Читать книгу Кровь и лунный свет - Эрин Бити - Страница 18

В следующий час я пялюсь на рисунки, которые Симон прикрепляет к стене рядом с картой города. От вида Перреты и переулка мне становится нехорошо, но я напоминаю себе, что видела все воочию.

Наброски, сделанные им во время визита к мадам Эмелин, – это намного хуже. Конечно, Симон прикрыл грудь и нижнюю часть тела мертвой кусками ткани – или, по крайней мере, изобразил это так, – но, подозреваю, если бы там оказались раны, он бы этого не сделал. Меня немного настораживает, насколько талантливо он передает на бумаге подобные ужасы. Несмотря на синяки, я охватываю себя руками за талию, пока он указывает на травмы и увечья, которые описал при осмотре.

– В нижней части тела семь ножевых ранений.

Симон указывает на каждое испачканным в чернилах пальцем. Как и в случае с кровью на стене, меня вновь охватывает чувство, что я видела их, но по-другому. Наверное, это произошло той ночью, только никто не указывал мне на раны пальцем, тем более что их покрывала грязь.

– На внутренней стороне двух пальцев остались порезы, – продолжает Симон. Его голос звучит так бесстрастно, словно мы обсуждаем географию. – Она схватилась за живот, когда убийца начал наносить удары ножом. И несколько из них попали между пальцами. Раны совпадают, а значит, он использовал обоюдоострый клинок. Например, кинжал, а не, скажем, разделочный нож. Это же подтверждают порезы на глазницах.

Овсянка, которую госпожа Лафонтен томила все утро в печи, чтобы подать на завтрак, устремляется к моему горлу. Мне приходится приложить все усилия, чтобы вернуть ее в желудок.

Перо Жулианы скользит по бумаге, записывает слова Симона. Он замолкает на мгновение, чтобы она успела. Хотя, мне кажется, в этом нет необходимости.

– Кончики пальцев покрыты ссадинами, а ногти поломались, пока Перрета хваталась за стену, – продолжает он, и я сжимаю кулак, чтобы заглушить внезапно вспыхнувшую фантомную боль. – Как только она перестала сопротивляться, он перетащил ее сюда и уложил на спину. – Симон указывает на схему переулка, нарисованную сверху, как архитектурный план. – Как подсказала Кэт, он сделал это для того, чтобы рассмотреть убитую в лунном свете.

Трепет, окутавший меня от упоминания моего имени, длится недолго.

– А затем он разбил ей лицо. Чем-то тяжелым, то есть вряд ли он принес это с собой. Так что он нашел это где-то поблизости. Скорее всего, камень или кирпич…

Или молоток. Но Симон и не догадывается, что он был у Перреты.

– Но ничего подобного поблизости обнаружить не удалось, а значит, он это забрал.

На лбу выступает пот от отвращения и страха за то, чем это может обернуться для магистра Томаса.

Симон скрещивает руки на груди, продолжая смотреть на рисунки.

– Ему пришлось потрудиться, чтобы вырезать ей глаза.

– Хочешь сказать, в следующий раз это дастся ему легче? – спрашиваю я.

Он кивает.

– Его умения будут совершенствоваться с каждым разом.

Как будто это профессия: ученик – подмастерье – ремесленник – мастер. Неужели сейчас убийца учится?

Симон потирает подбородок, оставляя на коже фиолетовое пятно от чернил.

– Раны на ее животе нанесены как попало. Возможно, так вышло из-за того, что Перрета сопротивлялась. А может, у него мало опыта. Но можно с уверенностью сказать, что он правша. Это легко определить по углу ударов и ране на ее шее.

– Ты все время говоришь «он». А вдруг это сделала женщина? – интересуется Жулиана.

Симон качает головой, не сводя взгляда со стены перед ним.

– Нет, убийца – мужчина.

– Ты считаешь, что женщина не способна на насилие? – спрашиваю я.

Он поворачивается ко мне.

– Способна ли? Да. Но подобное насилие, подобная злость… – Симон вновь качает головой. – Это сделал мужчина. Не знаю, как объяснить, но я уверен, что это…

– Месть, – заканчиваю я. – Какой-то одной женщине. Ты говорил.

– Да. – Судя по устремленному в никуда взгляду, он вновь мысленно вернулся в переулок. – Но не обязательно этой.

Симон задумчиво поджимает губы, и сине-фиолетовое пятно на его подбородке становится более заметным.

– Возможно, он считает, что женщины осуждают его, но, скорее всего, это был один раз. Самый первый.