Читать книгу Герцог полуночи - Элизабет Хойт - Страница 2

Граф Брайтмор обладал самыми разными качествами, был, между прочим, уважаемым пэром, к тому же весьма богатым. А в свои лучшие минуты он являлся еще и христианином, возможно, не самым примерным, ибо ему, к сожалению, не хватало одного важного качества: увы, граф не был внимательным отцом.

– Папа, вчера за обедом я сказала тебе, что сегодня вечером должна посетить бал у виконта д'Арка – напомнила Пенелопа отцу, когда они стояли в огромном холле Брайтмор-Хауса в ожидании экипажа; а горничная Блэкберн тем временем возилась с бантом на короткой накидке хозяйки.

– Я думал, ты была там прошлым вечером, – буркнул граф, крупный мужчина с голубыми глазами навыкате и длинным носом – почти до самого подбородка. Он только что прибыл домой со своим секретарем – морщинистым маленьким человечком, обладавшим поразительными математическими способностями.

– Нет, дорогой папа. – Пенелопа закатила глаза. – Прошлым вечером я обедала у леди Уотерс.

Артемис почувствовала, что тоже готова закатить глаза, но сдержалась. Ведь прошедшей ночью их едва не убили в Сент-Джайлзе, и они, конечно же, не были в столовой леди Уотерс. Более того, леди Уотерс вообще могло не быть в городе в это время, а Пенелопа… Ох, она врала с захватывающей дух виртуозностью.

– Э-э… Что ж, ты изысканно выглядишь, Пенни, – заметил граф.

Просияв, Пенелопа покрутилась перед отцом, чтобы продемонстрировать свое новое платье из атласной парчи лимонного цвета, богато украшенное вышивкой из сине-красно-зеленых цветочных букетиков. На шитье платья ушел месяц, и стоило оно больше того, что девяносто процентов лондонцев зарабатывали за год.

– И ты тоже, Артемис, – с рассеянным видом добавил граф. – Да-да, совершенно очаровательно выглядишь.

– Спасибо, дядя. – Артемис сделала реверанс.

Неожиданно она поняла, насколько эта ее жизнь отличалась от той, прежней. Тогда они вчетвером жили за городом – она, Аполло, папа и мама. Их дом был небольшим, и они не устраивали ни вечеринок, ни тем более балов. И сейчас Артемис с удивлением осознала, что начала привыкать к посещению светских приемов – и даже ждала возможности побывать на очередном.

Артемис невольно улыбнулась. Конечно, она была благодарна графу, который в действительности доводился ей дальним кузеном, а не дядей. Когда ее родители были живы, она никогда не встречалась ни с ним, ни с Пенелопой, но тем не менее он взял ее в свой дом, когда общество отвернулось от нее. При отсутствии приданого и с клеймом наследственного безумия у нее не было надежды выйти замуж и иметь собственный дом. Однако она не могла забыть то, что граф отказался – категорически, не оставив ни малейшей надежды на изменение своего решения, – помочь и Аполло. Самое большее, что он пожелал для него сделать, – устроил так, чтобы Аполло побыстрее отправили в Бедлам, вместо того чтобы заключить в тюрьму. Для графа Брайтмора это было совсем не сложно: никто не хотел, чтобы аристократа повесили за убийство. Сливки общества такого не вынесли бы – даже несмотря на то, что упомянутый аристократ никогда не появлялся в свете.

– На этих ваших танцах ты вскружишь головы всем юным джентльменам, – снова обратился граф к дочери, внимательно взглянув на нее. – Только постарайся, чтобы у тебя она тоже не закружилась.

Возможно, он лучше знал Пенелопу, чем казалось Артемис.

– Не бойся, папа. – Пенелопа чмокнула отца в щеку. – Я только собираю чужие сердца, но не отдаю свое.

– Хм… – рассеянно откликнулся граф, так как его секретарь в этот момент шептал ему что-то на ухо. – Тогда до завтра, хорошо?

– Да, дорогой.

Несколько секунд спустя Пенелопа и Артемис вышли за дверь.

– Не понимаю, почему мы не взяли Бон-Бона, – заговорила Пенелопа, когда экипаж отъехал. – Его шерсть прекрасно оттеняла бы это платье.

Бон-Бон был маленьким, белым и очень старым песиком Пенелопы. Артемис не представляла, каким образом он «оттенял» бы платье кузины. Спорить, однако, не хотелось, поэтому Артемис пробормотала:

– Да, возможно… – Но его белая шерсть пристала бы к твоей юбке.

– О-о!.. – Пенелопа нахмурилась и кокетливо надула губки, похожие на розовый бутон. – Я думаю, не завести ли мне мопса. Но они есть у всех – они вполне обычны. Да и желтовато-коричневый цвет совсем не так заметен, как белый Бон-Бон.

Артемис мысленно вздохнула, удержав при себе свое мнение о выборе собаки, а Пенелопа принялась щебетать о собаках, фасонах платьев и домашней вечеринке в загородном поместье герцога Уэйкфилда, в которой они вскоре примут участие. Чтобы поддерживать разговор, от Артемис требовалось только время от времени кивать; она думала об Аполло и о том, что в это утро он показался ей очень уж худым. А ведь он – крупный мужчина; во всяком случае, прежде был таким. В Бедламе же щеки у него ввалились, глаза запали, а на запястьях выпирали кости. Она должна больше платить надзирателям, должна приносить брату больше еды, должна принести ему другую одежду… Но все это – лишь временное решение проблемы, и она боялась, что если не найдет способ вытащить брата из Бедлама, то тогда… Еще год он там не выдержит!

Артемис тихо вздохнула, а Пенелопа продолжила болтать о бельгийских кружевах.

Спустя полчаса они вышли из экипажа перед сияющим огнями величественным особняком.

– Действительно, жаль, – сказала Пенелопа, встряхивая юбки.

– Что?… – Артемис нагнулась, чтобы расправить ей сзади подол.

– Лорда д'Арка. – Кузина указала на роскошный особняк виконта. – Красивый мужчина, к тому же богатый – в общем, почти совершенство.

– Но не совсем? – Артемис наморщила лоб, стараясь уследить за беспорядочным ходом мыслей кузины.

– Разумеется, глупышка, – ответила Пенелопа, шествуя к парадной двери. – Он ведь не герцог, верно? О, по-моему, это лорд Физерстоун!

Артемис последовала за Пенелопой, порхнувшей навстречу молодому лорду. У Джорджа Физерстоуна, барона Физерстоуна, были большие голубые глаза с густыми, загнутыми вверх ресницами и пухлые красные губы, так что, если бы не тяжелый подбородок и длинный нос, то его можно было бы принять за девушку. На нем был бордовый сюртук, а его золотистый жилет отливал пурпуром и ярким лиственно-зеленым цветом. Многие леди из лондонского высшего общества считали его очень привлекательным, хотя Артемис находила наглый блеск его голубых глаз просто отвратительным.

– Леди Пенелопа! – шумно обрадовался лорд Физерстоун и, остановившись на мраморной лестнице, отвесил замысловатый поклон. – Что нового?

– Милорд, рада сообщить вам, что я побывала в Сент-Джайлзе, – доложила Пенелопа, протягивая ему руку.

Лорд Физерстоун склонился к ее руке и, задержавшись на секунду дольше положенного, взглянул на девушку сквозь густые ресницы.

– И выпили рюмку джина?

Пенелопа со смехом раскрыла веер.

– Все было гораздо интереснее, милорд. – Усмехнувшись, она опустила веер. – Я встретила Призрака Сент-Джайлза!

– Что вы говорите?! – Глаза лорда Физерстоуна округлились.

– Это чистейшая правда. Моя компаньонка, мисс Грейвс, может подтвердить.

Артемис сделала реверанс, затем сказала:

– Да, милорд, все так и было.

– Это удивительно, миледи!.. – Лорд Физерстоун так широко раскинул руки, что покачнулся, и Артемис даже испугалась, что он потеряет равновесие на лестнице. Но виконт удержался и поставил одну ногу на следующую ступеньку. – Дьявол в маске сражен красотой девушки? – Он взглянул на Пенелопу с лукавой улыбкой. – Значит, вы сразили его, не так ли, миледи?

Артемис нахмурилась. «Сразить» – довольно сомнительное слово, которое можно истолковать…

– Добрый вечер, миледи, милорд… – послышался чей-то бархатистый голос.

Артемис тотчас обернулась и увидела приближавшегося к ним герцога Уэйкфилда, высокого и худощавого, в элегантном белом парике и строгом черном костюме. Падавший из особняка свет создавал смутные зловещие тени у него на лице, подчеркивая правильные черты – резкие темные линии бровей и расположенный пониже крупный прямой нос, спускавшийся к тонкой линии губ. Среди светских леди герцог Уэйкфилд не считался таким же привлекательным, как лорд Физерстоун, но если бы можно было взглянуть на него, забыв о самом человеке, то оказалось бы, что он очень даже красивый мужчина. Однако красота его была холодной и строгой, без какого-либо намека на мягкость, способную сгладить резкие черты его лица.

При этой мысли Артемис невольно вздрогнула. Нет, герцог Уэйкфилд никогда не станет женским любимцем. Что-то в нем настолько противоречило женскому представлению об идеальном мужчине, что он чуть ли не отпугивал слабый пол. Он явно не принадлежал к тем людям, которыми можно управлять, пользуясь нежностью, красотой и ласковыми словами. Он подчинится – если предположить, что он вообще способен подчиняться, – только по собственной воле.

– О, ваша светлость… – Пенелопа сделала кокетливый реверанс, а Артемис более сдержанно присела рядом с ней. – Как приятно видеть вас сегодня вечером!

– Рад встрече, леди Пенелопа. – Герцог наклонился к ее руке и тут же выпрямился. Его темные глаза не выражали никаких эмоций – ни положительных, ни отрицательных. – Я правильно услышал о Призраке Сент-Джайлза?

Пенелопа облизнула губы, что должно было выглядеть соблазнительно, но Артемис показалось, что ее кузина, по-видимому, сильно нервничала.

– О, это было грандиозное приключение, ваша светлость. Прошедшей ночью я встретила в Сент-Джайлзе самого Призрака!

Герцог молча смотрел на нее. Смотрел, не произнося ни слова.

Артемис мысленно вздохнула. Пенелопа, очевидно, не сознавала, что ее проказа может не понравиться герцогу.

– Кузина, быть может, нам следует…

– Леди Пенелопа обладает удивительным мужеством, достойным великой Британии, – перебил Артемис лорд Физерстоун. – Ее безукоризненные манеры, изящество и красота не могут не вызывать восхищения. Миледи, прошу вас принять эту безделушку как свидетельство моего преклонения перед вами.

Лорд Физерстоун опустился на одно колено и протянул Пенелопе свою украшенную драгоценными камнями табакерку. Артемис же на мгновение отвернулась, чтобы никто не увидел презрительную усмешку на ее губах. «Какой же он глупец, этот Физерстоун!» – мысленно воскликнула она.

Пенелопа потянулась за табакеркой, но герцог ее опередил. Забрав табакерку из руки лорда Физерстоуна, он поднял ее к свету. Сделанная из золота, она имела овальную форму, а на крышке был маленький круглый медальон с изображением девушки, окруженный жемчужинами.

– Очень симпатичная… – протянул его светлость. Повернувшись к Пенелопе, он добавил: – Но эта вещица вряд ли стоит вашей жизни, миледи. Надеюсь, вы больше не станете ею рисковать ради подобного пустяка.

Он бросил коробочку Пенелопе, но девушка совершенно растерялась, поэтому Артемис пришлось быстро и не слишком грациозно броситься на помощь. К счастью, она успела подхватить табакерку, не дав ей упасть на пол. Выпрямившись, Артемис встретила взгляд герцога и на мгновение замерла в смущении. Ведь она относилась к тем, кому положено стоять в сторонке и ничего не предпринимать; да и джентльмены редко замечали компаньонок богатых леди. И вот сейчас…

Если бы у нее спросили, какого цвета глаза у его светлости, она ответила бы, что они темные. И они были именно такими – очень темными, почти черными, но… не совсем. Глаза у герцога Уэйкфилда были удивительные – темно-карие, бархатистые, как свежесваренный кофе, как отполированное ореховое дерево, и они производили приятное впечатление, вот только… Глаза эти были холодными, как металл зимой, и казалось, что от взгляда этих глаз замерзала душа.

– Очень ловко, мисс Грейвс, – прервал молчание герцог и, повернувшись, пошел вверх по лестнице. А Артемис в недоумении смотрела ему вслед – когда он успел узнать ее имя?

– Самовлюбленный болван. – Лорд Физерстоун произнес это так громко, что герцог, должно быть, услышал, однако не подал виду и скрылся в особняке. – Миледи, – обратился лорд Физерстоун к Пенелопе, – я должен принести вам извинения за грубость герцога. Могу только предположить, что этот человек перестал понимать шутки и превратился в старика, не дожив и до сорока лет. Или до пятидесяти? Клянусь, герцог вполне может быть таким же старым, как мой отец.

– Конечно же нет! – Леди Пенелопа нахмурилась, как будто и в самом деле поверила, что герцог внезапно постарел. – Ему не может быть больше сорока, правда?

Вопрос был адресован Артемис, и та ответила:

– Я уверена, что его светлости не больше тридцати трех. – Тихонько вздохнув, она убрала табакерку в карман, чтобы потом отдать ее Пенелопе – если не позаботиться о подарке, кузина непременно забудет его на балу или в экипаже.

– Правда?! – обрадовалась Пенелопа. Потом заморгала и спросила: – Но откуда ты знаешь?

– Его сестры мимоходом упоминали об этом, – ответила Артемис. Пенелопа и сама была дружна – во всяком случае, знакома – с леди Геро и леди Фебой, но не в ее привычках было слушать, а уж тем более запоминать, то, что говорили ее подруги.

– А-а… понятно. Что ж, это хорошо, – кивнула Пенелопа. Она тут же приняла предложенную лордом Физерстоуном руку и направилась в дом.

В холле их встретили одетые в ливреи слуги, взявшие у них верхнюю одежду, и они поднялись по парадной лестнице на верхний этаж, в бальный зал лорда д'Арка. Зал этот походил на сказочную страну: под ногами блестел пол из бело-розового мрамора; над головой сияли хрустальные люстры; огромные вазы были наполнены оранжерейными гвоздиками – розовыми всех оттенков, белыми и темно-красными, – насыщавшими воздух резким пряным запахом; в дальнем конце бального зала оркестр уже что-то играл, и гости в нарядах всех цветов радуги грациозно двигались в танце словно некие сказочные существа.

Артемис с досадой поморщилась, подумав о своем скромном платье. Оно было коричневое, так что если остальные гостьи казались феями, то она, очевидно, являлась злобным троллем. Это платье появилось у нее в первый год жизни у Пенелопы и графа, и с тех пор Артемис надевала его на все балы, которые посещала со своей кузиной. Но ведь она – всего лишь компаньонка, ей положено держаться на заднем плане, и она делала это с завидным искусством, хотя и без особого удовольствия.

– Все прошло хорошо, – весело объявила Пенелопа.

– Прости, ты о чем? – Артемис заморгала, подумав, не пропустила ли она чего-то, когда толпа вокруг них стала плотнее и разъединила их с лордом Физерстоуном.

– Про Уэйкфилда, – ответила Пенелопа, раскрыв свой искусно расписанный веер.

Артемис взглянула на нее с удивлением.

– Ты считаешь, что наша встреча с герцогом прошла хорошо?

– Конечно же нет! – воскликнула Артемис.

– Разумеется. – Пенелопа резким движением сложила веер и похлопала им компаньонку по плечу. – Ведь ревнует!

Артемис в изумлении уставилась на свою красавицу-кузину. Когда герцог уходил от них, она мысленно подобрала несколько слов для описания его выражения: насмешка, презрение, самодовольство, надменность… А сейчас, думая об этом, она была совершенно уверена, что могла бы предложить еще с дюжину определений, но все же «ревности» среди этих слов не было.

– Я не уверена… – осторожно начала Артемис, прочистив горло.

– О, леди Пенелопа! – Джентльмен с небольшим животиком, растягивающим пуговицы его элегантного костюма, остановился прямо перед ними. – Вы прекрасны как летняя роза!

– Благодарю вас, ваша светлость. – Пенелопа надула губки при этом довольно банальном комплименте. – Полагаю, вы преувеличиваете.

– Что вы, что вы!.. Нет, конечно же. Я уверен, что вы, мисс Грейвс, – герцог Скарборо повернулся к Артемис и подмигнул ей, – в добром здравии.

– Конечно, ваша светлость, – улыбнулась Артемис, делая реверанс.

Герцог был среднего роста, но слегка сутулился и от этого казался ниже. Он был в белоснежном парике, в отличном костюме цвета шампанского и в туфлях с бриллиантовыми пряжками – говорили, герцог вполне мог себе это позволить. А еще ходили слухи, что он искал себе новую жену, так как герцогиня умерла несколько лет назад. К сожалению, Пенелопа, если и могла простить этому мужчине сутулость и небольшой животик, была совершенно непреклонной в отношении его возраста – герцогу Скарборо в отличие от герцога Уэйкфилда было уже за шестьдесят.

– Я должна тут встретиться с подругой, милорд. – Пенелопа сделала шаг в сторону, пытаясь избавиться от герцога.

Но герцог, двигаясь с поразительным для своего возраста проворством, каким-то образом ухитрился схватить руку Пенелопы и положить ее себе на локоть.

– Тогда я буду иметь удовольствие проводить вас к ней.

– О-о… милорд, но мне очень хочется пить, – нашлась с ответом Пенелопа. – Не будете ли вы, ваша светлость, столь добры, не принесете ли мне чашку пунша?

– С превеликим удовольствием, миледи, – отозвался герцог, но Артемис показалось, что она заметила в его глазах веселые искорки. – Впрочем, я уверен, что ваша компаньонка не станет возражать против такой работы. Правда, мисс Грейвс?

– Да, конечно, – пробормотала Артемис, улыбнувшись.

Хотя Пенелопа являлась ее хозяйкой, Артемис симпатизировала пожилому герцогу – впрочем, он не просил ее помочь завоевать Пенелопу. Притворившись, что не слышит злобного шипенья кузины, Артемис повернулась и, медленно обходя танцующих, направилась к комнате с напитками, находившейся в другом конце бального зала. У нее на губах все еще играла легкая улыбка, когда она услышала зловещий раскатистый голос:

– Мисс Грейвс, могу я поговорить с вами?!

«Этого следовало ожидать», – подумала она и, повернув голову, увидела холодные темно-карие глаза герцога Уэйкфилда.

– Я удивлена, что вам известно мое имя, – сказала мисс Артемис Грейвс. И действительно, она была не из тех женщин, на которых мужчины обращали внимание и которыми интересовались.

Глядя на стоявшую перед ним мисс Грейвс, Максимус говорил себе: «Да, она и впрямь одна из тех неприметных женщин-компаньонок, незамужних тетушек, бедных родственниц, то есть из тех, кто всегда остается позади, кто тихо прячется в тени. Такие женщины есть в доме каждого состоятельного человека, потому что долг джентльмена – заботиться о таких по мере возможности. Однако женщины такого типа не привлекают мужчин, не выходят замуж и не рожают детей. В сущности, они вообще не имеют пола. Нет повода замечать подобную ей женщину».

Тем не менее он, Максимус, ее заметил.

Он и до прошлой ночи знал, что мисс Грейвс, всегда одетая в невзрачное платье – коричневое или серое, – постоянно следует за своей кузиной. Она редко разговаривала – во всяком случае, он почти никогда ее не слышал, – но обладала искусством молча наблюдать. И она ничем не привлекала его внимание – до прошлой ночи.

В самой опасной части Лондона она осмелилась обнажить против негонож и смотрела без всякого страха; причем ему тогда показалось, что ее освещал яркий свет. Да и сейчас ее фигура выделялась в толпе, и он снова видел ту самую «ночную» женщину. Вроде бы самое обычное лицо, то есть совершенно ничего примечательного, если бы не огромные и очень красивые темно-серые глаза. А ее каштановые волосы были собраны на затылке в аккуратный узел. Да-да, кроме глаз – ничего особенного, но почему-то он чувствовал, что его все сильнее к ней влекло.

– Я слушаю вас, ваша светлость. – Она вопросительно взглянула на него.

Нарушив, наконец, молчание, герцог проговорил:

– О чем вы думали, позволив леди Пенелопе ночью бродить по Сент-Джайлзу?

Многие из его знакомых дам разразились бы слезами при таком к ним обращении, но мисс Грейвс с невозмутимым видом ответила:

– Не понимаю, почему вы решили, что я могу каким-то образом влиять на поведение моей кузины.

Замечание вполне справедливое, но Маркус все же возразил:

– Вы должны знать, насколько опасен этот район Лондона.

– О, ваша светлость, конечно, я знаю. – С этими словами Артемис снова зашагала в сторону комнаты с напитками, и герцогу пришлось пойти рядом с ней. Немного помолчав, он продолжал:

– Тогда вам следовало бы убедить свою кузину отказаться от такого глупого поступка.

– Боюсь, что у вашей светлости слишком оптимистичный взгляд на вещи. Вы, наверное, не знаете, как упряма моя кузина, и, конечно же, преувеличиваете мое собственное влияние на нее. Если Пенелопе приходит что-то в голову, то никто ее не переубедит. Поверьте, когда лорд Физерстоун произнес слова «пари» и «впечатляющий», все уже было решено, – добавила мисс Грейвс с едва заметной усмешкой, придававшей ее лицу необъяснимую привлекательность.

– Тогда это вина Физерстоуна, – нахмурился герцог.

– Да, конечно, – согласилась мисс Грейвс с неуместной радостью.

Герцог еще больше помрачнел. По-видимому, эту женщину нисколько не беспокоило, что из-за ее кузины они обе едва не погибли в Сент-Джайлзе.

– Следует убедить леди Пенелопу, что ей не надо общаться с джентльменами, подобными Физерстоуну.

– Да-да, конечно. И с леди – тоже.

– С леди? – переспросил герцог.

– Некоторые из самых ее безрассудных идей подсказывают моей кузине дамы, ваша светлость.

– А-а… понятно. – Искоса взглянув на собеседницу, Максимус отметил, что у нее густые черные ресницы – гораздо темнее, чем ее волосы. Может, она чем-то красила их?…

А Артемис со вздохом продолжала:

– В прошлый сезон Пенелопу убедили, что живая птица станет замечательным украшением.

– Птица?… – изумился герцог.

– Да, лебедь, если точно.

Максимус внимательно посмотрел на мисс Грейвс, но она выглядела совершенно серьезной. Что ж, если она все-таки затеяла с ним какую-то игру, то делала это весьма искусно. Но у такой женщины, как она, конечно же, существовало множество причин. чтобы научиться скрывать свои мысли и чувства. Можно сказать, что именно это от нее и требовалось.

– Я никогда не видел леди Пенелопу с лебедем, – пробормотал герцог.

Она бросила на него быстрый взгляд, и он заметил, что у нее едва заметно приподнялись уголки рта.

– Но это продолжалось всего неделю. Пока не выяснилось, что лебеди шипят и клюются.

– Лебедь клюнул леди Пенелопу?

– Нет, не ее, а меня.

Максимус нахмурился, внезапно представив, как кожа мисс Грейвс потемнела от синяка, и эта картина ему совсем не понравилась. Интересно, как часто она страдала, выполняя свои обязанности компаньонки леди Пенелопы?

– Честно говоря, иногда я думаю, что мою кузину следует держать взаперти для ее же блага, – пробормотала мисс Грейвс. – Но ведь этого нельзя делать, правда?

Конечно, нельзя. Да и не похоже, чтобы сама мисс Грейвс смогла бы найти другой источник средств к существованию – где-нибудь вдали от своей опасно легкомысленной кузины. Наверное, плохо, что жизнь устроена подобным образом… Впрочем, его, Максимуса, это не касается.

– Ваш рассказ еще раз подтверждает, что вам необходимо найти способ отговаривать леди Пенелопу от самых опасных ее затей.

Мисс Грейвс тихо вздохнула.

– Я пыталась – и пытаюсь. Но ведь я – всего лишь ее компаньонка.

– А не подруга? – Максимус посмотрел на нее. Было очевидно, что эта женщина обладала незаурядным характером.

И тут она снова едва заметно улыбнулась. Возможно, мисс Грейвс специально научилась улыбаться не слишком широко, чтобы не проявлять открыто своих чувств.

– Да, я ее подруга. Родственница и подруга. Я очень привязана к Пенелопе – и… думаю, что и она любит меня. Но в первую очередь я ее компаньонка. Мы никогда не будем равными, потому что мое положение всегда будет ниже, чем ее. Поэтому я могла только предложить не ходить в ту ночь в Сент-Джайлз, но не могла запретить ей это.

– И вы всегда идете туда, куда идет она?

– Да, ваша светлость. – Артемис опустила голову.

Конечно, он все это знал, однако почувствовал, что поведение леди Пенелопы… возмутило его. Максимус отвернулся и пробормотал:

– Когда ваша кузина выйдет замуж, муж обуздает ее. И тогда ей ничто не будет грозить. – «Вам ничто не будет грозить», – добавил он мысленно.

– Возможно. – Запрокинув голову, Артемис взглянула на герцога. Конечно же, она понимала его намерения в отношении Пенелопы.

– Да, непременно обуздает. – Он пристально посмотрел на нее.

– Полагаю, это было бы лучше всего. – Артемис пожала плечами. – Но если бы Пенелопа мне тогда подчинилась, то мы не смогли бы встретиться с такой интересной личностью, как Призрак Сент-Джайлза.

– Вы превращаете опасность в развлечение.

– Может быть, и так, ваша светлость. Но все-таки должна признаться: это было захватывающее приключение. Ведь Призрак…

– Он насильник и убийца, – перебил герцог.

– Честно говоря, я в этом не уверена. – немного помолчав, Артемис спросила: – Могу я доверить вам секрет, ваша светлость?

Когда леди задавали ему такой вопрос, они обычно делали это с намерением пофлиртовать, но на лице мисс Грейвс сохранялось вполне серьезное выражение, и ему стало любопытно.

– Да, конечно, – кивнул Максимус.

Они оба остановились.

– Я почти уверена, что Призрак – человек благородного происхождения.

Он старался выглядеть спокойным, хотя сердце его быстро забилось. «Что же я мог упустить?» – думал герцог.

– Почему? – спросил он.

– Потому что той ночью он кое-что оставил у меня.

– Что именно? – Ужас сдавил ему грудь.

На губах мисс Грейвс снова промелькнула неуловимая улыбка – таинственная, пленительная, удивительно женственная.

– Перстень-печатку, – ответила она.

Лицо герцога Уэйкфилда словно окаменело. «О чем же он сейчас думает?» – спрашивала себя Артемис. Она с некоторым смущением признала, что очень хотела бы знать, что он думал о ней. Может, осуждал ее легкомысленное отношение к Призраку Сент-Джайлза? Или находил для себя оскорбительным ее предположение, что негодяй в маске мог быть аристократом?

Еще секунду Артемис всматривалась в его лицо, а потом снова зашагала вдоль стены зала. Она решила, что вряд ли имело значение, что герцог думал о ней. Ведь он прежде никогда не изъявлял желания поговорить с ней. И едва ли когда-нибудь снова захочет это сделать. Да-да, они вращались на разных орбитах. «Более того, мы вращаемся в разных галактиках», – мысленно усмехнулась Артемис.

– Вы идете за напитком для леди Пенелопы? – прозвучал у ее плеча его приятный раскатистый голос.

– Да, вы правы.

– Я помогу вам. – Он повернулся к слуге, разливавшему по бокалам пунш, и щелкнул пальцами. – Три, пожалуйста.

Слуга тотчас же наполнил пуншем три бокала.

– Вы очень добры, ваша светлость, – сказала Артемис.

Он криво усмехнулся.

– Вы же знаете, что это не так.

– Не так?… – Она бросила на него вопросительный взгляд.

– Вы производите впечатление очень неглупой женщины, мисс Грейвс. И вы знаете, что я ухаживаю за вашей кузиной. Так что мое предложение помочь вам – это только способ снова встретиться с ней сегодня вечером.

На это нечего было возразить, поэтому Артемис промолчала, и они, взяв три бокала пунша, отправились в обратный путь.

– Скажите, мисс Грейвс, – снова заговорил герцог, – вы одобряете мое ухаживание за вашей кузиной?

– Не думаю, ваша светлость, что мое одобрение могло бы иметь какое-либо значение, – отрезала Артемис с неожиданным для нее самой раздражением. Он что, оказывает ей честь?

– Не думаете? – Герцог улыбнулся. – Но вы же знаете, я вырос в доме, полном женщин, не так ли? Именно поэтому я прекрасно понимаю: несколько ваших рассудительных слов на ушко кузине могут спутать все мои карты.

Артемис в изумлении смотрела на герцога.

– Вы, ваша светлость, приписываете мне такое влияние, которого у меня просто быть не может.

Он снова улыбнулся.

– Вы скромничаете, мисс Грейвс.

– Поверьте, нет.

– Хм-м… – Они приближались к Пенелопе, все еще беседовавшей с лордом Скарборо, и герцог Уэйкфилд внимательно смотрел на нее. – Но вы не ответили на мой вопрос: вы одобряете мое ухаживание?

– Вам нравится Пенелопа? – Артемис взглянула на герцога, понимая, что в ее положении следует вести себя осторожно.

– А для леди Пенелопы это имеет какое-то значение?

Артемис пожала плечами.

– Полагаю, что нет. Но я уверена, ваша светлость, что это имеет значение для меня.

Тут Пенелопа обернулась и, увидев их, просияла улыбкой.

– О, Артемис, наконец-то! Клянусь, я умираю от жажды. – Она взяла у Артемис стакан и поверх него посмотрела сквозь ресницы на Уэйкфилда. – Вы пришли, чтобы еще поругать меня, ваша светлость?

Он поклонился и, шагнув к ней поближе, что-то тихо сказал.

Артемис же отступила на шаг, потом еще на один. В этом театре было только трое актеров – Пенелопа, Уэйкфилд и Скарборо. А она просто подметала сцену.

Отвернувшись от этой троицы, Артемис окинула взглядом зал. У стены стояло несколько стульев для пожилых гостей и для таких, как она. Отыскав знакомое лицо, Артемис направилась в ту сторону.

– Не хотите ли пунша, милледи? – спросила она.

– О, с удовольствием! – Батильда Пиклвуд, полная дама с круглым розовым лицом, обрамленным седыми локонами, держала на коленях маленького черно-бело-рыжего спаниеля, настороженно осматривавшего бальный зал. – Я как раз подумала, что нужно сходить за пуншем.

Мисс Пиклвуд сделала глоток, Артемис же протянула руку к спаниелю по кличке Миньон. Тот вежливо лизнул ее пальцы, а она поинтересовалась:

– А леди Фебы здесь нет?

– Вы же знаете, что она не посещает многолюдных собраний. – Мисс Пиклвуд с сожалением покачала головой. – Сегодня вечером я здесь с моей хорошей подругой, миссис Уайт.

Молча кивнув, Артемис села рядом с пожилой дамой. Она, конечно, знала, что младшая из сестер герцога не посещала многолюдных вечеров, но все же надеялась ее увидеть. Ей вдруг пришла в голову прекрасная мысль, и она спросила:

– Но ведь леди Феба будет на домашнем приеме своего брата?

– О да. Она с нетерпением ждет его, хотя герцог, боюсь, не очень-то рад. – Мисс Пиклвуд усмехнулась. – Он терпеть не может домашние вечера – да и вообще любые приемы. А я только что видела вас с Максимусом.

Артемис понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, что Максимус – имя герцога Уэйкфилда. Смешно думать, что у герцога может быть имя, но оно ему подходило. Она представляла себе герцога беспощадным римским полководцем, но мисс Пиклвуд, разумеется, могла называть его по имени – ведь она приходилась герцогу дальней родственницей и жила в его доме в качестве компаньонки леди Фебы.

Артемис посмотрела на нее с любопытством. Пауза затягивалась, и она, чтобы не молчать, пояснила:

– Герцог помогал мне отнести пунш Пенелопе.

– М-м-м…

– Мисс Пиклвуд…

– Да, слушаю вас. – Пожилая леди взглянула на нее своими светло-голубыми глазами.

– А когда вы переехали жить к герцогу и леди Фебе?

– О, дорогая, все довольно просто. Это случилось после смерти их родителей.

– Да?… – Артемис потупилась. – Я этого не помню.

– А разве тогда вас здесь не было? Это произошло в тысяча семьсот двадцать первом году. Бедняжке Геро только что исполнилось восемь, а Феба была совсем крошкой, не старше года. Когда я об этом узнала – я жила тогда со своей тетей, – то поняла, что должна к ним приехать. Кто еще мог присмотреть за этими детьми? Ни у покойного герцога, ни у бедной Мэри – это мать Максимуса – не оставалось в живых ни братьев, ни сестер. Да, я сразу же приехала и обнаружила в доме полный хаос. Слуги были не в себе, а поверенные, занимавшиеся землями, деньгами и прочим наследством, не замечали, что мальчик почти не встает с постели. Я заботилась о девочках и, как могла, помогала Максимусу. К сожалению, он даже тогда был упрямым. Через некоторое время он заявил, что теперь он герцог и не нуждается ни в няне, ни в гувернантке. Это с его стороны было грубо, но ведь он потерял обоих родителей…

– Хм-м… – Артемис взглянула на герцога, стоявшего рядом с Пенелопой, но глаза его были полуприкрыты, и в них ничего нельзя было прочесть. – Что ж, думаю, это многое объясняет.

– О да. – Мисс Пиклвуд проследила за ее взглядом. – Да-да, несомненно.

Некоторое время они сидели молча, потом мисс Пиклвуд снова заговорила:

– Как видите, жизнь вполне может наладиться…

– Простите… – Артемис не уловила ход мыслей своей собеседницы.

– Благо одинокой леди зависит от доброты ее родственников. – Мисс Пиклвуд печально улыбнулась. – Мы, конечно, не имеем собственных детей, но если повезет, то можно найти тех, кто будет помогать нам в жизни. – Она похлопала Артемис по колену. – В итоге все устроится.

Артемис сидела совершенно неподвижно, потому что ей безумно хотелось сбросить со своего колена ласковую руку мисс Пиклвуд, хотелось вскочить и закричать, хотелось выбежать из зала – и дальше, через парадную дверь на улицу, а потом бежать и бежать, пока она не почувствует, что ей стало лучше.

Конечно, ничего подобного Артемис не сделала, просто вежливо кивнула и спросила у мисс Пиклвуд, не хочет ли та еще пунша.