчала минуту или две. Потом ответила:

– Если бы у вас была такая жизнь, как у меня, и вы бы так же устали от нее, как я, и думали бы, что «так может продолжаться пятьдесят или шестьдесят лет – я знаю, так бывает», и все эти шестьдесят лет у вас бы кружилась голова и было бы тошно и больно, а годы бы все тянулись и насмехались над вашей немощью… О мисс! Говорю вам, вы бы обрадовались, когда доктор наконец сказал бы вам, что едва ли вы увидите зиму.

– Почему, Бесси, неужели в твоей жизни нет места радости?

– Ну, наверно, моя жизнь не хуже, чем у многих прочих. Только она меня потрепала, а их – нет.

– Но что это значит? Ты знаешь, я здесь чужая, поэтому я не сразу понимаю, что ты имеешь в виду, я ведь не знаю, как вы живете тут, в Милтоне.

– Если бы вы пришли к нам домой, как вы когда-то сказали, я бы могла рассказать вам. Но отец говорит, вы точно такая же, как другие: с глаз долой – из сердца вон.

– Я не знаю, кто эти другие. Но я была очень занята, и, по правде говоря, я забыла, что обещала.

– Вы сами предложили это! Мы не навязывались.

– Я забыла, что говорила в тот раз, – тихо продолжила Маргарет. – Я бы обязательно вспомнила о своем обещании, будь я меньше занята. Можно, я пойду сейчас с тобой?

Бесси бросила быстрый взгляд на Маргарет, чтобы убедиться в ее искренности. Напряжение в ее взгляде сменилось задумчивостью, когда она встретила теплый дружеский взгляд собеседницы.

– Никому до меня особо дела не было. Если вам не все равно, можете пойти.

Они пошли вместе, храня молчание. Когда они свернули в маленький двор, выходивший на грязную улицу, Бесси сказала:

– Вы не пугайтесь, если отец дома, он поначалу может и нагрубить. Видите ли, он вспоминал вас, и сдается мне, он тоже волновался и гадал, придете вы или нет.

– Не бойся, Бесси.

Но когда они пришли, Николаса не оказалось дома. Крупная, неряшливо одетая и неуклюжая девушка, немного моложе Бесси, но более высокая и крепкая, занималась стиркой. Прачка она была неумелая и так гремела корытом и всем, чем можно, что Маргарет поежилась и от души посочувствовала бедной Бесси, которая буквально упала на стул, полностью вымотанная своей прогулкой. Маргарет попросила у сестры Бесси стакан воды и, пока та бегала за водой (задев кочергу и опрокинув стул на своем пути), развязала ленты на шляпке Бесси, чтобы та могла отдышаться.

– Вы думаете, такая жизнь стоит того, чтобы за нее цепляться? – едва слышно прошептала бедная девушка.

Маргарет, не отвечая, поднесла стакан воды к ее губам. Бесси сделала долгий жадный глоток, затем откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Маргарет услышала, как она бормочет про себя: «Они больше не будут ни голодать, ни испытывать жажду. И солнце не будет палить их, и свет не будет их тревожить».

Маргарет наклонилась и тихо сказала:

– Бесси, не торопи свою смерть, не отказывайся от жизни, какой бы она ни была… Или могла бы быть. Помни, кто дал тебе жизнь и предопределил твою судьбу.

Она вздрогнула, услышав голос Николаса. Он вошел, незамеченный ею.

– Нет нужды поучать мою девочку. Пусть она идет туда, куда ее зовут, – к золотым воротам, украшенным драгоценными камнями. Если это ее радует, пусть так и будет, но я не собираюсь морочить ей голову всякой чепухой.

– Но конечно, – ответила Маргарет, поворачиваясь к нему, – вы верите в то, что я сказала, что Бог дал ей жизнь и предопределил, какой она должна быть.

– Я верю в то, что вижу, и не более. Вот во что я верю, молодая леди. Я не верю всему тому, что слышу… Нет! Ни капли. Я слышал, как одна молодая девица всяко расспрашивала, где мы живем, и громко обещала, что навестит нас. А моя девочка потом дни и ночи думала об этом, вскакивала каждый раз, заслышав звук незнакомых шагов, она не знала, что я за ней наблюдаю. Но вот вы здесь, и вам будут рады, если, конечно, вы не собираетесь поучать нас.

Бесси умоляюще смотрела на Маргарет, сжимая ее руку в своих.

– Не сердитесь на него, – попросила она тихо, – Здесь многие думают, как он. Если бы вы их услыхали, вы не сердились бы на него. Он очень хороший, правда… но, – и в ее глазах мелькнуло отчаяние, – когда он говорит такие вещи, это заставляет меня желать смерти больше, чем обычно, мне так хочется много знать, меня волнуют эти чудеса.

– Бедная девочка… Бедняжка моя, я не хотел расстраивать тебя, но мужчина должен говорить правду, а когда я вижу, что народ становится хуже день ото дня и все вокруг приходит в упадок, я говорю себе: почему бы не оставить весь этот разговор о религии и не заняться тем, что понимаешь и знаешь? Это ведь так просто – говорить о том, что знаешь, и делать то, что умеешь.

Но девушка повторяла с болью в голосе:

– Не думайте о нем плохо, он хороший человек, правда. Я буду грустить даже в Граде Божьем, если отца там не будет. – Лихорадочный румянец появился на щеках Бесси, а в глазах – лихорадочное пламя. – Но ты будешь там, отец! Ты будешь! О! Мое сердце! – Она приложила свою руку к груди и мертвенно побледнела.

Маргарет обняла девушку и положила ее голову к себе на грудь. Она убрала тонкие и мягкие волосы Бесси с висков и смочила их водой. Глаза Николаса были полны любви и печали, он угадывал просьбы Маргарет без слов, и даже глупенькая сестра Бесси с готовностью повиновалась и стала двигаться поосторожнее, чтобы не шуметь. Через некоторое время смертельно опасный приступ прошел, и Бесси поднялась и сказала:

– Я пойду лягу, это лучше всего. Но, – она невольно схватила Маргарет за платье, – вы придете снова… я знаю, вы придете… просто скажите это!

– Я приду завтра, – пообещала Маргарет.

Бесси прильнула к отцу, и он собрался отнести ее наверх. Но как только Маргарет поднялась, чтобы уйти, он с видимым усилием произнес:

– Если бы Бог существовал, я бы попросил его только об одном – благословить вас.

Маргарет ушла от них очень грустная и задумчивая.

Она опоздала домой к чаю. В Хелстоне опоздание к столу миссис Хейл расценивала как тяжелый проступок, но теперь подобные вольности, казалось, перестали раздражать ее, хотя в глубине души Маргарет страстно желала, чтобы мама отчитала ее, как в добрые старые времена.

– Ты нашла служанку, дорогая?

– Нет, мама, эта Энн Бакли ни за что бы не подошла.

– Полагаю, теперь моя очередь изображать из себя принца, примеряя милтонским девушкам туфельку служанки, – сказал мистер Хейл. – Вы обе потерпели поражение, как знать, может удача улыбнется мне.

Маргарет едва смогла улыбнуться в ответ на эту маленькую шутку, так она была подавлена тем, что увидела в доме Хиггинсов.

– Что ты собираешься сделать, папа? – спросила она

– Ну, я мог бы обратиться к какой-нибудь уважаемой женщине, чтобы она порекомендовала мне девушку, хорошо известную ей или ее слугам.

– Очень хорошо. Но сначала мы должны найти такую уважаемую женщину.

– Вы ее нашли. Я уже завлек ее в ловушку, и вы поймаете ее завтра, если постараетесь.

– О чем вы говорите, мистер Хейл? – с любопытством спросила его жена.

– Ну, мой образцовый ученик (как называет его Маргарет) сегодня сказал мне, что его мать завтра собирается навестить миссис и мисс Хейл.

– Миссис Торнтон! – воскликнула миссис Хейл.

– Его мать, о которой он нам рассказывал? – спросила Маргарет.

– Я полагаю, у него только одна мать и ее имя миссис Торнтон, так что вы обе правы, – ответил мистер Хейл.

– Я бы хотела посмотреть на нее. Должно быть, она необычная женщина, – добавила миссис Хейл. – Возможно, у нее на примете есть девушка, которая устроила бы нас и согласилась бы у нас работать. Она представляется мне бережливой, экономной женщиной, думаю, что она мне понравится.

– Моя дорогая, – сказал мистер Хейл встревоженно, – прошу вас, не обольщайтесь прежде времени. Я полагаю, миссис Торнтон так же высокомерна и горда, как и наша маленькая Маргарет. И думаю, она не любит говорить ни о своем прошлом, ни о своих прежних невзгодах, ни об экономии. Я уверен, лучше не подавать виду, что мы знаем ее историю.

– Но, папа, кажется, мне не свойственно высокомерие. Хотя ты постоянно упрекаешь меня в этом, я не могу согласиться с тобой.

– Я не знаю, высокомерна ли миссис Торнтон. Но из того, что я узнал от ее сына, полагаю, что так оно и есть.

Однако характер миссис Торнтон не слишком занимал Маргарет. Ей лишь хотелось знать, должна ли она присутствовать при этом визите, поскольку он помешал бы ей пойти навестить Бесси в первой половине дня. Однако, поразмыслив, она решила, что в любом случае должна остаться дома и помогать матери.