Читать книгу Север и Юг - Элизабет Гаскелл - Страница 13

Мистеру Торнтону пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить мать нанести визит вежливости. Она не часто ездила в гости и с трудом выносила светские формальности. Сын купил ей экипаж, но она отказалась держать лошадей. Их нанимали только в тех случаях, когда она посещала званые обеды и ужины. Например, две недели назад она наняла лошадей на три дня и объехала всех знакомых, чтобы те теперь беспокоились об ответных визитах. Но Крэмптон находился слишком далеко для пешей прогулки. Она решила еще раз спросить сына, насколько сильно он хочет ее встречи с Хейлами, – ведь ей предстояли траты на аренду кеба. Она была бы рада, если бы Джон передумал. Миссис Торнтон даже сказала ему, что «она не видит пользы от дружбы с учителями и бывшими священниками, потому что следующим шагом станет знакомство с женой вертлявого учителя танцев, который давал уроки их Фанни».

– Я обязательно познакомил бы тебя с мистером Мэсоном и его супругой, если бы, как в случае Хейлов, они оказались чужими в нашем городе и не имели друзей.

– Ладно, не говори лишнего. Завтра я поеду к ним. Мне только хочется, чтобы ты разобрался со своими ожиданиями от этого знакомства.

– Если ты поедешь к ним, я закажу лошадей.

– Перестань, Джон. Люди подумают, что ты сделан из денег.

– Еще не полностью. Но с лошадьми я все решил. Прошлый раз, поездив в кебе, ты вернулась домой с головной болью. Тряска плохо действует на тебя.

– Я же не жаловалась.

– Нет, – с гордостью согласился он. – Моя мать никогда не жалуется. Поэтому мне и нужно приглядывать за тобой. Что касается Фанни, небольшая поездка пойдет ей на пользу.

– Она сделана из другого сплава, Джон. Пожалей ее немного.

Миссис Торнтон замолчала, поскольку эта тема огорчала ее. Она испытывала презрение к слабохарактерным людям, а Фанни была лишена той силы духа, которой обладали остальные члены их семьи. Миссис Торнтон не любила долго думать. Быстрые суждения и твердая решимость не позволяли сомнениям разрастаться в ее душе. Она инстинктивно чувствовала, что природу Фанни уже ничем не изменить и что ее дочь не сможет терпеливо переносить испытания и храбро встречать жизненные трудности. Но хотя она морщилась, признавая недостатки Фанни, ее любовь к дочери всегда имела оттенок жалостливой нежности. Матери часто ведут себя подобным образом со слабыми и больными детьми.

Сторонний человек, понаблюдав за миссис Торнтон, решил бы, что Фанни куда милее ей, чем Джон. И тут он грубо ошибся бы. Та бесцеремонность, с которой мать и сын высказывали друг другу неприятные истины, выражала огромную степень обоюдного доверия. В то же время нетипичная для миссис Торнтон нежность к своей дочери скрывала стыд, испытываемый ею, оттого что ее девочка не имела тех высоких качеств, которыми обладала она сама и которые ценила в других людях. Этот стыд выявлял недостаточную привязанность к дочери. Она никогда не называла сына иначе, чем Джон. Слова «любимая» и «дорогая» были предназначены только для Фанни. Но в своем сердце она день и ночь благодарила сына за его дела, которые позволяли ей ходить с гордо поднятой головой.

– Фанни, дорогая, сегодня я собираюсь съездить к этим Хейлам. Надо познакомиться с ними. Может, присоединишься ко мне и повидаешься с няней? Это в том же направлении. Она будет рада встрече с тобой. Я оставлю тебя у нее на то время, пока буду у Хейлов.

– Ах, мама, это очень далеко. Я чувствую себя такой уставшей.

– Уставшей от чего? – слегка нахмурившись, спросила миссис Торнтон.

– Не знаю… Наверное, от погоды. Она расслабляет меня. Лучше привези няню к нам! Заедешь к ней на обратном пути, и она сможет провести со мной остаток дня. Я знаю, ей понравится.

Миссис Торнтон опустила рукоделие на стол и о чем-то задумалась.

– Значит, домой твоя няня будет возвращаться поздним вечером? – наконец заметила она. – Пешком через весь город?

– Мы наймем для нее кеб. Я и не думала отправлять ее домой пешком.

В комнату вошел мистер Торнтон.

– Мама, хочу попросить тебя об одной услуге. Миссис Хейл больна, и, если при вашей встрече выяснится, что мы как-то можем поддержать ее, предложи ей эту помощь.

– Если выясню, то предложу. Сама-то я никогда не хворала, поэтому слабо разбираюсь в капризах больных людей.

– Но ты можешь посоветоваться с Фанни. Сестра часто болеет. Она знаток в этом деле. Верно, Фан?

– Я болею не так уж и часто, – с обидой в голосе сказала Фанни. – И я не поеду с мамой. У меня сегодня болит голова.

Мистер Торнтон выглядел недовольным. Их мать потупила взор и с усердием занялась своим рукоделием.

– Фанни, я хочу, чтобы ты сопровождала маму, – властно произнес брат. – Поездка пойдет на пользу твоей головной боли. И ты сильно угодишь мне, если не будешь больше спорить.

После этих слов он вышел из комнаты. Если бы мистер Торнтон задержался на минуту дольше, Фанни заплакала бы, протестуя против его командного тона. Ее даже не остановили бы его слова: «Ты сильно угодишь мне».

– По мнению Джона, я только и делаю, что притворяюсь больной, – проворчала она. – А я всегда веду себя честно. Кто эти Хейлы, что он так беспокоится о них?

– Фанни, не осуждай своего брата. Если он хочет, чтобы мы поехали к ним, значит, у него имеются особые причины. Поторопись и приведи себя в порядок.

Маленькая перебранка между сыном и дочерью не сделала миссис Торнтон более благожелательной к «этим Хейлам». Ее ревнивое сердце повторяло вопрос дочери: «Кто они такие, чтобы он беспокоился и требовал от своей семьи уделять им столько внимания?» Эти слова засели в ее голове, словно навязчивый припев, хотя Фанни давно уже забыла о сказанном, примеряя перед зеркалом новую шляпку.

Миссис Торнтон была немного нелюдимой. В последние годы у нее появилось достаточно свободного времени, чтобы выходить в общество, но оно, это общество, ей совершенно не нравилось. Впрочем, приемы гостей и обсуждение званых обедов, проведенных другими людьми, вполне устраивали ее. Однако этот визит к незнакомцам был совершенно иным делом. Вот почему, входя в маленькую гостиную Хейлов, она чувствовала себя некомфортно и выглядела сверх меры суровой и мрачной.

Маргарет вышивала небольшой кусок батиста, из которого хотела сделать чепчик для ожидаемого ребенка Эдит. «Пустая, бесполезная работа», – подумала миссис Торнтон. Ей больше понравилось жаккардовое вязание, которым занималась миссис Хейл. Оно выглядело прочным, а значит, и благоразумным. В комнате она увидела много статуэток и безделушек, и, конечно, с них нужно было вытирать пыль. А время для семей с ограниченным доходом было равноценно деньгам. Все эти размышления она вальяжно перемежала банальными фразами, которые люди говорят друг другу, чтобы скрыть истинные чувства.

Миссис Хейл вела беседу несколько рассеянно. Она была очарована старым кружевом, украшавшим платье миссис Торнтон. Позже она сказала Диксон, что «такие английские кружева уже не купишь в магазинах, потому что их перестали делать семьдесят лет назад, если не больше». Очевидно, это была фамильная ценность, указывавшая на знатных и богатых предков. Естественно, обладательница фамильного кружева была осыпана приятными для нее комплиментами, поэтому миссис Торнтон, несмотря на слабые усилия хозяйки в поддержании беседы, осталась довольна их встречей. Вскоре Маргарет, не очень преуспев в разговоре с Фанни, услышала, как их матери погрузились в вечную тему о достоинствах и недостатках домашней прислуги.

– Я не увидела в вашем доме фортепьяно, – сказала Фанни. – Вы не увлекаетесь музыкой?

– Мне нравится слушать хорошую музыку, но сама я не умею играть. Родители не позаботились об этом. Переезжая сюда, мы продали наше старое фортепьяно.

– Удивляюсь, как вы обходитесь без него! Я не смогла бы жить без музыки.

«А раньше их семья жила на пятнадцать шиллингов в неделю, из которых три откладывалось впрок! – подумала Маргарет. – Наверное, в ту пору она была настолько юной, что забыла об этом. Хотя она должна помнить дни своей бедности».

Когда Маргарет вновь заговорила, ее голос звучал более прохладно:

– Я слышала, в Милтоне бывают хорошие концерты.

– Да, великолепные! Жаль, что публики слишком много и пускают всех без разбора. Вас могут усадить прямо рядом с рабочими. Зато все уверены, что слышат там самую современную музыку. На следующий день после концерта я всегда заказываю у Джонсона стопку новых нот.

– Значит, вам нравятся только музыкальные новинки?

– Все знают, что, если бы эти мелодии не были модными в Лондоне, музыканты не исполняли бы их здесь. Вы бывали в столице?

– Да, – ответила Маргарет. – Я жила там несколько лет.

– О, Лондон и Альгамбра! Два места, которые я мечтаю увидеть!

– Вам хочется в Альгамбру?

– Да! С тех пор, как я прочитала «Сказания Альгамбры». Вам знакома эта книга?

– Не думаю, что читала ее. Но ведь поездка в Лондон легко осуществима.

– Да, однако мама не хочет отправляться туда, – понизив голос, сказала Фанни. – И она не разделяет моих устремлений. Мать гордится Милтоном, хотя, на мой взгляд, это грязный и дымный город. Мне кажется, она восхищается им именно за эти качества.

– Миссис Торнтон прожила здесь много лет, поэтому я понимаю ее любовь к Милтону, – ответила Маргарет звонким, как колокольчик, голосом.

– Что вы там говорите обо мне, мисс Хейл? Могу я полюбопытствовать?

Вопрос важной гостьи застал ее врасплох. Когда Маргарет не нашла нужных слов для ответа, к ней на помощь пришла Фанни:

– Мама, мы пытаемся понять, за что ты любишь Милтон.

– Спасибо вам, девушки, – произнесла миссис Торнтон. – Хотя мне странно слышать, что моя естественная привязанность к городу, в котором я родилась, выросла и уже давно живу, требует какого-либо объяснения.

Маргарет расстроилась. Фанни так представила их разговор, что теперь казалось, будто они дерзко обсуждали чувства миссис Торнтон. Кроме того, ее возмутили бесцеремонные манеры этой леди.

Миссис Торнтон уже нельзя было остановить. После небольшой паузы она продолжила:

– Мисс Хейл, а что вы знаете о Милтоне? Вы видели хотя бы одну из наших фабрик? Или наши огромные склады?

– Нет, – ответила Маргарет. – Я ничего подобного не видела.

Девушке казалось, что, скрывая свое безразличие к складам и фабрикам, она как бы утаивала правду.

– Смею сказать, – добавила она, – если бы я выразила такое желание, папа отвел бы меня на любую из фабрик. Но на самом деле мне не хочется тратить время на экскурсии по производственным цехам.

– Наверное, там действительно интересно, – вмешалась миссис Хейл. – Но, говорят, на ваших фабриках много пыли и шума. Помню, однажды я пошла посмотреть, как делают свечи, и мое сиреневое шелковое платье было совершенно испорчено.

– Да, шума и пыли там хватает, – отрывисто и с заметным недовольством ответила миссис Торнтон. – Но мне кажется, что вам, недавно приехавшим жить в Милтон, который возвысился в стране благодаря своей промышленности и прогрессу в торговле, стоило бы посетить некоторые наши достопримечательности, тем более что они уникальны для всего королевства. Если мисс Хейл передумает и снизойдет до ознакомления с промышленностью и мануфактурой Милтона, я буду рада провести ее в ситценабивной или шелкомотальный цех на фабрике моего сына. Там производятся основные операции. И там же она сможет увидеть усовершенствованные машины.

– А я рада, что вам не нравятся фабрики, заводы и все эти машины, – сказала полушепотом Фанни, направляясь вслед за матерью к двери.

Гостьи, шелестя юбками, собирались покинуть дом миссис Хейл.

– На вашем месте я, наверное, с удовольствием ходила бы по цехам, – тихо ответила Маргарет.

– Фанни, – садясь в экипаж, сказала миссис Торнтон, – мы были вежливыми с этими Хейлами, но прошу тебя, не связывай себя поспешной дружбой с их дочерью. Это не принесет тебе никакой пользы. Хотя ее больная мать показалась мне достаточно приятной особой.

– Мама, я не собираюсь дружить с мисс Хейл, – надув губы, ответила Фанни. – Разговаривая с ней и развлекая ее беседой, я просто выполняла свое обязательство перед братом.

– Вот и хорошо! В любом случае Джон должен быть теперь доволен.