Читать книгу Сочинения. Том 1. Антидепрессант - Эмануил Бланк - Страница 5

Физическая работа в пустыне, на открытом изнурительном белом солнце, имела свои особенности. Делать необходимо было все медленно- медленно, степенно, никуда не торопясь.

Малейшая суета, нетерпение, активное движение, тут-же наказывались обильным потоотделением и резкой потерей мощности. Мысли, вслед за движением, также приобретали особую неспешную длительность, важность и глубину.

Кайло было тяжелым, но удобно-двусторонним. Сильными монотонными ударами, кирка постепенно вгрызалась в раскалённый каменистый грунт своим крепким металлическим рогом – удлиненной острой стороной.

Затем наступала и тяжкая очередь мотыги, что украшала другую сторону инструмента. Медленно-премедленно, она расширяла фронт работ и откалывала, отдирала, отвоевывала у пустыни все новые и новые частички.

Надрывался я не за деньги, а по свободной собственной прихоти, пытаясь расчистить и благоустроить хотя бы часть участка – относительно большого пустыря в тридцать соток, раскалённого солнцем до полной невозможности. Это горячее сухое пространство вплотную примыкало к ограде моего Нетивотского дома.

В соответствии с генпланом развития территории, там должен был находиться небольшой магазин. Однако все работы отложили. Сначала, на год, затем, на целых два.

Тем временем, место густо заволокло строительным мусором от многочисленных ремонтов ближайшего жилья. Скопились целые горы выброшенной старой мебели, диванов и прочего хлама, имевшего особое свойство размножаться и жадно захватывать новые жизненные пространства.

Основную гору мусора убрали быстро, сразу после целой стаи фотоснимков, отщелканных мною в порыве крайнего раздражения. Кому понравилась бы куча строительных и прочих отходов, скопившихся у самых окон?

Фотографии я продемонстрировал Ихиэлю – нашему городскому начальству, незамедлительно пригнавшему, и бульдозер, и самосвал, и пяток рабочих по уборке, в придачу.

Однако, к великому сожалению, народ в округе привык именно к этому месту! Привык, воровато оглядываясь, сносить и сбрасывать туда всяческий ненужный хлам. Особенно вечерами, когда наш городок погружался в темень южной ночи.

Почти исчезнув с лица земли, свалка, мстительно улыбнулась, оживилась, подняла голову и, потихоньку увеличиваясь в размерах, вновь стала неумолимо подползать к нашему двору.

– Как же быть? Как отучить народ от закреплённой многомесячной привычки?, – подумалось, когда увидел очередной крупнотоннажный грузовик, приземливший на пустыре, около моего жилища, новую порцию строительного мусора. И это, несмотря на многочисленные таблички, угрожавшие нарушителям экологии самыми разнообразными карами.

– Конечно, к людям необходимо обратиться от всего сердца, а не сухим канцелярским языком, – начал размышлять я, придумывая прочувствованный текст воззвания к гражданам и гражданкам. Призыв получился замечательным. Как в старые добрые революционные времена.

– Проберет! Как пить дать. До самых печёнок приберёт, – радовался оптимистичный Эзра – мой близкий нетивотский приятель. Настоящий вопль души получился забористым. Не только и не столько потому, что был прикреплен на заборе.

Текст, конечно, привлёк внимание, но не так, как планировалось. Теперь, весь хлам, – О, ужас!, – стали сносить прямо к объявлению, то есть, к нашей незамысловатой изгороди, где и красовался образчик моего продвинутого эпистолярного жанра, написанного на русском и иврите.

– Тебе надо, ты и убирай!, – отфутболил одесским советом сосед, двор которого, также как и мой, граничил с проблемной территорией

– Бюджет городка не позволяет каждый день направлять рабочих на уборку, – жалостливо качал головой Цион – доброжелательный заместитель мэра

– Да плюнь и разотри!, – призывали смириться мудрые аксакалы

– Все равно, вечером снова принесут, обязательно принесут.

Да. Убеждался все больше, что новый старый хлам, неумолимо стекавший в точку Вселенной, рядом с моим домом, как вода во время зимних дождей, никогда не переведется.

– Кончай надрываться, – увещевали зеваки, проходя мимо меня – придурка, упорно машущего кайлом на раскалённом воздухе.

Капли пота, нет, не капли, а бесконечные струйки, разъедали глаза, насквозь пропитывали одежду, растекались по рубашке и брюкам.

Тяжело, но упрямо, вживался я в размеренно-бесконечный ритм, той, совершенно бесполезной работы, воображая себя, то рабом в Египте, то Гераклом, очищавшим Авгиевы конюшни, то каторжником на Бухенвальдских каменоломнях, где любая остановка грозила немедленным уничтожением.

Казалось, что многое, если не все, оставалось по-прежнему. Как и прежде, мусор, что убирался и с превеликим упорством отодвигался к самому дальнему краю пустыря, на следующий же день, радостно возвращался, убивая все новыми и новыми порциями. Битва часто балансировала, подходила вплотную и, казалось, вела к неизбежному проигрышу. Однако, мало-помалу, изменения стали происходить.

Как только, очищая территорию от мусора у самой изгороди, а затем, все дальше и дальше, в самую глубь пустыря, я начал выдалбливать в каменистом грунте лунки и сажать в них кустики цветущих роз, варварство стало утихать и, как-то незаметно, полностью сошло на нет. Вокруг каждого цветка устраивалось небольшое количество взрыхленной земли, которое заботливо обкладывалось красноватыми полукирпичиками. Эти отходы от строительства тротуаров валялись здесь в изобилии.

Розы сорта Куин Элизабет были очень дорогими, просто, королевскими. Выскребывая и собирая по карманам последние шекели, я покупал эти цветы постепенно, по нескольку кустиков за визит. Каждый раз, выбирал их очень внимательно и придирчиво, когда с оказией проезжал мимо небольшого питомника, по дороге в соседний Сдерот.

Этот красивый милый городок, краснея черепицами аккуратных крыш, всегда встречал оживленным пением птиц, стрекотанием кузнечиков и радостным покачиванием высоких пальм, увешанных гроздьями спелых фиников.

В те времена, Израиль ещё не передавал управление Газой палестинской администрации, не вооружал террористический Хамас автоматическим оружием, не выселял поселенцев, мирно работавших на соседних полях, инженерных фирмах, заводах и научных стартапах двадцати пяти еврейских поселений Гуш Катифа.

Поэтому в Сдероте ещё ни разу не звучали сирены воздушной тревоги, не взрывались ракеты, запущенные из соседней Газы, не слышались многочисленные завывания скорой медицинской помощи. Там было спокойно и удивительно. А в прекрасном питомнике, по-соседству, жили чудесные цветы.

Хлам ещё изредка сбрасывался по самым краям пустыря. Однако туда, куда доходила линия наступления Роз и капельного орошения, протянутого от моего дворового водяного счетчика-распределителя, мусор больше не возвращался.

Более того, народ, проходивший мимо, перестав ухмыляться при виде взмокшего, изнуренного солнцем борца с мусоркой, стал уважительно здороваться, спрашивать о делах и сетовать на погоду, которая, в том году, казалась особенно жаркой и изнурительной.

В тот день, начиналось обычное утро. На деревьях заливались птицы. Как обычно, я вышел на пустырь с тяжелым кайлом. Вышел. И не поверил собственным глазам.

Один из громадных грузовиков, варварски раздавив часть растений, вывалил строительные отходы на прежнее место. При этом, он разметал в разные стороны, и кирпичи, заботливо выложенные вокруг розовых кустов, и, с таким трудом, налаженную систему орошения.

Начадив, напоследок, удушающим синим выхлопом, он нагло, с какой-то оскорбительной бравадой, быстро исчез за соседним поворотом.

Вокруг меня, растерянно смотревшего на случившуюся трагедию, стал собираться народ. Окружающие стали сочувственно успокаивать, хотя, на первый взгляд, расстроен я не был.

Просто, в душе возникла какая-то звенящая тишина и особая тупая опустошенность. Через несколько минут, как робот, я стал автоматически собирать сломанные кусты, разбирать кирпичи и соединять разорванные куски поливных шлангов.

Спустя некоторое время такой заторможенной деятельности, вдруг, почувствовал легкое прикосновение. Около меня стоял человек, который сочувственно протягивал мне небольшую бутылку с холодной водой.

Жадно и очень надолго я припал к освежающей влаге. Пелена с глаз понемногу исчезла. Кое-как, мне удалось выйти из своеобразного анабиозного ступора.

Оказалось, что по всему пустырю уже вовсю суетился народ. Бодро покрикивая, люди проворно убирали остатки мусора и быстро поправляли порушенное.

Из муниципалитета оперативно прислали грузовик, полностью увёзший весь хлам. Полиция задержала водителя, поломавшего растения.

А по всему участку, несмотря ни на что, гордо цвели, благоухали, радовались жизни, прекрасные, роскошные, белые и красные, кремовые и розоватые, желтые и нежно-фиолетовые – настоящие королевские цветы.

– Как я люблю. Как обожаю Вас, дорогие мои, драгоценные Пустынные Розы…

НАЗАД, В БУДУЩЕЕ 1

– Ну, Миля, – ее ласковый, чудный голос дрожал от нетерпения, – Ты представляешь себе Время не совсем правильно, – незнакомая большеглазая девчонка прищурилась от яркого летнего солнышка

Она улыбалась мне из-под ладошки, козырьком приставленной к глазам удивительной красоты. Длинные ноги, густые льняные волосы, спадавшие почти до пояса, короткое голубоватое платьице. Нет. Нет и не было никогда таких красавиц у нас, в Сокирянах. Такие красавицы там не водились. А то бы я, конечно же, запомнил.

Появилась она неожиданно, рядом с колодцем и водоразборной колонкой, соседствовавших друг с другом, у самого входа в наш уютный детский сад. Он был весь в зелени деревьев и душистых трав. Его устроили на территории, после очередного сокращения большого сада Алексеихи – доброглазой попадьи, снабжавшей всю округу прекрасными цветочными композициями.

Ей оставили только небольшой участок. Получив от меня, очередной раз, десять копеек, она, как правило не торопилась, а медленно плыла, переходила от одного куста к другому, от клумбы к клумбе. При этом, она обязательно сообщала мне сорта Роз, ирисов, гвоздичек и прочих нарядных модниц ее великолепного салона красоты.

По-соседству, на небольшой улочке, каждый мог набирать вкусную воду, на выбор. То в колодце, гремевшем длинной мокрой цепью, то в колонке, извергавшей сильную кристально-свежую струю.

– Время, есть время. Что может быть проще? Дома у нас имеются песочные часы, – гордо заявил я, – Время, как и песок, легко высыпаясь из верхней половинки, всего за пять минут, перетекает в нижнюю, – что здесь ещё представлять?

Все элементарно, – лихо щегольнув словечком из недавнего фильма, я придал лицу подходяще-важное и немного снисходительное выражение.

– Вообрази, – решила объяснить мне девочка, – Мы с тобой идём вооооон-туда, – она показала в сторону Шипота, чудного места, украшенного шумом родников, пением птиц и свежим воздухом, пронизанным пахнущим травами, цветами и ещё чем-то счастливо-волнующим

– Вот, идём-идём-идём… и знаешь, куда придём?, – испытующе поглядев в глаза, она не ожидала услышать такого самоуверенного ответа

– Мы, просто, обойдём, вот так, всю Землю и вернёмся. Вернемся сюда же, но с другой стороны, – показав рукой в сторону Церкви, находившейся с противоположной стороны улицы, я приготовился внимательно слушать дальше, – Уж очень интересный разговор начал получаться. Бывают же девчонки такими умными!

– А с виду не скажешь, – подумалось мне, – девчонка, как девчонка, только, вот, красивая очень, – на этом месте размышлений я почему-то густо покраснел

– Все правильно, молодец!, – похвалила она, доставив истинное удовольствие. Всегда любил, да до сих пор обожаю, когда меня хвалят. Особенно девчонки.

– Представляешь?! Ровно так происходит и со Временем, – неожиданно заявила она

– Не верю!, – сразу же отпарировал я, – Не может быть!

Понимаю, как выходя из одной точки Времени, например, из вчера, оказаться в сегодня, затем, в завтра. Но чтобы через многие годы, оказаться, вновь, во вчерашнем дне или в сегодняшнем?!

– Ты, наверное, девочка из Будущего?

– Как сразу не догадался?, – восхитился я, мгновенно заготовив в голове целый список самых неотложных вопросов. На них мне срочно требовались, конечно же, и самые точные ответы

– Когда высадимся на Марсе? Кем же я стану в будущем? – Известным космонавтом? Лётчиком? Артистом? Хоккеистом, наконец?!, – забросал я бедную девчонку целыми очередями важных предположений

– Ты обязательно станешь счастливым! Это я тебе гарантирую. Однако, я совсем не из Будущего, – ответила она, – я из далёкого-далекого Прошлого

– Из такого далёкого, когда видно все, абсолютно Все. Будто стоишь себе на высокой горе и можешь видеть одновременно весь Мир, – и прошлый, и настоящий, и будущий

– Ух ты. Как Волька с Хоттабычем на ковре-самолете?!

– Очень похоже. Однако, ковёр этот может летать не только в Индию, но, например, и в древнюю Грецию

– Движение по Времени идёт по-другому! Из Прошлого в Будущее, например, выглядит как движение по ступеням, сверху вниз. Все, что прошло, находится выше, все, что впереди, ниже

– Опускаясь, волшебные ступеньки доходят до самого низа, а затем поворачивают наверх. Как по глобусу. Сначала, съезжаешь с Северного Полюса на Южный, а затем, обратно

– Там, наверху, ступени Будущего соединяются с Прошлым?, – стал догадываться я

Необычно как-то. Казалось, с возрастом, продвигаюсь по линии жизни, как ртуть на шкале градусника, снизу вверх

– Постоянно вижу себя только на подъеме! Иногда нелегком, но исключительно в восходящем потоке, – позволил себе не совсем согласиться с утверждениями загадочной девчонки

– Везёт, – сразу по-доброму позавидовала она, – значит низшая точка движения твоей Души уже позади

– Догадываешься, наверное, что существуют и такие люди-человеки, что несутся вверх, как настоящие ракеты? Их Свет озаряет весь мир, пространство-время всей Вселенной, – промолвила она

– Милику, Милик! Вставаааай! Соня! Вставай же, наконец! Давно пора завтракать. В кино опоздаешь! Утренний детский фильм сегодня начнется не в двенадцать, а в одиннадцать

– Мне ещё все двери в кинотеатре открывать- с трудом растормошив маленького внука, суетилась неутомимая бабушка Рива. В нашем Сокирянском кинотеатре она служила билетёром давно, задолго до моего рождения

– Баба, баба! Скажи, а как фильм называется?

– Сказка о потерянном Времени…