Читать книгу Южный Тироль. Другая Италия - Елизавета Эбнер - Страница 11

«Отсюда, с границ нашего отечества, мы будем учить других нашему языку, законам и культуре», – так написано на триумфальной арке – памятнике Победы в Больцано (Бозене). Эта надпись должна была выглядеть иначе, но в последний момент «варваров» в оригинальной версии всё-таки решили заменить на менее конкретное «других». Официально сообщалось, что фраза на монументе – воображаемый диалог между римским легионером Друзо (15 год до нашей эры) и пехотинцем битвы на реке Пьяве, где в 1918 году итальянцы блокировали австрийскую армию. Немецкоязычные жители Южного Тироля в историю о воображаемом диалоге не поверили и интерпретировали надпись на памятнике Победы как оскорбительную, демонстрирующую репрессивную политику Италии по отношению к их региону. Учитывая исторический контекст, в котором проходило торжественное открытие монумента, у южнотирольцев были все основания для подобных мыслей. Вот только ирония была в том, что цивилизовать их собирались представители страны, уровень грамотного населения в которой на тот момент был ниже, чем в их совсем небольшом регионе.

В Южном Тироле полным ходом шла кампания по притеснению немецкоговорящих жителей: за неимением итальянских дипломов об образовании население региона массово лишалось работы, их земли заселялись итальянцами, чаще всего приезжавшими с самого юга страны, насильственно менялся архитектурный образ южнотирольских городов. Этторе Толомеи – человек, которого до сих пор называют «могильщиком Тироля», – в 1923 году озвучил в Италии проект закона для Южного Тироля, получивший название «Реформы Джентиле» и распространившийся на все бывшие австрийские земли. В школах, администрациях, ассоциациях – везде было запрещено использование немецкого языка. Местные жители были лишены права на собственную культуру. Процесс языкового фашизма был назван «итальянизацией населения». Даже произносить слово «Тироль» было запрещено. Название региона с Южного Тироля было заменено на Альто-Адидже, а южнотирольские города, деревни, населённые пункты и фамилии местных жителей были переименованы на итальянский манер. Подобной участи чудом удалось избежать только деревне Лана, которая, судя по всему, уже звучала достаточно по-итальянски.

Из Италии в Южный Тироль прислали учителей. Правительство видело в них энтузиастов и колонизаторов, призванных нести модернизированный итальянский образ жизни австрийской провинции. Клаус Гаттерер, патриарх австрийской журналистики XX века, писал, что «итальянские учителя часто были на самом деле намного лучше, чем то мнение, что о них сложилось. Они страдали от атмосферы враждебности, которой их окружали, и социальные контакты в их жизни отсутствовали. Фермеры в деревнях относились к ним подозрительно, особенно к учителям в городской одежде, которую считали аморальной». По итальянской моде 1920—1930-х годов учительницы носили мини-юбки и мужские стрижки, что более чем смущало не привыкших к подобному стилю южнотирольских фермеров. Снимая душевное напряжение от работы в недружелюбно настроенном к ним регионе, преподаватели время от времени кутили по ночам. С утра учителя могли не прийти на работу, а учеников в таких случаях отпускали по домам.

Для того чтобы язык и традиции региона не были потеряны новыми поколениями, энтузиастами среди немецкоязычных преподавателей проводились подпольные занятия, получившие название «катакомбные школы». Одним из их покровителей был католический священник Михаэль Гампер. Он был возмущён тем, что король Витторио Эммануэле III не сдержал обещание об уважении к национальной идентичности южнотирольского народа. Священник, пользуясь покровительством католической церкви, начал создание в регионе немецких издательств, писал и публиковал статьи на немецком языке. Фашистский режим, захвативший Южный Тироль, быстро причислил Гампера к врагам общества номер один, и он вынужден был скрываться от преследований в тосканском монастыре. Тем не менее священник хотя бы остался в живых, а ведь многим другим энтузиастам «катакомбных школ» повезло значительно меньше. За свою деятельность им пришлось умереть. Печально известна история молодой учительницы Анджелы Николетти, скончавшейся в возрасте 25 лет от подхваченного в тюрьме туберкулёза.

Даже позже, во времена нацизма и встреч Гитлера с Муссолини, немецкий в Южном Тироле был под запретом, будто бы язык «избранной нации арийцев» был чем-то незаконным. Жители Южного Тироля, как всегда, находились на границе – теперь уже между двух диктатур. Формально у них был выбор: либо присоединиться к нацистской Германии и уехать из своего дома, либо остаться и испытать на себе все «прелести» фашистского режима.

На этом фоне с большим рвением и желанием уложиться в максимально краткие сроки в Больцано (Бозене) строилась триумфальная арка в неороманском стиле с зловещей надписью на латыни, не предвещавшей для региона ничего хорошего.

Монумент Победы был амбициозной идеей Бенито Муссолини. В итальянском парламенте диктатор заявил, что «в Больцано будет построен памятник памяти Чезаре Баттисти и других мучеников», добавив, что он будет возведён «на том же фундаменте, что и памятник немецкой победе». «Памятником немецкой победе», по версии Муссолини, был Kaiserjager в Больцано (Бозене), или монумент Императорскому тирольскому стрелку, который вообще-то был посвящён памяти погибших, а совсем не «немецкой победе».

В десятую годовщину со дня смерти Чезаре Баттисти и Фабио Фильци, 12 июля 1926 года, примерно на расстоянии восьми метров от фундамента памятника Императорскому тирольскому стрелку состоялась символическая закладка первого камня в фундамент монумента Победы. В торжественной обстановке в присутствии короля Витторио Эммануэле III, маршалов Луиджи Кадорно, Пьетро Бадольо и нескольких министров к первому камню были добавлены ещё два: один был привезён с горы Монте-Корно, где был захвачен Чезаре Баттисти, второй – с горы Монте-Граппа, завоёванной в 1918 году с огромными человеческими потерями, а третий – с Монте-Сан-Микеле, стратегически важной горы, расположенной на итальяно-словенской границе. Связующий строительный раствор был замешан на воде, взятой из реки Пьяве. Первый символический камень памятника Победы был благословлён епископом Тренто – Челестино Эндричи, при том что духовенство Южного Тироля направляло папе Пию XI письменную просьбу о том, чтобы монумент не получил церковного благословения. После начала строительства памятника Победы, а именно 9 июня 1927 года, памятник Императорскому тирольскому стрелку был взорван. Оставшиеся от него блоки были подарены городам, сделавшим пожертвования на строительство монумента Победы. Только четыре скульптуры – работы мастера Франца Эренхофера – были спасены и перевезены в Северный Тироль, а затем помещены в Бергизель.

В день открытия памятника Победы на горе Изель в Инсбруке состоялась демонстрация протеста, в которой приняли участие более 10 000 человек, в том числе и представители Южного Тироля. Эрнеста Биттанти – вдова Чезаре Баттисти – выступила против использования фигуры своего мужа и других ирредентистов в фашистской кампании и на церемонию открытия триумфальной арки демонстративно не пришла. Позднее её дочь Ливия Баттисти не раз будет предлагать переименовать монумент в памятник Памяти и Предупреждения. Несмотря на недовольство семьи Баттисти, в одной из ниш девятнадцатиметровой триумфальной арки всё-таки был размещён бюст сорокадвухлетнего журналиста Чезаре Баттисти, отца троих детей, политика, учёного, ирредентиста и патриота Тренто, казнённого австрийцами. Чезаре Баттисти был героем при жизни и остался им после смерти. Монументы ему были не нужны.

Тройственный союз между Италией, Австро-Венгрией и Германией возник в мае 1882 года. В его основе лежали австро-германский союзный договор от 1 октября 1879 года и союзный договор между Германией, Австро-Венгрией и Италией от 20 мая 1882 года. 6 мая 1891 года союз был возобновлён. Его основными статьями стали II и III, перешедшие из прежних договоров 1882 и 1891 годов без изменений. В них говорилось, что Италия в случае неспровоцированного нападения Франции получит помощь со стороны союзников. Такое же обязательство ляжет на Италию, если Франция нападёт на Германию без прямого вызова со стороны последней. Также если одна или две из договаривающихся сторон без прямого вызова с их стороны подвергнутся нападению и будут вовлечены в войну с двумя или несколькими великими державами, не участвующими в настоящем договоре, то обстоятельства, требующие исполнения договора, наступят одновременно для всех договаривающихся сторон. При этом Тройственный союз согласился с особым заявлением Италии о том, что участие Англии в войне с Тройственным союзом исключает союзничество Италии из-за уязвимости её территории для британского флота. Два договора противоречили друг другу.

В августе 1914 года Тройственный союз был нарушен – Италия объявила нейтралитет и отказалась вступать в войну на стороне Австро-Венгрии и Германии. Италия объясняла своё решение тем, что II и III статьи союзного договора не имеют смысла в сложившейся ситуации: Австро-Венгрия вела наступательную войну, а не оборонительную.

Несмотря на официально объявленный Италией нейтралитет, в стране быстро стали набирать популярность милитаристские тенденции, переросшие в движения, которые призывали вступить в войну, но на стороне Антанты. Возглавили эти движения тирольский социалист из Тренто Чезаре Баттисти и итальянский драматург Габриеле д’Аннунцио. Ряд итальянских депутатов, а также доктор филологии и уроженец Тренто Альчиде де Гаспери считали, что стране в войну вступать не нужно и лучше продолжать придерживаться нейтралитета.

Германия предложила Австро-Венгрии отдать Италии территории, населённые итальянцами. Предполагалось, что это остановит итальянских сторонников войны на стороне Антанты. Голосование по этому вопросу в итальянском парламенте показало неожиданный и обескураживающий результат: за нейтралитет были 320 депутатов, а за войну – 508. 23 мая 1915 года итальянский посол в Вене объявил о начале войны. Италия неделей раньше присоединилась к державам Антанты (России, Англии и Франции) и взяла на себя обязательство вступить в войну против Австро-Венгрии в обмен на территории Трентино, Южного Тироля, Триеста, Истрии и части Далмации. Позиция Австрии по отношению к своему бывшему союзнику будет обозначена кайзером Францем Иосифом I, который в обращении к своему народу сказал, что это «предательство, какого не знает история».

Чезаре Джузеппе Баттисти, рождённый в Тренто в семье состоятельного тирольского коммерсанта и итальянской графини из древнего рода Фоголари, был рад этой войне. С детства он мечтал освободить свою землю от рабства и статуса провинции Габсбургской империи.

Ещё в 1847 году стала набирать силу идея о национальном объединении Италии и освобождении её территорий от «австрийского ига». Австрийская бюрократия, конечно, эту идею не разделяла и выражала твёрдую уверенность в своём праве на господство над итальянскими областями. Австрийский государственный деятель, дипломат князь Меттерних называл итальянцев, живущих за пределами своей страны на австрийской территории, не нацией, а «географическим понятием». То, что говорил Меттерних, не противоречило официальной позиции Австро-Венгрии в отношении итальянского населения в Австрии, и «тирольские итальянцы», в большом количестве проживавшие в Трентино, были обижены таким отношением. В результате в 1878 году Менотти Гарибальди положил начало итальянскому ирредентистскому движению, выступавшему за присоединение к Итальянскому королевству пограничных с Австро-Венгрией территорий с итальянским населением Трентино, Триеста и других. Ирредентой считалась часть этноса, составлявшая меньшинство в пределах государства, но компактно проживавшая в непосредственной близости к государству, в котором идентичный ей народ составлял большинство.

То, что движение ирредентизма возникло именно среди фактически запертых на территории соседнего государства итальянцев, неудивительно. Патриотизм «тирольских итальянцев» был двойственным: наряду с чувством «малой родины» и своей собственной земли (Трентино) у них так же было сильно чувство родины исторической, то есть Италии. 24 октября 1911 года Чезаре Баттисти в парламенте со всей страстью взывал к здравому смыслу: «Эта монархия не в силах управлять не только своими территориями, но и собой! Вы взгляните, что делается с её правительством. Если эту беспомощную компанию казнокрадов можно назвать правительством! Они второй год не в состоянии утвердить собственный бюджет! Почему мы, итальянцы, должны подпирать своим плечом эту давно развалившуюся страну? Они считают нас своими рабами и требуют верности – разве это не самая большая нелепость на свете?» Итальянский менталитет, не склонный к ассимиляции, сделал проблему «тирольских итальянцев» фактически не разрешимой никаким другим способом, кроме войны.

Чезаре Баттисти умер на эшафоте, пойманный австрийской армией и казнённый как предатель. Последнее, что он увидел перед смертью, было небо его любимого Тренто, на тот момент ещё остававшегося во власти Австро-Венгрии. Смерть национального героя для других итальянцев стала призывом к борьбе. За Тренто сражались с одержимостью – не на жизнь, а на смерть. О Баттисти сочиняли поэмы, его портреты вышивали на знамёнах, в бой шли под звуки посвящённого ему марша La leggenda dei Piave.

Антанта сдержала свои обещания: Трентино, Южный Тироль и другие указанные в соглашении земли стали итальянскими. В биографии Альчиде де Гаспери, как и многих других «тирольских итальянцев», будет указано: родился в Австро-Венгрии, умер в Италии.

Чезаре Баттисти был не единственным итальянским национальным героем, увековеченным в триумфальной арке памятника Победы. Бюсты ещё двоих – тридцатипятилетнего адвоката Фабио Фильци и двадцатидвухлетнего инженера-техника Дамиано Кьезы (работы скульптора Адольфо Вильдта) – занимают другую нишу монумента. Все трое были офицерами отрядов альпини и уроженцами Трентино. Проект памятника Победы в Больцано (Бозене) был выполнен одним из ключевых архитекторов фашистской эпохи – Марчелло Пьячентини. Скульптуру на тимпане монумента, расположенную над зловещей надписью о границе, с которой «других» будут обучать «языку, законам и культуре», сделал Артуро Дацци. Она называется Vittoria Saggitaria, или «Победа со стрелой». На обратной стороне арки находятся три скульптурных медальона: Новая Италия, Воздух и Огонь. Надпись на латыни под ними переводится как «В честь и на память о людях невероятной храбрости, которые, сражаясь в законных войнах, решительно отвоевали своё отечество собственной кровью. Все итальянцы собрали деньги на это». Неопровержимым доказательством принадлежности памятника Победы фашистской эпохе была прямая письменная отсылка к ней на южной стороне монумента. Впрочем, эту надпись «Бенито Муссолини, дуче Италии, 6-й год (фашистской эпохи)» после 1945 года всё-таки убрали.

Удивительно большое количество талантливых людей работали над реализацией триумфальной арки в Больцано (Бозене) и её деталями. Так, в центре памятника находится скульптура Христа Искупителя авторства Либеро Андреотти. Воскресший Христос спокойно и торжественно поднимается на гранитный алтарь. Статуя оставляет ощущение спокойствия и мира, не характерное для других монументальных работ итальянского мастера. Христос Искупитель Андреотти – один из редких примеров по-настоящему священной современной скульптуры, и её сочетание с монументом расцвета фашистской эпохи кажется парадоксальным.

Триумфальную арку национальных мучеников почти сразу после её открытия огородили высоким забором. Тем не менее на протяжении XX и XXI веков вокруг неё происходило многое: пикеты, демонстрации, референдумы, вывешивания мемориальных табличек, столкновения немцев с итальянцами и правых с левыми. Памятник Победы неоднократно предлагали снести, объясняя это тем, что он разжигает межнациональную рознь. В 1977 году объединением нескольких южнотирольских партий был представлен законопроект, в котором они просили рассмотреть возможность сноса не только монумента Победы в Больцано (Бозене), но и вообще всех зданий в городе, восхваляющих фашизм. Законопроект так и не получил резонанса.

В 2001 году городской совет Больцано (Бозена) решил сменить название площади перед памятником – с площади Победы на площадь Мира, но уже в октябре 2002 года она была переименована обратно. Результаты референдума показали однозначное «за» в поддержку изменения названия площади со стороны немецкоязычного населения и «против» со стороны населения итальянского. В очередной раз итальянцами была упущена возможность показать открытость немецкоязычным жителям Южного Тироля, отказавшись от «победы» над их регионом хотя бы в названии площади. Надо отдать должное городскому совету, который предпринял попытку поставить под новой табличкой о площади Победы надпись «Уже мир».

В 2005 году примерно во 50 метрах от монумента Победы были установлены информационные таблички с текстами на четырёх языках (итальянском, немецком, ладинском и английском) о значении триумфальной арки в Больцано (Бозене): «Этот памятник был установлен во время фашистского режима, чтобы отпраздновать победу Италии в Первой мировой войне. Это также связано с разделением Тироля и разъединением этой земли с австрийской родиной. Город Больцано, свободный и демократический, осуждает раздоры и дискриминацию прошлого и всех форм национализма, привержен европейской идее пропаганды культуры мира и братства». Устанавливать информационные таблички непосредственно у памятника Победы или на нём после массовых протестов итальянских правых партий было запрещено указом Министерства культуры.

В крипте и других подземных помещениях триумфальной арки в Больцано (Бозене) 21 июля 2014 года была открыта постоянная экспозиция под названием «BZ’18—45. Один памятник, один город, две диктатуры». Монумент Победы перестал быть недоступным и устрашающим – он «заговорил» о собственной истории, о новом Больцано (Бозене), о прошлых и сегодняшних отношениях между языковыми группами в городе. Многочисленные попытки разрушить памятник Победы или «обессилить» его, лишив исторической значимости, принесли бы меньший эффект, чем эта выставка. В Южном Тироле поступили мудро, чётко обозначив собственную позицию поддержки мира, демократии и организовав постоянную экспозицию под памятником Победы. На стены одной из подземных комнат над цитатами Цицерона и Горация о славе и жертве отечеству были спроецированы фразы Ханны Арендт («Никто не имеет права подчиняться»), Бертольда Брехта («Несчастна та страна, которая нуждается в героях») и Томаса Пейна («Долг патриота – защищать свою страну от её правительства»). Можно было бы говорить о вырванности цитат из контекста, но принцип «не уничтожать, а добавлять» правилен. Афоризмы, перекрывающие всё ещё прекрасно различимые фразы из прошлого, наглядно демонстрируют, что нужно знать свою историю, какой бы болезненной она ни была, но также необходимо уметь её критически переосмысливать, чтобы не повторять страшных ошибок в будущем.

В ограниченном пространстве под памятником Победы рассказана и показана история региона со слезами счастья и горя его жителей, борьбой за себя и за свои традиции; освещён процесс строительства «нового Больцано», отношения фашистского режима с искусством и культурой, подъём власти Гитлера и незаконное национал-социалистическое движение в Южном Тироле; рассмотрена история монумента Победы и истории других политических и идеологических памятников, развитие творческой судьбы архитектора Марчелло Пьячентини.

Памятник Победы в Больцано (Бозене) – точка отсчёта в жизни Южного Тироля. У этого монумента странная судьба. С удивительным согласием между собой его защищали от сноса и разрушения итальянские приверженцы национализма и миролюбиво настроенные сторонники левых взглядов среди немецкоговорящих жителей. С не меньшим согласием его хотели стереть с лица земли националистически настроенные представители немецкоговорящего сообщества и итальянцы, выступавшие против фашизма. Парадоксально, но время от времени памятник Победы всё-таки объединял людей, считавших, что они находятся по разные стороны друг от друга.

Скромную приписку совсем мелким шрифтом «уже площадь Мира» на табличке с указанием большими буквами названия площади Победы южнотирольцы тогда почти незаметно поместили в скобки. Устанавливать мир – не так просто, как того бы хотелось, но шаг за шагом, настойчиво, вежливо и очень разумно его всё-таки можно добиться. Сказать, написать, гордо произнести «Уже мир», поставив после этого точку, а не вечный внутренний знак вопроса.