Читать книгу Не бракованная - Энн Княгинина - Страница 2

Я спрыгнула на траву и неосознанно приоткрыла рот, когда завидела трёхэтажное, кирпичное здание. Оно громадное, с большими окнами и белыми сандриками над ними.

 Четыре прозрачные ступеньки, под которыми росли разноцветные, мелкие цветочки, похожие на анютины глазки, вели к массивной двери с фигуркой двух лебедей.

Я единственная стояла на траве, все остальные уже встали на тропинку из каменной крошки перед шестью людьми. Не успела их разглядеть, поторопившись встать к девочкам.

Встала рядом с Маришей, которая смущённо теребила пальцами ручку своей объёмной сумки, висящей на плече.

Многие смотрели вниз, и пинали камушки под ногами, а другие влепились взглядом в людей, что стояли перед нами.

Я неуверенно подняла глаза, начиная рассматривать, как я поняла, преподавателей.

Первая женщина молодая, по виду ей всего 25, а по одежде, что старила её, ей все 35. Чёрная длинная юбка зажата между двух тощих ног, сверху белая рубашка, и такого же цвета кардиган. Миловидное лицо этой девушки не показывало эмоций, она просто строго осматривала лица новых пребывших серыми глазами. Раз в секунду её пшеничные брови хмурились, а крошечные ноздри раздувались.

Две другие были почти одинаковые, даже их стойка с сильно выпрямленной спиной, ничем не отличалась. Их волосы собраны в высокий, небрежный пучок, а две пряди по обе стороны лица раскачивались от ветра. У одной из женщин юбка помялась по краям.

Третья выиграла всех по росту, она ниже других, словно ей 10, и она готова заплакать. В одной её руке папка, а другая рука болталась с правого бока.

Дальше стоит мужчина, а рядом с ним парень. Они похожи друг на друга, возможно, отец и сын. Но вот у парня, которому по виду лет двадцать, весьма необычные глаза. Острый подбородок дрогнул. Парень посмотрел в мою сторону глазами разного цвета: правый голубой, с жёлтым ободком по зрачку похожим на звезду. А левый глаз карий, почти красный, или лучше назвать этот цвет – тёмная вишня?

Меня гипнотизировали его оттенки глаз, в парне словно две личности, та, что спряталась в голубом глазу – была доброй, справедливой. А вот та, что находилась в тёмной вишне – была холодной, недружелюбной личностью, пытающейся уничтожить всех на месте, чтобы дальше ни с кем не возиться.

Я никогда не застывала, смотря на мужчину, тем более нам не разрешено надолго задерживать на них взгляд.

Притяжение? Интерес? Присоединение душ?

Он нацелено смотрит на меня, совсем не выражая эмоций. Холод и безразличие.

Передал бы каплю тепла от себя, но нет, он слишком равнодушен.

Его тонкие брови поднимаются, и он слегка склоняет голову, недовольно сжимая губы.

От яркого солнца я щурилась, но это не мешало взгляду застыть на молодом незнакомце

Нужно опустить от него глаза, но я попросту не могу. Взгляд запутался в каких-то сетях, что парень скинул, и только кажется, что глаза выбрались, как они снова разглядывают веснушки около носа.

– Здравствуйте новым прибывшим и не добро пожаловать в школу жён, – женщина с папкой вышла вперёд, ближе к нам.

Я, почти скрипя глазами, отвела от парня взгляд. Даже толком не посмотрев на бородатого мужчину рядом с ним.

Хочу проглотить слюну, но её нет от противной жажды. Делаю глотательное движение, думая, что таким образом успокоюсь.

Сердце стучит странно, ни таким образом, как при волнении. Оно делает удар, надолго замирает, и снова сильный удар. А перед глазами урывками воображается парень, который стоит неподалёку от меня.

Я глядела только в его лицо, и не запомнила ни во что он одет, ни какие у него волосы, рост и тело. Посмотреть на него ещё раз – нельзя.

– Почему не добро пожаловать? – после слов, у Тристан выскользнул смешок. Тристан одна из тех девушек, что поехала сюда без замужества.

Голова пожилой, низкой женщины медленно поворачивалась на девушку. Кожа в это время натягивалась и морщины превращались в огромные складки.

Я похолодела. Никогда ещё не хотела замёрзнуть до смерти, чтобы исчезнуть.

Птицы щебечут, кружат и смеются над тем, что они свободны, а мы готовимся к рабству.

– Ты, – раздражённо начала женщина. – Заговорила, не поздоровавшись?

– Выйди, – я повернула голову на того, кто приказал.

Бородатый мужик подошёл к Тристан, когда она сделала два шага вперёд. Затем громкий звук шлепка, и тихие возгласы девчонок.

Я попятилась после того, как мужчина влепил Тристан пощёчину, и щека девушки мгновенно вспыхнула красным, мне кажется, я вижу, как её кожа пульсирует от боли.

Тристан плачет, кто-то начинает реветь за ней, а я прислоняю ладонь ко рту, всё больше осознавая, куда я попала.

Разные глаза наблюдают за каждой, парень сощурился и вздохнул, покачав головой.

– Встали, как стояли, – команду дал тот, кто поднимает на женщин руки.

Без споров, в слезах, все быстро выстроились в ряд.

Прости меня, Валера, и забери обратно. Я буду хорошей женой, – взмолилась я, начиная стискивать зубы.

Женщина открывает папку – не вижу, что в ней, но она вдруг начинает называть имена. Девушки, что услышали свои, не произносят ни звука, на что получают выговор: «Вы должны плавно кивнуть. Медленно опуская голову».

Я стояла последняя и обязана была понять, как действовать, смотря на других, но солнце припекало макушку, а ручки пакета больно вжимались в кожу ладоней, поэтому на своё имя я проворчала:

– Я, – а потом всё же кивнула.

– Марк, эта самая глупая, – женщина посмотрела в сторону парня, и тот спешно пошёл ко мне. Большими шагами, немного подпрыгивая, он приблизился. Сейчас его глаза излучали одну и ту же эмоцию – что-то вроде насмешки или презрения, а возможно, всё вместе.

От него не пахло духами, но от кожи шёл приятный аромат алоэ.

Его грубые пальцы вцепились в моё запястье, и парень неожиданно потащил меня по косой дорожке к дому. Я завопила, начала сопротивляться, а он не собирался останавливаться, только ускорял и так чересчур быстрый шаг.

И это хороший приём? Это именно то, чему мы должны научиться?

Я обернулась на девушек, что опустили головы, не провожая меня взглядом. Вот теперь я сглотнула тягучую слюну, а не пустоту.

Я практически падаю, пытаясь успеть за парнишкой, чтобы он не вывернул мне руку. Подворачиваю ногу, неаккуратно ступая на камни под собой.

– Да куда ты ведёшь меня? – захныкала я, когда он ступил на первую ступеньку.

Я хочу посмотреть на цветы под нами, но приходится глядеть на худую спину парня.

– Ты должна быть внимательнее, – в четырёх словах слышно столько желчи, что я нервно закусала губу, успокаиваясь из-за металлического привкуса на языке.

Я чувствую, как пылает кожа под его горячими пальцами, ощущаю, как она начинает краснеть, подобно ожогам.

– Я буду внимательнее, только отпусти, – опять рыпаюсь, выгибая руку так, чтобы его пальцы соскользнули.

– Будешь, – он резко остановился, я врезалась в его спину носом, и заскулила от внезапной боли. – Но сначала наказание.

Правильно я боялась этого места – прекрасный дом и подстриженный газон, не меняли ужасного впечатления от этих людей.

– Дай мне пощёчину, как сделал тот мужик.

Он дёрнул меня за руку, поставил перед собой и начал вглядываться в глаза.

– Мужик? Ты абсолютно не следишь за своей речью, – покачал головой, усмехнулся, и отпустил руку. – Здесь слова стоят дорого.

Хочу отойти от него хотя бы на шаг, но он словно держит меня своими глазами на привязи. Такой выразительный, опасный взгляд, намекал, что запрещается делать то, что ему не понравится.

Он такой же, как другие. Понимает, что я никто, какая-то там баба, у которой не может быть своих желаний.

Мир для женщин – потерян. В наши дни им правят мужчины и молодые парни, что впитывают от старших поколений ненужную информацию.

Если я заплачу, как он среагирует? Уж точно не обрадуется.

Волосы лезут в рот, прилипают к засохшим ранам на губах, и окрашиваются в цвет крови.

– Мне будет больно?

Он повернулся к двери, открыл её и вошёл первый, и после этого смогла зайти и я.

В шикарной гостиной, посередине, стоят четыре кожаных дивана. В гостиной площади больше, чем в моём доме, где подобные диваны заняли бы почти всё место.

Вместо люстры, паникадило – светильник с множеством свечей. Подобный я видела в церкви.

Парень закрыл дверь, и огоньки на фитилях угомонились от странного танца. Я вдыхаю аромат богатства и роскоши, он похож на запах нового кресла из кожи. Немного горький, как дорогущий коньяк.

Если пройти вперёд, мимо журнального столика, можно попасть на лестницу, ведущую на второй этаж.

Обоев нет, но есть краска бело-розового цвета, она будто говорит, что этот дом для девушек.

Я зависла, рассматривая обстановку, и парень молчал, пока ему это не надоело.

– Пойдём со мной, – на сей раз он не хватал меня, я сама пошла за ним, слегка дёргая ногами, чтобы они привыкли ходить по гладкому.

Мы поднялись на второй этаж, где оказалась столовая, с длинными, дубовыми столами. Марк не стал останавливаться, повёл на третий этаж, где показался длинный, полутёмный коридор с дверьми по обе стороны. На каждой двери написаны имена, я читала их, пока плелась за парнем. Остановилась около своего имени, и зря понадеялась, что он привёл меня в мою комнату.

Я смогла рассмотреть в чём парень одет: на нём чёрные спортивные штаны, белая футболка с неразборчивыми надписями, и бежевые кеды с жёлтыми шнурками, завязанными кое-как.

Его руки напрягались с каждым шагом, я могу сказать, что они у него мускулистые, но выглядят тонкими, когда не напряжены. Коротенькие волосы на голове стремились вверх. Неясно, тёмные они у него или светлые. Так не разберёшь.

– Остановка, – говорит он, и открывает дверь в душевую.

Смотрю на него в недоумении, хмуря брови, которые привыкла подкрашивать, но вряд ли здесь мне позволят заниматься этим.

– Хочешь меня утопить?

Я боюсь посмотреть внутрь, вдруг там не только душ и раковина, но и место для пыток.

– Не сдашь экзамены, утоплю, – впервые он рассмеялся, но не стоило делать это на этих словах.

Смех ритмичный, глухой, немного взбудоражил душу, та на миг взлетела и стремительно опустилась, когда он прекратил смеяться. Задержала дыхание, пока моя душенька странно себя вела, но сейчас снова беспокойно задышала.

– Входи, ну, не стой, – он закатил глаза и несильно толкнул меня вперёд.

Дверь за ним закрыта, на ключ, который он вытащил из кармана спортивок.

Душевая широкая, маленькая лейка сверху. Раковина золотого цвета, об которую бьются капли, выходящие из крана над ней.

Мои безжалостные мысли стучат по башке также, как вода – противно.

– Заходи, – он отодвигает прозрачную дверь, закрывающую поддон для душа, и лейку.

– Кто ты такой вообще? – он говорит входи, а я, наоборот, отхожу от душевой. Он не сдвигается с места, но за мной следят его глаза.

– Марк. Твой преподаватель по физкультуре. Тебе не помешает похудеть, – он с иронией рассмотрел моё тело. Комбинезон выставил меня толстой. – Давай быстрее решим всё это и пойдём обратно, – с безразличием попросил он, отодвинув прозрачную дверь до конца.

Я должна помыться? Типа смыть с себя грехи?

Нет, мне не верится, что всё так просто. Если, конечно, я не должна раздеваться при нём, и мыть своё обнажённое тело у него на глазах.

– Извини меня, но так нужно, – он зажимает меня руками, сцепляя пальцы в замок на моей спине, и тащит к душевой, не жалея сил, что, похоже, у него много.

Никакие уговоры не помогают, крик тоже на него не действует, я всё равно ступаю на поддон, и за мной задвигаются прозрачные двери, громко щёлкая, когда встречаются с каркасом.

Бесстрастное лицо парня, чуть вытянутее, чем хотелось бы, вдруг искажается перед моими глазами.

Холодные, леденящие капли посыпались на меня с лейки сверху. Напор воды сильный, кожа точно бы слезла с костей, когда вода начала замораживать.

Губы дрожат, как и я вся. Я отчаянно пытаюсь высвободиться отсюда, но стекло у двери чересчур толстое, чтобы быстро разбить его.

Через минуту, по ощущениям через сутки, я начала терять физическую силу от адского холода. Вода неизменно затекает в рот и уши, боль от холода нестерпимая, но не такая, от которой можно умереть.

Хочу закричать, но от попыток зубы и челюсти сводит, дёсны воспаляются, а язык перестаёт двигаться, чуть ли не онемев.

В разных частях тела возникают судороги, первые покалывания начинаются в руке, позже в ногах, и вот я падаю на колени. Не понимаю, плачу ли я, или это всё те же капли, похожие на град.

Мои внутренности превращаются в лёд, пару секунд, и они обратятся в маленькие льдинки. Уголки губ подёргиваются в нервном тике. По ощущениям лёгкие заполнились осколками.

Сжимаю губы, обнимаю себя за плечи, медленно проваливаюсь из реальности, но не перестаю ощущать боль от холода. Что вообще происходит с людьми, способными на такие поступки?

Я не сразу понимаю, что всё прекратилось и дверь открыта. Тёплые струи воздуха не могли пробраться через замёрзшую кожу и согреть меня.

Лучше сдохнуть сразу, чем оставаться здесь ещё на месяц.

Если представить длинные когти, впивающиеся в кожу, то сейчас я ощущаю именно такую боль.

У Марка излишне горячие руки. Я испугалась, когда он начал поднимать меня, что они прожгут кожу моих предплечий.

– Так будет каждый раз, когда директрисе покажется, что ты слишком большого о себе мнения, – он уставился на меня и не собирался отворачиваться. Заметна его радость от первого наказания.

Мозги примёрзли к черепу, мыслить можно, но довольно сложно совместить слова во фразы. Я слышу Марка, но уши заложены и внутри них гудит.

– Я делаю это… – Марк вывел меня обратно в коридор и пошёл за мной. Смысла тащить меня на улицу, где солнце будет греть, уже нет. Я сама хочу поскорее туда добраться. – Не сосчитаю сколько раз.

Для него это нормально. Это его работа. Сволочные у него задания, просто отвратительные, как и он сам.

Нет в нём двух личностей, оба глаза демонстрируют его поганый характер. Одним словом —мужской.

Выводит на улицу, подводит к девочкам, продолжавшим стоять с опущенными головами. Мой пакет с вещами исчез. Я оставила его на траве.

У девочек в руках тоже нет вещей. Отобрали?

Кости перестали гудеть от холода, не могу сказать, что боль шла от кожи. Тёплый воздух вдыхаю, но он не поступает в лёгкие, они сильно замёрзли.

Я чувствую, что должна перестать трястись и показывать своё состояние, но я не робот, что может совершать всё, что в него вложено.

– Как тебе холодненькая водичка? – спрашивает молодая девушка из состава преподавателей. Мне показалось, спросила она это взволнованно.

– За непослушание. За невнимательность. За плохие оценки. За неуважение к учителям. За споры – окажетесь в душе под ледяной водой, или что похуже. Ангелина уже испробовала своё первое наказание. А если мы увидим, что вы не способны к обучению, то утилизируем, – бесстрастно сказала директриса.

От слов про утилизацию, сердце неизменно замирало, но сразу же продолжало стучать, только намного быстрее. Я часто слышала их, но привыкнуть, что жизнями так невозмутимо распоряжались, не могла.

Я только встала, как бородатый повёл девушек в дом. Я пошла за ними – медлить нельзя, иначе снова будет наказание. Я волочила ноги, я чувствую их, но ещё не так хорошо, чтобы идти быстро. Холод почти сделал меня инвалидом.

– Ангелина, – рядом со мной молодая учительница, она не отходит от меня всю дорогу к дому.

На моих щеках слёзы, но теперь я не могу выдать их за капли воды.

Не могу кусать губы из-за непрекращающейся в них дрожи. Не получается сфокусировать взгляд – большое напряжение придаёт боль в голове.

Неужели, когда-то было равноправие? И такого не происходило? Просто не верится.

Женщины-учителя лучшие из нашей страны, поэтому их мужья позволили им работать. Ну, всё это не для их жён, а для других мужчин, что смогут поблагодарить, как только им отдадут молоденьких девушек, которые умеют лишь прислуживать.

– Да? – правильно ответила? Я не поздоровалась лично с ней, это тоже считает за проступок?

Я понимаю, что они ненавидят нас, но можно было бы рассказать правила.

– После холодного душа попей горячего чая. Так твоё горло не будет болеть в последующие дни.

Она неторопливо отошла от меня, вставая к двум похожим друг на друга женщинам.

Я смогла немного выдохнуть, когда поняла, что не все в этом месте плохие. Но пока что на первом месте у меня только один человек: парень с разными глазами, подобными ангелу и демону, на одном лице.

Нас посадили в столовой на дубовые стулья, которые придавали ягодицам дискомфорт. Три девушки одного роста, в белой форме и с сеточками на головах, поставили перед каждой ученицей тарелку с кашей и булкой с размазанным маслом.

Преподаватели сели во главе стола. Орлы, следящие за добычей.

Болтать при приёме пищи нельзя, все это знают, но девушка рядом со мной начала шёпотом интересоваться, что со мной произошло и, вместо обеда, она пошла с Марком узнавать, что со мной было.

Девять девушек попали в красивую тюрьму. Сколько выйдут отсюда живыми и здоровыми – неизвестно.

Марк вернулся с девушкой, когда все доели. Её трясло, она посмотрела на меня и её губы задрожали сильнее – девушка начала плакать.

Каша была вкусной, несмотря на то, что дома я такое не ела. Может, так показалось из-за голода.

Тёплый чай и вправду слегка помог, но горло продолжало саднить.

Нас повели за одеждой, в это время мы могли пошептаться, и я узнала, как зовут преподавателей. Учителя представлялись, когда я стояла под ледяной водой, смотря на мучителя через пелену воды.

– Две одинаковые, они двойняшки. У той, что зелёные серьги, и такое же платье – Марьяна. А вторая, её сестра – Дона.

– Директриса? – шепнула я на ухо Лизе.

– Татьяна. Она сказала, так её и называть.

Около моего другого бока показалась Майли, пришлось поднять голову так, что она затекла через секунду. Майли действительно высокая.

– А мужчина, – Майли аккуратно взглянула на него. – Будет вести предмет: «Поведение с мужчиной в постели». Его зовут Тарас, он строгий, и не переносит тех, кто не повинуется, – шёпотом рассказала она.

– В постели? – переспросила я. – То есть, как заниматься сексом?

Первые девушки вошли в гардеробную, получая свою новую одежду. Гардеробная находилась на втором этаже в начале коридора. Внутри неё светло и пахло ароматическими свечами. Большое зеркало в конце отражало заходящих внутрь помещения.

– Именно!

Куда хуже? Озлобленный мужик будет рассказывать нам, как ложиться под чужих мужиков – мужей, что нам попадутся. Надеюсь, Тарас не посмеет проверять нас на практике.

Я хотела усмехнуться, но что-то совсем не смешно.

Пришла моя очередь получать кошмарную одежду, похожую на ту, что носили дамы в 40-годах СССР.

 Мне всучили в руки комплект советской одежды, и отправили за деревянную ширму, что стояла у голубой стены. При этом, пока я переодевалась, все стояли в ожидании меня.

Посмотреть на себя в зеркале не успела, всё происходило быстро и в толкучке.

Смотрела себя опустив голову и мысленно взвывала, не издавая изо рта ни одного звука.

Серая несуразная юбка дотянулась до колен, а жакет, такого же цвета, с большими белоснежными пуговицами, стянул хуже, чем комбинезон, в котором я приехала. Моя и так небольшая грудь, исчезла под жакетом и белым джемпером. На ногах серые туфли, с каблуком, приблизительно пять сантиметров. Когда я шагала, лодыжки непроизвольно подворачивались.

– Учёба начнётся завтра. Сейчас Марьяна проведёт вас в здание обучения.

Одна из двойняшек осмотрела нас заинтересованным взглядом и вымученно улыбнулась каждой.

Девять девушек выстроилось в ряд по двое, как в начальной школе, единственное за руки мы не брались.

Мне пары не хватило, я долго копошилась, переходя с одной ученицы на другую, пытаясь встать хоть с кем-нибудь. Я замыкала ряд в конце, стараясь не шаркать ногами по песчаной тропе, что вела к одноэтажному, деревянному зданию с одним круглым окном. Крыша, как склон для лыж, сверкала на солнце и попадала в глаза слепящими отсветами.

По обе стороны газон, зеленее, чем огурцы. Одуванчики и клевера не дрались за место под солнцем, каждый торчал вверх, не толкаясь с другими цветами. Бабочки кружились вокруг бутонов, но не торопились садиться. Лучше бы я жила двадцать один день, но была в это время свободной.

Мою голову повернули пальцы, не сильно сдавливая макушку. Я хотела обернуться на того, кто это сделал. Но всё стало понятно, когда человек заговорил:

– Нельзя осматриваться. Смотри в спину тех, кто впереди тебя.

Марка много – шибко много. Он указывает не только мне, но раздражает это, похоже, лишь меня.

Хочу поспорить с ним, поругаться, но вспоминаю, как ледяные капли с лейки, смывали мои грехи.  Молчу, уставившись в спину Марише – третья незамужняя. С внешностью милой, умненькой девочки. Выглядит моложе восемнадцати, ведёт себя на 30.

Входим в дом, где нет ничего кроме класса с одиночными партами. На стене около двери, доска, на ней мелом написано: Из этого места выходят либо замечательной женой, либо не выходят вовсе.

Я напрягла скулы, почти двигая ушами. Лучше бы я родилась мальчиком.

Не станешь хорошей женой – умрёшь, – вот что стоило бы написать на доске.

– Рассаживаемся, – Марьяна замахала пальцами в сторону парт. Я не успела рассмотреть какого цвета у неё маникюр.

Я села на вторую парту к стене, мне казалась, так я защищена. От стола у окна, я сразу отказалась, слишком велик соблазн смотреть в окно, а не слушать информацию, которая поможет выжить.

В класс вошла молодая учительница. Именно она подсказала мне попить чай. Кстати, её имени я не знаю.

За дверь вышла Марьяна. Учителя менялись: не успеваешь запомнить, как выглядит один человек, как он уже сменился другим.

– Я расскажу вам ваше расписание, – улыбнулась. – Вам придётся запомнить его. Потому что хорошая жена не переспрашивает, а поглощает поступающую информацию сразу.

Говорили мне родители, чтобы я стихи учила, читала больше. Но я же не делала этого, поэтому сейчас напрягала мозг, стремясь всё запомнить.

– Марк – ваш учитель физкультуры. Собственно, он решает, какое дать вам наказание. Он молод, поэтому его обучают вести себя с женщинами, как с неодушевлёнными предметами, – бесстрастно сообщила она.

Женщина стоит перед девятью напуганными девочками и говорит, что женский пол – это никто. Бездушный предмет, просто вещь.

– Кристина, а зачем ему это нужно? – выкрикнула Лиза.

По-видимому, она Кристина. Теперь я знаю имена всех учителей, но понемногу начинала забывать. Чтобы не оплошать и с этим, я щипала себя за кожу, если долго не могла вспомнить имя того, кого представляла в голове.

Кристина цыкнула.

– Чтобы спросить, нужно поднять руку.

Лиза подняла, и учительница разрешила её спросить. Девушка задала тот же вопрос: а зачем ему это нужно?

– Его отец Тарас будет вести у вас предмет сексологии. Он лучший из лучших. Тарас выиграл конкурс учителей в прошлом году и сын пошёл по его стопам.

Все кивнули.

– Я напишу расписание на доске, но, – она опустила указательный палец, согнув все остальные. – Я не имею права так делать, так что никому об этом не говорим. Я знаю, что не все могут запомнить с первого раза на слух.

Она повернулась к нам спиной, все девочки одновременно начали глазеть друг на друга. У каждой в глазах виден испуг, будто их вот-вот ожидала смертельная казнь. В своих глазах я ощущала тот же страх. Неизвестность. Дикость. Безнаказанность.

Я пробегала по надписям глазами, паникуя, что ничего не запоминается. Моя грудь часто поднималась, я учащённо дышала, не осиливая страх.

Дверь в кабинет открылась, Кристина принялась судорожно стирать с доски ладонью, но потом девушка увидела кто вошёл и выдохнула.

– Мы же договаривались, – начал Марк, придерживая дверь рукой.

– Им сложно, они первый день, – они говорили шёпотом, но я приспособила слух на волну их голосов. Чем больше буду знать, тем лучше.

– Они должны были понимать, что попадут сюда, – зашипел Марк, не бросая взгляда ни на кого в классе.

– Марк, – плаксиво сказала Кристина.

– Стирай, Тарас идёт.

Женщина суетливо принялась стирать с доски остатки текста. Её пальцы в меле задрожали, когда она услышала бодрые шаги. Марк надул щёки и выдохнул, начиная помогать Кристине избавиться от написанного расписания. Они оба встали перед нами, как только звук от шагов приблизился, и сделали рассерженные лица.

В класс вошёл Тарас, напряглись не только ученицы, но и учителя. Тяжёлым шагом он подошёл к сыну, что-то сказал ему и тот пошёл на выход.

У всех здесь свои разборки. Своя власть.

– Когда у нас сексология? – низким голосом спросил мужчина, повернувшись на нас. Его взгляд перемещался с одного угла класса, в другой.

В голове закружились буквы, они хаотично летали, предательски не собираясь в цифры и фразы.

– Вторник и понедельник, – заулыбалась Даша.

– Я разве позволил тебе заговорить? – повернулся на Кристину.

В классе, невидимый, разрастающийся комок, давил на всех.

– Дарья, встаньте. У вас наказание. Марк ушёл, поэтому вы пойдёте с Тарасом, – Кристина сложила ладони и прислонила к груди.

Девушка встала, осмотрелась, затряслась, и направилась неровным шагом к бородатому мужчине. Когда он сжал плечо Даши костистыми пальцами, вжимаясь ногтями в кожу, она, непредсказуемо для всех, побежала к окну, разбила его своим телом, перевернулась в воздухе и упала на землю, а дальше её дикий вопль.

Со своих мест подскочили все, кроме Тараса. Я пыталась посмотреть, что с Дашей, но мне не позволяли другие девчонки. Они склонились через оконный проём, и разговаривали с Дашей, которая хрипела от боли. Все кричали на перебой, я не разбирала слов, в ушах слышен только стук от ударов сердца.

Это какой-то кошмар, такого не может быть по-настоящему. Это всё чей-то бред, а мы в нём выдуманные личности. Я плачу вместе со всеми, но начинаю рыдать с новой силой, когда подхожу к подоконнику, отталкиваюсь от него ладонями и высовываю тело наполовину, отдавая себя тёплому ветру.

Даша хоть и полная, но это не спасло её. Рука девушки неестественно выгнулась в обратную сторону в локте, острая кость разрезала кожу. Струйка крови вытекала на траву, окрашивая её в красный цвет. Её рука больше не похожа на человеческую, она смахивает на руку от чужого человека, которую ей неправильно пришили.

По телу проливались горячие волны, отчего приходили приступы удушья. Осколки от окна хрустели под ногами, в голове похожий хруст, только громче. Жутко. Слёзы не останавливаются, от солёных капель жжёт губы.

Здание хоть и одноэтажное, но фундамент высокий. Даше повезло, что под окном находился газон, а не асфальт.

Почувствовав в горле подступающую горькую тошноту, я отошла и упёрлась в стол спиной. Дальше голос Тараса ввёл меня в шок ещё глубже:

– Даша бракованная, она первая и умрёт, – и всё, он ушёл, даже не смотря на упавшую девушку.

Затем всё произошло быстро, словно в фильме, который перематывали. Ты вроде смотришь его, но ничего не понимаешь. Вот и со мной сейчас было так же:

Дашу забирает скорая через полчаса, но директриса предупреждает, что её учёба окончена. Врачи не спорят, не пытаются остановить её, просто говорят:

– Тогда мы не будем вносить её в базу больницы.

Татьяна поклонилась врачам, и машина медленно выехали за пределы забора, что закрывал территорию школы.

Первый день, а мы уже лишились одной одноклассницы. Страшно. Я ещё никогда не хотела вцепиться себе в горло и убить себя самой, чтобы не позволить сделать это им.

Учителя обедают, словно ничего не произошло. Как будто они не довели девушку до состояния, чтобы выпрыгнуть из окна.

На похороны бракованной приезжают родители, поэтому Даша должна выглядеть хорошо.

НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ, ЧТО ЗДЕСЬ СЛУЧИЛОСЬ.

Понимает ли Даша, что проведёт свои последние дни в больнице?