Читать книгу Крик шепотом - Эльвира Ивановна Сапфирова - Страница 6

Он не стал ни о чем спрашивать племянницу, поднялся, помог снять пальто.

–Ну и хорошо, что приехала, – сказал он заботливо. – А Гера знает, что ты поехала ко мне?

И сдерживаемые слезы вдруг сами полились ручьем. Девочка судорожно всхлипывала и ничего не могла ответить. Геннадий обнял ее и ласково похлопал по плечу:

–Ну, ну, успокойся!

Они были одного роста, и разница в двенадцать лет никак не сказывалась на их дружеских отношениях. Он все понимал. Но чем помочь?! Одно он точно знал: выгнать одинокого, доведенного до отчаяния ребенка он никогда не сможет, но и прокормить ему тоже будет не по силам. Пусть решает сама.

Размазывая слезы по щекам, Лена села на стул, вздохнула, глядя озабоченно на дядю, и улыбнулась.

–Понимаешь, я всем приношу несчастье, всем, – всхлипнула опять она, – они все ругаются и ругаются из-за меня.

Гена ласково улыбнулся:

– С чего это ты взяла?

И Лена, шмыгая и плача, рассказала о драках, о постоянных спорах, как надо ее воспитывать. Лилась затаенная боль и обида, страх и презрение.

Всю зиму отец с маниакальной настойчивостью воспитывал в ней, козе высокомерной, как он говорил, человека. Каждый вечер одно и то же: «Учись, ни на кого не надейся! И на мужа тоже! Будь Человеком!»

Она и так старается, но причем здесь муж? Непонятно. Она не собирается замуж. Даже смешно. К ней часто приходят мальчишки и девчонки. Так ведь это же друзья! А после того как вечером пришел Сережка Параскевов за заданием по алгебре, баба Катя, ехидно смеясь, спросила, уж не собирается ли она замуж за грека? Погрозила пальцем: « Бачишь, яка шустра! Не спеши, казаков, слава Богу, хватает.»

После слов бабушки Лена долго стояла перед зеркалом. За последний год она действительно выросла. Фигура, как у мамы, только размер ноги меньше, и верхняя губа не такая красивая, а глаза смотрят слишком по-детски прямодушно и наивно. Вроде и взрослая, и все-таки ребенок. Но отец все пилит и пилит и ее, и Геру.

–Ну, вот скажи, зачем он так!

Геннадий слушал, не перебивая, кивал или опускал голову, будто ему было стыдно перед этим ребенком, а когда поток излияний иссяк, взял ее дрожащие руки в свои, покрытые крупными конопушками, и тихо сказал:

–Ну, все, поплакала и будет. Что с Ивана возьмешь?!

Лена удивленно посмотрела, будто спрашивая, что это значит.

–Да он матерщинником был, наверное, с пеленок, – засмеялся Геннадий, – Ну, да, хулиган. Верховодил в городе шайкой беспризорников после войны. Держал в страхе пацанов всей округи. Герке он сначала не нравился: задиристый, всех женихов у нее поотбивал. Как увидит, что она танцует с парнем, так после танцев накостыляет ему и пригрозит, чтобы и близко не подходил к Гере.

–А потом?

–А потом ей, девчонке, надоело надрываться, мешки на току таскать, куда определила ее мачеха по знакомству, и удрала в Ростов учиться.

Лена недоуменно подняла брови:

– Разве мама училась?

– Месяц или два в школе продавцов. Бросила. Голодала. Ей восемнадцать, а она в кирзовых сапогах и фронтовой фуфайке. Пошла работать.

– А отец?

– А что, Иван… Он ее и там нашел… Правда не сразу.

–Вот и хорошо. Значит, они опять помирятся без меня, и все у них будет отлично. Да?

Геннадий с готовностью кивнул и скривился: острая режущая боль пронзила живот. Он согнулся, обхватив себя руками.

– Геночка, что с тобой? – забеспокоилась Лена, – Опять живот?

Часто дыша, он кивнул головой, Наконец, бледный, он сел и, вздохнув полной грудью, через силу улыбнулся, чтобы не пугать племянницу.

– Все нормально. Все хорошо.

Лена наконец-то внимательно посмотрела на бледного с впалыми щеками друга и ахнула:

– У тебя же чуб… седой!

Геннадий развел руками и виновато улыбнулся.

– Ну, ты даешь! Нервничаешь, что ли? Да? И куда это Нинка смотрит? Тоже мне, жена называется!

Лена входила в роль хозяйки.

– А где она, кстати? Может, покушаем? Так чего-нибудь хочется перекусить.

– Мне тоже, – уныло ответил дядя.

В эти зимние каникулы, проведенные с Геннадием, Лена повзрослела и поняла: специальность – ключ к хорошей жизни и независимости. Мало быть хорошим человеком, надо еще уметь себя обеспечить. И, поддаваясь юношескому максимализму, тут же вынесла другу приговор: слабак. Такой же слабак, как и его отец, деда Тима Ежов. Видно, Геннадий почувствовал эти нотки сдерживаемого презрения, и прощание на вокзале было быстрым и прохладным.

Теперь, вспоминая свое поведение, Лена покраснела от стыда: бить лежачего отвратительно. Она не протянула руку помощи другу, вернее, протянула и тут же осудила, но, вернувшись, уговорила Геру тайно отсылать дяде хоть пять рублей с зарплаты, пообещав носить старые платья и не просить конфет. Должен же Гена когда-нибудь встать на ноги.

А лето она провела дома, не ездила в Новочеркасск в гости, потому что ясно поняла: все заняты своими делами, у всех своя жизнь. Ее встретили, дали угол, еду, а развлекать… это уж сама! Она была свободна, как ветер, но почему-то именно эта свобода обижала больнее всего. Правильнее было бы назвать ее равнодушием.

Только с Геной она чувствовала себя нужной и любимой. Правда, после армии он немного изменился и отдалился. То единение, которое было раньше, исчезло. Что-то непонятное Лене встало между ними. Нет, нельзя ставить человека в безвыходное положение: он и отказать не сможет, и помочь не в состоянии. Так что ехать не к кому, да и незачем. «Справляйся сама. Думай!» – шептала про себя девочка, засыпая.

Одинокая слеза выкатилась из-под густых, белесых ресниц. Так жалко себя, так жалко, что Лена еще ближе подтянула коленки к голове. Мелкие и крупные неприятности, которые сыпались на нее, как огнем выжгли, высушили все желания, кроме одного: спать.

Тяжелые веки смыкались, мысли путались. Спать, очень хотелось спать, но спасительный сон лишь на некоторое время отодвинул еще один жестокий удар по неокрепшей детской душе.