Читать книгу Жены и дочери - Элизабет Гаскелл - Страница 8

Если сквайр Хэмли оказался не в состоянии сказать Молли, кого считали наиболее подходящей кандидатурой на роль второй жены ее отца, то судьба все это время готовилась сполна удовлетворить ее любопытство. Но фортуна коварна и непредсказуема, она строит свои планы столь же неприметно, как птичка строит свое гнездышко, да еще и из таких же оставленных без внимания «пустячков». Первым таким «пустячком» стало негодование, которое Дженни (повариха мистера Гибсона) позволила себе выказать по поводу увольнения Бетии. Девушка приходилась дальней родственницей Дженни и считалась ее протеже, посему она осмелилась высказаться в том духе, что «за порог» следовало выставить как раз мистера Кокса, искусителя, а вовсе не Бетию, которая не устояла перед искушением и пала его жертвой. Подобная точка зрения оказалась достаточно правдоподобной, дабы мистер Гибсон почувствовал, что поступает несправедливо. Однако же он взял на себя труд подыскать для Бетии место не хуже прежнего, которое она занимала в его семье. Дженни тем не менее сочла возможным предостеречь его, и хотя из прошлого опыта мистер Гибсон прекрасно знал, что повариха, скорее всего, ограничится сотрясением воздуха, так и не претворив свои угрозы в жизнь, ему пришлось не по душе ощущение дискомфорта и неуверенности, которое появилось в связи с крайне неприятной ситуацией, когда он то и дело натыкался в собственном доме на особу, на чьей физиономии было столь отчетливо написано неодобрение и оскорбленное достоинство.

В самый разгар этих мелких домашних неурядиц случилась еще одна неприятность, уже куда более значимая. Воспользовавшись отсутствием Молли, мисс Эйре вместе со своей престарелой матушкой и своими осиротевшими племянниками и племянницами отправилась на воды, что поначалу должно было продлиться не дольше пары недель. Но спустя десять дней мистер Гибсон получил от нее написанное прелестным почерком, безукоризненно изысканное по стилю, безупречно сложенное и аккуратно запечатанное письмо. Ее старший племянник свалился со скарлатиной, и существовала немаленькая вероятность того, что та же участь постигнет и остальных детей. Бедная мисс Эйре пришла в отчаяние, оттого что из-за болезни ее возвращение домой откладывалось на неопределенный срок, а тут еще ей предстояли дополнительные расходы и нешуточные треволнения. Но мисс Эйре ни словом не обмолвилась о неудобствах, которые свалились на нее лично, и со смиренной кротостью просила извинить ее за то, что она не сможет вернуться к оговоренному сроку к своей подопечной в семье мистера Гибсона, почтительно добавив, что, пожалуй, так будет даже лучше, поскольку мисс Молли еще не болела скарлатиной. И даже если бы мисс Эйре бросила своих родственников на произвол судьбы, чтобы вернуться к исполнению своих обязанностей, это было небезопасно и безответственно с ее стороны.

– Ну, разумеется, – проворчал мистер Гибсон, разорвал письмо пополам и швырнул в камин, где оно быстро обратилось в пепел. – Хотел бы я жить в доме стоимостью в пять фунтов, так чтобы в радиусе десяти миль от меня не имелось ни единой женщины.

Очевидно, он совершенно упустил из виду способность мистера Кокса сеять раздоры. Впрочем, с таким же успехом он мог винить в случившемся ни о чем не подозревавшую Молли. Появление поварихи, которая с мученическим видом оскорбленного достоинства вошла в комнату, чтобы унести остатки завтрака, о чем она и объявила с тяжким вздохом, заставило мистера Гибсона перейти от бесплодных размышлений к делу.

«Молли придется задержаться в Хэмли, – решил он. – Они часто просили меня позволить ей приехать, но теперь, боюсь, она им уже надоела. Но и я еще не готов принять ее обратно, поэтому лучшее, что я могу для нее сделать, это оставить ее там, где она пребывает сейчас. Похоже, миссис Хэмли весьма привязалась к ней, да и ребенок выглядит вполне счастливым, довольным и окрепшим. В любом случае мне нужно сегодня заехать в Хэмли, заодно я собственными глазами увижу, как у них обстоят дела».

Он застал миссис Хэмли лежащей на софе на лужайке в тени огромного кедра. Вокруг нее бесшумно порхала Молли, занимаясь садоводством и выполняя ее указания. Девушка подвязывала длинные, цвета морской волны, стебли распустившихся ярких гвоздик и срезала высохшие бутоны роз.

– А вот и папа приехал! – радостно вскричала она, когда он подъехал вплотную к белому палисаду, отделявшему аккуратно подстриженную лужайку и еще более аккуратный садик от неухоженного парка перед домом.

– Добро пожаловать! – приветствовала его миссис Хэмли, приподнявшись на локте. – Присоединяйтесь к нам! У нас здесь есть целый куст штамбовой розы, который Молли сама привила глазком. Мы с нею очень им гордимся.

Мистер Гибсон развернул лошадь и поехал на конюшню, где и оставил ее, а сам прошел через дом на открытую летнюю гостиную под раскидистым кедром, где стояли несколько стульев и стол, на котором лежали книги и несколько перевитых стеблей. Отчего-то ему было неприятно просить хозяйку о продлении визита Молли, и поэтому он решил покончить с этим делом с самого начала, чтобы потом сполна и невозбранно насладиться восхитительным деньком и заслуженным отдыхом, полной грудью вдыхая сладкий, насыщенный великолепными ароматами воздух. Молли встала рядом с отцом, положив руку ему на плечо. Он же уселся напротив миссис Хэмли.

– Я приехал к вам, чтобы попросить об одолжении, – начал мистер Гибсон.

– Можете считать, что уже получили искомое. Ну, разве я не храбрая женщина?

Он улыбнулся и поклонился, но тем не менее продолжил:

– Мисс Эйре, которая долгие годы была для Молли… гувернанткой – да, пожалуй, я должен назвать ее именно так, – сегодня прислала мне письмо. И в нем она сообщает, что один из ее маленьких племянников, которого она взяла с собой на воды в Ньюпорт, пока Молли оставалась здесь, у вас, заболел скарлатиной.

– Я догадалась, в чем заключается ваша просьба, и сразу же отвечаю согласием. Умоляю вас позволить Молли еще немного побыть у нас. Разумеется, не может быть и речи, чтобы при таких обстоятельствах мисс Эйре вернулась к вам. И столь же естественно, что Молли должна остаться здесь!

– Благодарю вас. Я чрезвычайно вам признателен. В этом и заключалась моя просьба.

Ладошка Молли скользнула в его ладонь, и он ответил ей крепким, ласковым пожатием.

– Папа! Миссис Хэмли! Я знаю, что вы оба поймете меня… но нельзя ли мне вернуться домой? Я здесь очень-очень счастлива, но… Ах, папа! Было бы намного лучше, если бы я осталась с тобой дома.

В душу ему закралось неприятное смутное подозрение. Он развернул дочь к себе и пристальным взглядом впился в ее невинное личико. Под его изучающим взглядом Молли жарко зарделась, но в ее чудесных глазах читалось одно лишь удивление, а не какое-либо иное чувство, которое он страшился там увидеть. На мгновение мистер Гибсон заподозрил, что влюбленность юного рыжеволосого мистера Кокса зажгло ответный огонь в груди дочери, но спустя мгновение он понял, что ошибался.

– Молли, во-первых, ты ведешь себя невежливо. Сейчас я даже не представляю, как тебе удастся вымолить прощение и помириться с миссис Хэмли. А во-вторых, неужели ты полагаешь себя умнее меня? Или, возможно, ты думаешь, что я не хочу, чтобы ты была дома, рядом со мной, если бы все было в порядке? Так что оставайся там, где ты есть, и будь благодарна за это.

Молли знала отца достаточно хорошо, чтобы понимать – вопрос с продлением ее пребывания в Хэмли решен окончательно и бесповоротно. А потом ее вдруг захлестнуло ощущение того, что она ведет себя крайне эгоистично и неблагодарно. Оставив отца, она подошла к миссис Хэмли, наклонилась к ней и поцеловала, не сказав, правда, при этом ни слова. Миссис Хэмли взяла ее за руку и подвинулась, освобождая ей место на софе.

– Я сама намеревалась просить вас продлить визит Молли во время вашего следующего посещения, мистер Гибсон. Мы с нею стали добрыми друзьями, не так ли, Молли? А теперь, когда этот славный племянник мисс Эйре…

– Лучше бы его выпороли, – заявил в ответ мистер Гибсон.

– …дал нам такой замечательный повод, я оставлю Молли у нас надолго. Но вы должны почаще заглядывать к нам. Вы же знаете, что вас здесь всегда ждет свободная комната… И я не понимаю, почему вы не можете отправляться в свои утренние обходы из Хэмли, а не из Холлингфорда.

– Благодарю вас. Не будь вы так добры к моей маленькой девочке, я бы, не исключено, ответил бы какой-нибудь грубостью на ваши последние слова.

– Прошу вас, не стесняйтесь. Вам самому станет легче, когда вы выскажете то, что у вас на душе.

– Миссис Хэмли уже поняла, от кого я унаследовала свою грубость, – с торжеством заявила Молли. – Это у нас наследственное.

– Я собирался сказать, что приглашение переселиться в Хэмли – типично женская идея – сплошная доброта и ни капли здравого смысла. Как, скажите на милость, меня смогут разыскать мои пациенты, если я окажусь в семи милях от того места, где мне полагалось бы быть? Они наверняка пошлют за другим врачом, и уже через месяц я буду разорен.

– А разве они не смогут послать за вами сюда? Посыльный ведь стоит очень недорого.

– Представьте себе старого Гуди Хенбери, который с трудом доковылял до моей приемной, стеная на каждом шагу, а в ответ ему говорят, что надо проделать еще семь миль! Или возьмем другую противоположность: не думаю, что нарядный грум леди Камнор будет мне благодарен за то, что ему придется скакать в Хэмли всякий раз, когда его хозяйка пожелает увидеть меня.

– Что ж, сдаюсь и признаю вашу правоту. Я – всего лишь женщина. Молли, и ты тоже! Ступай и закажи клубнику со сливками для своего отца. Такое скромное поручение как раз и подобает женщине. Клубника со сливками – сплошная доброта и ни капли здравого смысла, поскольку от них у него случится несварение желудка.

– Прошу вас говорить исключительно за себя, миссис Хэмли, – жизнерадостно заявила в ответ Молли. – Вчера я съела целую корзинку клубники, а сквайр лично сходил на маслобойню и принес большущую миску сливок, когда застал меня за этим занятием. А сегодня я чувствую себя, как всегда, то есть прекрасно, и несварение со мной и рядом не стояло.

– Она – славная девочка, – сказал мистер Гибсон, когда Молли, упорхнув прочь, оказалась вне пределов слышимости. Это был не вопрос, а утверждение, поскольку он не сомневался в том, что услышит. В глазах его светились нежность и доверие, пока он умолк в ожидании ответа, который не заставил себя долго ждать.

– Она – само очарование! У меня нет слов, чтобы передать вам, как мы со сквайром привязались к ней. А сейчас я буквально в восторге от того, что она останется у нас еще на время. Первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я проснулась нынче утром, была о том, что совсем скоро Молли вернется к вам, если только я не сумею уговорить вас разрешить ей пожить у нас еще немного. А теперь она должна остаться – о, по крайней мере еще на пару месяцев.

А сквайр и впрямь очень привязался к Молли. Юная девушка, порхающая по дому и саду с неизменной улыбкой и веселой песенкой на устах, принесла с собой неизъяснимое очарование, которое было для него совершенно внове. Кроме того, Молли оказалась старательна, послушна и очень умна; она готова была и слушать, и говорить – в зависимости от того, что от нее требовалось. Миссис Хэмли нисколько не кривила душой, когда говорила, что ее супруг полюбил Молли. Но сама она или выбрала неправильный момент, чтобы сообщить супругу о том, что девушка задержится у них еще на некоторое время, или же с ним приключилась вспышка гнева, одна из тех, что были ему свойственны, но которые он обычно умел подавлять в присутствии своей супруги. Как бы там ни было, сэр Хэмли воспринял это известие безо всякой благосклонности.

– Задержится! Гибсон сам попросил об этом?

– Да! И я не вижу, что еще ей остается, учитывая, что мисс Эйре вернется не скоро, и все прочее. Молли попала в очень затруднительное и неловкое положение, ибо, лишившись матери, она оказалась во главе домашнего хозяйства, в котором имеются два молодых человека.

– Это лишний повод для Гибсона оставаться настороже. Ему следовало подумать об этом до того, как он взял себе учеников, или подмастерьев, или как он там еще их называет.

– Мой дорогой сквайр! А я-то думала, что вы обрадуетесь возможности оставить Молли у нас! Я попросила ее пожить у нас еще некоторое время, пару месяцев по меньшей мере.

– Но ведь тогда она встретится с Осборном! Да и Роджер тоже будет дома.

Видя, что глаза сквайра затуманились, миссис Хэмли без труда прочла его мысли.

– О, она совсем не из тех девушек, которые нравятся молодым людям в их возрасте. Мы любим ее, потому что видим, какая она на самом деле. Однако молодым людям двадцати одного года и двадцати трех лет требуются все аксессуары молодой женщины.

– Требуются что? – проворчал сквайр.

– Такие вещи, как модное платье или манеры. В их возрасте они даже не заметят, что она красива. В их представлении красота должна быть яркой.

– Полагаю, все это очень умно, вот только я ничего этого не понимаю. Зато я знаю, как опасно оставлять молодых людей двадцати одного года и двадцати трех лет в деревенском доме в обществе семнадцатилетней девушки. В этом случае не имеет значения, какие платья она носит и какого цвета у нее глаза или волосы. И я особо подчеркиваю, что не желаю, чтобы Осборн или они оба влюбились в нее. Я очень недоволен.

У миссис Хэмли упало сердце, лицо ее осунулось и побледнело.

– Быть может, мы устроим так, что они не приедут домой, пока она здесь? Останутся в Кембридже или погостят у кого-либо из друзей? Отправятся за границу на месяц-другой?

– Нет. Я ведь знаю, что ты ждешь не дождешься, чтобы они вернулись домой. Кроме того, я видел твои отметки в календаре. Уж лучше я поговорю с Гибсоном и попрошу его забрать свою дочь, поскольку это причиняет нам определенные неудобства…

– Мой дорогой Роджер! Прошу тебя не делать ничего подобного. Это было бы крайне невежливо с нашей стороны. Получится, что все, что я сказала ему вчера, – ложь от первого до последнего слова. Пожалуйста, не надо. Ради меня не ставь нас в неудобное положение перед мистером Гибсоном!

– Ну, ну, успокойся. Не стоит волноваться из-за таких пустяков. – Сэр Хэмли испугался, что с нею случится нервический припадок. – Я поговорю с Осборном, когда он приедет домой, и скажу ему, что буду очень недоволен, если случится что-нибудь подобное.

– А Роджер слишком увлечен своей естественной историей, сравнительной анатомией и тому подобным, чтобы влюбиться хотя бы в саму Венеру. К тому же он не обладает ни глубиной чувств, ни воображением Осборна.

– Как знать, как знать… С нынешними молодыми людьми ни в чем нельзя быть уверенным! Хотя с Роджером все как раз довольно просто. Он должен понимать, что еще много лет не сможет жениться.

Весь остаток этого дня сквайр старался держаться подальше от Молли, чувствуя себя негостеприимным предателем. Но девушка решительно отказывалась замечать его отчуждение и была очень весела и убедительна в своем поведении желанной гостьи. Казалось, она ни на мгновение не усомнилась в благорасположении сэра Хэмли, несмотря на всю его угрюмую неприветливость, и уже к следующему дню совершенно покорила сердце сквайра, так что они вновь вернулись к прежним беззаботным отношениям. За завтраком в то утро сквайр передал жене письмо, та прочла его и вернула супругу, не сказав ни слова относительно его содержимого, но…

– Какая удача!

– Да! Как кстати!

Молли и в голову не пришло соотнести эти восклицания с новостью, которую немного погодя сообщила ей миссис Хэмли, а именно, что ее сын Осборн получил приглашение погостить у своего друга в окрестностях Кембриджа, после чего оба намеревались совершить поездку на континент. В результате он не сможет присоединиться к своему брату Роджеру, когда тот приедет домой.

Молли преисполнилась сочувствия.

– О, какая незадача! Мне очень жаль!

Миссис Хэмли про себя порадовалась тому, что ее супруга не оказалось рядом, поскольку Молли говорила совершенно искренне, от всей души.

– Вы так долго ждали его приезда. Боюсь, это станет для вас большим разочарованием.

Миссис Хэмли улыбнулась… с облегчением.

– Да! Разумеется, мы разочарованы, но при этом должны думать о том, чтобы Осборн получил удовольствие. Кроме того, учитывая его поэтический склад ума, он будет писать нам очаровательные дорожные письма. Бедный мальчик! У него ведь сегодня экзамен! Но мы с его отцом уверены, что он получит отличный балл по математике. Вот только… я очень скучаю по нему, своему дорогому мальчику. Но, пожалуй, так будет лучше.

Подобный спич поверг Молли в некоторое недоумение, но вскоре она и думать о нем забыла. Правда, она тоже испытывала легкое разочарование, оттого что ей не доведется увидеть этого красивого и талантливого молодого человека, героя своей матери. Время от времени в своих девичьих мечтах она пыталась представить себе, какой он на самом деле и как изменился прелестный мальчишка с рисунка в гостиной миссис Хэмли за те десять лет, что минули с момента его написания, читает ли он вслух стихи, в том числе собственного сочинения. Однако же в бесконечных женских хлопотах Молли скоро позабыла о своем разочаровании, и лишь на следующее утро оно вновь напомнило о себе как нечто не столь приятное, как она себе представляла, после чего окончательно растаяло, хотя и не без ее сожаления. Пребывание Молли в Хэмли подразумевало выполнение мелких и необременительных обязанностей, которые легли бы на хозяйскую дочь, если бы таковая существовала в действительности. Она готовила завтрак для сквайра и с радостью относила бы некое его подобие мадам, если бы эта ежедневная рутина не принадлежала сквайру, который ревностно оберегал ее от чужих посягательств. Она читала ему вслух заметки, напечатанные в газете мелким шрифтом, и статьи по финансовым и коммерческим вопросам, включая новости хлебной биржи и денежного рынка. Она неспешно гуляла с ним по саду, попутно собирая свежие цветы, дабы украсить ими гостиную на тот случай, если миссис Хэмли соблаговолит сойти вниз. Она составляла мадам компанию, когда та решала прокатиться в закрытом экипаже, и они вместе читали поэмы и легкую литературу в приватной гостиной миссис Хэмли наверху. Она весьма недурно освоила криббедж и, при некотором желании, запросто могла обыграть сквайра. Помимо всего этого, Молли еще и придумывала для себя собственные развлечения. Уединяясь в гостиной, она ежедневно по часу практиковалась в игре на огромном старом фортепьяно, поскольку обещала это миссис Эйре. А еще она полюбила бывать в библиотеке, где отодвигала тяжелые запоры на ставнях, если служанка забывала об этом, и забиралась на лестницу, чтобы, сидя на ступеньке, на долгое время с головой уйти в какую-нибудь книгу из старинной английской классики. Для счастливой девушки семнадцати лет летние деньки казались слишком короткими.