Читать книгу Чистота - Эндрю Д. Миллер - Страница 12

Перед отъездом в Валансьен Жан-Батист разыскивает Армана и рассказывает ему обо всем. Он не привык секретничать, и скрытая от людей правда сидит у него в печенках как неудобоваримое желе, которым его потчуют у Моннаров. Он понимает, что это неизбежное влияние религии его матери, ее неумолимого подчеркивания примата совести, требование беспрестанного морального отчета перед самим собой. Но кроме того, это и желание поделиться с единственным в Париже человеком, которого он не без оснований называет своим другом, ибо они встречались три или четыре раза после того первого дня, подтвердив тем самым свой интерес друг к другу и удовольствие от взаимной непохожести. Да и в любом случае все и так скоро выйдет наружу. Лучше сейчас, чем когда тридцать горняков диковатого вида прошагают по двору церкви с кирками и молотками.

Он находит Армана (в середине холодного утра) на Рю-Сен-Дени. Органист добродушно шутит с молоденькой продавщицей креветок и время от времени – не сводя глаз с девушки – прихватывает одно из маленьких розовых телец с подноса у нее на голове. Арман здоровается с Жан-Батистом, берет его за руку, ведет прогуляться по улице, слушает неловкое предисловие, прервав, чтобы показать парочку грустных собак, совокупляющихся в канаве у магазина шляпника, и, прежде чем Жан-Батист успевает во всем признаться, приглашает его вечером к себе на ужин.

– Будут Лизины сорванцы, но еда у нее всегда приличная. И уж точно не отдает кладбищем. А потом придут еще гости.

Они договариваются о встрече у итальянского фонтана ровно в семь. Жан-Батист приходит за десять минут до назначенного часа, но вынужден ждать Армана еще сорок минут. От того не слышится никаких извинений, никаких оправданий. Наконец они вместе отправляются к Арману, переходя от одного небольшого пятна света к другому, и по дороге органист, размахивая руками с длинными белыми пальцами, на обрывках греческого и церковной латыни поет панегирик красоте и идеальным размерам груди своей домохозяйки.

До Рю-дез-Экуфф идти минут двадцать в сторону Королевской площади и Бастилии. На первом этаже находится мастерская, где делают и ремонтируют зеркала, и два приятеля на минутку останавливаются перед одним, выставленным на витрине, хотя вокруг слишком темно, чтобы что-то увидеть, кроме их собственных на миг замерших очертаний. На ощупь они пробираются вверх по лестнице – три пролета крутых деревянных ступеней – до двери квартиры. На кухне Лиза Саже с детьми. Здесь светло, горит огонь и пахнет едой. Арман приветствует свою домохозяйку смачным поцелуем в лоб, ерошит ребятам волосы. На вертеле жарится курица, и Лизиной дочке поручено ее поворачивать. Она окидывает взглядом Жан-Батиста, улыбается Арману. Если не считать совершенно плоской груди, девочка – миниатюрная копия своей мощной матери.

– Месье Баратт, – представляет его Арман, повернувшись к буфету в поисках бокалов и бутылки, – тот, что теперь живет в моей комнате у Моннаров.

Женщина явно о нем слышала. Она сидит в конце кухонного стола и стряпает какое-то блюдо из куриных потрохов. Поднимает глаза и внимательно разглядывает Жан-Батиста, человека с серыми глазами, который выглядит таким растерянным в своем зеленом кафтане.

– Он ужинает с нами? – спрашивает она.

– Конечно, – говорит Арман. – Он еще ни разу не ел приличную пищу с тех пор, как приехал в Париж.