Читать книгу По ту сторону пропасти - Елизавета Владимировна Крестьева, Елизавета Крестьева - Страница 6

Конь смотрел на неё темным выпуклым глазом, выгибал, играясь, гордую лебединую шею, и под глянцево-чёрной шкурой буграми перекатывались литые мышцы. От него остро и волнующе пахло, широкое, как тарелка, копыто гулко бухало в землю, роскошный хвост хлестал по блестящему боку.

Нина стояла, остолбенев, обо всём на свете позабыв. Краса и гордая стать великолепного животного вызывала благоговейный трепет.

Ну не бывает таких красивых зверей!.,

Когда-то в детстве у неё была любимая книжка про Конька – Горбунка, и она заворожённо разглядывала изображённых талантливым художником чудо-коней. И мечтала – не о том, чтобы ездить на таком, ей даже в голову это не приходило – она мечтала СТАТЬ таким конём, бесконечно красивым, сильным и свободным… И вот, ожившая иллюстрация стоит прямо перед ней и с любопытством выкатывает лиловый глаз…

Конь всхрапнул, потянулся к ней, и она моментально отпрыгнула. Ледяной волной прокатился по телу страх. Красота красотой, но размерами зверюга тоже впечатляла… В тот единственный раз, когда она решилась подойти к лошади, норовистая кобылка, которая, видимо, была очень не в духе, саданула задом, в сантиметрах от Нининого уха просвистело копыто… и Нина с тех пор зареклась приближаться к этим животным слишком близко.

– Не бойся, – Григорий ласково потрепал коня по носу. – Он не кусачий и вообще спокойный. Просто он подумал, вдруг у тебя что-нибудь вкусное припрятано. Хочешь – угости его корочкой с солью, у меня тут есть.

Он полез в спортивную сумку, висящую на плече. Конь обрадованно потянулся туда мордой. Григорий засмеялся и оттолкнул тяжёлую лошадиную голову. Коня это не смутило, и он снова, шумно и влажно пыша ноздрями, толкнулся в сумку.

– Погоди, Раджа, охламон, – сказал Григорий наигранно-сердито, но сам тут же потёрся лбом о конский лоб. – Торопыга…

Нина замерла, впитывая глазами и всей душой открывшуюся ей картину.

Конь и человек любили друг друга, и это было… в этом было… В груди как-то странно покалывало, словно она прикоснулась к древней истине, к святому источнику. И она смотрела, боясь моргнуть. В этом странном молодом человеке открывались всё новые удивительно тонкие грани… Словно она рассматривала драгоценный камень, любуясь брызгами света, преломлённого прозрачной глубиной…

…Он ждал её на углу сквера около своей чёрной пантеры-машины, хотя одиннадцати ещё не было. В простой антрацитово-серой футболке и серых же потёртых джинсах, в которых, впрочем, намётанный глаз определил бы фирменные «Левисы», он всё равно выглядел аристократично и интригующе. И Нинино сердце опять совершило дурацкое сальто и неуклюже плюхнулось куда-то в живот. Она уже собралась отвесить себе очередную мысленную оплеуху, но внезапно передумала.

Раз уж ей так повезло, надо радоваться и послать все сомнения к лешему! Прежде, чем…

Стоп, Нина Савельевна. Стоп, дорогая. Об этом мы думать не будем. Пока…

– Ты взяла джинсы и футболку? – спросил он вместо приветствия и вдруг наклонился и легонько поцеловал её в щёку. Нина от изумления замерла, как вкопанная, но, видимо, в глазах её плеснулось такое недоумение, что Григорий отчётливо покраснел и сбивчиво забормотал:

– Прости… Я просто привык… э…Ты… такая красивая… Я не думал, что…

– Ладно, – прервала его опомнившаяся Нина. – Я просто… хм. Да ладно!.. Вообще-то доброе утро. Я взяла всё, что ты просил. И всё же хотелось бы знать, для чего это всё?..

Вместо ответа Григорий облокотился на машину, уткнулся в сгиб локтя и приглушённо рассмеялся.

– Я совсем не так планировал эту нашу встречу, – сообщил он, всё ещё смеясь. – Но когда я вижу тебя, у меня мозги превращаются в кисель. Я начинаю пороть чушь. У меня руки трясутся, честное слово! И только сейчас понял, что даже не поздоровался…

Весёлое недоумение плескалось в его глазах.

– Простите меня, сударыня!.. Доброе утро. Но ты и вправду необыкновенно красива в этом платье. И ты пахнешь… волшебно. Сумасбродно ты пахнешь!..

Нина ошеломлённо тряхнула головой, ощущая, как жарким румянцем наливаются щёки.

– Перестань, пожалуйста, Гриша. Ты что, маньяк?… Я уже начинаю думать, что ехать с тобой неизвестно куда… – она нервно скомкала пояс шёлкового платья, в которое всё-таки вырядилась, после весьма изнурительной схватки с самой собой.

Но в этом платье, сшитом на заказ по её собственной задумке, она выглядела…

Ну, в общем, правильно выглядела. И получила именно тот результат, на который втайне рассчитывала…

Вот только чьи, спрашивается, мозги превратились в кисель?…

Григорий смотрел на неё и словно разучился говорить вовсе.

Он был так уверен в себе, пока ехал… готовился быть безупречным, в меру остроумным и деловитым. Продумывал моменты…

И всё полетело кувырком, когда он увидел её в этом удивительно женственном платье… Оно делало её похожей на хрупкий прекрасный цветок. И словно кто-то невидимый тронул струны в сердце, и оно взволнованно отозвалось протяжным, гулким аккордом.

Женщина – цветок, женщина – кинжал. Острая хрупкая нежность…

А он тут со своими ужимками!..

И он забормотал потерянно, словно оправдываясь:

– Нин… Я не маньяк, честное слово… хотя, конечно, какой маньяк тебе честно скажет, что он – маньяк!..

Он поднял тёмные глаза, и в них было знакомое доверчивое тепло.

– Ты действительно очень мне нравишься. – просто сказал он. – Ты и сама прекрасно знаешь… Но я торжественно обещаю тебе, что наши встречи будут чисто дружескими, пока… Пока сама не захочешь большего. Если, конечно, вообще захочешь…

Какое-то время они неловко молчали. Мимо шли прохожие, иногда с любопытством косясь на них. Маленькая девочка, сжимающая в пухлом кулачке красный воздушный цветок на палочке, широко улыбнулась им.

Григорий мрачно размышлял о том, что эту встречу нельзя было испортить более основательно, даже если бы он специально старался. Но Нина Саблина действовала на него, как нервно-паралитический газ, заставляя выписывать невероятные кренделя. Такое с ним случилось впервые в жизни… Растеряться немудрено, но если она сейчас решит послать его ко всем чертям, он вполне её поймёт.

И что тогда?.. Петь серенады под её окном, рискуя получить по черепу тяжёлым предметом от рассерженной мамаши?.. Что ж, и на это он готов. Не мог же он столько ждать, найти её и вот так запросто потерять!..

Но тут Нина, донельзя истеребившая пояс платья и обуреваемая тысячей малознакомых ей женских эмоций, вдруг потянулась и взяла его за руку.

Григорий замер. Её взгляд был серьёзным, строгим и в то же время необыкновенно притягательным, а от тепла маленькой крепкой ладони его сердце заколотилось ещё быстрее, хотя это казалось невозможным…

– Ловлю тебя на слове, Григорий, – сказала она тихо, но твёрдо. – И поправлю – пока мы вместе не решим, что хотим большего. Только вместе. Других отношений я не признаю.

Он серьёзно кивнул. Потом распахнул перед ней дверцу.

Она уселась в сверкающую чёрную машину, чувствуя странное, слегка пугающее спокойствие в душе и расслабленность во всём теле. Как будто происходило что-то очень правильное, но от этого не менее непостижимое и волнующее…

И вот теперь она со странной щемящей ноткой наблюдает, как общаются человек и конь.

Он будет прекрасным отцом, вдруг поняла она отчётливо, пронзительно. Самым лучшим на свете. Ей представилось, как легко он подсаживает в седло вихрастого розовощёкого мальчишку, как буйным восторгом горят детские глазёнки, и в ответ мягко и гордо лучатся глаза отца.

Она провела по лицу рукой, стараясь вырваться из сладкой грёзы, облепившей её, словно тягучая паутина. Григорий, ободряюще улыбаясь, протянул ей сумку. Нина покорно вздохнула, запустила руку внутрь и нашарила пакет с хлебными корками. Боязливо протянула одну коню, стараясь унять трепыхающееся сердце.

Конь потянулся. Её пальцы подрагивали. Григорий затаил дыхание.

Мягкими, бархатистыми, словно шляпки молодых боровиков губами, Раджа нежно прихватил корочку и энергично сжевал, обдав её руку тёплым влажным дыханием. Нину захлестнул трепет и восторг, словно она снова стала маленькой девочкой, когда-то столько грезившей лошадьми!..

– Гришка, – сказала она изменившимся голосом. – Он такой… добрый. Как ты.

И, осмелев, провела рукой по лоснящейся чёрной шее.

– При чём тут я? – спросил Григорий слегка ошеломлённо.

– Я так чувствую, – улыбнулась Нина и расхрабрилась потрогать коню нос. Раджа фыркнул, слегка вздёрнул голову, и Нина осторожно отвела руку, а потом снова погладила бархатные ноздри. – Потому что вы с этим конём одинаковые. Красивые, сильные, добрые. И вы как бы связаны… невидимыми нитями… А, не обращай внимания, – засмеялась она при виде его изумлённой физиономии. – Ты вот стихи читаешь, с людьми их ассоциируешь… а я-то тоже «с тараканами». Я иногда просто… ну как… – она вздохнула, силясь подобрать нужное слово, – «вижу». И почти всегда правду. У меня бывают сны, которые потом сбываются. На человека могу сон посмотреть, если попросит. Людей вижу легко, намерения их могу понимать. Не всегда, правда… – она немного смутилась. – Тебя, например, не очень-то могу понять. Особенно не понимаю, зачем тебе я.

Григорий задумчиво и ласково перебирал пряди конской гривы. Раджа замер и прикрыл глаза, наслаждаясь лаской.

– Я тоже чувствую и вижу людей, – ответил он, наконец. – Может, не так… мистически, как ты, но ведь у большинства людей довольно примитивные мысли, там и чувствовать нечего. А в тебе… – он прислонился к коню и осторожно глянул на Нину из-под чёлки, – в тебе я вижу дух редкой красоты и высоты. Я впервые встретил такое в женщине…

Нина фыркнула так громко, что Раджа испуганно вскинулся. Григорию пришлось повиснуть у него на шее, успокаивая его присвистом и тетешканьем. Нина попятилась, уткнулась спиной в ограждение.

– Извини, – пробормотала она. – Лошади такие вроде большие, а пугливые…

– Да ничего, – слегка запыхавшись, ответил Григорий, всё ещё крепко сжимая поводья под самой мордой коня. – Просто он к тебе не привык ещё. И к тому же, пора продолжать сюрприз… Катя!.. Выводи Светлую!..

Из длинного приземистого здания напротив, являвшегося загородной частной конюшней, вышла худощавая темноволосая девушка, ведя в поводу великолепную белую лошадь. Когда они приблизились, Нина не сумела сдержать восторженного восклицания и взволнованно прижала руки к щекам…

Это была кобыла с прекрасными грустными глазами, ступавшая спокойно, с внутренним достоинством. Девушка передала поводья Григорию, кокетливо подмигнула ему, повернулась и пошла обратно, игриво покачивая туго обтянутой синими джинсами попой.

Кобыла вдруг фыркнула и будто осуждающе тряхнула гривой. Нина безудержно расхохоталась. Катя обернулась на ходу, одарила Нину отнюдь не ласковым взглядом, и пошла дальше. Нормально пошла.

Григорий усмехнулся в гриву Светлой, похлопал её ласково по холке. Раджа приветственно обнюхал подругу и потёрся о её шею. Светлая чуть вскинулась, но в целом приняла ласку благосклонно.

Нина любовалась, обо всём позабыв… Она и не думала, что в ней может поместиться столько восхищения сразу, оно распирало грудь, лезло наружу восторженными переливчатыми пузырями.

– Гришка! – воскликнула она и как девочка захлопала в ладоши, – я никогда, слышишь, никогда не видела ничего более прекрасного, чем эти кони!.. Душу можно заложить за такую красоту!..

– Не надо душу, – усмехнулся Григорий, изо всех сил стараясь скрыть самодовольство, которое грозило выгнуть ему грудь колесом. Его план-сюрприз, который заключался в трёх немудрёных словах «поразить, восхитить, очаровать» претворился в жизнь с блеском!

– Это Нина, – сказал он кобыле. – А это Светлая Радость – самая красивая лошадь в мире. Она тоже орловский рысак. Будьте знакомы, обнюхайтесь и поцелуйтесь, – пошутил он, но замер в восхищении, когда увидел, как Нина грациозно поклонилась лошади, понюхала гордую лебединую шею, а потом осторожно поцеловала кобылу между ноздрей. И Светлая, которая, как он знал, всегда была себе на уме и могла выкинуть какой-нибудь финт при случае, одобрительно закивала и потёрлась лбом о Нинину руку.

– Вот это да!.. – восхищённо выдохнул Григорий и тоже захлопал. – Она тебя признала! Сразу!.. Нина, я впервые вижу такое! Это же та ещё штучка!..

– Она тоже твоя?.. – спросила Нина хрипло.

К её глазам вдруг подступили непрошеные слёзы. В груди что-то остро тюкало. Господи, что это с ней?..