Читать книгу Кровь и лунный свет - Эрин Бити - Страница 5

Рука застывает в воздухе, так и не коснувшись стены, пока я смотрю на залитый ярким светом переулок. Сейчас здесь светло, как днем, а то и светлее: вряд ли сюда часто заглядывает солнце.

Я и раньше видела мертвые тела. Видела смерть от болезней, несчастных случаев, насилия. Но ни одна из тех смертей не сравнится с этой.

Пожалуйста. Кто-нибудь. Помогите мне.

Влага пропитывает носок одного из моих кожаных ботинок. Осознав, что наступила правой ногой прямо в лужу крови, я невольно отшатываюсь назад – и в тот же миг переулок снова окутывает темнота.

Лишившись возможности что-то рассмотреть и сориентироваться в пространстве, я пытаюсь сбежать подальше, но запинаюсь о собственные ноги и падаю.

Помогите мне…

От удара о землю зубы резко стучат друг о друга, а покрытую синяками поясницу сводит от невыносимой боли, но мне на это плевать. Меня волнует лишь то, что сейчас пропитывает землю и мою одежду. Поэтому, перекатившись, я поднимаюсь на четвереньки и ползу к входу в переулок.

…Кто-нибудь…

Крики эхом отражаются от стен, и лишь спустя несколько мгновений, когда выбираюсь на улицу, я понимаю, что они лишь усиливаются – и что это я кричу. Рухнув на мостовую, я извергаю содержимое желудка на булыжники. Меня рвет, пока я не чувствую себя опустошенной. Я тяжело дышу, я рыдаю – но никак не удается избавиться от воспоминаний о том, что осталось у меня за спиной.

Собравшись с силами, я сажусь на корточки, и в этот момент на втором этаже в нескольких зданиях от меня с грохотом открывается ставень. Из окна выглядывает женщина, которую я вижу невероятно четко. Под ее глазами – темные круги, платье свободно болтается на теле. Из-за ее спины доносится тихий плач.

– Заткнись, пьяница, – кричит она. – Только уложила дочку!

Прежде чем я успеваю отреагировать, она захлопывает ставню, оставляя меня в одиночестве.

Я оглядываюсь по сторонам. Кажется, больше никого не беспокоят мои вопли, но, полагаю, раз никто не обратил внимания на крик женщины, которую убивали, вряд ли стоит удивляться. Судя по вкусу крови во рту, я прикусила язык, падая. Поднимаю руку, вытираю лицо тыльной стороной ладони – алый след тянется по ней от запястья до костяшек пальцев.

Что мне делать? Перрета мертва. И ей никто не может помочь, но и оставлять ее здесь кажется неправильным. Уверена, магистр Томас знал бы, как поступить.

Благодатный день! Узнай хоть кто-то, что Перрета приходила сегодня вечером к магистру, он станет подозреваемым. И не имеет значения, что он невиновен. Из-за его связи с ней даже тень сомнений может стоить ему должности главного архитектора. А значит, необходимо его предупредить.

Первые грозовые облака наконец добираются до луны, ненадолго гася ее свет. Холодный ветер приносит первые капли дождя, роняя их на землю передо мной. Я опускаю руки, чтобы помочь себе подняться, и случайно касаюсь пропитанного кровью ботинка.

Пожалуйста. Кто-нибудь. Помогите мне.

– Хорошо! – кричу я в небо.

Мой голос перекрывает раскат грома. Я старательно вытираю пальцы, оставляя на короткой юбке кровавые разводы. Неподалеку отсюда – Дом мадам Эмелин. Наверное, она одна из немногих, кто не отмахнется от случившегося с Перретой.

Я поворачиваюсь и бегу по улице, когда луна вновь скрывается за облаками, окрашивая мир темными приглушенными красками, – и больше не появляется. Но, к счастью, ливень настигает меня в тот момент, когда я подхожу к дверям. Открывает сама Эмелин, и я быстро протискиваюсь внутрь, успев немного промокнуть.

– Перрета, – выдыхаю я, когда она закрывает за мной дверь.

– Здесь не работает, – заканчивает мадам.

Ее обесцвеченные до желтоватого оттенка волосы завиты и слегка выбились из прически, на лице – несколько слоев косметики. В свете свечи помада еще больше подчеркивает ее тонкие губы. Она поднимает свечу, чтобы рассмотреть меня, – и ее раздражение быстро сменяется беспокойством.

– Что с Перретой?

– Она мертва. Я нашла ее тело, – сообщаю я.

Беспокойство Эмелин слегка стихает.

– Ты уверена, что она не отключилась от сконии? Это происходит не впервые.

Голос самой мадам звучит хрипло. Виной тому все та же скония – дешевая дрянь, которая вызывает эйфорию, если поджечь и вдохнуть пары.

– Уверена. Ее… – Я втягиваю воздух, чтобы успокоиться, и мне удается закончить: – Это ужасно.

Эмелин вздыхает:

– Скажи ночным стражам. А они сообщат градоначальнику.

Она поворачивается к лестнице в дальней части комнаты.

– Я… ну, не смогла найти никого до начала ливня, – говорю я, хотя никого и не искала. – Поэтому пришла сюда.

Мадам оглядывается через плечо:

– Тогда нам повезло, что двое стражников сейчас наверху.

* * *

Мадам Эмелин уверяет стражников, что не расскажет, где те проводили время, если они поднимут тревогу. Стражники, к ее радости, это и делают, всполошив весь район, несмотря на грозу. Один стражник отправляется во Дворец правосудия, второй до прибытия товарищей безуспешно пытается удержать зевак подальше от переулка. Немногие «счастливчики», которым удалось заглянуть туда, принимаются рассказывать всем об увиденном, и с каждым пересказом описание становится все более жутким. Почти все люди толпятся под небольшими навесами и в дверных проемах, но я медленно брожу рядом, прислушиваясь к сплетням, чтобы узнать, куда Перрета ходила вечером. Выяснить ничего до сих пор так и не удалось. Мадам Эмелин стоит у входа в переулок, скрестив руки на груди. Ее налитые кровью глаза горят от ярости: офицер все еще не появился.

Я переживаю, что магистр отправится искать меня, но пока не решаюсь уйти. Пальцы ног онемели от холода. Приходится сменить позу. От этого в ботинках чавкает, и из них тонкими струйками начинает вытекать кровь, образуя лужу под подошвами.

…Помогите мне…

Мольба эхом отдается в голове, и я стискиваю челюсти. Призрачный голос Перреты не ослабевает, как и дождь, струи которого стекают по моему лицу. Я подняла тревогу. Разве этого не достаточно, чтобы оставить меня в покое?

За час гроза стихает, и на западе небо с редкими облаками сияет в свете полной луны. Несколько человек сворачивают с соседней улицы, и среди них выделяется высокая фигура в плаще, при виде которой у меня замирает сердце. Но, в отличие от мужчины, которого я увидела с лесов святилища, у этого плащ невзрачного серого цвета, а одежда под ним – такая темно-синяя, что кажется черной. Он скользит от тени к тени, словно сам является их частью, пока не замечает меня и не замирает, подняв одну ногу для следующего шага.

– Вот ты где.

Незнакомец слишком далеко, чтобы я могла расслышать его хриплый шепот, но тот все равно доносится до меня. И этот голос мне знаком. Я слышала его раньше, когда стояла на крыше с Пьером: «Иди домой, маленькая кошечка».

Желудок сжимается в кулак, когда мне удается рассмотреть радужки с серебристым кольцом, сверкающие даже в тени темного капюшона. Это селенаэ.

Я бы не сказала, что боюсь их, скорее опасаюсь, как и любой другой житель Коллиса. Селенаэ – одни из самых искусных целителей, многие считают их волшебниками. Только самые богатые горожане могут оплатить их услуги, но, говорят, они берутся за дело, только если человек на грани смерти. Правда, если верить слухам, они же и распространяют сконию, которую многие используют, чтобы хоть как-то терпеть ужасную жизнь. В этой закрытой секте ориентируются по времени луны, а не Благословенного Солнца. И не всегда чтут законы Галлии, порой преступая их.

Но у Детей ночи два нерушимых правила: не выходить за пределы квартала ночью и не браться за дела, которые не связаны с селенаэ. Что-то заставило этого мужчину пренебречь и тем и другим.

Судя по его действиям, это что-то – я.

Я продолжаю стоять, словно статуя из святилища, пока его взгляд скользит по моему телу. Он снова смотрит мне в глаза – едва заметно кивает. Широкие плечи расслабляются, серебряная цепочка на его шее слегка сдвигается, блеснув в лунном свете. Несмотря на темноту, я вижу, что скрытое под капюшоном лицо испещрено шрамами, а нос перекошен. Не избегай селенаэ любого насилия, я бы предположила, что он раньше воевал или, по крайней мере, часто дрался в баре.

Не сводя с меня пристального взгляда, мужчина в плаще отступает назад, глубже в тень.

– Иди домой, – шепчет он.

Как и раньше, его слова больше похожи на предупреждение, чем на угрозу, и я даже подумываю послушаться, пока не вижу графа Монкюира.

Судя по внешнему виду, градоначальник действительно торопился: его одежда измята, а на рыжеватую бороду и усы не попало и капли масла, поэтому они топорщатся в разные стороны. За графом следует высокий незнакомый человек – он еще растрепаннее, хотя наряд пошит из дорогой ткани по его долговязой фигуре. Мужчина – как и большинство присутствующих – явно только поднялся с постели. Его тусклые светлые кудри примяты с одной стороны, торчат – с другой, а выражение лица такое, будто он в трансе.

Эти двое проносятся мимо селенаэ, словно не видят его. Возможно, так оно и есть, потому что, стоит им перекрыть мне обзор, как незнакомец исчезает. А когда я вновь отыскиваю его – успевает пройти половину квартала, удаляясь от меня так же тихо, как и пришел.

Теперь у меня ни единого шанса вернуться домой. Поэтому я сливаюсь с толпой, которая увеличилась благодаря появлению градоначальника и поутихшему дождю. На всех лицах явно читается облегчение. Пришел назначенный королем вершитель правосудия, а значит, скоро воцарится порядок.

– Что здесь происходит? – громко вопрошает граф Монкюир, вкладывая в голос всю мощь собственной власти.

Они вместе со спутником вступают в круг света от факелов. Незнакомец с бледно-голубыми глазами медленно моргает, стараясь привыкнуть к яркому огню. Что-то в его левом глазу привлекает мое внимание, но с этого ракурса мне не удается рассмотреть что.

Вперед выходит один из стражников:

– Около часа назад обнаружено тело женщины, ваша светлость.

Градоначальник хмыкает.

– Есть какие-нибудь следы преступника?

– Нет, ваша светлость. – Стражник качает головой. – Скрылся задолго до того, как подняли тревогу.

Монкюир не удивляется.

– Кем она была? – Он задает свой вопрос толпе, не обращаясь к кому-то конкретному, но, когда замечает мадам Эмелин, приподнимает рыжеватую бровь. – Одна из ваших девушек, мадам?

– Если вас интересует, владели ли мы одной профессией, то ответ – да, – сердито говорит она. Косметика стекает по ее щекам из-за дождя и, возможно, скупых слез, но голос звучит уверенно и непримиримо. – Но по закону это не делает ее менее ценной, чем кого-то другого. И то, что с ней сотворили, шокирует даже вас.

Градоначальник несколько секунд осуждающе смотрит на нее, но никак не отвечает на утонченную дерзость.

– Кто обнаружил тело? Вы?

Эмелин взглядом отыскивает меня, молча спрашивая, хочу я признаваться в своем участии или нет. Стоит мне кивнуть, она прикинется, что я ни при чем. Я в нерешительности тру ладони о штаны.

…Помогите мне…

– Его обнаружила я.

Самой удивительно, что творю! Все, и Монкюир тоже, поворачиваются, чтобы посмотреть на меня, и мне приходится сглотнуть, чтобы голос и дальше звучал спокойно.

– Я услышала, как она кричала.

Конечно же, градоначальник узнал меня, ведь еще утром я показывала ему и сыновьям святилище. Ткнув в мою сторону мясистым пальцем, он приказывает:

– Раздобудь свет и следуй за мной.

Мне не хочется туда возвращаться. Руки трясутся так, что я едва не роняю факел, который кто-то сунул мне. Монкюир указывает на своего спутника:

– Симон, ты тоже.

– Почему? – упирается тот.

– Ты сам знаешь.

Я недоуменно смотрю на графа Монкюира. Он уже больше двух десятилетий занимает должность градоначальника Коллиса, а этому Симону едва перевалило за двадцать. Неужто граф считает, что этот молодой человек увидит то, на что не обратит внимание он?

Бледные глаза Симона вспыхивают от гнева, а на лице отражается желание воспротивиться, но затем он вновь надевает маску спокойствия – и через миг делает шаг вперед, хоть и немного неуклюже, словно кукла. Я пропускаю его, стараясь под любым предлогом оказаться подальше от тела. Мадам Эмелин тоже следует за нами, и никто не говорит ей на это ни слова. Переулок кажется темнее, чем раньше, несмотря на факел, который я удерживаю в руках.

Граф Монкюир останавливается рядом с неподвижным телом Перреты, которое прикрыли грязной, пропитавшейся дождевой водой и кровью льняной простыней. Ярко-красные пятна расползлись там, где живот и лицо.

– Кто накрыл тело? – спрашивает градоначальник.

– Я, – отвечает Эмелин. – И сейчас вы поймете почему.

Монкюир наклоняется и отбрасывает простыню. Почти всю кровь смыло дождем, но изуродованные черты Перреты ужасают не меньше, чем раньше. Я не ожидала какой-либо реакции от ветерана Второй войны Затмения, но, кажется, граф потрясен.

А Симон едва заметно вздрагивает.

Несколько секунд все молча смотрят на тело.

– Ну? – выпрямившись, наконец говорит Монкюир. – Что ты думаешь, Симон?

– Она мертва, – глухо отвечает тот.

– И? – Граф скрещивает руки на груди. – Это вызвано безумием или чем-то попроще?

На несколько долгих секунд повисает тишина, во время которых мы с мадам Эмелин даже боимся вздохнуть.

– Да, – тихо отвечает Симон. – Это дело рук безумца.

Эмелин облегченно вздыхает, пока я пытаюсь понять, что меняет это признание.

Больше не говоря ни слова, граф Монкюир разворачивается и возвращается на улицу. Мадам следует за ним, так что и я стараюсь не отставать, а выйдя на улицу, возвращаю факел мужчине, который мне его дал. Симон задерживается ненадолго, а затем и вовсе останавливается у входа в переулок, как бы преграждая путь.

В этот момент как раз прибывают взрослые сыновья графа. Старший, Ламберт, примерно одного роста с Симоном, тащит за руку коренастого Удэна. Как только они пробираются к нам, тот вырывает локоть и невольно делает шаг вперед, прежде чем ему удается обрести равновесие.

– Я шел, – рычит он.

От него самого и его одежды так разит хмельным, что я чувствую это за несколько шагов. Удэн почти всегда пьян – и почти всегда буен.

– Недостаточно быстро, – спокойно отвечает Ламберт. – А отец просил поторопиться.

Я никогда не слышала, чтобы он повышал голос, и сегодняшний вечер не исключение.

– Верно, – с недовольством говорит Монкюир. – Тебя не оказалось дома, когда я уходил. Где ты был?

– Наслаждался удовольствиями ночи. – Удэн не знает, что такое стыд. И, хотя у них с братом разница всего пять лет, кажется, что их разделяет полвека.

Симон вздыхает:

– Зачем ты привел Жулиану, кузен?

Дочь графа замерла позади братьев с виноватым выражением на лице и медным фонарем в хрупких руках. Свободное платье леди Жулиана натянула поверх ночной рубашки. Это не только хорошо видно, но и придает ей не самый презентабельный вид. Прямые каштановые волосы спадают до плеч, вокруг карих глаз на болезненно-худом лице виднеются багровые круги, больше похожие на синяки. Я не видела ее несколько месяцев, но, судя по ее виду, она больна. А ведь восемь лет назад считалась одной из прекраснейших девушек во всей Галлии! Но сейчас ей уже двадцать четыре – и, похоже, ей суждено остаться старой девой.

Услышав вопрос Симона, Ламберт хмуро сводит брови:

– Она проснулась. И мне не хотелось оставлять ее одну.

– Что случилось? – спрашивает Удэн. – Говорят, кто-то умер.

– Убили Перрету Шарпантье, – шипит мадам Эмелин. – Убили и оставили гнить в переулке.

Практически все краски стекают с лица Удэна, лишь на щеках остаются два багровых пятна, как у клоунов. Выходит, не просто пил, без сконии не обошлось. Но такие богатеи могут позволить себе не вдыхать пары, а купить концентрированный порошок, который либо нюхают, либо кладут под язык…

– Перрету? – сдавленно шепчет он. – Это невозможно.

– Почему? – спрашивает граф. – Ты сегодня был с ней?

Удэн закрывает рот и пытается сглотнуть.

– Да, – признается он через несколько секунд, которые ему требуются, чтобы совладать с собой. – Но… я не делал этого. Она ушла от меня несколько часов назад, сказав, что будет чуть позже. Но так и не вернулась.

Беспокойство звенит во мне громче, чем самый большой колокол святилища. Видимо, Перрета ушла от любовника, чтобы встретиться с магистром Томасом. Но знает ли об этом Удэн?

Монкюир оглядывается по сторонам, без сомнений, замечая подозрительные взгляды, которые зеваки бросают на его младшего сына. И сжимает челюсти.

– Мы немедленно начнем официальное расследование.

Это заявление будоражит толпу, и улица наполняется гулом голосов. Убийство проститутки никогда не привлекало столько внимания, но, видимо, дело в его жестокости и в возможной причастности к произошедшему сына графа…

– Симон из Мезануса. – Монкюир внезапно замолкает и поворачивается к парню лицом, а тот напрягается, словно хочет убежать. – Ты будешь вести это расследование.

– Почему я? – выпаливает он. – У меня нет официальной должности в Коллисе.

– Верно. Но такие должности даю я. – Граф отворачивается, пренебрежительно взмахивает рукой и уходит, видимо решив, что разобрался с произошедшим. – Примени свой опыт на деле.

Мадам Эмелин хмуро смотрит на Симона:

– Почему граф поручил это расследование вам, сэр?

Парень стискивает кулаки так, словно держится за поручни корабля, которого настиг шторм. А его сердитый взгляд сверлит спину градоначальника.

– Потому что я местный специалист по безумию, – обреченно шепчет он.