Читать книгу Как спасти жизнь - Эмма Скотт - Страница 11

Я вернулся домой через заднюю дверь уже после полуночи. Снял футболку и бросил ее в стирку. Норма никогда не спрашивала, почему моя одежда воняет хлоркой. Думаю, она просто шла мне навстречу. Как будто понимала, что мне необходимо именно то, что я получаю в бассейне. И не задавала вопросов до тех пор, пока меня не поймали за вторжение на чужую территорию (или пока в школе никто не узнал об этих визитах).

В доме темно и тихо, если не считать храпа Харриса, доносящегося из спальни в конце коридора.

Я закрыл за собой дверь в комнату, и меня охватило странное ощущение.

«Здесь кто-то побывал», – решил я.

Включил свет и огляделся. Все выглядело так же, как и когда я уходил. Я втянул носом воздух, словно мог уловить остатки чужого присутствия. В комнате пахло чужаком. И пусть это казалось полной чушью, но ощущение не покидало меня. Я собрался проверить сейф в комоде и деньги, которые платит мне Харрис, спрятанные под доской под кроватью, но прогнал сомнения прочь.

«Вот такого рода дерьмо приносит тебе неприятности. Сюда никто не заходил. Веди себя нормально. Иди спать», – сказал я себе.

Забираясь в постель, я предполагал, что после такого вечера не смогу уснуть. Но оказалось совсем наоборот. Следующее, что я осознал, – звук старого цифрового будильника, зазвонившего в шесть утра и вырвавшего меня из крепкого сна. Нормального человеческого сна. Одного из хороших. Лучшего за последнее время.

Джо Кларк. В бассейне. Момент, когда она пыталась вытащить меня из воды. Она думала, что я тону, и пыталась спасти.

Меня.

Мы оказались друг напротив друга, а вода откинула ее волосы назад. В лунном свете виднелась неровная линия страшного шрама – белого с легкой просинью. Прозрачного. Но он не портил девушку. Во всяком случае, я так не считал. Джо слишком красива. Бледная кожа. Большие темные глаза с длинными ресницами и темными бровями. Ее рот…

Черт.

В моем сне ее рот был слегка приоткрыт от удивления, а губы манили прикоснуться к ним. Вместо того чтобы злиться – как это случилось в реальности, – она обрадовалась, встретив меня. Сердечно улыбнулась, и ее темные глаза загорелись. Джо хотела мне что-то сказать, и я уверен: что бы она ни произнесла, это сделало бы мой день прекрасным. Но тут зазвонил чертов будильник, и Джо исчезла, когда я открыл глаза, увидев наклонный потолок своей спальни.

Хороший сон, но он никогда не станет явью. Я спрятал мысли о Джозефине Кларк в металлический сейф. Обернул вокруг него железные цепи и навесил замок размером со щит. Она бы никогда так не улыбнулась – свободно и открыто – и уж точно не мне.

Но есть способы проснуться и похуже, чем ото сна об улыбающейся тебе прекрасной девушке.

– Она спасла меня, – пробормотал я, ухмыляясь.

Не совсем, правда. Как и сказала Джо, я не тонул, но большинство дней в доме Сэлинджеров похожи именно на это. Удушье. Рамки. Моя тюрьма. Я метался по ней между тем, кто я есть, и тем, кого они хотели видеть. Это давило на меня так, что я едва мог дышать.

Я сел на свою маленькую кровать в своей крохотной, заполненной книгами спальне. За выходящим во двор окном солнце медленно поднималось над городком.

Отсюда ли я родом?

Мой ли это дом?

Моя ли семья?

Даже не представляю, кому и зачем я задаю эти вопросы. Может, в то неведомое место в глубине души, где живут мечты? Ответом всегда было категорическое «нет», ни приносящее облегчения. Я читал, что приемные дети продолжают искать биологических родителей, какими бы замечательными и любящими ни оказались приемные, потому что те семья. Клан. Принадлежность.

Я оделся и спустился вниз, где уже был готов завтрак. Я понял это по звукам еще до того, как дошел до кухни. Ложки скребли по чашкам с овсянкой, и у меня тут же заболели зубы.

«Четыре минуты! – подумал я, чтобы отвлечься. – Я провел под водой целых четыре минуты».

Рекорд. Я ходил в «Фантаун» с тех пор, как он открылся в прошлом году. Мне хотелось окунуться в спокойную прохладу и научиться задерживать дыхание. Не знаю, почему и как это стало важным. Я воображал себя готовящимся к марафону стайером [10]. Вот только это не совсем верно. Я не представлял, для чего мне нужны эти тренировки. Единственное, что важно, – увеличить время, пробыть под водой шесть, семь, а может, даже восемь минут… Азарт горел во мне, как в чемпионе, жаждущем бежать все быстрее и быстрее. Я не видел финишной черты, к которой привела бы меня тренировка, но желал достичь ее. Мне просто необходимо было добраться туда.

Но четыре минуты? Я улыбнулся про себя. Интересно, как долго я мог бы продержаться, если бы не вмешалась Джо? Моя улыбка стала еще шире.

Она спасла меня.

Эта мысль не покидала моего сознания. Как песня, которая застревает в голове, но не раздражает. Я не привык, чтобы обо мне беспокоились.

Шейн фыркнул над своей тарелкой.

– Посмотри на Эвана, улыбается, как дурак, – сказал он Мерлу, – похож на умственно отсталого.

Странное сравнение, учитывая, что уровень интеллекта у Мерла колеблется ниже семидесяти баллов. Я взглянул на Норму. Она вроде не слышала. Или ее это просто не волновало. После трех лет жизни здесь мне следовало догадаться, что она не замечает недостатков своих сыновей. Помощи от нее не было, нет и ждать не стоит. Мерл издал смешок, и они с Шейном обменялись понимающими взглядами. Руки Шейна подергивались этим утром сильнее обычного, визгливый смех вырывался, казалось, из ниоткуда.

«И это они называют меня фриком».

Хихиканье Шейна и скрежет ложек продолжались до тех пор, пока Гаррет окончательно не проснулся и не начал безостановочно болтать о своем научном проекте. Норма кивнула и слабо улыбнулась, и больше его никто не слушал. Позавтракав, мы собрались в школу.

Шейн и Мерл направились к своему общему пикапу – блестящему черному «Форду F150», который отцу подарил благодарный клиент. Машина досталась им даром. У меня тоже имелся пикап – потрепанный, старый «Шевроле», купленный за собственные деньги. Те самые, которые мне требовались, чтобы после окончания школы свалить из Планервилла. Но и без машины у меня не получится осуществить побег. Элементарно, чтобы доехать до Гранд-Каньона. Поэтому я не жаловался.

Краем глаза заметил, что братья идут, склонив головы и смеясь. Как только мы приблизились к гаражу, они повернулись. В своей когтистой лапе Шейн держал записку.

Сердце остановилось, я забыл, как дышать. Кусочек бумаги, больше похожий на клочок, старый и потрепанный, с пожелтевшими краями треугольник. Слова, написанные аккуратным плавным почерком, были едва различимы с того места, где я стоял. Только вот эти слова навсегда отпечатались в моей памяти.

«Позаботьтесь о нем, пожалуйста. Пожалуйста».

– Верни записку, Шейн, – сказал я, сжав руки в кулаки.

– Зачем? – Он помахал листком перед собой, в то время как готовый действовать Мерл стоял рядом, внимательно наблюдая за мной. И, черт возьми, я уже приготовился наброситься на него и выбить все дерьмо. Гаррет наблюдал за происходящим с широко раскрытыми глазами.

– Ты знаешь, зачем, – проговорил я, стараясь успокоиться. – Верни. Ты не имеешь права копаться в моих вещах…

И тут я осознал. То странное ощущение, которое сковало меня прошлой ночью. Они заходили в мою комнату. Шейн нашел маленький деревянный сундучок, в котором лежало несколько памятных вещей: корешки бейсбольных билетов, мой любимый кусочек мрамора из детства.

И эта записка.

Я всегда держал сундук запертым. Как ему удалось открыть?..

Мерзкая улыбка появилась на лице Шейна, когда он размахивал запиской передо мной. На безопасном расстоянии.

– А что ты мне за это дашь?

«Не сломаю твой нос», – хотелось ответить мне.

– Ничего. Она моя, Шейн. Отдай сейчас же.

– Мы опоздаем в школу, – сдавленно произнес Гаррет.

Шейн поднял другую руку, в которой оказалась маленькая зеленая зажигалка. Дыхание перехватило, и я ощутил, как напрягаются мышцы.

– Даже не думай…

– О, теперь я привлек твое внимание? – нервно усмехнулся Шейн. Его руки дрожали, и он медленно придвинулся ближе к Мерлу. – Я повторю еще раз. Что я получу взамен?

Он щелкнул по колесику зажигалки большим пальцем, высекая искру.

Внутри все перевернулось.

– Чего ты хочешь?

– Жду твоих предложений.

– Хватит, Шейн, – сказал Гаррет, – верни записку.

– Заткнись, Гаррет. – Шейн не сводил с меня глаз. – Ну?

– Моя зарплата. За две недели, – ответил я, ненавидя себя за эти слова, но записка была важнее. – Три, – добавил, когда Шейн покачал головой.

– Я передумал, – заявил он, нарочито пожимая плечами. – В конце концов, мне ничего не нужно. И Гаррет прав: мы опоздаем в школу.

На полсекунды во мне вспыхнула надежда… пока Шейн не щелкнул зажигалкой. Пламя взметнулось вверх и лизнуло уголок бумаги, который сразу же почернел и сжался.

– Нет!

Я рванулся вперед, сосредоточившись на записке, и врезался в Мерла. Тот ударил меня кулаком в живот. Я ахнул и согнулся пополам, продолжая тянуться к руке Шейна. Словно в замедленной съемке я наблюдал, как пламя пожирает бумагу, безжалостно уничтожая написанное.

«Позаботьтесь…»

– Нет! Ты гребаный ублюдок! Остановись! – кричал я, вырываясь из рук Мерла.

Я ударил его локтем в челюсть, отчаянно пытаясь дотянуться до записки, но было уже слишком поздно. Шейну пришлось выбросить то, что осталось, прежде чем пламя коснулось его пальцев. Я перестал бороться. Мерл заехал мне локтем по спине. Боль пронзила правую лопатку, и я упал на четвереньки рядом с обугленной бумагой. Мерл затоптал остатки пепла, отправляя все в небытие.

Я смотрел на оставшееся пятно.

– Зачем? – прохрипел я.

– Ты слишком стар для этого детского дерьма, – заявил Шейн, когда они с Мерлом направились в гараж и забрались в свой пикап. – Повзрослей, фрик. Твои ненормальные родители не хотели тебя. Смирись с этим.

Они выехали из гаража рядом с тем местом, где я сидел на подъездной дорожке, глядя на серое пятно.

Шейн опустил стекло.

– Обращайся! – крикнул он, когда машина тронулась с места.

Меня накрыли ярость и боль, проникая до самых потаенных участков души. Руки снова сжались в кулаки. Левой я схватил измельченный известняк вместе с пригоршней мелких камней, которые покрывали всю подъездную дорожку, и швырнул их в удаляющийся пикап. Камни ударили по металлу, а звук походил на выстрел. Даже отсюда я увидел царапины, которые остались на черной краске. Машина с визгом остановилось. Братья вышли из нее, на лицах обоих отражался шок.

Рядом со мной съежился Гаррет.

– О нет…

– Ах так! Ты покойник. Покойник. – Шейн уставился на меня, проводя костлявой рукой по белым царапинам на заднем крыле пикапа. Они выглядели, словно меловые пометки на доске. – Папа тебя убьет.

Мерл, считавший машину предметом гордости, осмотрел повреждения, и его поросячьи глазки расширились.

– Я убью тебя, – буркнул он.

Я сделал приглашающее движение.

– Тогда вперед! – Мое сердце стучало так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. – Давай, ублюдок!

Мерл неизменно жаждал драки. Он, не колеблясь, бросился на меня, как бык на матадора. Я подготовился. Образ клочка бумаги, скрючившегося, почерневшего и превратившегося в пепел, разогревал мою ярость. Размахивая кулаками, Мерл налетел на меня. Я пригнулся и ухитрился нанести правый хук в почку здоровяка, вложив в удар весь свой вес и прочувствовав всю его силу до самого плеча. С любым другим на этом бы драка и закончилась. Мерл лишь усмехнулся, поднял руку и врезал мне в нос. Хлынула кровь, но я не чувствовал боли, не слышал проклятий Шейна и криков Гаррета. Наша схватка превратилась в потасовку с недоударами и шарканьем ног по цементу.

Я проигрывал. Мерл нашел лазейки в моей защите, чего нельзя было сказать обо мне. Но я наслаждался болью, которую принимал легче, чем потерю записки.

Словно из тумана, до меня донесся еще один голос. Мерл тут же оттолкнул меня. Я отшатнулся и увидел Норму рядом с подъездной дорожкой. Скрестив руки на груди, словно стараясь держать себя в руках, она стояла с искаженным от ярости лицом.

– Что, ради всего святого, вы творите, мальчики? На виду у всей улицы? – прошипела она.

Я промолчал, только вытер нос рукавом рубашки. Раньше я никогда не бегал к ней из-за братьев. Не доносил на них раньше и не собирался этого делать сейчас. Только вот Шейн начал жаловаться первым.

– Посмотри, что он сделал! Бросил камни в нашу машину! Теперь вся задняя часть нуждается в покраске.

При виде повреждений глаза Нормы Сэлинджер расширились, сузились и зло сфокусировались на мне. Мы все хорошо знали этот убийственный взгляд.

– Это правда?

– Они сожгли его записку! – воскликнул Гаррет, стоявший рядом со мной. – Ту, что осталась у него после пожара. Когда он был ребенком. Сожгли без всякой причины!

Старшие посмотрели на своего младшенького, молча обещая отомстить.

– Гаррет, успокойся, – попросил я.

Впервые даже Норма поразилась жестокости собственных детей.

– Это правда? – потребовала она. Оба старших сына вздрогнули под ее пристальным взглядом.

«Неужели пришло время? Заступится ли Норма за меня? Положит ли конец садистским замашкам Шейна?»

Но нет. По выражению лица Нормы можно было проследить, какие мысли мелькают у нее в голове. Она встанет на сторону кровных детей, поведение которых не выглядит для нее суровым по отношению ко мне.

– Мы не копаемся в чужих вещах, подобно воришкам, – ледяным тоном произнесла она, обращаясь к братьям, а потом повернулась ко мне, – и не оскверняем то, что нам не принадлежит. Никто ничего не сделал. А теперь марш в школу. Вы опоздали. Когда вернетесь домой, я решу, как с вами поступить. Убирайтесь.

Мы разошлись в разные стороны, Шейн бросал на нас с Гарретом косые взгляды, возмущенный тем, что попал в беду. Боже, что за чушь. Норма даст им с Мерлом какую-нибудь легкую работу, а мне придется заплатить за повреждение пикапа. Или сам буду исправлять его в мастерской.

Только маленький Гаррет избежал наказания, по крайней мере от матери. Я всегда подвозил его до начальной школы.

– Послушай, ты должен перестать заступаться за меня. Иначе у тебя будут неприятности, – сказал я, как только мы выехали на дорогу.

– Я знаю, – ответил он, вытирая нос, – но это несправедливо. Записка много для тебя значила.

– Я переживу. Но ты еще слишком мал. Тебе будет больно.

– Разве ты не должен отстаивать свою правоту? Этому нас учит в школе мисс Джонстон. А то, что сделал Шейн, неправильно.

Взглянув на Гаррета, я заметил наворачивающиеся на его глаза слезы. И сердце сразу смягчилось, ярость и горечь немного поутихли.

– Нет, не нужно. Если продолжишь меня защищать, они переключатся на тебя.

Гаррет снова фыркнул, на этот раз вызывающе. Он вздернул маленький подбородок, глядя куда-то вдаль.

– Я справлюсь.

Я вспомнил убийственный взгляд Шейна, когда малыш заступился за меня. «Нет, не выдержишь», – подумал я. Сгоревшая записка оставила зияющую рану, которая не затянется в ближайшее время, но безопасность Гаррета важнее. Несмотря ни на что.

Я молча управлял автомобилем, набираясь храбрости. Когда мой младший – и единственный – брат взвалил себе на колени огромный рюкзак, я въехал на кольцевую развязку Уильямсбургской начальной школы. Он потянулся к ручке дверцы, но на секунду задержался.

– Тебе нужно уехать, – произнес он, глядя на меня сквозь взъерошенную копну светлых волос. – Тебе следует держаться от них подальше.

– Это я и планирую, – отрезал я настолько каменным голосом, насколько это было возможно, и посмотрел вперед. – Выходи уже, иначе опоздаешь.

Он нахмурился, услышав мой холодный ответ.

– Я буду скучать по тебе, Эван. Если ты уедешь, я буду скучать по тебе, но думаю, так будет лучше. Так они не смогут больше причинить тебе боль.

Я вцепился обеими руками в руль. До тех пор, пока не побелели костяшки пальцев. Даже невзирая на то, что на них остались ссадины после драки.

– Выходи. Из машины.

Я почувствовал, как меня заполняет боль Гаррета, и едва не сдался.

– Почему ты так груб со мной, Эван? – воскликнул он дрожащим голосом.

Я не хотел так с ним поступать. Однако должен был. Чтобы защитить его. Будет безопаснее, если и он станет ненавидеть меня.

Позади нас засигналила машина. Я потянулся через Гаррета и распахнул дверь, затем снова посмотрел вперед, не обращая на него внимания.

– Вылезай из этого чертова пикапа.

Гаррет схватил рюкзак и выбрался наружу. Он немного постоял, с вызовом глядя на меня. Я пробормотал проклятие и потянулся, чтобы закрыть дверь, но брат оказался быстрее. Он захлопнул ее с выражением горечи и злости на лице, повернулся и зашагал к своей школе. Выражение его глаз ранило почти так же сильно, как боль от сожженной записки.

«Хорошо, – подумал я, наблюдая за ним, – так для него будет лучше». Я не мог позволить себе такой роскоши, как гадать, будет ли так лучше для меня.