Читать книгу Присвоить тебя - Эм Ленская - Страница 4

Тимофей точно не знает, какова причина, но Захар убирает колючки. Не все и не до конца, но после того, как тот притащился домой весь побитый, а после позволил Тиме себя подлатать и вечером приготовил заказанный ужин, – дела будто пошли на подъем.

Тимофей сталкивается с Захаром в прихожей, когда встает на работу раньше обычного. На Тиме – шелковый домашний халат, как банально и пошло. На Захаре – шорты поверх спортивных лосин и закрытая под самый подбородок олимпийка. Сексуально, уж по мнению Одинцова точно.

– Ты… куда это? – не сразу спросонья соображая, спрашивает Тимофей, протирая глаза и подавляя зевок. Почему-то в квартире зябко, и он плотнее запахивает халат. Думает: а выглядит, будто стесняется под оценивающим (точно ли?) взглядом Захара.

– На пробежку, – коротко объясняет тот. Может, холодно от его отношения, а все прочее Тиме лишь кажется? – Нельзя?

Смотрит, словно с вызовом. Так, что у Тимофея подобострастно скручивается узлом в животе далеко не от боли.

– Я внимательно изучил контракт. Бегать мне по условиям не запрещено.

Вообще-то, согласно подписанному еще неделю назад договору, который подготовил юрист, Иваньшин вообще практически ни в чем не ограничен. Разве что не имеет права не выплатить перекупленный Одинцовым долг. И отрабатывать его должен, выполняя личные поручения начальника. Какие конкретно – договор почему-то умалчивает. «Мои, которые будут необходимы» – просто поясняет Одинцов, пожав плечами, а сам понимает, что наиважнейшим условием для него является само присутствие рядом Захара. Но такое тому не скажешь.

– И давно ты бегаешь по утрам? – любопытствует Тимофей.

Подходит ближе, опирается плечом о зеркальную дверь гардеробной, сложив на груди руки. Оценивает внешний вид Захара. Сглатывает. Черный спандекс красиво обтягивает натренированные икры ног. Под шортами, хоть и не слишком узкими, все же выделяется контур спортивных ягодиц. Чуть взлохмаченные после сна темные волосы бессистемно топорщатся. Захар вообще не слишком щепетилен в плане прически. Даже одевается по-прежнему в то, что сам перевез из дома. На вопрос же, почему тот не носит вещи, которые они купили с ним вместе, Иваньшин бросает: дорого. Тима не наседает, хотя очень бы хотел подобрать для Захара еще что-то.

– Всегда, – отвечает Иваньшин, но уточняет, видимо, понимая, что Тимофей намекает о времени, что они живут вместе. – Дня четыре.

Ясно, потому что сначала, как бы тот ни храбрился, отбитые ребра болели. Тимофей замечал, как Захар, забывшись, хватался то за бок, то за живот, куда без сомнения тоже наносили удары. Тимофей плевал на запрет не спрашивать о самочувствии, волновался, за что был отправлен в более мягкой форме, мол, спасибо, хозяин, пес без твоей помощи скоро залижет раны.

– А можно с тобой? – задает вопрос Тима. Кажется, неожиданно даже для себя самого. Слова вылетают быстрее, чем он об этом подумал. Как будто рефлекс. Тяга.

– Я могу отказать? – хмыкнув, уточняет Захар. И за разговорами, чтобы не терять время зря, разминает шею, наклоняя голову то вправо, то влево. Будто хочет сказать: Тимочка, мне плевать на твои желания, не задерживай. Впрочем, не хотел бы, тогда сразу ответил ясным коротким «нет».

Колючки еще видны, но, кажется, острые кончики сгладились. Тимофей улыбается.

– Попробуй, узнаешь, – кокетливо поведя бровью, говорит он.

Захар сгибает ногу в колене назад, цепляется ладонью за щиколотку, тянется.

– Завтра к семи будь готов. Сегодня уже не успеешь. Я ждать не буду.

Тимофею нравится эта дерзость. Как острый перец. Делает пищу вкуснее, пикантнее. Лучше. Тима облизывается. И протягивает вперед ладонь.

– Согласен.

Захар медлит мгновение и жмет руку Тимофея, скрепляя их соглашение.

~~~

– Не отставай, – произносит Захар сутки спустя, когда оба готовятся к старту в парке близ дома.

– Не дождешься, – парирует Одинцов, первым пускаясь в бег с улыбкой на лице.

Тимофею кажется, он давно так не уставал и вместе с тем не веселился. Мышцы болят, откликаются, но оживают. Прямо как их хозяин. Все-таки походы в спортзал не прошли даром. Тело помнит. И вновь тянется к чувству легкости, которая опускается после пробежки. Тимофей глубоко дышит на финише, где уже ждет Захар – конечно, тот прибегает первым. И ждет с едва заметной кривой ухмылкой при взгляде на попытки Тимы не свалиться прямиком ему в руки. Тимофей бы с удовольствием, но есть подозрения – не поймают. Пока что. Но Тимофей будет стремиться. Чтобы однажды влететь в раскинутые в приветственном жесте объятия и долго оттуда не вылезать. Даже если для подобного финиша придется бежать еще тысячу километров.

Теплые струи воды после пробежки приятно ласкают измотаное тело. На мгновение – всего на пару коротких секунд – Тимофей воображает на коже касание влажных пальцев. Закрывая глаза, проводит кончиками вниз, вдоль по ребрам, по животу, а под веками – образ Захара.

Вода вмиг становится слишком горячей.

~~~

– Я буду возить тебя в офис, а по вечерам забирать, – Иваньшин не спрашивает. Заявляет, преподнося как данность. Как аксиому, будто так и заведено их личным порядком.

Как и тарелка с завтраком каждое утро на кухне, хотя Тимофей обычно есть не привык. Только приготовленная Захаром еда – исключение. И за компанию вместе с ним у Тимы просыпается аппетит. Особенно после пробежки. Ради этого почему-то действительно хочется просыпаться.

– Я не всегда возвращаюсь в одинаковое время, – отвечает Одинцов. Не спорит, просто делится фактами. Как например:

– Захарушка, у тебя даже обычная глазунья выходит супер вкусной. Возможно, стоит доплачивать тебе за готовку.

Лишь по нахмурившимся, прям как в первую встречу, бровям Захара Тимофей понимает ошибку. Не стоит задевать даже в шутку вопрос их денежных отношений.

– Слушай, я не содержанка, – протестует Иваньшин, отрываясь от завтрака. Сверлит Тимофея хмурым взглядом. – Мы подписали с тобой договор, я должен отрабатывать. Дай мне занятие. Готовка не стоит той суммы, которой ты ежемесячно закрываешь мой долг.

Захар все еще временами злится, но пытается сдерживаться. Только вилка в крепких пальцах скрипит и вот-вот будто согнется.

– Ладно, назначаю тебя водителем. Только песни по радио все равно выбираю я, – с улыбкой, чтобы сгладить накал, соглашаясь, отвечает Тимофей. Понимает: Захару важно чем-нибудь заниматься, ощущать свою пользу. Глупо действительно оставлять его дома, как ожидающую возвращения хозяина зверушку. Иваньшин привык работать. Впахивать.

И теперь у них больше совместного времени, хотя Тиме по-прежнему чаще приходится вытаскивать из Захара фразы, первым начинать разговор. И вовремя замолкать. Но все-таки между ними постепенно зарождается диалог, не смахивающий на допрос и пустую болтовню в никуда. Слышать голос Захара – награда. Даже если тот пытается простебать. Почему-то любые его слова совершенно без горчащего на нёбе и в сердце вкуса обиды.

~~~

Захар никогда не любил бегать с кем-то на пару. Музыка в уши, ритм в венах и ветер в лицо. Но каждое утро он ждет Одинцова, который не пропускает ни одной тренировки. Тимофей, впрочем, неплох, хотя сначала Захар серьезно готов, что тот сдастся.

Его лицо становится предельно серьезным, настроенным, словно на финише ждет олимпийское золото. У этого парня без сомнения есть сила воли. И, стоит признать, нарастающее уважение Захара. Одинцов ни разу не просит остановиться, не просит его подождать. Он догоняет сам, инстинктивно подстегивая и спортивный кураж Захар.

Возможно, стоит пересмотреть свои правила насчет одиночества.

– Захарушка, м, вкусно пахнешь, – обыденно замечает Одинцов, проходя мимо, когда вторым появляется из душа на кухне во время завтрака.

Не флирт, ни даже особенный комплимент, которые Тимофей вполне без колебаний может себе позволить. Исключительно факт. Замечание. И лишняя пара секунд позади, за спиной, чтобы принюхаться к волосам, вымытым, к слову, банальным дешевым шампунем, который часто гоняют в надоедливой телерекламе.

Захар уже не шугается внутренне от неожиданной близости, осаживая годами выработанные рефлексы защиты. Просто Тимофей Одинцов, кажется, презирает понятие личных границ. Кажется, (почему так?) только с Захаром.

Он замечает это за короткое время, забирая Одинцова с работы. Например, когда Захар, притормозив возле офиса, видит Тимофея у выхода из крутой стеклянной высотки, где тот работает. Тимофей с наклеенной на губы улыбкой болтает с какой-то девушкой, выдерживая расстояние. Та якобы невзначай делает шаг вперед, медленно приближается, то и дело пытаясь прикоснуться к Тиме: погладить его по плечу, задеть пальцами по ладони. Тимофей также аккуратно пятится, а когда замечает сидящего в машине поблизости Захара, ловко уворачивается от порыва себя обнять и стремится уйти, вежливо помахав на прощание.

– Привет, Захарушка. Долго ждал? – спрашивает Одинцов, едва заняв место на пассажирском сиденье. И расслабленно улыбается, параллельно развязывая галстук на шее.

Эта улыбка настоящая, искренняя. Захар верит. От нее не дергается нерв над верхней губой, и не сщуриваются лукаво глаза с мыслью «Ну когда это кончится? У меня скоро сведет лицевые мышцы». Нет, он не видел при разговоре с незнакомкой лицо Одинцова настолько детально, но он видит его достаточно каждый день, чтобы знать – успеть выучить – как Тимофей радуется без наигранности. Это самое ненужное, наверное, знание в жизни Захара. Но это как еще одна сорванная перед ним маска, заглядывать под которую Захару до нелепости любопытно. Каждый день они растворяются. И вот уже тот элегантный, смазливый хлыщ, впервые показавшийся у больницы на навороченной тачке, встречающий после выписки Захара, сидит теперь чуть лохматый после пробежки и душа, с румянцем на гладко выбритых, будто совсем юношеских щеках, в домашней одежде, голыми ногами, потому что «Ну-у Захар, в доме полы с подогревом, я не люблю носить тапки. А ты что, за меня беспокоишься, да?», лопающий каждый приготовленный завтрак, потому что нельзя убивать желудок одним лишь кофе и «Захарушка, ты прям как мамочка. Но знаешь, папочкой было бы лучше», а следом летящая в его глупо хохочущую (и неприлично для парня красивую) рожу салфетка.

И расстояние, которое сокращается, потому что у Захара, понимаешь ли, волосы вкусно пахнут обычным шампунем за сто рублей, ниточка на футболке, прямо на воротнике возле шеи, которую вскользь надо коснуться теплыми пальцами, или «Захар, хочешь помогу тебе с ужином?» резко из-за плеча, обдавая при этом Иваньшина ароматом совсем не в пример дорогого средства, который Тимофей всегда источает, выйдя из душа.

Одинцов полон контрастов. И та сторона, которую всё чаще перед собой видит Захар, дозволено наблюдать далеко не каждому. Ему, вероятно, вручили клубную карту сообщества «Тимофей Одинцов дурашливый, домашний и без прикрас», но не сразу изложили свод правил. Не знаешь, где есть шанс оступиться. Поэтому Захар осторожно шагает навстречу. Но уже не стоит в надежде сбежать.

~~~

– Захарушка, мне срочно нужна твоя помощь, – сообщает Одинцов, осознав, что забыл папку с контрактом дома. – Возьми, пожалуйста, у меня в комнате документы, наверное, на столе. Они мне необходимы к совещанию после обеда. Не понимаю, как утром о них не вспомнил, – жалуется он, вздохнув.

Может, виной тому появившийся без майки за завтраком, с одним лишь полотенцем на плечах Захар? Тимофей непроизвольно облизывает губы, на rewind отмотав картинку на утро.

– Подожди, сейчас проверю, – отвечает из трубки голос Иваньшина. Потом лишь слышно его дыхание и шаги, пока тот направляется в комнату. Звук отпираемой двери. Еще пара секунд молчания. – Синяя папка?

– Да-да-да, это она, – радуется Тимофей. Впрочем, вряд ли та могла потеряться бесследно. – Буду ждать тебя в китайском ресторане возле офиса, заодно пообедаем, ладно?

И набирает сообщение секретарю забронировать стол на двоих на ближайшее время.

– Хорошо. Выезжаю, – коротко рапортует Захар. И не сбрасывает. Ждет. – Что-то еще?

– Нет, – машинально улыбаясь, отвечает Тимофей, крутясь в мягком рабочем кресле. – Веди аккуратно. До встречи.

~~~

Конечно, Тима приходит первым. Обходительная хостесс провожает его за стол, оставляя меню, готовая позже вернуться по первому зову. Иногда Тимофею хватает для влияния ласковой полуулыбки и красивого лица, хотя не менее привлекательный банковский счет и платиновая карта добавляют его образу блеска и совершенного неотразимого шарма. Он здесь уже не впервые.

Когда звонит мобильник, Тимофей почти расстраивается, что на экране имя Матвея.

– Здарова, есть минутка? – спрашивает тот после приветствия.

– Если б не было, я и отвечать бы не стал, – справедливо замечает Одинцов, откинувшись лениво на мягкую спинку. – Что ты хотел?

– Как насчет встретиться сегодня после работы? Макса не будет, – говорит, словно пароль, кодовое слово для особого доступа.

Обычно если кто и третий лишний в их проклятой троице, то сам Тима.

– Я почти заинтригован. Неужели даже тебе настолько надоел Макс, что ты решил избежать его компании? – хмыкает Тимофей, рассматривая в меню наобум открытое изображение утки по-пекински.

– В чем-то ты прав. Да и с тобой мы не виделись уже, сколько там прошло? Почти два месяца? Примерно с того похода на подпольный бой, помнишь?

Тимофей помнит прекрасно. Как его эмоции выкручивало наизнанку, выжимало, как половую тряпку. Помнит загнанный взгляд Захара, которым его полоснуло по брюху, куда на секунду рухнуло сердце, обжегшись кислотой воспоминаний. Полыхнуло вспышкой, причины которой Тимофей всё еще не нашел. Помнит, потому что в тот день что-то зерном засело в его мозгу и теперь проросло. Не созрело, но быстро всходит.

– Хорошо, скинь адрес, я приеду, – быстро соглашается без дополнительных вопросов Тимофей, когда замечает, как к нему приближается фигура Захара. – До встречи, мне пора.

Сбрасывает ровно в момент, когда Захар отодвигает стул напротив и садится, а после выкладывает папку с контрактом на стол. На нем – джемпер, тот, что дарил Тима. Он безумно идет Иваньшину. А Тимофей радуется, будто увидел единорога, в которого никто раньше не верил, кроме него.

– Захарушка, ты меня сильно выручил. Так что позволь угостить тебя обедом. Сугубо по-дружески, – добавляет Тимофей, заранее заботясь о том, если Захару взбредет взбрыкнуть. – Я рад, что можно поесть в твоей компании.

Нажимает кнопку вызова официанта.

– Мы и так едим вместе дважды в день. Тебе мало? – отзывается Иваньшин. Пальцы сцеплены в замок, но вся поза расслаблена. Почти открыта.

Тимофей на корню подрезает порыв вытянуть вперед руку, прикоснуться, накрыть ладонью эти длинные, крепкие пальцы. Постоянно залипает на них на руле в машине, на рукояти ножа дома на кухне, пока Иваньшин готовит. В волосах, сквозь которые Захар иногда невзначай проводит, а Тимофей мечтает ощутить это касание на своих. Залипает на эти руки на собственном теле в мимолетной фантазии, а после пытается успокоить дыхание, сняв напряжение в душе и смыв мутные капли спермы в сливное отверстие. Дрочить на руки Захара в тайне становится почти ежеутренним ритуалом.

– Ну-у, не будь врединой, Захар, мне казалось, мы подружились. И да, мне нравится завтракать и ужинать с тобой. Тебе тоже, не пытайся переубедить.

Подошедшая принять заказ официантка нарушает атмосферу, но все равно получает улыбку, явно польщенная. А у Тимы чуть дёргается губа. Как и обычно, когда на самом деле не хочется улыбаться.

~~~

– Вечером можешь меня не забирать. Я еду на встречу, – сообщает Тимофей, цепляя палочками кусок курицы в кисло-сладком соусе.

– Я могу довезти тебя до места, – отвечает Захар и черпает ложкой свой суп с ребрышками.

– Доберусь на такси. Но, наверное, позвоню тебе, когда закончу. Постарайся не заснуть рано.

Одинцов подмигивает, когда Захар поднимает на него взгляд от тарелки.

~~~

Матвей тащит Тимофея в клуб. Неудивительно. Но лаунж зона достаточно ограждена от танцпола, что позволяет им спокойно поговорить. Матвей заказывает какой-то адский сет шотов, Тимофей ограничивается коктейлем, он не планирует напиваться. Он в принципе не планирует теперь проводить прежнее количество времени ни с Матвеем, даже если тот в целом нравится, ни тем более с Максом, чтобы заткнуть пробелы в череде одиночества. Заполнить пустоты, которые исчезли, лопнули, как мыльный пузырь, с появлением Захара Иваньшина. С ним Тимофей не нуждается в компании суррогатных друзей.

– Моть, только давай без увиливаний, о чем ты хотел поговорить? – прямо спрашивает Тимофей и тут же беззаботно потягивает через трубочку принесенный коктейль. Какое-то рыжее месиво с привкусом тропических фруктов. Но Одинцову на удивление нравится.

– Макс проболтался о твоем недавнем… приобретении, – облокотившись на спинку дивана, начинает Матвей и совершенно не тонко намекает о предмете их диалога.

– У него есть имя, вообще-то. Его зовут Захар, – проглотив напиток и колкое желание нагрубить, говорит Тимофей. Что? Еще один будет остерегать его от «блох уличного пса»? Сразу нахуй, вспыхивая, думает Одинцов. – И он… работает на меня, а не моя игрушка или еще какая-нибудь херня, которую Макс тебе залил в уши.

Тима заводится. Загорается, как пламя в зажигалке, стоит лишь высечь искру.

Стоит лишь упомянуть Иваньшина в контексте подобной грязи.

– Воу, Тима, дружище, не кипятись, – осаживает Матвей, выставив перед собой руку, словно знак «Стоп». – Я не наезжаю. Прости, ляпнул, не с того конца подошел.

Матвей Исаев совсем не такой мудак, как Максим Тарасов. Матвей просто сильнее сросся с маской, которую Тимофей снимает и надевает обратно по собственному желанию.

– Извини, просто… меня бесит… – Тима запинается. – Я не жалею о том, как поступил. И не обязан никому об этом отчитываться.

– Слушай, я правда не так начал, – и в голосе нотки сожаления. Одинцов их принимает. – Я не осуждаю. И даже… понимаю. Мы оба здесь, хм, не по праву рождения находимся, – дипломатично напоминает Исаев. О его прошлом Тимофей не осведомлен в деталях, но эта не первая их встреча тет-а-тет. И иногда они напивались до состояния откровения. Не жалели, но по негласному договору молчали, особенно когда рядом был Макс. – Но не скрою, что мне любопытно, откуда такое рвение? Почему именно этот парень? Почему сейчас? Пусть мы скорее приятели по ситуации, и я не буду бахвалиться, что раскусил тебя. Но ты совсем не напыщенный богатенький пиздюк, под чьей личиной прячешься для публики… не знаю… для защиты? Дело твое, Тим. Мне ли что-то вякать на этот счет.

Матвей хмыкает. Тянется за стопкой, опрокидывает в себя, закусывая ядреное пойло долькой лимона. Тимофей молча наблюдает. Кажется, его часть пьесы в двух лицах еще не начата. Интересно, что еще может сказать Исаев.

– Ну так почему этот… Захар? Благотворительность? Или же что-то глубже?

Тимофей зависает. Злится? Но агрессия стихла. От Матвея всё же не веет опасностью. Презрением, как было в случае с блядским Максом.

Отставив свое сладкое пойло, Тимофей повторяет трюк Матвея, проглатывая шот, который пламенем обжигает кишки. И будто дает зеленый свет. Видимо, каждая личная встреча с Матвеем в компании алкоголя пытается выбиться в статус задушевной беседы.

– Ты поверишь, если я скажу, что сам до конца не понимаю? – удрученно ухмыляется Одинцов. Упирается локтями в колени. Не смотрит Матвею в глаза, следя за отражающимися огнями ламп в стекле своего бокала. – Я заметил Захара в его первый бой, когда он уложил того парня, Бешеного Пса, кажется. И… не знаю, правда, Моть… меня к нему потянуло буквально на уровне инстинктов. Рефлексов. Когда я ушел, меня как заклинило. Я спать толком не мог. Снова. Возвращался обратно в клуб, наблюдал. А потом… – Тимофей сглатывает, вспоминая тот чертов день, когда удача отвернулась от Захара на ринге. – Блять, его забивали, и все смотрели на это с ублюдочным восторгом. Я тогда едва не сломал нос какому-то уроду, который… – Тима не договаривает. Лишнее. – Короче, я не думал. Просто заявил хозяину клуба, что выкупаю долг Захара, готов заплатить сверху, неустойку или что там могло требоваться. Назар, то бишь хозяин, может, и беспринципный мудак, но относительно честен как бизнесмен. Он получил бабки…

– А ты получил своего бойца, – врываясь в поток воспоминаний, заканчивает Исаев, перебивая тихий, но в реальности кипящий от холодной ярости голос Одинцова.

– Да, я получил Захара, – соглашаясь, повторяет Тимофей. – И теперь быть рядом с ним будто нечто естественное. Мне комфортно с Захаром. Чувствую, что так… правильно. – Он поднимает голову, надеясь, что его глаза не блестят. Нет, конечно, это не слезы. Грустить не о чем. Разве что радоваться. Смотрит на Матвея с налетом наглой непоколебимости. – Что? Даже не пошутишь на этот счет? А то вот Макс потренировался в снобистском остроумии.

– Я уже сказал, что не имею на этот счет предрассудков. У меня всё ещё есть совесть. И воспоминания о том, как я практически был на месте твоего Захара, – произносит Матвей и уничтожает еще один шот, щурясь. Да уж, думает Тима, адская дрянь. Исаев съедает дольку лимона, отчего щурится еще сильнее. Вытирает рот тыльной стороной ладони, словно показывая, что еще не забыл о старых дворовых привычках, и костюм за круглую сумму только обертка.

И всё же… Твоего Захара. На губах Тимофея пролегает улыбка. Самая мягкая среди искренних. Та, которая красной нитью переплетается с именем Захара Иваньшина.

– Что же… спасибо, наверное, – благодарит Тимофей. – Думаешь, стоит надеяться, что Макс не растрезвонит об этом половине Питера?

Качая темной кудрявой головой, Матвей хмыкает.

– Больше всего в своей жизни этот оболтус любит трахаться, пить и трепаться. Так что я бы не делал высоких ставок на сохранность твоей частной жизни, – шутит Матвей. Наклоняется, хлопает Тимофея по ноге. – Но я попробую с ним побеседовать и убедить, что есть сплетни посочнее, чем какой-то неизвестный парень, купленный Тимофеем Одинцовым.

Тима знает, что в отличие от него, Матвей считает Максима хорошим другом и правда имеет на того какое-то волшебное влияние. Тимофей подозревает: замешано что-то сугубо личное, о чем сам он никогда не будет расспрашивать, да, откровенно, и не горит желанием.

Оставшееся время забивают болтовней ни о чем. Тимофей даже успевает расслабиться. С Матвеем всё еще может быть весело. А после, уже за полночь, Тима звонит Захару с просьбой забрать. И сует в ответ средний палец Матвею под нос, когда тот нагло подтрунивает над Одинцовым, через трубку воркующим с Захаром.

– Ты типа даже не пытаешься скрыть, что этот боец тебе нравится, – утверждает Матвей, прикуривая уже на улице. Ночи не слишком прохладные, но разгоряченный выпивкой Тимофей слегка вздрагивает при дуновении ветра.

– Он… мне ничего с ним не светит, – откровенничает Одинцов. Потирает себя по плечам, но ждать внутри было наоборот слишком душно. Ночной воздух слегка трезвит.

– Ну так пусть отрабатывает, – ляпает Матвей и ловит ледяной взгляд напротив. – Извиняй, я бухой, – отсмеивается Исаев, отгораживаясь от Тимофея ладонями, пока сигарета бесконтрольно тлеет между губами.

– Нет, – мотает головой Тимофей. – Я ни за что не поступлю с ним так подло. Можешь назвать меня идиотом, но мне достаточно его присутствия рядом.

– Ты идиот, Одинцов, – отзывается Матвей и хохочет, все же роняя изо рта сигарету. – О, кажется, мое такси прибыло.

Давя подошвой ботинка окурок, Исаев кивает на тачку далекую от эконом-класса возле обочины, тянет к Тимофею руку и хлопает по плечу.

– Удачи тебе с приручением, – желает Матвей напоследок. – По поводу Макса правда не беспокойся, я найду на него управу. И еще как-нибудь потусим, да?

– Возможно, – обещает Тимофей. Думает: но лучше при возможности проведу время наедине с Захаром.

Чтобы не топтаться на месте и свалить от шума, излучаемого клубом и его посетителями даже снаружи, Тимофей медленно плетется по улице в направлении, откуда должен приехать Иваньшин. Свет фонарей и десятков огней отгоняет ночную мглу, а ходьба согревает.

«Пять минут», – приходит сообщение.

Но четыре хватает, чтобы нарваться на неприятности.

Кто-то валит Тимофея сзади, трусливо подкравшись из-за спины: шагов не было слышно.

– Бабки давай, – парень в черной маске на пол-лица жестко взирает близко посаженными глазами из-под козырька кепки.

– А вежливо просить тебя не учили? – язвит Одинцов в попытке подняться.

– Не рыпайся, – парень пихает ногой и без того неустойчиво держащего себя в равновесии Тимофея, и он падает обратно на задницу. – А то подправлю твою смазливую рожу.

Щелк, и от лезвия складного ножа бликует свет фонаря.

Удачно, думает Тимофей, дождался момента, когда эхо толпы позади стихло, а остальная часть улицы давно разбрелась по домам. Не понимает: как сам успел так далеко отойти. Наверное, Захар выбрал другую дорогу, чтобы подъехать к клубу.

Неудачник, думает про себя Тима.

– Ну?! Долго ждать? Деньги гони! – бесится парень.

– Думаешь, я на случай ограбления с собой тонну налички ношу? – прыскает Тимофей. Думает: черт, мне страшно, но сарказм, словно защита. «Которая тебя убьет нахер», – пробегает в уме, а глаза безотрывно следят за ножом, пока Тимофей опять поднимается.

Когда парень в бешенстве замахивается, Одинцов машинально прикрывает лицо рукой, но боли не следует. Вместо этого шум быстрых шагов, брань, удар и падающее на асфальт тело, которое он уже видит, открыв глаза.

– Какого хера ты уперся?! – первым делом орет Иваньшин и, не дожидаясь ответа, тянет Тимофея, схватив за рукав.

Парень уже без ножа, явно в нокауте, свернувшись на тротуаре в позу зародыша, стонет что-то невнятное.

А со свободной – правой, рабочей – руки Захара, не впивающейся болезненно в плечо Тимофея крепкими пальцами, стекает кровь.

– Захар, ты ранен! – вопит Одинцов, будто вмиг окончательно протрезвев.

– Царапина. Не тормози! – рычит Иваньшин, яростно втаптывая подошвы в асфальт. Дергает Тимофея, чтобы он шел рядом, подталкивает к показавшейся впереди тачке, брошенной с распахнутыми дверьми даже не на обочине – почти посреди пути.

Торопился. Спешил на выручку. У Тимофея мутно в глазах.

– У тебя вся рука в крови, Захар, – переживает он. Сердце пружинит к глотке.

Ноль реакции.

– Да отпусти ты! – психует. Вырывается уже возле машины. Указывает: – Садись сейчас же, я вызову скорую. Я выпил, не смогу вести…. блять, – внутри миллион сожалений.

– Я сам…

– Заткнись, Захар, лучше не зли меня сейчас, – дрожащим против воли голосом угрожает Тимофей, набирая номер экстренной службы. В носу свербит, мутит от вида крови. Вот этой, конкретной, капающей темно-алыми каплями с пальцев, успевшей окрасить всю кисть. – Да сделай же что-то! Перевяжи ее! Где-то должна быть аптечка! Ну? Чего стоишь?

В глазах горит. Влажно. А Захар, опираясь спиной на дверь, пытается ладонью прикрыть рану. Только кровь сочится сквозь пальцы. Захар оседает, и Тимофей бросается на колени рядом, срывая с себя рубашку. Голую кожу дуновением лижет ветер, а лазурная ткань за секунды питается красным.