Читать книгу Однажды я выберу тебя - Эмма Скотт - Страница 12

Часть 1
ГЛАВА 7

Оглавление

Макс

Сайлас вновь отвернулся от меня. Второй раз за два дня.

«Это называется намек. Пора бы понять».

Я шел обедать, когда услышал звуки пианино. Музыка казалась навязчивой, но мелодичной. Она звучала в одной из десятка гостиных, имевшихся в поместье Марша. Сперва я решил, что слышу аудиозапись пианиста-профессионала. И с трудом поверил глазам, когда, выглянув из-за угла, увидел сидящего за пианино Сайласа. И дважды моргнул: парень выглядел совсем иначе. Музыка смягчила черты бесстрастно-совершенного лица, а изящные руки с длинными пальцами струились по клавишам, как вода.

Наверное, стоило тихо уйти. Но меня всегда восхищали людские способности виртуозно играть на музыкальных инструментах. Надо быть гением, считал я, чтобы так легко говорить на языке музыки.

Я глаз не мог отвести.

И не стоило меня в этом винить. Я дразнил его полубогом, но, черт возьми, Сайлас Марш и в самом деле был потрясающе красив. Подобные парни встречаются лишь в журналах, рекламируя дорогущие автомобили, одежду и парфюм.

К тому же в нем чувствовался ум. И талант. Он даже умел шутить, когда хотел. Но во всем этом ощущалось нечто ледяное. Как только я решил, что мы стали на шаг ближе, он резко отстранился, бездушный, как всегда. Почему меня это взволновало? Я напоминал себе малыша, который то и дело кладет руку на плиту, надеясь, что в этот раз она не обожжется.

«Я не обжегся. Лишь замерз».

Мое дежурство на следующий день начиналось только в три часа дня. И я решил выбраться в город. Нужно прикупить одежды, может, прихватить книжку…

«И вдруг я хоть ненадолго смогу перестать думать о Сайласе».

Проведя много лет за разговорами о наркозависимости на оздоровительных собраниях, я понял: не смогу почувствовать, что и в самом деле честен в отношении чего-либо, пока не расскажу кому-нибудь об этом. Так что я принял душ, надел обычную форму – джинсы, футболку, кожаную куртку. И прежде чем выйти, я позвонил Дарлин.

В Сан-Франциско я стал наставником жизнерадостной танцовщицы, избавлявшейся от пристрастия к наркотикам. По крайней мере, так предполагалось. Но Дарлин Монтгомери невозможно было не любить, и наши отношения мгновенно переросли в глубокую дружбу.

– Максимилиан! – воскликнула она, ответив после первого же звонка. – Я так счастлива слышать твой голос. Точнее, буду, как только ты что-нибудь скажешь.

Я рассмеялся.

– Привет, Дар. Как дела?

– Просто класс, – проговорила она. – А ты чем занимаешься?

– Меряю шагами комнату в огромном особняке, переживаю жизненный кризис. Все как обычно.

– Черт, звучит серьезно.

– Сначала расскажи о себе.

Несколько минут мы проболтали о последнем танцевальном концерте и о том, что она до сих пор в завязке, хотя прошло уже два года.

– Я так тобой горжусь, – признался я.

– Ну, ты в этом сыграл не последнюю роль, – напомнила Дарлин. – Порой, если денек выдается и правда паршивым, я просто вспоминаю, как ты ждал меня на автобусной станции в тот день, когда я приехала в Сан-Франциско. И мне сразу становится легче.

– Спасибо, Дарлин, – пробормотал я и часто заморгал. – Мне нужно было это услышать.

– Что случилось? – спросила она, и в голосе ее послышалось беспокойство. – И что за кризис? Ты в порядке? Проблемы с мальчиком?

– Ну, не совсем. Что-то вроде. Да.

– Выкладывай.

Я прислонился к окну и бросил взгляд вниз, на сад, что в сияющем свете солнца казался бело-зеленым. Я рассказал, как мы познакомились с Сайласом и о том, что по воле случая оказались под одной крышей. Опустил лишь его фамилию и детали семейного бизнеса.

– Итак, давай проясним, – проговорила Дарлин. – Ты живешь в Аббатстве Даунтон, а миллиардер, встреченный на собрании Анонимных наркоманов, находится рядом и тебя терзает. Вполне правдоподобно.

– Что, перебор? – спросил я. – Если кто-то на вечеринке спросит, чем я занимаюсь, стоит все упростить?

– Нет, приукрасить. Скажи, что работаешь на Билла Гейтса. – Дарлин вздохнула. – Боже, Макс…

– Нет, – посмеиваясь, произнес я. – В окрестностях Сиэтла есть и другие миллиардеры.

– Скажи-ка, этот Сайлас… хоть симпатичный?

– Ну… не урод. Вообще-то, он чертовски красив. Без шуток. Черт, я назвал его полубогом. Прямо в лицо.

– Серьезно?

– Промышленным полубогом, хотя имел в виду настоящего.

– Думаешь, он гей? Би? Просто любопытный? Или любит эксперименты?

– Не знаю, но иногда он так на меня смотрит, что я готов поклясться… – Я уставился в пустой белый потолок. – Да нет. Просто выдаю желаемое за действительное.

– Может, и нет, – протянула Дарлин. – Вдруг он просто сдерживается.

– Вполне возможно, – проговорил я. – Боже, да он весь застывший, замкнутый, неприступный. И, честно говоря, просто придурок. Хотя, надо признать, он думал, что история, рассказанная им на собрании Анонимных наркоманов, так и останется в стенах той комнаты. А она маячит перед глазами в собственном доме. – Я махнул рукой. – В любом случае, это просто увлечение; он очень сексуальный. Так что переживу.

– Ну, если ты так говоришь, – с сомнением протянула Дарлин. – Но ты не кажешься счастливым. И от этого мне грустно. Уверен, что все в порядке?

Я улыбнулся в трубку.

– Знаешь, я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. А что еще? Как дела с предками?

– Пройденная локация: ужин с мамой.

Дарлин издала какой-то звук, а я представил, как она резко подскочила и отвела с лица длинные темные волосы.

– Черт, она наконец-то появилась? И что? Как все прошло?

– Нормально, – проговорил я. – Не так хорошо, как хотелось бы, но и неудачной я бы встречу не назвал. Она попыталась объяснить семь лет отчуждения тем, что «все случилось так быстро».

– А твой отец?

– Она хотела с ним поговорить. Я сказал, что он должен мне позвонить. Я умолять не стану, – я почувствовал ком в горле и закашлялся, но Дарлин все поняла.

– Ох, милый, – проговорила она. – Ты невероятный и удивительный. И если кто-то этого не понимает, будь то хоть сам полубог, клянусь, он ни черта не стоит. Правда. Знаю, что мои слова не помогут, но…

– Я буду иметь их в виду.

– Как бы я хотела тебя сейчас обнять.

– Я тоже. Но, черт возьми, ты не хуже Опры можешь заставить людей плакать. – Я тяжело вздохнул. – Как дела с адвокатом Сократом?

Дарлин жила в доме Викторианской эпохи по соседству с отцом-одиночкой, боровшимся за опеку над маленькой дочкой. В типичной для себя манере Дарлин прикипела сердцем и душой к ним обоим.

– Тебе лучше не знать, – пробормотала она.

– Потому что ты безумно счастлива? – спросил я. – Об этом я точно хочу знать. Мне никогда не станет хуже от твоего счастья.

– Да, Макс, – призналась она. – Знать, что ты нашел подходящего для себя человека… Ничто не может быть лучше, в буквальном смысле.

Я прислонился лбом к стеклу.

– Я не такой, как ты, Дар. Я бы тоже хотел попробовать. Но сколько раз мне разобьют сердце прежде, чем я сдамся?

– Шестнадцать, – проговорила Дарлин.

Из меня вырвался смешок.

– Повтори еще раз.

– Прежде чем все станет по-настоящему плохо, тебе могут растоптать сердце шестнадцать раз.

– Серьезно?

– Ага. Это наука. Итак, а у тебя… сколько? Три?

– Настоящих три. Трэвис, смерть Карла, родители.

– По моим подсчетам, осталось еще тринадцать. И только тогда стоит бояться поскользнуться.

– А за сколько идет полубог?

– За пять, – авторитетно заявила она. – Так что осторожней с этим парнем.

Я рассмеялся, хотя при мысли о том, что Сайлас окажется в списке потенциальных разбивателей сердец, у меня екнуло в груди.

– С математикой не поспоришь, так ведь?

– Не я создаю правила науки.

Я засмеялся еще громче.

– Ну, кажется, я свое дело сделала, – проговорила она. – Черт, опаздываю на репетицию. Мне нужно идти, но только если ты и правда в порядке. Я могу ее отменить. Или сказать, что опоздаю?

– Ни за что. Иди. Они же не смогут начать без тебя.

– Ладно. Я люблю тебя, Максимилиан. Будь осторожен и позвони мне на днях.

– Конечно. Я тоже тебя люблю.

Я повесил трубку и улыбнулся про себя. Если с отцом ничего не выйдет, у меня есть Дарлин. И Даниэль. И Малькольм. Друзья, которых я люблю. И я им тоже дорог. Я хотел бы воссоединиться с кровными родственниками. Но у меня есть и другая семья. Друзья, которые принимают меня таким, каков я на самом деле.

* * *

Я направился в кухню. Как обычно, там находилась Рамона с тремя помощниками. Мне нравилось, что она обходилась со мной по-матерински ласково. И, кажется, единственная из всех служащих не боялась Маршей. Сезар говорил, что она проработала в семье почти тридцать лет, и наняла ее сама миссис Марш.

– Доброе утро, Макс, – с улыбкой проговори- ла она. – Как устроился? Запомнил, где что находится?

– Спасибо, более-менее, – произнес я. – Вчера я заблудился всего десять раз. Надеюсь, сегодня получится вполовину меньше.

Она рассмеялась.

– Ну, если снова потеряешься, меня ты всегда сможешь найти прямо здесь. Если что-то будет нужно, только скажи.

– Спасибо.

– Какие на сегодня планы?

– Хочу съездить в город, пока не началась смена. Вам что-нибудь привезти?

– Какой же ты милый. Нет, спасибо, ничего не нужно.

В кухню вошел Сайлас Марш. В строгом твидовом костюме, жилете и шелковом галстуке медного цвета. Золотистые волосы все еще не просохли после душа.

– Рамона, мне нужно… – заметив меня, он замолчал, широко раскрыв глаза. На один короткий миг их льдистая синева растаяла, сменившись чем-то более теплым, затем снова замерзла. – Э-э-э… привет.

– Мистер Сайлас, вы знакомы с Максом? – спросила Рамона, окинув нас обоих острым взглядом.

– Да, – ответил он, не глядя на меня. – Где, черт возьми, Джером?

– Сегодня День труда[13], – пояснила Рамона. – У него выходной.

– Черт. Ладно. Я сам поведу машину.

– Макс сказал, что тоже собирался в город, – проговорила Рамона. – Может, подвезете его?

Сайлас протянул руку, чтобы взять яблоко из стоявшей на столе стеклянной вазы. Но, услышав слова Рамоны, замер.

Я почувствовал, как он сверлит мне взглядом затылок.

– Нет, не стоит. Я вызову «Убер».

Сайлас взглянул на Рамону. Казалось, она приглядывала за всем и сразу, но при этом умудрялась ничего не упускать.

– Я тебя отвезу, – бросил Сайлас. – Выезжаю прямо сейчас. Ты готов?

– Конечно, но не нужно…

– Пошли.

Он вышел, и я последовал за ним. Рамона помахала мне вслед рукой и по-матерински понимающе улыбнулась.

Я догнал Сайласа по дороге. На длинных ногах он стремительно шагал по комнатам, направляясь к гаражу. Так, словно дом горел.

«Не хочет, чтобы кто-то видел, как мы уходим вместе».

– Слушай, если тебе трудно или нет желания…

– Я ведь все равно туда еду. Почему мне должно быть трудно?

– Ну, хотя бы потому, что я тебе не очень нравлюсь.

Он замер возле задней двери, ведущей за пределы поместья.

– Это не так. Я не чувствую к тебе неприязни. Я тебя почти не знаю.

– Ты знаешь гораздо больше многих. – Я поднял руки. – Слушай, все в порядке. Я понимаю. Ты не хочешь дружить, но и воевать нам ни к чему. Судьба и Рамона сговорились, чтобы свести нас вместе…

Сайлас поднял руку, и мы замолчали, услышав в коридоре чьи-то шаги.

Вскоре все стихло, и он бросил на меня тяжелый взгляд.

– Мы не вместе, – проговорил он и толкнул ведущую наружу дверь.

– Боже, это не… Забудь. – Я почувствовал, как вспыхнули щеки.

Я последовал за ним по мощеной дорожке, что вела к дюжине гаражей сбоку от дома. Утро выдалось пасмурным и холодным. Над листьями деревьев, ограждавших подъездную аллею, висела тонкая дымка тумана.

Сайлас нажал кнопку на брелоке, и одна из гаражных дверей открылась. Внутри стоял блестящий черный «Рэндж-Ровер» с серебристой решеткой спереди. Я забрался внутрь. Запахи одеколона, новой кожи и самого Сайласа навеяли воспоминания о вечере после собрания Анонимных наркоманов.

Он сел за руль и какое-то время не двигался.

– Макс…

– Забудь, – проговорил я.

Мускул на его челюсти дернулся, и он вперил взгляд в лежащую перед ним изогнутую подъездную дорожку.

– Прости, – наконец, сказал он. – За тот вечер в машине.

– Ты не заставлял меня говорить под дулом пистолета, – резко бросил я. – И ты уже извинился…

– И снова извиняюсь, – отрезал он. – Слушай, в тот вечер я спросил тебя о личном, и думал, что мы больше никогда не встретимся. Черт, да на том собрании я сам столько всего наговорил, что и представить страшно. И сейчас… – Он досадливо замолчал. – Не понимаю, что с этим делать. Мы знаем друг о друге слишком много личного.

– Да, конечно, Сайлас, – проговорил я. – Ты не хочешь делить секреты с незнакомцем вроде меня. Но мы не сможем запихнуть кота обратно в мешок, так что тебе придется мне довериться.

– Это не… – Он расстроенно поджал губы. – Зачем ты мне рассказал? Я тебя не виню…

– Отлично, спасибо.

– Просто скажи, почему.

– Ты спросил, – пояснил я. – Тебе хотелось знать, что есть надежда.

– И всего-то? Лишь потому, что я спросил?

– Именно. Что в этом непонятного? Я хотел помочь, если смогу. И до сих пор хочу.

Удивление в его глазах разрывало сердце. Как будто ему и в голову не приходило, что кто-то может предложить помощь. Он превратил себя в монолит – богатый, влиятельный, невосприимчивый к боли. И пусть прекрасные черты казались высеченными из камня, в свете раннего утра я видел его человечность. Даже то, что лежало на поверхности, влекло меня физически. А ведь сколько скрывалось внутри. И большую часть он держал взаперти. Но сквозь оболочку то и дело прорывались вспышки боли, словно огни сигнальной ракеты, подающей знаки бедствия с заброшенного острова.

Я повернулся на сиденье лицом к нему.

Он подозрительно взглянул на меня.

– Что?

– Я на минутку стану наставником из группы Анонимных наркоманов и спрошу, как у тебя дела. Потому что никто больше не знает о твоей борьбе с зависимостью, а это важно. Ты готов?

Он издал смешок и отвернулся, почти застенчиво.

– Конечно. Да, готов.

– Как дела, Сайлас?

– Не знаю. Неправильный ответ, да? Я ведь должен знать, как у меня дела.

– Что ж, зато честный, – возразил я. – Если выговоришься, может, станет легче.

– Сомневаюсь. Какой в этом смысл? Прошлое не изменить.

– Верно, – сказал я. – Но сито нужно время от времени крутить, чтобы снизить давление. И прояснить мысли.

С минуту он молчал.

– Я не хочу возвращаться, – наконец проговорил он, потом взглянул на меня. – И снова ворошить старое дерьмо. Никогда.

Я кивнул.

– Однажды я сказал другу, что лучший способ пережить нечто ужасное – это вновь и вновь вспоминать о нем. И тогда оно потеряет силу. Я ошибся.

Сайлас поднял бровь.

– Великий Макс ошибся?

– Бывает, – криво усмехнулся я. – Заметь, нечасто, но бывает.

На губах Сайласа возникла типичная ухмылка. Такая, что появлялась в уголке рта; если не смотреть, то легко пропустить. И намекала, что он может улыбаться во весь рот, но в ближайшее время не станет. Я молча поклялся, что заставлю его широко улыбнуться. Когда-нибудь.

– А как теперь посоветуешь бороться с чем-то ужасным? – спросил Сайлас. Говорил он непринужденно, но что-то в его глазах умоляло об ответе.

– Попробуй просто его отпустить, – проговорил я. – Живи настоящим.

Сайлас покачал головой, обводя взглядом окрестности.

– А если не можешь отпустить? Если уже слишком поздно?

– Так не бывает, – возразил я. – С каждой прожитой минутой есть шанс начать все заново. Я уважаю прошлое, но не живу в нем. Взамен я выбираю настоящее. Здесь и сейчас.

«С тобой…»

Губы Сайласа скривились.

– А если в прошлом нет ничего достойного уважения? Что тогда?

Теперь уже я молча умолял его рассказать, что же с ним случилось. Почему, как порой казалось, он сделан не из плоти и крови, а из затвердевшего бетона.

– Я уважаю, что ты выжил, Сайлас, – мягко произнес я. – И что сейчас ты здесь.

«Со мной…»

Он немного помолчал, затем мрачно улыбнулся.

– Скажи мне, Макс, – проговорил он, нажимая на кнопку зажигания. – А что в этом такого замечательного?

Сайлас не дал мне ответить. Резко завел машину, и рев двигателя заглушил все, что я мог бы сказать. Мастерски управляясь с внедорожником, он на бешеной скорости выехал за пределы поместья. И, предотвращая дальнейшие разговоры, включил новости по радио. Я не стал настаивать.

Через пятнадцать минут он притормозил у обочины перед огромным крытым торговым центром и нажал кнопку аварийной остановки.

– Здесь нормально?

– Да, отлично.

– Я бы подвез тебя обратно, но не знаю, сколько пробуду в офисе.

– Я справлюсь. – Я потянулся к дверце. – Спасибо.

Я неохотно выбрался из машины. На самом деле мне хотелось вновь забраться внутрь и еще с ним поговорить. Задержаться ненадолго в его пространстве. Но не успел я закрыть дверцу, как он окликнул меня по имени.

– Эй, Макс.

Я оперся рукой о дверной проем.

– Да?

– По дороге сюда я думал о твоих словах. О доверии.

– Ты можешь доверять мне, Сайлас. Даже не сомневайся.

Он еще какое-то время смотрел на меня, потом нерешительно протянул руку.

– Ладно. Я принимаю предложение, – ответил он на мой вопросительный взгляд. – Стать друзьями.

– Хорошо.

Я потянулся и взял его за руку. Он крепко сжал ее, потом сильно встряхнул и отпустил.

«Теперь мы друзья. Все же пожали друг другу руки. Скрепили сделку».

– Всего хорошего, – проговорил он.

– Тебе тоже.

Я захлопнул дверцу и проследил, как внедорожник Сайласа скрылся из виду. Влиятельный бизнесмен, который по мановению руки распоряжался миллиардами долларов и полагал, что отношения – всего лишь сделки. Я хотел дружить, а он просил только молчать, сохраняя в тайне его пристрастие к таблеткам. Поэтому он предложил компромисс. Вероятно, не думал, что все по-настоящему.

Сердце наполнила печаль. Чувства к Сайласу сделали меня беззащитным. Обнаженным. Я стоял на другом углу улицы, привалившись к очередному фонарному столбу. Нужно быть крайне осторожным. Просто стать ему другом, ничего больше.

– Ничего больше, – пробормотал я, сожалея, что не могу лишь силой мысли оградить сердце забором из колючей проволоки.


13

День труда – национальный праздник в США. Традиционно отмечается как символический конец лета, празднуется в первый понедельник сентября.

Однажды я выберу тебя

Подняться наверх