Читать книгу Вниз по течению. Книга первая - Елизавета Сагирова - Страница 7

Глава 5

Оглавление

«На первый день отхода всё было, и зрительные глюки, когда закрываешь глаза, и слуховые, и тошнота постоянная, блевал через каждые десять минут. Но вот, что самое страшное – это ночь! Дикий кошмар! Лежу, пытаюсь хоть на ненамного уснуть, и тут всё моё тело немеет, вижу какие-то движущие объекты, причём вообще не могу пошевелиться, только глаза смог открыть, и тут случилось самое страшное – это повергло меня просто в необъятный ужас. Смотрю, моя черная кошка резко так срывается с кровати и бежит к двери, начинает там на кого-то прыгать, и, причём всё это сопровождалась соответствующими звуками, в этот момент возле двери материализуется какой-то мужик в трико и такой сорочке в клетку сине-зелёную, и так стремительно направляется ко мне, а я даже пошевелиться не могу, и в глазах его такая ненависть – просто кошмар, не видел у людей такого. Моей кошке всё же удается на него запрыгнуть, он ее хватает за шею, и душит, а потом они медленно так растворяются, и меня отпускает, получается встать. Смотрю, кошка лежит на том же месте на кровати. Иду, включаю везде свет, и больше не ложусь, такого я никогда не испытывал. Так что не знаю, что вы про кошек пишете, но теперь я её как-то больше уважаю»


Дверь открылась не сразу и сердце Натки начало переполняться страхом. А если Митрия сейчас нет в вагончике? Но свет в окнах… может ли быть такое, что бородач, уходя, оставляет его включённым, чтобы создать видимость чьего-то присутствия дома и не искушать воров? Очень даже может! Но тогда её дела плохи…

Чувствуя подступающую панику, Натка попыталась сжать уже негнущиеся от холода пальцы в кулаки, чтобы забарабанить в дверь изо всех сил, когда услышала за ней шаги. Чуть не расплакавшись от облегчения, торопливо позвала:

– Митрий! Мить! Это снова я! Впусти пожалуйста, замерзаю!

Дверь начала открываться с мучительной медлительностью, тогда Натка, изнывая от желания поскорее оказаться в тепле, надавила на неё ладонями, и, не дожидаясь приглашения, ввалилась внутрь, уже не беспокоясь о том, как будет воспринято её появление.

– Эй! Какого хрена?!

Грубый чужой голос ударил по ушам, и она испуганно вскинула глаза… на незнакомого взъерошенного мужчину в трусах и майке. Он грубо схватил её за плечо.

– Я тебе чуть не всёк, дура! Ты кто такая?! Чего ломишься?

– Я… я… – Натка хлопала посиневшими губами, не в силах собрать разбегающиеся мысли, чтобы хоть как-то оценить сложившуюся ситуацию.

– Ты, ты! Чего припёрлась, говорю, посреди ночи? Ищешь кого?

– Да! – она ухватилась за его слова, – Ищу Митрия… то есть к нему пришла.

– Какого ещё Дмитрия? – мужик отпустил её и с грохотом хлопнул дверью, – Напустила холоду! Какой Дмитрий тебе тут?

Но Натка не ответила. Она во все глаза смотрела на внутреннее убранство вагончика и чувствовала, как и без того контуженный алкоголем мозг окончательно теряет связь с реальностью.

Картины исчезли. Теперь вокруг были только голые и местами чем-то заляпанные гипсокартонные панели стен, в которых чёрными квадратами зияли окна, лишившиеся занавесок. На полу больше не лежали уютные дорожки, на стене не тикали ходики. Диван, который накануне так удивил Натку своим чересчур свежим для такого места состоянием, теперь выглядел как и полагалось бы выглядеть дивану, стоящему в строительной бытовке: покрытый пятнами, продавленный, в нескольких местах прожжённый сигаретами, без покрывала… Не стало и уютного настольного абажура, его заменила голая лампочка, висящая на проводе под потолком. Стол без скатерти оказался старым и колченогим, из шкафа исчезла посуда, а стекло одной его дверцы подёрнулись сеткой трещин.

– Так и будешь молчать? – мужик ладонью пихнул Натку в плечо, – Чё застыла-то?

Тут он сам застыл, подозрительно потянул носом, и его глаза сузились.

– Вот это, бля, от тебя тащит! Бухая? Нет здесь никакого Дмитрия, проваливай!

– Митрия… – забормотала Натка, совершенно сбитая с толку, – Митрий здесь был… картины были… я у него ночевала!

– Подожди, – мужик взялся за подбородок, – Митрий с картинами, говоришь? Да откуда же ты свалилась? Он кем тебе был?

– Д… друг, – прошептала Натка, чувствуя обморочную слабость, порождённую отнюдь не абстягой, а только что прозвучавшим зловещим словом «был».

– Друг, значит? – мужик хмыкнул, – Ну, выходит не очень близкий друг, раз до сих пор ничего не знаешь. Помер Митрий. Уж года два как помер.

Натка отступила на шаг, прислонилась спиной к закрытой двери, в которую совсем недавно так торопилась войти, прикрыла глаза и с трудом выдавила:

– Как помер? Как – два года? Он ведь…

В голосе мужика зазвучала тень сочувствия:

– Он же в прошлом запойный был, ты знала? Пил по-чёрному, бомжевал. А потом завязал резко, сюда работать устроился, рисовать начал. Говорят, здорово получалось. Я-то уже после пришёл, не знал его, только по рассказам помню. Ну вот работал, рисовал, хорошо всё было вроде. А однажды зимой его поутру замёрзшим нашли. Там вон, подальше через дорогу, на обочине. В сугробе лежал. А вскрытие показало у него в крови алкоголя запредельно просто! Вот так – сорвался человек, сил не рассчитал. А может сердце прихватило, с алкашами бывает после долгой завязки…

Натка смотрела себе под ноги, на заляпанный пол. Заляпанный до такой степени, что он никак не мог ещё вчера быть чистым. В углу, куда Митрий убирал её ботинки, теперь стояло треснутое ведро, забитое мусором до краёв.

– Нет, – прошептала она еле слышно, – Этого не может быть…

Мужик неловко похлопал её по плечу.

– И не такое бывает, чего уж теперь… Иди себе, нет здесь больше Митрия, царство ему небесное.

Натка с неожиданной для самой себя яростью отшвырнула его руку, и на этот раз крикнула во весь голос:

– Нет! Это неправда! Врёшь! Зачем ты врёшь?! Митрий ещё вчера был тут!

Мужик отшатнулся, его ноздри раздулись, напускное сочувствие исчезло без следа.

– А ну пошла отсюда, пьянь! Пасть ещё тут открывать будешь!

Натка неосознанным движением сложила руки перед собой в молитвенном жесте.

– Но Митрий правда ещё вчера был здесь! Я у него ночевала!

– Пить надо меньше! Вчера я тут ночевал, как и позавчера, и неделю назад, и год! А тебя первый раз вижу! А ну вали!

От распахнул дверь, надвинулся на Натку, выдавливая её наружу – обратно в темноту и холод. Толкнул так, что она не удержалась на ногах – упала с крыльца, больно ударившись копчиком.

– Ещё раз сюда сунешься – не так полетишь!

Дверь захлопнулась, и Натка осталась лежать на снегу, совсем как сутки назад. Вот только не было рядом Митрия, который мог бы поднять её на руки и унести в тепло. Да и был ли он вообще, если на то пошло?

С трудом поднявшись на ноги, от чего пульсирующая болью голова чуть не взорвалась изнутри, Натка во все глаза уставилась на вагончик. Мужик смотрел в окно, встретился с ней глазами, погрозил кулаком. И взывать к его жалости было так же бесполезно, как и небезопасно. Натка, благодаря своему богатому и не самому радужному жизненному опыту умевшая разбираться в людях, безошибочно определила в нынешнем хозяине вагончика тот тип людей, что не прочь сорвать злость на ком-то слабом, на ком-то, кто не сможет дать сдачи и за кого некому будет заступиться. Она знала, что таких лучше не злить, поэтому развернулась и побрела прочь, предпочтя возвращение в мёрзлую темноту попыткам получить здесь помощь.

С трудом добравшись до пятачка асфальта – автобусной остановки, откуда не так давно уезжала сытой, отогревшейся, и почти трезвой, Натка остановилась, потеряно озираясь. Разумеется автобусы уже не ходили. А если бы и ходили – денег на дорогу у неё не было. Ни рубля не осталось от «пятихатки», что дал ей на дорогу Митрий.

Митрий умерший два года назад, замёрзший пьяным в сугробе в том же месте, где позавчера чуть не замёрзла она сама.

Натка застонала, обхватив голову коченеющими руками. Что происходит?! Это белая горячка? Но ведь Митрий действительно существовал, он не был плодом её воспалённого воображения! Он жил здесь, он писал картины, он раньше много пил, а потом завязал, о чём сам же и рассказывал! Откуда бы она узнала всё это, существуй вчерашняя ночь лишь в её отравленных алкоголем мозгах?!

– Я… – Натка зашагала по улице, не задумываясь куда, просто чтобы заставить замерзающее тело двигаться, – Я вчера как-то попала в прошлое? Я оказалась здесь двумя годами раньше? Или… или это я сейчас попала на два года вперёд?!

Она принялась испуганно озираться, словно ожидая увидеть где-нибудь в воздухе светящиеся цифры сегодняшней даты. Цифр не было, зато Натка обнаружила, что ноги несут её в обратном направлении, туда, откуда она и пришла, прочь из промзоны, к жилым кварталам. Это было правильно, потому что какая бы мистика ни творилась в жизни, а насущных проблем никто не отменял. И сейчас главная её проблема – холод. Настоящий, почти зимний холод, пробирающий уже до костей, сковывающий движения, заставляющий и без того измученное тело колотиться в мелком ознобе, а кровь в венах замедлять свой живительный бег.

Интересно, Митрий замёрз в такую же ночь? И неужели он был действительно настолько пьян, что не смог дойти несколько десятков метров до своего вагончика? Зачем снова начал пить? Что случилось?

«Потому что ты не приняла его помощь» – шепнул из пустоты чей-то вкрадчивый голос, и Натка не удивилась. Для запойного алкоголика голоса в голове – дело привычное. Что действительно напугало, так это смысл произнесённых слов. Казалось бы – бессмыслица, но оголёнными в состоянии абстяги нервами помноженными на звериную интуицию алкоголика, Натка уже знала, что это правда. Неизвестно каким образом, какими тайными перипетиями судеб, какими искривлениями времени и пространства, но эти два события: гибель Митрия и его пятьсот рублей потраченные Наткой на очередной пьяный загул – были прочно взаимосвязаны. Если бы она вчера, как он и предлагал, поехала по названному ей адресу, сейчас всё было бы иначе… Адрес!

Натка лихорадочно зашарила сначала по карманам куртки, потом джинсов, но не обнаружила сложенного вчетверо тетрадного листа, на котором (она помнила это так ясно!) каллиграфическим почерком художника были написаны название посёлка, улицы, и номер дома родителей Митрия. Опустила руки. Само по себе отсутствие клочка бумаги ещё ничего не значило, в конце концов, вчера Натка валялась по чужим подъездам и запросто могла обронить его где угодно, но успокоить себя этим не получилось. Она чувствовала – тетрадный лист не потерялся, его просто не стало, как не стало вдруг в мире и самого Митрия.

– Это же было два года назад! – вслух простонала Натка, с трудом переставляя ноги, уже превратившиеся в две ледяные негнущиеся ходули, – А я потратила деньги только вчера…

Но слова ничего не значили. Слова на самом деле вообще мало что значат, всё определяют только поступки. И сейчас она пожинает плоды своего выбора, независимо от того, понятны ей или нет его причинно-следственные связи.

Изо рта вырывался пар. Деревья, заборы, асфальт, провода – всё серебрилось ледяной изморозью, всё мерцало в свете синих прожекторов, и это было очень красиво, хоть и сулило неминуемую беду – с приходом ночи холод становился безжалостным. Идти было легче, чем позавчера, когда глаза заметала метель, и Натка пока держалась, хоть и знала, что скоро ей захочется сесть, а потом, почувствовав зловещую сонливость – и лечь. Вопрос лишь в том, успеет ли она к тому времени дойти до жилых домов?

Увы, попасть в чужой подъезд посреди ночи далеко не так просто и быстро, как днём. Придётся звонить через домофон в первую попавшуюся квартиру, просить о помощи незнакомых людей, говорить что она замерзает. Авось, кто-нибудь сжалится и откроет дверь. А если не откроет…

Додумать Натка не успела – внезапно дорогу перед ней залил жёлтый свет, а за спиной прозвучал резкий автомобильный сигнал. Только сейчас сообразив, что всё это время брела по середине проезжей части, она, ведомая инстинктом самосохранения, отреагировала мгновенно, и вместо того, чтобы отойти к обочине, развернулась навстречу одинокому автомобилю. Взвизгнули тормоза, Наткины бесчувственные от холода руки упёрлась в рычащий капот, она почти упала на него, и замерла, покорно ожидая дальнейшего развития событий.

Развитие не заставило себя ждать. Дверца машины распахнулась и оттуда, как чёрт из табакерки, выскочил невысокий коренастый мужичок.

– Ты чего, дура, под колёса кидаешься?! Жить надоело?!

«Помогите!» – хотела сказать Натка, но обмороженные губы отказались двигаться, с них сорвалось лишь нечленораздельное мычание. Она затрясла головой.

– Чего ты?! – мужичок оказался рядом, рывком развернул её к себе, – Случилось что?

Она закивала, глядя на него круглыми умоляющими глазами и продолжая безрезультатные попытки объяснить своё плачевное положение.

– Пьяная? – мужичок шагнул ближе, потянул носом, и Натка испугалась, что учуяв исходящий от неё запах перебродившего алкоголя, он преисполнится презрением, оттолкнёт её к обочине и уедет.

– За… мер… за… – просипела она, инстинктивно уцепившись за куртку мужичка, как за спасательный круг, – Помогите…

Тот нахмурился. Несколько секунд о чём-то сосредоточенно думал, потом принял решение.

– Ну-ка, давай!

Бесцеремонно сгрёб в горсть Наткин воротник, поволок её за собой, затолкал на пассажирское сидение машины, которая оказалась старенькой праворульной «Тойотой». Уселся сам и включил печку на полную мощность, но Натка не почувствовала спасительного тепла – её продолжало колотить.

– Ох и разит от тебя! – укоризненно покачал головой мужичок, – Зачем пьёшь, молодая? И чего тут забыла ночью?

– Я… заблудилась, – соврала Натка. Не потому, что хотела что-то скрыть от пришедшего ей на помощь человека – просто не было сейчас сил что-то объяснять и рассказывать.

– Заблудилась? Ну да, заблудиться здесь – раз плюнуть. А куда тебе надо?

Натка задумалась. Куда ей надо? Дома как такового у неё давно не было, жила она обычно то у очередного рыцаря, то у друга Вити, пятидесятилетнего алкоголика, который в силу плачевного состояния организма уже давно ничего не хотел как мужчина, и не интересовался Наткиным телом. Зато у них была дружба. Настоящий симбиоз двух отщепенцев, которым больше некому довериться. И взаимовыгодное сотрудничество, если это можно так назвать – Витя пускал Натку жить в свою задрипанную однокомнатную хрущёбу, а она убиралась там, готовила еду, и бегала в магазин, когда он тяжко болел с похмелья.

Сумей она сейчас попасть к Вите, у неё гарантированно была бы крыша над головой на ближайшие недели, а возможно и на всю зиму. Одна проблема – Витя живёт в Омске. А она сейчас какого-то хрена потеряла в долбаном Новосибирске!

– Н… на вокзал, – наконец сказала Натка, приняв решение.

Сегодняшнюю ночь она проведёт в зале ожидания, а с утра попробует добраться до Омска электричками. Или автостопом, есть и такой вариант.

Мужичок глядел на неё сбоку, пристально изучая худое бледное лицо, круги под глазами, дурацкие двухцветные волосы, слишком лёгкую для нынешней погоды одежду… и, всё поняв, спросил:

– Выпить хочешь? Для сугреву?

Человеку, жизнь которого не душит в своих кольцах зелёный змий, никогда не услышать и не понять волшебной музыки таких слов. Такие слова способны изменить всё, перечеркнуть планы, перевести стрелку событий, пустить их в сторону противоположную той, что задумывалась изначально. Вот и Натка сразу забыла, что хотела ехать на вокзал, ведь мир вокруг неё, ещё секунду назад бывший серым призраком самого себя, вдруг засиял свежими красками! Для этого хватило даже не очередного приёма алкоголя, а лишь одного его обещания.

И она ответила:

– Хочу.


Влад, как представился мужичок, повеселевший и маслянисто заблестевший глазками после её согласия, привёз Натку в капитальный гараж. Здесь не было холодно, чего она поначалу опасалась, горел свет, и даже стоял диван, разумеется, самого затрапезного вида. Остальная нехитрая мебель: стол, пара стульев, громоздкий шкаф – тоже оставляли желать лучшего. В общем ничего общего с вагончиком Митрия, но это сейчас не имело значения. Ничего не имело значения, даже украдкие взгляды Влада, которые Натка то и дело ловила на своей пятой точке. Важно было лишь то, зачем она сюда приехала. Чего сейчас ждала.

– Я ж тут буквально двадцать минут назад был, – суетился хозяин гаража, вытаскивая из угла и подключая к розетке допотопный обогреватель, – Чуешь, тепло? Не успело выстудиться, а ща ещё жару поддадим – мигом согреешься! Ты садись на диван, подлечишься, сразу хорошо станет…

Натка тяжело сглотнула слюну. В том, что станет хорошо она очень сомневалась – запой, как выяснилось сегодня утром, уже ушёл на тот уровень, когда выпитое не приносит удовольствия, а лишь даёт возможность чувствовать себя более-менее лучше, ровно настолько, чтобы держаться на ногах и не трястись как в лихорадке. Но и это сейчас жизненно необходимо, учитывая, что завтра ей предстоит долгая и наверняка трудная дорога до Омска…

Влад по пояс нырнул в тёмные недра видавшего виды шкафа, почти целиком загораживающего одну из стен гаража, завозился там, забубнил себе под нос:

– Где же ты… вот, родимая! А банки где? Что за… Вот дерьмо, неужели они всё сожрали?!

Он вынырнул под свет тусклой жёлтой лампочки, озабоченно потёр подбородок.

– Слышь, Наточка, а закуски-то и нет! Не рассчитал я…

– Да ладно, не надо! – она не сводила глаз с початой бутылки водки зажатой в волосатой мужской руке, но Влад затряс головой.

– Не могу я так! Некрасиво оно, да и тебе всяко нужно поесть. Вон – в чём душа держится! Знаешь, что? А давай-ка я, пока не накатил, метнусь в круглосутку, на машине тут быстро! Куплю чего повкуснее, вернусь, а тогда и по-человечески отдохнуть можно будет.

Он многозначительно подмигнул, но Натка не обратила на это внимания – её накрыло приступом отчаяния. Ждать?! И неважно, что всего каких-то пятнадцать-двадцать минут – для человека, который корчится в муках абстяги, каждая секунда – гребаная вечность!

Но Влад оказался мужиком с пониманием. А может просто хотел, чтобы к его возвращению пьющая, а потому наверняка доступная девица, уже дошла до нужной степени доброты.

– Ты вот что, – он широко шагнул к Натке, поставил бутылку у её ног, – Поправься пока, а я мигом! И чувствуй себя как дома, лезь с ногами на диван – быстрее согреешься.

Обрадованной Натке не пришлось предлагать дважды, она скинула промёрзшие насквозь ботинки, поджала под себя ступни-ледышки, и тут же, не дожидаясь пока Влад уедет, свинтила крышку с вожделенной бутылки, приложилась к ней, сделала жадный глоток. А чего стесняться? Если уж ей и радушному хозяину гаража предстоит ночевать вместе, то пусть он сразу видит с кем связывается.

Влада не смутила её торопливость, скорее даже обрадовала. Он одобрительно кивнул.

– Вот это по-нашему! А чего ломаться-церемониться, мы люди простые, ага?

Натка сделала вид, что не поняла намёка, нахохлилась, сунув руки под мышки, прислушиваясь к ощущениям внутри. Желудок водку принял, рвотных позывов не последовало, хоть она и подозревала, что это просто эффект неожиданности – организм ещё не отошёл от шока, вызванного переохлаждением и у него не было сил сопротивляться новой напасти.

Влад протопал к дверям, за которыми оставил машину, но уже взявшись за ручку, оглянулся. Внимательно и странно поглядел на Натку.

– А родители-то у тебя есть? – спросил совсем другим тоном, без капли прежней игривости.

– Нет, – машинально ответила она, не успев задуматься о причине такого несвоевременного вопроса.

И почувствовала неясную тревогу, увидев в глазах мужчины промелькнувшее облегчение, которое он поспешил спрятать.


Пить в одиночестве всё-таки легче. Обратное утверждают только те, кто пьёт не ради выпивки, а ради компании, но такую практику Натка с высоты своего алкогольного стажа не могла даже воспринимать серьёзно. Конечно, она с удовольствием предавалась возлияниями и в кругу себе подобных, но если был выбор, предпочитала пьянеть одна. Их с алкоголем отношения давно перешли на тот интимный уровень, когда третий – уже лишний.

Вот и сейчас, едва только за Владом закрылась дверь, она жадно приникла к горлышку бутылки. Выдох-глоток-выдох. Подождать пока спасительная горечь уляжется в желудке и начнёт расползаться по телу приятной волной расслабления. Выдох-глоток-выдох…

Стало почти хорошо. Обогреватель уютно гудел в углу, продавленный диван принимал форму тела, а впереди была целая ночь в тепле и в сытости. Да, её придётся разделить с Владом, такова цена за всё вышеперечисленное, но мысль об этом не вызывала в Натке отторжения. В конце концов, Влад вроде нормальный мужик, ни старый, ни жирный, с довольно правильными чертами лица и чистой одеждой, чего ещё надо? Такому можно не только дать, но даже получить от этого удовольствие. На оргазмы Натка не рассчитывала, но утолить тактильный голод и получить хоть какое-то подобие человеческой близости, наверняка получится.

И лишь одно сейчас мешало полному релаксу. Вопрос Влада о её родителях и промелькнувшее во взгляде облегчение, когда она ответила, что родителей у неё нет, тем самым опрометчиво дав понять, что беспокоиться о ней некому. Она конечно успокаивала себя тем, что вряд ли заурядный мужичок, по уши довольный тем, что нежданно-негаданно снял молодую девку, окажется маньяком, но грызущий червячок беспокойства всё же давал о себе знать.

Впрочем, Натка хорошо знала, что нужно делать с такими червячками, как заставить их исчезнуть. Она снова подняла бутылку ко рту. И к тому времени, когда снаружи раздалось фырканье старенькой «Тойоты», не только успокоилась, но и чувствовала себя на удивление сносно. Руки и ноги уже не тряслись, головная боль прошла, даже слабость немного отступила. Более того – у неё проснулся аппетит, слабенький, робкий, но он имел место быть, что само по себе удивляло. А если вспомнить, сколько времени прошло с последнего приёма пищи (сутки, двое?) то ещё и радовало.

Поэтому, дождавшись возвращения Влада, Натка оживлённо встрепенулась, спустила ноги с дивана, и поставив наполовину опустевшую бутылку на пол, слушала, как на улице сначала заскрипела под колёсами автомобиля наледь луж, затем заглох мотор, хлопнула дверца… и ещё одна… и ещё.

Подмышки моментально взмокли. Алкаши и так постоянно потеют, а уж при каком-либо эмоциональном всплеске пот начинает просто литься ручьём, тем обильнее, чем ярче и негативнее испытываемые эмоции. Эмоция же, накрывшая сейчас Натку была одной из самых неприятнейших для любого человека – страх. Лишающий силы воли страх животного, попавшего в ловушку.

Влад вернулся не один! И кто же мог в столь поздний час приехать вместе с ним в гараж, где заперта так удачно подвернувшаяся пьяная девчонка? А стены здесь кирпичные, а кругом ни души, хоть изойди криком – никто не услышит. Да и разве дадут ей кричать?

В бродячей Наткиной жизни было всякое, был и секс не совсем по согласию. Но «не совсем по согласию» – это когда ты по пьяни уснула одна, а проснулась уже с кем-то. Или проснулась одна, только голая и в засосах. Конечно, обидно, досадно, но ладно. Когда не помнишь о том, что с тобой было, легко можно сделать вид, будто ничего и не было. Потому в таких случаях она не считала себя изнасилованной, и даже соглашалась похмелиться в компании тех, кто недавно беззастенчиво пользовался её бесчувственным телом. Но ещё никогда Натку не принуждали к сексу в ясном сознании. Не хватали за волосы, не рвали одежду, не выкручивали руки, не прижимали потные ладони ко рту… И она боялась этого, тут не было разницы между нею и другими – «порядочными» женщинами.

Дверь открылась, впустив морозный сквозняк. Из уличной темноты показался Влад, но теперь это был совсем другой человек, чужой и отстранённый. Он скользнул по Натке холодным взглядом и посторонился, пропуская тех, кто следовал за ним – троих ничем не примечательных мужчин, коих на улице каждый день видишь десятки. И Натка отстранённо поразилась тому, что оказывается каждый из этих десятков может оказаться тем, кто посреди ночи охотно отправится туда, где у него появится возможность безнаказанно воспользоваться чьей-то беспомощностью.

– Ну вот, – Влад кивнул на Натку небрежно, как на неодушевлённый предмет, – Пойдёт?

Она съёжилась под тремя оценивающими взглядами, но не произнесла ни слова, ни сделала ни одного протестующего движения, покорно ждала развития событий, зная по собственному печальному опыту, что бывают ситуации, когда покорность, не важно – судьбе или тем, кто сильнее тебя – единственная разумная линия поведения.

– Бомжовка? – спросил один из мужиков не то у неё, не то у Влада.

Влад пожал плечами.

– Да вроде на вокзал собиралась, может и есть куда поехать. Слышь, убогая, ты где живёшь?

Глядя в ставшие вдруг совершенно незнакомыми глаза, Натка, как загипнотизированная, ответила:

– Постоянно нигде не живу, – и тут же зачастила, словно это могло ей чем-то помочь, – Но у меня есть друг, к которому я хотела поехать, ему одному тоже трудно! Можно я пойду?

Последние слова она произнесла шепотом и без всякой надежды, прекрасно понимая, что эта троица явилась сюда вовсе не затем, чтобы взять и просто отпустить её.

– Тощая какая, – с сомнением заметил второй мужик, – Может больная чем, долго ли протянет?

– Тощие, наоборот, крепкие! – заверил Влад, – На них пахать можно! Молодая опять же. Берёте?

– Как давно пьёшь? – на этот раз один из незнакомцев обратился прямо к Натке.

– Лет десять. Но сначала не сильно, – голос сел до хрипа, и она замолчала, не смея поднять глаза.

– Все сначала не сильно, – хмыкнул молчавший до этого третий мужик, – Рожала?

Натка отрицательно качнула головой. Зачем эти вопросы? И почему они пугают сильнее, чем если бы на неё сейчас просто набросились вчетвером?

– Родит! – снова влез Влад, – Молодая, крепкая – родит ещё, да не одного! Так по рукам?

Троица переглянулась.

– Вроде ничего. Потрёпанная, конечно…

– А где других-то среди таких возьмёшь?

– Ну давайте, что ли?

Краем глаза Натка видела стеклянное поблёскивание бутылки, стоящей у дивана рядом с её ногой. Воображение нарисовало, как она хватает эту бутылку, со звоном разбивает о голову заманившего её сюда Влада, а «розочкой» пыряет пришлых мужиков в выпирающие из-под курток животы… одного, второго, третьего!

Ага, а потом, смачно плюнув на их бьющиеся в судорогах тела, сексуально покачивая бёдрами, уходит в своё прекрасное будущее. Под торжественную музыку, на фоне ползущих по экрану титров… Жаль, что жизнь – не кино.

Мужики зашевелились, начали переминаться на месте, словно готовясь к некой утомительной, но необходимой работе. Один извлёк из кармана шуршащий целлофаном свёрток, и Натка уставилась на этот свёрток, как кролик на удава, почувствовав исходящую от него основную угрозу. Предчувствия её не обманули – из шуршащего целлофана появился, хищно поблёскивая иглой, шприц, наполненный прозрачной жидкостью. И вот тогда, поняв, что групповым изнасилованием дело не ограничится, Натка, наконец, заставила себя двигаться.

Нет, она не схватилась за бутылку, даже в такой ситуации стараясь не навлечь на свою бедовую голову ещё большие несчастья. Она просто бросилась к стене гаража, подальше от приближающихся к ней мужчин, заметалась там перепуганным зверьком…

– Не надо, не надо меня ничем колоть, я сама всё сделаю! Пожалуйста, не на…

Её не слушали. Троица действовала слаженно и чётко, словно им не впервой было загонять в угол истошно визжащих девиц, сбивать с ног, прижимать к полу… И ведь скорее всего, действительно, не впервой.

Забавно, но последним, о чём успела пожалеть Натка перед тем, как холодная игла ткнулась ей в вену, надолго погружая в темноту, была так и не допитая ею бутылка водки, оставшаяся сиротливо стоять возле опустевшего дивана…

Вниз по течению. Книга первая

Подняться наверх