Читать книгу Присвоить тебя - Эм Ленская - Страница 3

Глава 3

Захар не верит, что проспал так долго. Хочется свалить всё на слишком удобный матрас и дорогущие простыни. Но только не признавать, что впервые за долгое время он просто не чувствует какой-то… опасности? И это на чужой территории. Когда где-то в соседней комнате спит человек, которого он знает жалкие сутки.

Вчера после ужина Захар почти сразу ушел в свою комнату. Почти. Сразу как всё-таки выпил с Тимофеем вина. Оно и правда оказалось предательски вкусным, хотя Захар не был любителем элитного алкоголя. Его удел – пиво в упаковке по акции. Да и то изредка. Как же, он ведь спортсмен. Боец. У него режим. И живые примеры повсюду среди мало-мальски знакомых, как бухло превращает слабых духом в жалкие оболочки. Когда жизнь в конечном итоге отрыгивает тебя на обочину.

Встряхнув головой, Захар идет в ванную. В его квартире есть лишь тесная душевая кабинка и обычный без наворотов толчок. Все чисто и аккуратно, но не вылизано до блеска, как в доме у Одинцова. Да вся спальня Захара была, вероятно, чуть больше здешней уборной. А туалет, кажется, рассыпает блестки, как в рекламе средства для унитаза.

В этом доме роскошно все. От прихожей до излучающего лоск хозяина. Роскошно и без души. Хотя мимолетно, непрошенной вспышкой, Захар видит вчерашнего Одинцова в домашних шортах, с мокрыми волосами и глупой ухмылкой на красивом, черт подери, лице. Наверное, это лицо стоит годовой гонорар Захара. Такие либо портят завистники, либо целуют любовники. Или насильно наблюдают за ними со стороны, не имея иного выбора, как сейчас делает сам Иваньшин.

Когда Одинцов пил, казалось, что в его образе начало проступать нечто иное. Запретное. Скрытое. Захар помнит, как вчера в машине Одинцов дважды словно приоткрывал завесу, становясь то серьезным, то совсем растерявшимся пацаном. Как кольнуло в солнечном сплетении, потому что это – да точно не может быть – показалось чем-то знакомым. Но за ужином образ чванливого баловня судьбы снова дал мелкую трещинку. Захар не психолог, он не умеет читать людей согласно книгам и умным тестам. Но он много провел на улицах, чтобы развить интуицию. Чуйку. И та, как бы это ни напрягало Захара, не сигналит красным в присутствии Одинцова. Ты прячешься за слоями масок, Тима?

Закончив собираться, Захар тихо проходит на кухню. И видит в центре стола накрытую пленкой тарелку с положенной рядом запиской.

«Попросил Яну приготовить тебе на завтрак блинчики. Не знал, с чем ты любишь, поэтому внутри ассорти из начинок. Удачного дня. И не пропускай мои звонки, ты обещал. Тима».

Захар хмыкает. Откладывает записку и берет из стопки ровный ажурный блин, а затем открывает одну из выставленных в ряд баночек. Сразу удача – сгущенка. Возможно, после он скажет Тимофею, что так, без изысков в виде икры (ее он находит следом) его любимый вариант поедания блинчиков.

Захар не слышал, как тот укатил на работу. Слишком крепко спал. Слишком безмятежно. Быстро, однако, он снизил бдительность. Но, возможно, это просто дорогущие простыни всему виной.

Захар мог бы отвезти Тимофея в офис, а после забрать свои вещи. Но Одинцов даже не пытался его разбудить. И зачем-то сам позаботился о завтраке, пусть и попросил приготовить еду домработницу. Зачем он вообще понадобился Одинцову? Этот вопрос тонкой иголкой сидит в мозгу. Он не водитель, не бодигард и даже не мальчик на побегушках. Не шлюха…

«Пока», – мысленно тормозит себя Захар. – «Ты не знаешь, что он может потребовать в качестве платы за долг».

Тимофей просит с ним подружиться. Но Захар давно перестал использовать в своем лексиконе слова схожие с дружбой. Есть только выгода. Всегда и во всем. И даже те, кто звал тебя другом, могут однажды всадить нож в спину. Поэтому дважды сложнее так запросто поверить в бескорыстную помощь, не чувствовать скрытых мотивов, не ждать исподтишка удара, стоит лишь отвернуться. И снова тревожная дробь в голове, как повторяющийся сигнал бедствия: зачем простой парень Захар Иваньшин нужен такому мажору, как Тимофей Одинцов?

Пока варится кофе, Захар съедает ещё один блин, с клубничным вареньем. Вероятно, домашним. Тоже неплохо. Стоит познакомиться с Яной и поблагодарить ее лично. Ее расписания Иваньшин, конечно, ещё не знает. Пометка: узнать у Тимы. Странно, но мысленно звать этого парня по имени не кажется резким переходом на личное. Тот и вовсе вчера окрестил Захара едва ли не кличкой. А после сюсюкался, словно с ребенком. Захарушка. Сахарок. Хах. Издевался, конечно. Но ему никогда не давали прозвищ.

Захар наливает в кружку кофе, проверяет телефон – с новым он ещё не освоился, но вряд ли это сложнее, чем починить тачку. В «телеге» одно сообщение от Одинцова, пришедшее десять минут назад: «Надеюсь, завтрак тебе понравился». И милый смайлик.

Захар запивает остатки блина во рту и пишет: спасибо, было вкусно.

Он ведь не хвалит лично Одинцова, это лишь благодарность его домработнице.

Спустившись в гараж после завтрака, Захар кликает на брелок сигналки, и впереди – там, где они с Тимофеем вчера оставили, – отзывается ответом авто. Захар не планировал брать тачку Одинцова, но тот настоял. Конечно, на случай, если Захар абсолютно внезапно ему потребуется.

«Ты же не приедешь ко мне на такси или метро?» – усмехаясь, сыронизировал Одинцов накануне. А после, не отводя от Захара уже хмельной взгляд, отпил из бокала вино.

Салон авто вновь встречает Захара ароматом элитной жизни. И нотками одеколона Тимофея. Тонким, чуть сладким, практически нежным, который не вяжется с образом человека, носящим его на себе. Захар пахнет обычным «Олд Спайс», купленным в супермаркете, и даже эти запахи вступают в заметный контраст, будто даже в деталях все пытается указать на их с Одинцовым отличия. Ткнуть пальцем в грудь и спросить: да куда же ты лезешь, парень? Тебе здесь не место.

«Будто я выбрал для себя это сам», – с досадой думает Захар. И вспоминает, как вчера на мгновение увидел себя в другом свете, напялив шмотки, которые выбрал ему Одинцов. Красивые, модные, как сам Тима, которому и положено их носить.

«Так, нахер лишние мысли», – решает Иваньшин, врубив зажигание. Если он вынужден быть в услужении у мажора, почему бы не урвать с этого куш?

Захар резко выруливает с подземной парковки, скрипя шинами, так что звук эхом разносится по полупустому пространству.

Путь до его дома занимает менее получаса. А под конец Захар даже расстраивается, что путешествие так скоро закончилось: ехать за рулём представительской тачки в одиночестве, без трескотни Одинцова под ухом, роскошное удовольствие.

Время едва проскочило отметку в полдень. Захар выключает в машине радио и просто сидит, положив руки на руль. Невысокое блеклое здание, где он снимает квартиру, стоит на противоположной стороне дороги и взирает унылыми просветами окон на не менее серую, несмотря на ясную погоду, улицу. Захар чувствует себя не в своей тарелке, не к месту – вычурно, – сидя в салоне навороченной тачки, чья стоимость выше, чем зарплата половины его соседей за квартал в складчину.

Захару словно бы стыдно. Но он ведь не выбрался. Его вырвали отсюда, не спрашивая. Это не его личная прихоть. Не его настоящая жизнь. Но он словно плюет этому месту в лицо своим появлением.

Резкий импульс нажать на газ и припарковаться где-то подальше отсюда пронзает мозг Захара, но он быстро одумывается. Надо лишь выйти, собрать свои шмотки и скорее вернуться обратно. Сбежать. Спрятаться.

Несмотря на то, что район далек от элитного, публика среди жителей в целом приличная, так что Захар не боится, что за время его отсутствия кто-то скрутит колеса, разобьёт ему зеркала или проткнет шины заточкой. Он выбирается из машины и, невольно понурив голову, спешит к входу в здание.

Комната встречает его прелым, спертым воздухом непроветриваемой долгие дни квартиры. Заботиться о таких мелочах в жизни Захара некому. Вряд ли кто-то вообще задавался вопросом, где он пропадал почти целый месяц, пока валялся избитым в больнице.

На кухне Иваньшин выбрасывает плесневелый, засохший хлеб и остатки скисшего супа, в котором завелась половина справочника по биологии из раздела грибков. В остальном дом практически не изменился. Словно замер в моменте, когда Захар покинул его перед тем самым боем с Катаниным. Перед тем днём, когда Одинцов росчерком личной подписи и толстой стопкой купюр сделал его своей… собственностью?

Ладно, работником.

Когда осознание и первые иглы противоречия, злости и непонимания притупляются, Захар пытается не рушить на голову Тимофея все обвинения. Пока тот и правда поступает с ним исключительно по-человечески. Сидеть в постоянном ожидании зова Назара теперь не приходится. Не приходится думать, удастся ли встретить ещё один день живым. Удастся ли заработать достаточно, чтобы скорей закрыть долг и выбраться из ошейника.

На стене над кроватью висит пара боксерских перчаток. На столе с торчащей между страниц закладкой – книга. «Божественная комедия» Данте, Захар помнит, что как раз закончил читать Чистилище, но так и не начал Рай.

Он берет книгу в руки – с чуть потрепанным корешком, в мягкой обложке, – открывает в месте закладки и читает первые строки:

«Лучи того, кто движет мирозданье,

Все проницают славой и струят

Где – большее, где – меньшее сиянье».

Почему-то этот текст напоминает Захару об Одинцове. Сильном мира сего, с его влиянием, возможностями, шикарной квартирой в лучшем районе Питера, славой наследника крупного предприятия, о чем Захар вчера успел банально нарыть информацию в интернете. И струящим свое чёртово сияние даже без повода.

Одинцов и правда словно сиял. Даже нехотя, но Захар замечает, как Тимофей выделяется. И невольно цепляет взгляд. Тимофей сложнее, чем можно по ошибке решить, когда видишь его в первый раз. Тимофей глубже и что-то скрывает под поверхностью ухоженной гладкой кожи и ткани сшитого на заказ костюма.

Захлопнув книгу, Захар кидает том на дно принесенной с собой сумки, а затем принимается за шкаф. Одежды у него не так уж и много. Наверное, при виде его скромного размера гардероба у Одинцова случился бы культурный шок. Захар хмыкает. Одинцов в принципе никогда бы не посетил место вроде его квартиры.

Когда нужные вещи уложены, Захар проверяет ящики, забирает с комода фотографию в рамке и аккуратно кладет поверх одежды. На ней – еще маленький он вместе с родителями. На фото он улыбается. Он искренне счастлив. Вспоминать, о том, что их уже нет в этом мире, не так больно, как было раньше, но Захар по-прежнему скучает по ним.

В прихожей он на мгновение оглядывается. Никакого укола ностальгии или трепетного сожаления о том, что он оставляет позади. Это место было пристанищем. Продолжительным, какой-то временной константой его жизни. Но никогда не было настоящим домом. Захар оставляет его без грусти. Если отбросить в сторону тему долга, то жилище Одинцова бесспорно выигрывает в гонке за лучшую конуру для пса. Жить в хозяйских хоромах дозволено далеко не каждому.

Сумка с вещами отправляется на пассажирское сиденье, а Захар, бросив последний взгляд на окна своей квартиры, садится за руль и уезжает. Из места, где вынужден был существовать. Туда, где не принадлежит, но, возможно, есть шанс вскарабкаться выше. Плевать, если придется прогнуться, лишь бы цель того стоила. Захар не хочется жаловаться, но череда обстоятельств затянула его и в этот район, и в клуб Назара. Он не выбирал этот путь, но вынужден был ему следовать. Так чтó если встреча с Тимофеем стала тем поворотом, куда, рискнув, стоит свернуть? В конце может ждать тупик. Ловушка. Обрыв. Но если бы Иваньшин чего-то боялся, давно бы сдался и опустил руки. Он не из той породы, что поджимает испуганно хвост. Он сильный. Просто нужно быть начеку. И не верить любому, кто потрепал по макушке, сказав доброе слово.

На светофоре, пока горит красный, Захар пишет Тимофею: «Закончил со своими делами. Будут какие-то указания?» Но Одинцов молчит. Возможно, не видит и занят работой. Когда сигнал меняется на зеленый, Захар давит на газ.

Едва зайдя в дом, Захар слышит музыку где-то в районе кухни. Неужто Одинцов так быстро вернулся? Захар хмыкает: тогда у того отвратительный вкус и, видимо, тяга к смазливым бойзбэндам из девяностых. Быстро закинув сумку в отведенную ему комнату, Иваньшин шагает на кухню.

С тряпкой в руках, косынкой на светлых волосах и забавном переднике с рюшами возле стола притоптывает в такт трека и нечетко подпевает себе под нос молодая женщина. Опрыскав поверхность, круговыми движениями она натирает и без того уже блестящую в лучах попадающего в помещение солнечного света мраморную столешницу.

– Добрый день, – обозначает свое присутствие Захар и входит внутрь.

Женщина, вздрогнув от неожиданности, пискляво ойкает и хватается рукой за сердце.

– Божечки, вы меня напугали, – она нервно хихикает и выдыхает от облегчения, а после начинает тараторить: – Вы, наверное, Захар? Друг Тимофея? Он говорил, что вы теперь здесь живете. Меня зовут Яна Холодова, я домработница.

Она забавно взмахивает рукой в знак приветствия. Захар тоже машет в ответ – ей-богу, как дети, – а после протягивает ладонь, чтобы пожать – это кажется гораздо уместнее. Они оба в этом доме только прислуга, хотя Яна и зовет Одинцова по имени.

– Захар Иваньшин, – представляется он в ответ, не исправляя Яну, что он вовсе не друг, а… сам не приложит ума кто конкретно. – Рад познакомиться.

– Ой, а вы голодны? Я почти закончила с уборкой и могу что-нибудь вам приготовить, – суетится Яна.

Захар присматривает и дает ей на вид лет тридцать, хотя у нее очень детские черты лица.

– Нет, спасибо. Кстати, хотел вас поблагодарить за блины на завтрак, очень вкусно, – говорит Захар, садясь на стул по другую сторону стола. – Не беспокойтесь, я сам все сделаю. Тимофей вроде как передал обязанности по готовке мне, – вспоминает он их вчерашний разговор. Кухарку, по словам Одинцова, тот рассчитал, хотя явно не парится просить Яну заниматься стряпней. А может, просто соврал.

– Тогда хотя бы заварить вам чаю?

Яна смотрит на него почти с каким-то благоговением, что Захар соглашается, словно отказом он ее оскорбит. Яна кажется милой. Ему нужен союзник на чужой территории.

– Знаете, я поначалу даже удивилась, узнав, что друг Тимофея будет жить вместе с ним, – опять начинает щебетать Яна, насыпая в чайник листья для заварки. – Я работаю на него уже четыре года, но никогда за это время не замечала, чтобы кто-то оставался хотя бы на ночь. – Яна спешно оглядывается на Захара, а ее щеки, кажется, чуть алеют. – Я не в том смысле, что… «на ночь», – она выделяет последние слова интонацией, – а погостить. Друзья. Тимофей прекрасный человек и работодатель, мне очень повезло попасть к нему. Но мне всегда казалось, что он довольно замкнут и одинок, хотя он очень добрый и вежливый. Чудный мальчик.

Да уж, совсем малыш, думает Захар, но эта характеристика Одинцова, данная Яной, цепляет внимание. Подкидывает пищу для размышления. Что это? Еще одна маска Одинцова или Яне дозволено смотреть под нее?

– Простите, – осаживает себя Яна, налив воду в заварочный чайник и накрыв его крышкой. – Я, наверное, много болтаю. Но правда, это чудесно, что вы будете рядом. Позаботьтесь о нем. Он всегда старается бодриться, да и я только домработница, чтобы посвящать меня в его личные проблемы, но я вижу, что Тимофею иногда требуется поддержка.

Захар не знает, как реагировать. Говорит ли Яна о чем-то конкретном или просто делится подозрениями, которые выдумала. Слишком много информации валится на него. Что важнее: нужно ли ее выкинуть или оставить в запасе, чтобы однажды, возможно, использовать?

~~~

Только вернувшись с совещания, устроенного отцом, Тима замечает сообщение от Захара. Интересно, тот ещё где-то в городе, раз не получил занятие, или вернулся домой? Тимофей мог бы позвонить и пригласить Захара пообедать вместе. Тот явно воспринял бы предложение в штыки и выполнил исключительно как приказ. Хотя утром, пусть довольно сухо, поблагодарил за блинчики. Здорово, что он накануне предупредил таки Яну, что нужно с утра приготовить завтрак для гостя.

Сколько придется его приручать? Получится ли стать ему другом?

Стук в дверь кабинета заставляет Одинцова отвлечься. В проеме появляется физиономия Макса. Человек, которого он с натягом мог назвать другом. Они просто вместе тусили по барам и на каких-то пафосных вечеринках, после которых Одинцов расплачивался головной болью. Но почему-то прыгал на те же грабли повторно.

– Занят? – спрашивает сугубо для галочки Макс, заваливаясь внутрь и тут же плюхаясь на стул напротив Тимофея.

– Ну если учесть, что сейчас фактически мое рабочее время, то попробуй сам ответить на свой вопрос, – язвит Одинцов.

Максим развязно улыбается. В его расслабленной позе сочится пренебрежение. Ему бесконечно плевать на такое понятие, как работа. Его всегда волновала только личная выгода, деньги, которые достаются ему без труда исключительно за заслуги семьи. Алчный эгоист, любящий удовольствия – и чем запретней, тем, кажется, лучше. Тимофей мысленно сравнивает его с Захаром и от лицезрения Макса Тима инстинктивно чувствует отвращение.

– Ха, ты правда нацелился занять президентский пост после отставки отца? – интересуется Максим. Положив руки на затылок, тот сползает по стулу ниже. Едва не лежит. Отчего стоящий бешеных денег костюм смотрится на нем чужеродно.

Зато Захар в этом наряде выглядел бы потрясающе.

– Если отец все еще посчитает нужным передать компанию мне, то да, я не намерен его подводить.

Тимофей словно с надеждой кидает взгляд на экран смартфона, будто лишь мыслью заставит его звонить, тем самым давая повод вышвырнуть Макса прочь. Его присутствие невольно нервирует. Зачем тот только приперся, когда ему откровенно насрать на бизнес? Уважение к отцу и нужда держать марку не позволяют Одинцову сказать Максу свалить.

– Ну да, ты же у нас послушный мальчик, отличник, – усмехается Максим, а потом отлипает от спинки, упираясь локтями в колени, смотрит с прищуром на Тиму и спрашивает с ехидной полуулыбкой: – Но тогда скажи, зачем ты купил того бойцового пса?

То спине Тимофея пробегает холодная судорога. Но в лице он не меняется. Просто, блять, откуда чертов Макс прознал? Неужто разнюхал прямиком у владельца той богадельни? Какая ему, к черту, разница?

– Если захотел развлечься, то стоило лишь спросить, и я бы подогнал тебе отменных мальчиков. На любой вкус: и сладких конфеток, и таких, как тот беспородный пес. Или тебя привлекает его… хм… статус? Потянуло на плебеев?

Макс хохочет и снова откидывается на стул.

А Одинцов злится. Его буквально накрывает бесконтрольный гнев. Хочется вмазать Максу по роже, как тогда, в клубе, он с удовольствием всадил кулак в нос ублюдка, который посмел надругаться над Иваньшиным. Внутри Тимофея штормит. Желание заступиться – защитить – Захара накрывает волной. Он его, и никто не смеет открывать свою пасть, чтобы вылить помои из слов на отчего-то такого важного, нужного для Тимы почти незнакомца. На Захара Иваньшина.

– Он не пес, а человек. Такой же, как ты и я. Хотя насчет тебя я бы поспорил, – едва не шипит Тимофей, вставая из-за стола, который обходит и встает, возвышаясь над Максом. – Считаешь кого-то хуже только из-за наличия денег? А ты не думал, почему он оказался в том бойцовском клубе? Какие причины его привели туда и заставили выставлять себя на ринге, словно хренов кусок мяса?

Тимофей заводится с каждым словом. Наверное, его облик меняется. Покрывается мраком. Потому что с лица Макса хотя бы исчезает сучья улыбка.

– Да брось, Тимка, че ты так бесишься-то? – парирует в ответ Максим, чуть повысив тон по шкале истеричности. – Только, блин, не говори, что правда запал на него.

Поднимает взгляд обратно на Одинцова и хмыкает.

– Хах, пиздец, мужик.

Макс встает со стула, качая в неверии головой.

Тима и сам не верит. Не понимает. Нет, не запал. Нет? Возможно. Блять… он не знает. Это почти пугает. Путает. Хочется сорваться бегом, запереться в уборной и засунуть голову под холодный поток воды.

– Ты меня поражаешь, – продолжает Макс, пока Одинцов молчит, застыв на месте. – Если просто хотел с ним потрахаться, снял бы его пару раз, но выкупать?

Макс обескураженно разводит руками.

– Это тебя не касается, – произносит Тимофей и возвращается за стол. – Если это всё, что тебя волнует, то лучше уйди. Я не намерен обсуждать с тобой эту тему.

Тимофей садится и демонстративно поднимает крышку ноутбука, хотя перед глазами мутная пелена тихой ярости. Он не опустится до банального махача, тем более в офисе. Хотя, видит бог, он бы с радостью спустил Макса с лестницы.

– Ладно, развлекайся, как хочешь, – отступает Максим, подняв перед собой руки в капитулирующем жесте. Неужели хоть одно умное решение. – Смотри, не нахватайся блох от уличной псины, – все-таки напоследок кидает он, вновь прилепляя на губы улыбку наглого богатого мудака, какой он и есть. – Можешь не провожать.

Макс, паясничая, салютует и выходит из кабинета.

Тимофей закрывает глаза и упирается лбом в край стола.

Главное, глубже дышать.

~~~

«Я решил, что сегодня на ужин хочу что-то итальянское. Как насчет пасты с морепродуктами?»

Прочитав сообщение, Захар отбрасывает телефон обратно на кровать. Все-таки Одинцов и правда рассчитал кухарку, он уточнил у Яны перед ее уходом. Кажется, Захар завоевал ее расположение. Она действительно милая женщина.

До возвращения Одинцова в запасе явно достаточно времени. Хотя нельзя быть уверенным, что тот работает по какому-то графику обычного смертного. Но раз не дал конкретных указаний, Захар сам выберет расписание ужина. Паста, хах. Просто-напросто макароны.

Он вновь принимает на полу упор лежа и продолжает отжиматься. Мышцы без тренировки из-за перерыва на непредусмотренный больничный немного сопротивляются, но все-таки тело помнит нагрузку. После жима Захар берется за пресс. Кое-что из спортивных снарядов нужно забрать у Назара. И побеседовать. Выяснить лично, что точка поставлена.

Закончив с тренировкой, Захар направляется в душ, но поддавшись внезапному импульсу, набирает полную ванну и окунается в горячую воду. Оперевшись затылком о бортик, Захар думает: возможно, всё то, что сейчас с ним творится, это награда за прошлое? Не хочется верить, что он получил лишь аванс, за который придется расплачиваться.

Еще сутки назад он рычал загнанным зверем, узнав от Одинцова, что тот выкупил его долг у Назара. Но не зря говорят, что к хорошему привыкаешь катастрофически быстро. Ничего из того, что его окружает сейчас, Иваньшину не принадлежит. Но дозволено пользоваться. Даже эта чертова огромная ванна до безобразия помогает расслабить налившиеся напряжением мышцы. Слой дерьма, но не с кожи – с души – смывается сутками мирной и сытой жизни. Лишь с поверхности, потому что копать до основания еще глубоко. Но трудно не заметить контраст.

Ты действительно продаешься за блага, Захарушка?

Он фыркает почти иронично.

К черту. Нахер. Нужно дать полосе с намеком на белый цвет в его жизни шанс. Черных он нажрался сполна.

~~~

Клуб Назара встречает Захара типичной смесью запахов чистящих средств и пропитавшего стены спортзала пота бойцов. Кровь вливается тонкой прослойкой на цокольном этаже, где проводят показные бои.

Парни почти без интереса реагируют на его появление. Кто-то тренируется в удовольствие, кто-то готовится к вечерней битве. С парой бойцов он даже здоровается, коротко кивнув головой. На цепи долга Назарченко сидел не только один лишь Иваньшин.

Забрав беспрепятственно те немногие вещи, что хранились в шкафчике клуба, Захар быстро ретируется. Назар сегодня где-то на выезде. Возможно, судьба посылает знак, что их пути действительно разошлись. Нужно оставить Назара в прошлом.

Дойдя до оставленного чуть дальше по улице автомобиля, Захар почти успевает сесть, когда из-за спины догоняет названное вслух собственное имя.

– Захар Иваньшин, вот это встреча, – едва не нараспев тянет голос, который Захар с сожалением узнает и досадливо цыкает.

Кулаки инстинктивно сжимаются, а челюсть смыкается плотнее. Вдох-выдох. Просто дышать. Без лишней агрессии.

– Привет, Фёдор, – холодно здоровается Захар. Последнее, чем он хотел бы заняться, это общение с кем-то из бойцовского клуба. Особенно с тем, кто крутится в ближнем круге Назара.

Возле Фёдора неизменно маячит скалой Олег – его личная тень. Его щит, железная стена и жуткий на вид ручной пес в одной упаковке. Захар помнит свой единственный бой с Олегом, который он вырвал буквально зубами. На ухе громадины до сих пор алеет след от укуса Иваньшина.

– Вот уж не чаял тебя больше увидеть. Какое-то время я даже считал, что ты… ну… – Фёдор кивает куда-то в вечернее небо, параллельно указывая в том же направлении пальцем. – Почил с миром после боя с Киром. Все псы попадают в рай, не так ли?

Захар молчит. Отвечать смысла нет. Его и не спрашивали, а то что он жив – видно без лишних слов. Фёдор приближается, останавливается возле машины, рассматривает ее с интересом, а затем пинает покрышку носком ботинка.

– А в раю, погляжу, знают толк в тачках, – хмыкает тот, пряча руки в карманах брюк. – Так, значит, это правда, что тебя купил какой-то мажорчик?

Ну да, будто шавка Назара не осведомлена положением дел. Хренов фарс.

– Федь, у тебя ко мне какое-то дело? – спрашивает Захар, игнорируя вопрос о покупке. Их больше ничего не связывает, только клеймо одного из бойцов клуба так запросто не отмыть. Не стереть и тот факт, что именно Фёдор вел долговую книгу Захара.

– Нет, – отвечает тот, делая до нелепого невинное выражение. – Просто хочу поболтать со старым приятелем. Поинтересоваться, как ты живешь, всё ли в порядке. Ведь я сам был свидетелем того, как тебя в отключке выносили из зала.

Сам Захар помнит лишь, как очнулся в палате, а до этого – пустота. Сразу после победного удара Катанина. Возможно, память щадит и блокирует в мозге часть того вечера.

– Как видишь, я здоров. Спасибо за беспокойство, – отбривает Захар и берется за ручку на водительской двери.

Но Фёдор не намерен так быстро его отпускать. Стоило бы и догадаться. Догнал, как ищейка, по следу. По запаху. Не дал ускользнуть.

– А, а, а, нет, куда ты так спешишь, чел? – Фёдор встает перед Захаром, блокируя телом возможность забраться в салон.

Иваньшин инстинктивно хватает того за плечо, но фигура Олега слишком быстро, учитывая габариты, возникает рядом и оттаскивает Захара обратно за шкирку, как помоечного котенка.

– Что? Твой благодетель без промедления ждет тебя, поэтому ты даже не способен перекинуться с друзьями и парой слов?

Фёдор играется. Треплет по нервам. Заводит, цепляет. Напрашивается, зная, что Захар не склонен пускать в ход кулаки за пределами ринга. Да и грубая, примитивная сила в лице Олега явно тянет чашу весов в сторону их преимущества.

– Чего ты добиваешься? Я больше не должен Назару ни копейки. Наш договор разорван, – говорит Иваньшин.

Голос – сталь. Нервы – канаты. Дыхание – жар, который растекается по всему телу. Захар напряжен. Он в обороне, готовый в любую секунду давать отпор.

– Мне исключительно любопытно, чем ты привлек какого-то левого парня, который так запросто выложил за тебя несколько лямов? Или ты продался сам на более приятных условиях погашения долга?

Фёдор сально ухмыляется и делает шаг вперед. Наклоняется и шепчет Захару в ухо:

– Покрутил перед богатеньким педиком дыркой и теперь платишь собственной задницей?

Захар явственно слышит, как скрипят его зубы. А после толкает Фёдора в грудь, и тот отступает назад, гаденько хмыкая. Олег недовольно рычит за спиной, но короткий хозяйский жест отдает приказ – место.

– Что? Не угадал? Отрабатываешь этой дыркой? – издевается Фёдор и красноречиво водит сомкнутыми в кольцо пальцами по воздуху, параллельно тыкая языком в щеку во рту, изображая член.

Фёдор ржет, а Олег гыкает позади, видимо, впечатленный пантомимой хозяина.

– А что? Тоже хочешь попробовать? – едко выплевывает Захар. Хотя хочется раскрасить физиономию наглого мудака. – Какое теперь тебе до меня дело?

Сейчас руки Захара не связаны долгом. Уж точно не перед Назаром. Отныне это их с одинцовым личное дело.

– Мне? – Фёдор наигранно удивляется. – Абсолютно никакого. А вот босс почему-то жалеет, что ты сорвался с крючка. Приглашает тебя как-нибудь его навестить. Жаль, вы сегодня не встретились. Хочет с тобой обсудить возможности для сотрудничества на новых условиях.

– Не заинтересован, – отвечает Захар без раздумий.

– Новый хозяин запрещает путаться с плохими мальчиками? – вновь язвит Фёдор, развязно проведя кончиком языка по зубам и огладив клык. – Должен спрашивать разрешения? Иначе закроет доступ к своей теплой постели и выгонит обратно на грязную улицу за непослушание?

Иваньшин терпит. А ногти до боли впиваются в кожу ладони.

– Подмахивать задницей, значит, нравится больше, чем махать кулаками? Да, Захар? Выбрал дорогу шлюхи?

От прямого удара в челюсть голова Фёдора запрокидывается назад, и тот пятится, сталкиваясь спиной с машиной. Крепкие пальцы Олега больно впиваются Захару в плечо. Сложно вырваться. Захар бьет острием локтя, но едва попадает Олегу в бок. Зато сам ловит мощную оплеуху, от который искрит в глазах.

Фёдор, двигая на проверку челюстью, наблюдает, сверкая налитыми кровью глазами. Буквально дает Олегу карт-бланш на расправу.

Более низкий рост и гибкая комплекция обеспечивает Захару преимущество в стычке. Но пока сбоку не раздается торопливый топот кого-то, прибежавшего на подмогу из клуба, он успевает подвести счет ранениям. Рассеченная бровь, разбита губа. Ссадина на левой скуле. Явно отбиты ребра и, может, что-то из внутренностей. Некритично, но болезненно ощутимо.

Олег как машина, получившая очередную команду, бросает Захара без интереса. Фёдор ядовито плюет в ноги.

– Захар, вы в порядке? Может, скорую вызвать? – спрашивает единственный оставшийся возле него парнишка, кажется, Толя. Зеленая партия, пришел в череде новеньких, едва исполнилось восемнадцать. Как и Захар, далеко не от пресыщенной жизни.

– Не надо, – останавливает Иваньшин, упираясь ладонями в бедра, слегка согнувшись. Харкает чуть розоватой слюной на асфальт. Дышит. – Спасибо, я в норме. Несмертельно.

И сам хмыкает. Уже однажды едва не сдох, если бы не Одинцов со своим странным «понравился». Его жизнь стоила чьей-то удачной симпатии. Захар морщится. Не от мыслей об Одинцове – много чести, – от саднящей губы, проводя по ней языком.

Лишь когда Захар забирается внутрь тачки, Толя исчезает из вида. Этот мальчик явно тоже заслуживает кому-то понравиться ради спасения.

Судя по припаркованной по соседству машине на подземной стоянке дома, Одинцов уже приперся с работы. Что же, сорри, Тимочка, я проебал твой ужин.

~~~

Когда в прихожей щелкает дверь, Тимофей выходит навстречу.

– С возвра… Захар, что случилось?! Что с лицом? Ты подрался? – выстреливает вопросами Тима при виде разукрашенной физиономии Иваньшина.

Подлетает. В груди екает, как укол ржавой иголкой, несмотря на то, что Тимофей лицезрел в разы хуже. Тянется к Захару и слегка касается пальцами кожи.

Тот избегает контакта, отводя голову в сторону.

– У тебя есть аптечка? – спрашивает Захар, нахмурившись.

Тимофей бесстыдно надеется, что от боли, а не от попытки к нему притронуться.

– Давай я отвезу тебя в больницу? Возможно, тебе нужно швы наложить, – беспокоится Одинцов, делая новую попытку приблизиться, но Захар, обогнув, шагает в направлении комнаты.

– Ничего серьезного. Сам справлюсь, если найдется перекись, вата и желательно обезболивающее.

Тима плетется следом, почти ожидая, что Захар захлопнет дверь ванной у него перед носом. Но тот игнорирует.

– Захар, дай мне осмотреть, – просит Тимофей, настойчиво становясь рядом с ним возле раковины. – Или все-таки лучше вызвать врача.

– Забей, – огрызается Иваньшин. Замирает. Опускает вниз голову, трет, сощурившись, переносицу. Вздох. – Извини. Просто… я справлюсь самостоятельно. Не стоит излишне тревожиться о самочувствии пса.

Опять это хлесткое слово. Как метка. Клеймо. Услышать его лично с губ Захара до злости обидно. Тима не вел себя с ним, как владелец.

Он резко разворачивается и выходит. Берет на кухне аптечку и возвращается. Кажется, проходит меньше минуты. Оставив коробку с медикаментами на кровати, Тимофей влетает в ванную и толкает наружу Захара.

– А теперь сядь и молча терпи, – командует Одинцов, нажав на плечо попытавшегося воспротивиться Захара, припечатывая того обратно к матрасу.

– Боишься, что потеряю товарный вид? – щерится Иваньшин. – Я же вроде как тебе нравился. Особенно, кажется, когда мое лицо смахивает на отбивную.

– Захарушка, – зовет Тимофей, вздохнув и взирая на того сверху вниз. Почти бездумно вновь тянется и оглаживает большим пальцем по брови до рассечения. Иваньшин всасывает сквозь зубы воздух. Но не дергается. – Не я тебе враг, пойми наконец. В конкретный момент ты сам свой противник. Но именно я получаю все колкости, хотя просто желаю помочь. Я не прошу безоговорочно мне довериться. Но не отталкивай только из неуместной гордости.

Захар достойно выдерживает прямой взгляд, не отводит глаза. Словно вызов. А после дергает плечом.

– Валяй, если жаждешь поиграть в доктора.

Тимофей не в настроении для пикировки остротами. Молча глотает подачу Захара и открывает аптечку. Тот почти без единого шума терпит экзекуцию над боевыми ранами. Настоящий боец.

– Расскажешь, что случилось? – спрашивает Тимофей, обрабатывая после разбитой губы рассечение, и тут же добавляет: – И не пытайся отмазаться, типа случайно упал на чей-то кулак. Не поверю. Даже по твоей постоянно хмурой физиономии видно, как ты загрузился.

– Это входит в блок моих прямых обязанностей по контракту? Делиться с тобой проблемами? – не упускает возможность отточить свое остроумие Иваньшин. И тут же дергается, когда Тима нарочно с усилием прижигает бровь. У него тоже есть пределы терпения.

– Это входит в блок взаимно вежливой беседы, особенно когда кому-то не насрать на твое самочувствие, – парирует Тимофей и берет из аптечки полоску пластыря. Жаль, что нет с покемонами, которые как-то однажды по ошибке купила Яна. Захару бы очень пошло, чтобы разбавить его кислый вид.

– Столкнулся с… бывшими коллегами, – наконец озвучивает Иваньшин. Дипломатично. Учитывая контингент его прошлой «работы». – Не все были рады моей скоропостижной отставке. Передавали тебе привет где-то между словами «мажор» и «педик».

– Не пытайся, меня это мало колышет, – отвечает Тима. И думает: меня больше задело, как Макс назвал тебя псом.

На мгновение в комнате виснет молчание, пока его первыми не рушит Захар:

– Ты все еще хочешь на ужин пасту с морепродуктами?